Хождение по мукам Михаила Юрьевича.

Миша неуверенно идет по ночному переулку, сильнее заматываясь в пальто и быстро листая блокнот. Озираясь по сторонам, он приглядывался к табличкам названия домов. Найдя нужную страницу в блокноте, он снова сощурился под светом уличного светло-желтого фонаря и поднял взгляд на многоэтажки.

Эй, раз, два, три, четыре, пять, вышел погулять

Он идёт, бл, по пятам, не знаю, что сказать

— Да где же этот дом!? — шипел он, жмурясь от яркого света, прикрывая рукой веки. Первые пушистые снежинки хаотично падали на его черное кашемировое пальто. Его блондинистые волосы покрылись тонким слоем снега. Миша сморгнул пару снежинок, небрежно растрепал некогда красивую шевелюру, продолжив искать нужный подъезд по многоэтажкам. Позади него стояла группка людей и шумно спорила, размашисто жестикулируя. Московский осторожно прошел мимо них, а дальше — не обращал внимания. Но вот его окликнули. Москва остановился, прикрывая глаза и тяжело выдыхая морозный белый пар. Голос позвавшего до дрожи был знаком Мише. Он нашел его.

Он любит меня, я так хочу знать

Он преследует меня

— Эй, ты чо забыл в нашем районе? — крикнул парень, скидывая на землю, уже изрядно покрытую тонким слоем снега, пустую «скрутку». Он шмурыгнул, заправляя руки в карманы просторных темных штанов. — Эй, я к тебе обращаюсь! — ядовитым голосом повторил, чувствуя нутром что-то знакомое в незнакомце. Миша медленно обернулся. В паре метров от него, вблизи свечения ярко жёлтого фонаря, стоял парень, на несколько сантиметров ниже него, одетый в темные штаны и рубашку двух цветов: справа фиолетовой половины, слева — малиновой. Его темные волосы хаотично взъерошены, тонкие брови изогнулись в недоумении, зрачки серых глаз расширены так, что радужка почти не была видна. Губы скривились в ухмылке. Парень вынул из кармана складной нож и покрутил его на пальце, собираясь пригрозить. Московский стоял смирно, опустив руку с блокнотом, и смотрел немигающим взглядом на парня напротив. На парня, которого знал с 1703 года. На Александра Романова. — Господи, Саша, что с тобой случилось? Мы так давно не виделись, я не знал, что ты… — Миша не сразу понял, что сказал это вслух. Он опешил своим же словам. Саша засмеялся и дурно оскалился. — А, вон каких людей к нам занесло. Ну здравствуй, Москва. — едко поприветствовал Саша. Но тут же его тон сменился на более грубый, шипящий, — Ты все еще не ответил на мой вопрос: какого черта ты здесь забыл?! — Я… я... Я приехал к тебе! Мы так давно не виделись, и я наконец-то освободился и… — Ах, он блять освободился! — снова засмеялся Думский, на этот раз истеричнее, и обернулся к группе парней, с которыми стоял изначально, — Слышали, он освободился! Столица России выделил время! — он повернулся к Мише, чтобы тот увидел своими глазами страшную, до боли безразличную, перемену его лица из «язвительно-задорного» в «холодно-опасное». — А с чего ты взял, что ты тут кому-то нужен? — с надменным безразличием спросил он. Миша нахмурился, не ведясь на искусные провокации альт-личности Романова

Bitch, мне нужна его любовь по-дешевле

Всего лишь на один раз без отношений.

— Сидел бы на своем протраханном стульчике, писал бы указы да попивал самогончик, как раньше, — продолжал язвить Саша, дав, наконец-то, волю своей обиде. — Тебе же оно не мешало СТОЛЬКО времени даже не думать обо мне и моей судьбе?! Судьбе самого близкого к тебе города, да? «Да он же сейчас окоченеет,» — Миша поежился из-за резкого холодного ветра, испуганно осматривая тонкую одежду Саши. Вглядываясь в виднеющиеся темные пятна на рубашке от мокрого снега. — Саш, я приехал, чтобы объяснить, почему не мог связаться с тобой. Чтобы доказать, что мне не все равно! Давай зайдем в место потеплее и поговорим? — Миша старался сохранять самообладание, хотя сердце сильнее сжималось, при взгляде на него. Саша снова истерично рассмеялся, крутя на указательном пальце складной нож. — Да с чего ты взял-то, что я буду с тобой говорить? — он начал медленно к нему подходить, — Мне похую на твои отговорки, на твои клятвы, доказательства. Ты снова думаешь только о себе, о своих, мать их, чувствах, о своем положении, о своих непутевых детках! А на меня ты забил уже 50 лет! — закричал Саша и из его глаз брызнули слезы, — А я, дурак, ждал… Но, теперь то я свободен в своих действиях, жизни, и мыслях, — парень подошел совсем близко, так, что их лица разделяли сантиметры. Он припал ножичком к его шее, чуть ниже кадыка, — Ты мне не нужен, Москва, — прошипел Питер, не скрывая в голосе всей злобы и ненависти, смешавшееся когда-то со скорбью по лучшим временам их любви 18 века.

