***
Боль раздирала грудь сильнее обычного. Рейстлин полулежал на кровати и заходился в диком, безудержном кашле, силясь вдохнуть. — Рейст, я не могла иначе… Не могла, пойми… — лепетала Крисания, прикладывая свою половину медальона к груди мужа. Маджере скривился ни то от боли, ни то от солоноватого привкуса крови на губах. Через пару минут ровное, ласковое тепло медальона окутало грудь, и мужчина смог наконец сделать вдох. — Рано или поздно Ник все равно бы узнал… — прохрипел маг и болезненно прикрыл глаза, откинувшись на подушки. Ладони сидевшей рядом жены мягко коснулись его лба, очертили линию вдоль прямого носа и привычно спустились к тонким губам. Не желая расстраивать любимую, Маджере изобразил некое подобие улыбки. — Улыбаешься, — вздохнула Крисания, трогая кончиками пальцев его сухие, потрескавшиеся губы. — Но я ведь вижу, что через силу. И складку на лбу вижу. Чародей покаянно вздохнул и нежно поцеловал пальчики жены. Первое время его удивляла фраза: «Я вижу руками и ушами», но вскоре маг привык и понял, что это действительно так. Крисания видела даже больше, чем ему бы хотелось. Распознавала тревоги по опущенным плечам, угадывала недовольство и боль, едва касаясь лба, слышала малейшие оттенки голоса мужа и понимала, что таится за его улыбкой. Каждый их день начинался со «взгляда» ее ласковых рук и заканчивался им же. Эти минуты принадлежали только им. Прикосновения рук любимой унимали любую боль и прогоняли тревоги. Но сегодня все было иначе. — Наверное, он меня ненавидит… — с тихой горечью сказал Рейстлин. — Я сделала все, что могла, чтобы это случилось как можно позже, — печально сказала жрица. Тонкие губы темного чародея дрогнули в кривой ухмылке. О Паладайн! Неужели она винит себя за то, что пришлось открыть правду? — Знаешь, никогда бы не подумал, что ты станешь лгать ради меня… — Рейстлин медленно провел по щеке жены подушечкой большого пальца. — Когда это я лгала, маг? — притворно возмутилась Крисания. — Когда сказала сыну, что нам пришлось отказаться от него из-за моих обмороков. Женщина фыркнула и прижалась к мужу. — Это была ложь во спасение, — сказала она, слушая, как бьется его сердце. Маджере ласково провел ладонью по волосам любимой женщины и украдкой взглянул на нее. Этот хрупкий ангел в белом — самое дорогое его сокровище. Единственное, что у него теперь осталось. Почему-то Маджере не сомневался, что Ник не захочет его теперь знать. Первым, что сказала Крисания, стоило магу открыть глаза утром, было: «Наш сын все знает». — Рад за него, — буркнул Рейстлин, ощущая как голова раскалывается на мелкие кусочки после вчерашнего кутежа. А тут еще стальной звон, набатом отдающийся в висках. — Кар-р-рамон, тупица! Все ему нипочем… — простонал чародей, хватаясь за голову. — Ну я ему сейчас… Маджере встал, с трудом оделся и направился к выходу. Осознание фразы, сказанной Крисанией, накрыло, будто лавина. А следом пришел и очередной приступ. Сейчас, когда боль утихла, Рейстлин готов был сам поговорить с сыном, но, вспоминая недавний звон клинка, боялся, что Ник даже слушать не станет. Тем неожиданнее для чародея был раздавшийся стук в дверь. Требовательный, настойчивый, властный. — Ты тоже понимаешь, что это не Карамон? — со вздохом спросил Рейстлин. — Может, Тика? В голосе жены было столько надежды, что маг понял: она боится предстоящего разговора. Хотя, казалось бы, ей-то чего опасаться? Чародей мрачно усмехнулся, поцеловал супругу в лоб и, встав с кровати, побрел к двери.Часть 3
20 октября 2021 г. в 20:22
Утром следующего дня Милдред разбудил странный звон и лязг металла. Недоуменно осмотревшись, ведьмочка поняла, что находится в маленькой, но светлой комнатке. Кровать, пара стульев и деревянный стол — все, что здесь было. Уюта добавляли разве что ажурные занавески на окнах и пузатая глиняная ваза с ромашками.
«Миленько здесь. И будильник качественный», — нахмурилась юная ведьма.
Когда лязг