Ты должен был давно понять, что ему наплевать.

Миша мысленно отсчитал 3 секунды и резко выбил из руки Саши нож, прижал его к себе спиной, зажимая локтем шею под кадыком, от чего Думский судорожно сглотнул. Кампания парней рыпнулась с места на помощь к Саше, но тот их остановил. — Спокойно, я сам разберусь, — усмехнулся он, искоса поглядывая на Мишу. — А ты настырный. И, к сожалению, все еще сильнее, — зашипел, откашливаясь, — Ну, пошли тогда, поговорим. — Думский расслабился в его хватке, и Миша отпустил его. Парни развернулись к двери подъезда. Саша взмахнул пятерней и поправил причёску. Миша на секунды завис, засмотревшись на то, как тонкие аристократичные пальцы пропустили между собой непослушные кудри. Как Саша поймал его взгляд и, хмыкнув, изогнул тонкие брови в усмешке. Они молча поднялись на третий этаж. Саша дрожащими руками отомкнул дверь и первый вошел в прихожую. Миша осторожно проследовал за ним, попутно оглядывая. Москва, встретив Сашу там, в подворотне, было представил, какой Думский бардак устроил в квартире. Но на его удивление, в комнатах было чисто. Не были разбросаны ни шприцы, ни таблетки, ни самокрутки, ничего такого, что намекало бы на наркотические пристрастия Санкт-Петербурга. Саша резко обернулся, когда заметил, что шаги позади него стали реже. — Дай угадаю, ты думаешь сейчас: «Как же так, Сашенька обдолбался в конец, а срача в хате нет! Как так он поддерживает порядок, пока закидывается очередной дозой?!». Чтобы ты не мучался хотя-бы в этих раздумьях, объясню, пожалуй, — он подошел ближе к Мише и с вызовом посмотрел ему в глаза, — Я, хоть и ебанулся на дури, но не потерял ту самую «хорошую» часть себя. Я все ещё могу себя контролировать, не смотря на тяжесть моей наркозависимости. И легко справлялся тут без тебя. «Саша, что же я с тобой сделал, что я натворил…» — подумал Миша, но сказал совершенно другие вещи: — Я вижу, как ты справляешься. Я вижу во что превратились улицы. Я вижу, что происходит с твоим народом, с твоей культурой. Ты запустил всё дальше некуда и утверждаешь, что тебе тут всё заебись! Ты не думаешь уже не только о себе, но и о тех, над кем в клятву взял опеку в 1703 году! — прошипел ему в лицо Миша тяжело дыша. Саша опешил. Испуганно моргнул. Но резво метнулся в сторону стола, на котором лежал наполненный шприц. Он быстро засучивал рукава и, повязывая жгут, приговаривал: — Ах, я думаю только о себе и этим самым мешаю твоему процветанию! Ну значит, давай проверим, как ты справишься без, хотя бы такой моей помощи, — Думский схватил шприц и зубами снял колпачок с иглы. Приставил ее к чуть заметной вене. Медлил. Миша сорвался с места, но Саша грозно рявкнул ему: — Еще шаг и я сделаю это быстрее, чем ты пискнешь со страху! — он поджал губы, не сводя взгляда с иглы. Капля с острого наконечника упала на сгиб локтя. — Саш, спокойно, я погорячился, — капитулирующе поднял руки Москва, выронив блокнот. Саша искоса метнул взгляд на упавшую вещь, на секунду задумавшись. — Я приехал не ради восстановления своего влияния, подачи указов того, как тебе стоит строить управу в твоем городе… Нет, я приехал ради тебя. Без тебя мне не нужно ничего этого. Прости, что я так долго не приезжал. После войны люди свыше… КГБ действительно не давали мне продохнуть и следили за каждым шагом. Взамен, меня уверили, что вы все круто справляетесь. Даже представали отчёты о восстановлениях. Я своими глазами читал твои рапорты о наладивших работу портах и отреставрированному Зимнему дворцу и всей Адмиралтейской площади… Но… Я пытался… сбежать, не смотря на эти бумажки! А меня палили и увеличивали количество указов. А потом, ближе к концу 80-х я услышал, краем уха, что на самом деле происходит за «моими» пределами. Все, кто так мне дорог, пытаются выжить отнюдь не легальными способами. К сожалению… Я начал копать на вас. На Казань, на Екатеринбург, на тебя… — Думский поднял на него взгляд, смешавшийся с искренним удивлением и гадким призрением, — И сейчас меня отпустили по рабочим делам, только чтобы усмирить вас грубой силой. С Камалией я уже договорился, Челябинску пришлось пригрозить, но тебе… Я не посмею сделать больно! В этой поездке я увидел шанс наконец-то встретиться только с тобой и всё решить мирно! — Думский приблизил иглу, от чего Миша сделал шаг ближе, — Саша, послушай! Не делай этого, прошу! Дай же поговорить с тобой настоящим! — Да я самый настоящий в этом прогнившем «болоте»! А ты, какую же ты мне сказку рассказал! — закричал Саша, — Прям принц, проехавший спасать своего непутевого болотного наркомана! — Думский провел острием иглы по месту ввода наркотика. Миша испуганно заострил внимание на игле. — Московский, как ты смеешь это мне говорить? Как ты смел думать и верить, что все налаживается, будто ты меня не знаешь с самого моего рождения! Я и близко не давал тебе показать, что мне здесь зашибись! — вспылил Саша, его голос переходил на писк. — Не знаю, что тебе там подсовывали, какими «плюшками возрождения СССР» тебя кормили, но все было не так… Мне было хуево! Мне сейчас хуево не меньше! Я не справляюсь! И это, — он кивнул на свою руку со шприцом, — тому доказательство. У меня нет никаких сил, ни физических, не моральных, чтобы все восстановить. Я способен только разрушать и губить свой народ этим! — уже начиная кричать на взрыд, говорил Думский, выронив из дрожащих рук шприц. Миша собирался с мыслями, чтобы вовремя крепко обнять Сашу. — Я потерял смысл этой жизни и не вижу для нее счастья! Без тебя я его не вижу! — Миша схватил Александра и крепко прижал к своей груди. Санкт-Петербург бился в истерических конвульсиях, громко рыдая и барабаня кулаками по груди Москвы. — Я тебя больше никогда не оставлю. Обещаю, — шептал Миша, медленно поглаживая затылок Саши, нежно целуя в макушку. — Обещай…обещай мне снова и снова это, Миша, прошу. — всхлипывал Питер, скребя черную рубашку Московского — Обещаю. Клянусь, что больше не допущу этого. — в подтверждение своей клятвы, Миша поцеловал его в лоб, зарываясь пальцами в темные кудрявые пряди. Романов поднял на него взгляд светло-серых глаз. Москва облегченно вздохнул, не увидя в них наркотических последствий, и улыбнулся. Александр резко подался вперед и накрыл верхнюю губу Миши своими, нежно прошелся под ней языком, проникая в податливый его ласкам рот. Московский мягко обнял парня за талию, неплотно прижимая к себе уже заметной эрекцией брюнета. Воспользовавшись расслабленным Москвой, Саша быстро отстранился и подбежал к столу. Миша недоуменно на него посмотрел, удивленно вскинув брови. — Я тут резко понял, — начал говорить Романов, — что сегодня, можно так сказать, последний день моей активной наркотической жизни. И, может, если ты не против, закрывая этот гештальт, разукрасим наш примирительный секс кое-какими таблеточками? — Саша говорил совершенно спокойно, воодушевляюще, сделав максимально невинное лицо. — Александр! — Миша нахмурился, грубо сжимая его талию, — Во-первых, какой еще секс?! Мало ли, что с тобой случится, пока ты в этом состоянии! — Московский грубо заговорил, стараясь снова вразумить затуманенный разум Романова, — И во-вторых, закрывай, пожалуйста, свои «Гештальты» в других местах, не будет этой дури в нашей постели! И, тем более, я не буду их принимать! — Нет, нет, нет! Миша, ты не так понял! — затараторил Саша, — Я имел ввиду только себя и свою зависимость. И у меня есть самые безобидные колеса, которые не навредят мне… — Миша грозно на него посмотрел, — Ну, точнее, не навредят мне сильнее, чем уже. А только помогут легче слезть с тяжелых доз! Миша, ну прошу! Близость с тобой — единственное — что сейчас будет уместно, — привел самые отвратные аргументы Саша, которые Миша только слышал от него. Но дальше его глаза расширились сильнее от услышанного, когда Романов приблизился к нему ближе и быстро зашептал: — И заодно, эта таблеточка поможет мне осуществить одно из моих самых потаенных грязных желаний на твой счёт. Один из моих ярких, самых влажных снов о тебе, включал, конечно же, долгие ласки твоего прекрасного тела и не только… — Саша опустил руку на Мишин пах, поглаживая ладонью круговыми движениями, зацепляясь тонкими пальцами за пряжку ремня, — В нем все так хорошо начиналось, особенно тот факт, что я брал на некоторое время роль актива и смачно вылизывал каждую бусинку твоих сосков, — Романов тяжело задышал ему на ухо, сжав через ткань штанов член Московского, — опускался ниже и вбирал по самую глотку твой большой и горячий член, задыхаясь в слезах наслаждения… И я так хочу осуществить это потаенное желание, наконец-то, получить и доставить желаемое удовольствие моей столице, — Миша застонал, прикусив губу и вцепившись пальцами в спинку стула позади него.

Мои желания — закон, ну-ка выполняй

Если мне сегодня хуево, ты должен рыдать

Москва замычал, когда губы Питера впившись ему в шею и, оставив красную отметину, отстранились. Саша подошел к столу, кинул в рот зелёную таблетку и запил её водой. Миша закатил глаза, устало потер переносицу, мысленно коря себя за то, что «стоном» дал согласие на эту последнюю пагубную шалость Романова. Санкт-Петербург обернулся к нему и Миша пошатнулся. Зрачки северной экс-столицы снова затемнили серость его глаз. Брови Саши изогнулись приглашающем жесте, придавая больше похоти блестящему взору. Романов, медленно пошел к Мише, попутно расстегивая верхние пуговицы сырой рубашки, звонко постукивая каблуком туфлей, поддел двумя пальцами Мишин подбородок, не сводя взгляда, проговорил в пол голоса: — Сегодняшней ночью зови меня «Ядовитый дурман моей души», Москва, — подмигнул, усмехнувшись, подхватил за руку Московского и потянул в свою комнату. Мише было некогда рассматривать убранство его спальни, но единственное, что он заметил, — это идеальный порядок. Будто в этой комнате никто не живет. Кровать, на которую его кинул Саша, стояла около окна, через которое просачивался все тот же желтый свет фонаря. Миша поморщился, но тут же перевел внимание на Александра, который разом оседлал его, жадно впиваясь поцелуем в его чуть приоткрывшийся рот. Думский потерся оголенной грудной клеткой об шёлковую рубашку Московского, тихо постанывая, опустил пальцы на пряжку ремня Миши. Столица быстро перехватил их и разорвал поцелуй. Парни не сводили с друг друга глаз. — Саш, может, не нужно этих экспериментов? Ты же так давно практиковался в этой роли и… Почему ты смеешься?! — Миша растерянно смотрел на Сашу, который ухахатывался, все еще сидя на его коленях.

Плачь, сука

Плачь, плачь, плачь, плачь, плачь, плачь,

— Миша, ну ты чего! Ты думаешь, за 40 лет я не… Ну я же всего лишь наркоман, а не фригидный ширяльщик, не видящий ничего кроме иглы! — ловя потускневший взгляд Московского, вовремя опомнился, что сболтнул лишнего. Он сочувственно обнял его лицо теплыми ладонями и заглянул в глаза, — Миша, ты, что, ни разу не…? — Времени не было развлекаться, — рявкнул он, скрывая досаду на похождения возлюбленного. — О, Господи, Миша! — Думский закатил глаза, зажмурившись, спокойно заговорил, — Дорогой, я не в укор тебе это говорил! Прости, если как-то тебя задел и сболтнул лишнего… Я прекрасно понимаю, какая на тебя легла ответственность, но… Давай сегодня оставим эту грусть и приступим к приятному делу? — чмокнул его в губы, примирительно, улыбаясь, — Клянусь, что в моих мыслях и близко нет причинения тебе боли и перехода границ, хорошо? Миша подождал пару секунд и вернул взгляд на Думского, который не сводил с него пристальных черных зрачков. Московский вгляделся в черты лица возлюбленного под дурманом. «Его взгляд, изгиб бровей, ухмылка. Укладка, спадающие небрежно пряди, надменно заостренный подбородок… Боже мой… всё это не от моего Романова. Это точно первый и последний раз, когда я ему позволяю играться с этой дрянью. Завтра же заберу к себе и пришлю своих, чтобы обчистили все нычки его банды. Не позволю наркоте отобрать у меня его.снова.»

Необоснованно

Я так влюбился в тебя

Мое сердце стучится

Привыкло с тобою сильно биться

— Да, я тебе верю, — улыбнулся и потянулся за новым поцелуем, сильнее сжимая пальцами узкую талию Саши. Санкт-Петербург продолжил начатое, умело расправляясь с пряжкой ремня и проникая теплыми пальцами к разгоряченной плоти. Миша глухо простонал, откидывая голову назад и на ощупь шаря пальцами по рубашке Саши, разделываясь с оставшимися пуговицами и скидывая с худых плеч северной экс-столицы яркую ткань. Огладил худые выпирающие косточки плеч, надавливая большими пальцами на ключицы. Тусклый желтый свет уличного фонаря замигал, наполовину освещая комнату и скрывая от взора Московского эмоции на лице Думского.

Эти приметы

Снова рассветы тебе поручу

Улечу к тебе

Я ведь этого хочу

Саша воспользовался этим моментом, уже давно разобравшись со штанами Миши, опрокинул его на кровать, нависая, задрал его руки над головой, крепко придавливая к матрасу.

Ты закрывал душу свою

Но со мной все стало бесконечно

На все твои вопросы я отвечу

Думский с новым порывом жадности и похоти нападет на губы Миши, проникая свободной рукой в нижнее белье столицы, массируя уретру и собирая большим пальцам первые капли эякулянта.

Давай останусь с тобой

Этой ночью будет очень жарко

Теперь я твой

Москва вздрогнул от холодных прикосновений тонких пальцев в своем чувствительном вместе, дернув руками в жесткой хватке.

Ты ядовитый дурман

С тобой мне очень вкусно

— Когда ты стал такой сильный? — рыкнул Миша, млея от прикосновений Саши, но все еще переживая за потерянный зрительный контакт. Думский будто бы не слышит его, увлеченно вылизывая шею Миши и посасывая самые чувствительные места, которые вспомнил в процессе.

Ни капли не жаль

Ты не сладкое Ламбруско

— Саш. Подожди… — вполголоса попросил Миша, но ответных действий не последовало. Думский был словно в трансе. — Саша, остановись! — грубее и громче повторил он, от чего парень, бывший верхом на нем, передёрнулся всем телом. — Что такое? Я сделал тебе больно?! — обеспокоенно спросил Саша, отстраняясь. — Нет, что ты. Всего лишь хотел попросить, чтобы ты включил лампу, — Миша кивнул в сторону тумбочки, на коем стояла маленькая прикроватная лампа-светильник, которую Саша когда-то использовал, чтобы читать по ночам в теплой уютной кровати. Но к концу 80-х это безобидное хобби сменилось на жизнеотравляющую привычку. — Хочу видеть тебя. Саша привстал и потянулся к кнопке включателя. Свет ночника не ярко, но комфортно для глаз парней, осветил комнату. К тому времени, пока Саша отвлекся на лампу, Миша успел снять рубашку и сесть ближе к подушкам, принимая для тела полу-сидячее более удобное положение.

Вечно пьян

Противозаконно

Смотришь прямо в душу

Прошу тебя, мне душно

Думский вернулся к ласкам тела Московского, нежно оглаживая мелкие шрамы на тяжело вздымающейся груди парня. Саша опускался медленно к паху, попутно спуская штаны с напряжённых икр.

Я так влюбился в тебя

Мое сердце стучится

Привыкло с тобою сильно биться

— Саш, может, не нужно?.. Давай обойдётся без эт… — обеспокоенно заговорил Миша, порываясь остановить Думского. — Шшш, всё нормально, — заверил он, уже спуская штаны до щиколоток, — Не волнуйся — не откушу я твое достоинство, — усмехнулся, сдернув штанины вместе с бельём и кинул на стул. Но резко остановился. Саша также придвинулся ближе к Мише, опираясь прямыми руками об простынь и сосредоточил хищный взгляд с извращённой ухмылкой прямо на лице Московского. Склонил голову на бок, прикусив нижнюю губу.

Ты ядовитый дурман

С тобой мне очень вкусно

Ни капли не жаль

***

Смотришь прямо в душу

Прошу тебя, мне душно

Миша приподнял одну бровь в удивлении. — Что-то не так?.. — растерянно спросил он, смотря в темные глаза напротив. Саша приблизился к его лицу, попутно раздвигая мощные ноги Московского, но не начал новый поцелуй, а только зашептал: — Скажи мне, только честно, почему ты мне сейчас позволил занять твою роль? — не сводил серьезный, но затуманенный не малыми дозами наркотических веществ, черный взгляд с испуганно распахнутых голубых глаз напротив. — Саш, с чего ты взял, что я… — Миша, я остановился не просто так, — начал говорить Думский, медленно поглаживая грудь Московского, — Когда ты потянулся снять рубашку, я краем глаза заметил, что твои движения стали совсем дерганными. Когда я снимал с тебя штаны, то почувствовал трясучку твоих колен. Ты боишься. Так чего?

Ты ядовитый дурман

Миша поджал губы и отвел взгляд, подперев подбородок ладонью. Саша гневно нахмурился, неуютно ерзая на на его коленях. — Московский, я не собираюсь с тобой весь вечер играть в молчанку! А ну говори, в чем проблема! — рыкнул Думский, резко подхватив Москву под подбородок и развернув к себе. Приблизился и немигающим взглядом сверлил испуганные голубые глаза напротив. Миша дернулся, приоткрыв рот в немом изумлении с быстрой перемены настроения Александра, будучи под веществами, и того, как сильно расширились его зрачки прямо у него на глазах, полностью закрывая светло-серую радушку.

Ты ядовитый дурман

Миша помедлил, но заговорил: — Я доверяю тебе, но… не доверяю твоей идее трахаться под веществами и впервые сталкиваюсь с ними в этом плане. — Опять ты блять о своем… — ругнулся тихо Саша, окрестив парня напротив презрительным взглядом. Тяжело вздохнул, назад зачесывая пятерней спадающую челку.

Просто так ничего

В жизни не бывает

Ты же это знаешь

— Нет, ты дослушай! — Миша скривился, вцепившись крепкой хваткой в руку Саши, — Я наслышан об… последствиях таких «игр» с ними и переживаю, что тебе станет плохо. Чего стоят симптомы от легких судорог до… инсульта, — Саша нахмурился, отстранившись, присел на колени, продолжил слушать, — Я, конечно, всецело доверяю тебе, но боюсь, что твои эмоции сейчас сыграют с… таблетками опасную шутку, и ты не выдержишь. Поэтому переживаю сейчас за твое состояние и прошу не рисковать. Саша задумался, тяжело выдохнул, постукивая пальцами по своим бедрам и прокручивая в голове мысль. — Миш, послушай меня сейчас очень внимательно, хорошо? — Москва замер, будто не дышал. — Я тебе же уже сказал, что то, что я принял, не имеет таких страшных ишемических атак, как ты сказал. Я сейчас полностью контролирую себя, свои действия и свои эмоции. И я действительно хочу сделать тебе приятно после нашей такой долгой разлуки и сделать шаг к спасению из наркотической бездны. Ну, потом так точно, — он взял в руки ладони Миши и мягко улыбнулся, — Я очень ценю твою заботу и переживания по этому поводу, но поверь мне — лучше меня в этом никто не разбирается, и я обещаю, что остановлюсь, если вдруг, почувствую потерю контроля, хорошо? Пожалуйста, постарайся расслабиться и отдайся процессу, мм? — мягко чмокнул его в щеку, поглаживая пальцами выпирающую скулу.

Давай забудем про всех

Ты моя реальность, мне комфортно

Саша мягко поцеловал нижнюю губу Миши, затягивая в грязный поцелуй, не давая сделать глоток воздуха, будто в отместку за то, что его прервали. Схватил запястья Миши и прижал к подушкам по обе стороны.

Облака ушли за горизонт

И закат, мы снова вдвоем

Он меня уносит беспощадно

Давай начнем

— Саш, у меня складываются ощущения, что за это время, ты пристрастился к активной позиции…ай! Ахах.Саша! — Думский укусил его шею, щекотно проведя языком вдоль шеи, ключицы. Обвел зигзагами выпирающие косточки, осыпая легкими поцелуями. Свободные в этот момент руки занял растиранием смазки между пальцев. Его руки плавно переместились ниже, Москва дернулся и зажмурился от холодных прикосновений ловких тонких пальцев ниже. на пробу, ввел в него один палец, снова вернув взгляд к Мише, внимательно смотря на его лицо и наслаждаясь трепещущим телом столицы под ним.

Ты ядовитый дурман

С тобой мне очень вкусно

Саша с интересом наклонил голову набок, добавляя второй палец и мужественно терпя впившиеся в его руку сильные пальцы Московского. — Что, приятно? Нравится? — задавал риторические вопросы, все сильнее трахая Мишу всего лишь двумя пальцами.

Ни капли не жаль

Ты не сладкое Ламбруско

Саша так возгордился своим триумфом, кто сбился плана и доверился своим эмоциям. Он внезапно опустился ниже, устроив голову меж разведенных ног Миши, поднимая грязный закатанный взгляд и опаляя его лицо. Ухмыльнулся, искоса поглядывая на растерянного в новых ощущениях Мишу, провел всего лишь кончиком языка по стояку.

Ты ядовитый дурман

Ты ядовитый дурман

— Боже, мальчик в предвкушении азарта, Саша, ты так жесток в роли актива! — взвыл Миша, прикрывая ладонью глаза. — Да что ты говоришь.. — Саша надавил двумя, уже влажными, пальцами на мошонку, — Ну, знаешь, когда встретил тебя, не нашёл пути обратно. Думский снова провел языком вдоль основания члена, на этот раз уже искусно заглатывая головку за щеку. Услышав довольное мычание, провел кончиком языка по крайней плоти, ведя языком зигзагообразные узоры. С каждым довольным повышением голоса со стороны Миши, Саша вбирал по самую глотку его член, массажируя степенями напряжения горла и обводя губами пульсирующие венки. Парень стремительно терял контроль над собой, едва ли не касаясь зубами в порыве резких движений.

Ты ядовитый дурман

С тобой мне очень вкусно

Его горло начало хрипеть, и до Мишиного слуха стали доходить звуки сдавленного покашливания. Думский сбился с ритма, теряя контроль над своими желаниями и своими физическими возможностями, что совсем не играло на руку Мише. Резко усилил напор отсоса, чувствуя ближайшую разрядку, но резко отстранился, ловя ухом недовольный стон Московского. — Саш…ох…я понял, что ты в силах быть активом но может не буд… — Миша так и замер с открытым ртом, испуганно смотря на то, что держал Саша своими хрупкими, тонкими аристократичными пальчиками. — Не говори, что… Думский только похабно улыбнулся крутя между пальцев уретральную трубку. — Да, Миша. Нужно же мне как-то отомстить тебе за твои 50 лет молчания. — Московский рыпнулся встать, но Саша грозно рявкнул, — Только попробуй рыпнуться, а то привяжу. Хочу хотя бы немножко сжалиться над тобой, позволить расслабиться, а ты хочешь все пожестче. И потом: ты все-таки не чужой мне человек, — Саша переклонился через весь торс Миши к его лицу и прошептал: — Тем более, в 90-то процентов ты больше получишь удовольствие.

Ни капли не жаль

Миша нервно сглотнул, отодвигаясь к стенке кровати. — Нет, нет, нет! Я тебе не пущу! — глаза Саши недобро засверкали в свете ночника. Думский придвинулся ближе к мише и плотно обхватил его перевозбужденный член тонкими пальцами. Мягко массажировал головку, невесомо редкими движениями проталкивая кончик большого пальца в основание уретры. Умиленно улыбался стонам Миши и виду того, как парень под ним жмурится и старается сдерживать звуки удовольствия, сжимая челюсти. — Саш… Сашенька, я тебя молю, давай без лишних предметов… — заскулил Миша, когда Думский прислонил холодный ребристый наконечник трубочки к головке. Московского била крупная дрожь от контраста его разгоряченной плоти и холодной металлической палочки. Санкт-Петербург наслаждался мольбами. Наслаждался безвыходным положением Московского, его сладостью перед ним, перед новыми ощущениями. Парень продолжал водить палочкой по головке, собирая первый выступающий эякулят, размывая его по всему стволу. Вы выпирающим венкам, по напряжённым яйцам. Придвинулся еще ближе, потираясь своим стояком об его. Миша приоткрыл глаза. Из-под ресниц, яркой синевой, смотрел на Сашу со смирением. — Ой, ну чего ты, — Думский сделал наигранно-сочувственное лицо, — Ты же знаешь, я тебе больно не сделаю. — Какой именно ты? Мой Александр Романов или наркоман Шурочка Думский? — устало спросил он. Саша злобно нахмурился. — Михаил Юрьевич, не забывайте, пожалуйста, в каком вы сейчас положении и следите за речами. Ваш горячо любимый Романов сейчас не в зоне действия сети, подождите до утра и не злите меня, — он приблизился к его губам, мягко обведя языком между ними, резко засасывая в грубый поцелуй. Пока Миша отвлекся, Саша начал вводить трубочку, прокручивая и тревожа изнутри нежную кожу ребристыми вырезами. Москва заскулил в поцелуй, но Питер не позволил разорвать поцелуй, схватив и прижимая его к себе за волосы на затылке. Щеки Саши почувствовали мелкие слезы, текущие по щекам Миши. — Потерпи пару секунд, сейчас будет очень-очень хорошо, — на мгновение разорвал поцелуй и с новым вздохом и напором зацеловал его губы, затыкая рот каждую свободную секунду, пока хватало кислорода на двоих. Мише казался этот процесс вечной пыткой. Ноги дрожали, губы болели и кровили, а паховая часть ныла от неопределенности дальнейших действий своего мучителя. Наконец, Московский сам резко отпрянул от губ Саши с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Думский одарил его своей блаженной победной улыбкой, нащупывая пальцами маленькую тонкую цепочку наконечника трубочки. Снова покрутил за нее. Миша охнул, подкатив глаза. — Ну вот, чувствуешь, что приятно? — прислонился губами к его уху, тяжело дыша и опаляя горячим дыханием, — Как бы ты меня весь вечер не выводил из себя, как видишь, я всё еще способен любить тебя. Может, не так, как Романов, но как есть. — отстранился, обхватив рвано, но мягко его шею, смотря прямо в глаза. — Но, не могу же я себя оставить без удовольствия? Думаю, такой расклад тебе очень даже будет приятен. Московский не успел опомниться и спросить, что тот имел ввиду, как Саша резко опустился на его член и замычал. Миша тревожно на него посмотрел. — Не переживай, я.не так давно трахался и не успел…отвыкнуть, — Слова о недавнем сексуальном опыте, как серпом по сердцу, ударили Мишу. — Тебя растягивал кто-то другой? — задал риторический вопрос совсем тихо, перемещая руки на его талию, слегка придерживая. — Да. Другого ответа Миша и не ждал. — Кто? — не унимался он, не обращая внимания на спокойную улыбку Саши и на то, как он медленно поднимался и насаживался на него. Но этот вопрос заставил его замереть и приоткрыть глаза. Он посмотрел на Мишу из-под ресниц. — Какая разница? Ты все равно не знаешь этого человека. Да и я не помню, кто он. — Миша почувствовал внутреннюю ярость на эти слова Саши. Которые, видимо, для него ничего не значали. Миша сжал его талию, впивая ногтями в мягкую кожу. Саша резко осел по самую длину и Миша рыкнул. — То-есть ты, — начал он говорить твердым голосом, опуская руки ниже, — трахался с кем-то, кого даже не помнишь, — обхватил ладонями ягодицы, сильно сжимая, — позволил этому кому-то засовывать в тебя пальцы, трахать тебя своим хуем, пока я ломал голову, как пробраться к тебе и помириться?! — Миша сжал челюсти, гневно смотря на Сашу. Тот даже остановился, заинтересованно засмотрелся. — Да. И что? Я же в самом начале об этом упомянул. Тем более, он пообещал мне заморскую дурь. Миш, ты такими глупыми расспросами весь настрой сейчас собье… — не успел он договорить, как Миша резко подхватил его за ляжки, подминая под себя. Саша ошарашенно оглядел его сверху вниз. — Ах, для тебя значит это так, повседневно, да? — Миша резко опрокинул его ноги на плечи, грубо сжимая худые щиколотки. — Для тебя ничего не значит, с кем и за что ебаться, да? Московский вернул свою заслуженную роль актива. А Саша, будто в тумане, уже не понимал, как смиренно лежал на спине под Мишей и позволял ему снять с себя оставшиеся вещи. — Миш, ты же сам в этом винова… — следующая реплика безмолвно застыла на его приоткрывшихся губах и в распахнутых слезоточащийся глазах. Миша жестко вошел в него, схватив рукой его член у яиц, намеренно перекрывая спермовыделительный канал. Начал быстро вбивать Думского в кровать. Саша не противился этим спешным порывам и покорно терпел это грубое заслуженное получение желанного удовольствия, расплачиваясь за свои вольности.

То ли ночная паранойя рубила с ног

То ли твой безупречный вид оставлял ожог

Миша резко входил в него полностью, прикрывая глаза и наслаждаясь хриплыми вскриками Думского, которые сразу сменялись на утробные стоны. Через пару толчков, в свете ночника, Московский заметил на лице Саши блестящие дорожки слез. Но не придал этому лишнего значения, продолжая вбивать парня в матрас.

Однажды покоряя мир — покорил тебя

Когда другие отвернулись, что было зря

Через пару толчков, Миша понял для себя, что желает видеть Думского и его расслабленное лицо. Миша остановился, обняв свободной рукой его за скулы. Грубо ухватил за точеные скулы, а его некогда расслабленное лицо на глазах менялось на серьёзное, хмурое.

Любишь стабильность

Тупые кинофильмы

Саша посмотрел на него совсем удивленным мутным взглядом. — Ты чего уставился? — нахмурился, недовольно щурясь. — Похоже отвык уже, что даже ты так эмоционально можешь реагировать в постели. — Миша прервал хмурый зрительный контакт на более нежный, вспомнив, кто в самом деле перед ним. Нежно обвел большим пальцем очертание челюсти, Миша виновато отвел взгляд. Он не хотел делать ему больно в такой горячо и давно желанной близости. Не хотел срываться на его альт-личность; вспоминать, сколько дерьма он натворил со своим городом; до какого состояния он себя довёл запрещёнкой. Единственная мысль, на которой он себя успокоил была самой правильной: нужно было возвращать Романова любой ценой из цепкой хватки Думского. Даже, если этой ценой станет сам Москва. Прикроватная лампа замерцала и через секунду выключилась. Комнату освещал фонарь улицы.

Замигает свет из окна, как кстати

Папин олимпос на твоей кровати

Чувствуя приближающийся конец, Миша вышел из него. Покрутив в себе еще пару раз трубочкой, которая приятно ласкала внутренние стенки, он аккуратно вытащил ее и излился на живот Саши. Расслабившись, кинул взгляд на полное мольбы лицо Думского, отпустил руку с его члена и дал тому наконец кончить. Они легли вместе, так ничего друг другу и не сказав. Только Миша перед сном мягко обнял Сашу за талию, где утром будут виднеться темные синяки от сильной хватки их ночных утех.

В миг замигает свет

Замигает свет, как кстати

***        Утро. Миша просыпается отнюдь не от солнечных лучей. Парень, еще закрытыми глазами, проводит рукой по свободной половине кровати. Делает глубокий вдох через нос и хмурится. Сигаретный дым. «Блять, — думает Москва, жмурясь от тусклого серого света, льющегося из окна.» Саша стоит напротив этого самого окна, в одной своей яркой рубашке, которая оказалась ему по середину бедра. Парень, словно в замедленной съемке, делает затяжку и выдыхает едкий серый дым в маленькое приоткрытое окно. Миша опирается локтем об кровать, перевалившись на бок, поглядывает на северную столицу. Задерживает взгляд на мраморном профиле. На аристакратично-прямой, но со вздернутым кончиком, нос; на туманный взгляд серых глаз, не скрывающихся под линзой очков; на нервно поджатые губы. Москва понимает, что это все еще не его Александр, но думает, что вчера точно запустил механизм по преображению в Романова. Саша почувствовал, что на него откровенно пялятся. Он подпер лоб об кулак, двумя пальцами сжимая тлеющую сигарету и зажмурился.

У тебя самые красивые глаза,

И твой, ебучий, красный шарф совсем не ебучий.

Твоя не очень-то глубокая душа

Наверное, была самой лучшей.

Он надменно поднял голову, свысока посмотрел на Московского. Взгляд напоминал его в 18 веке, когда Романов играл в серьезность. Миша улыбнулся, пораженно вскинул брови такой резкой перемены состояния. — Ну что, еще не передумал возвращать меня в меня? - подошел к кровати и оперся одним коленом об матрас. Все ещё не вынимал сигарету из пальцев. Миша протянул руку к его худому оголенному бедру, мягко обхватил его широкой ладонью. Поднимался ладонью выше, приближаясь к паху. — Ты не оставляешь мне выбора, ведь уже 320 лет как стал дурманом моей души. От тебя теперь хрен отцепишься. Да и не хочется уже. Думской слабо усмехнулся, покосился куда-то в угол комнаты и швырнул туда окурок. После — прыгнул в теплые объятья столицы Российской Федерации.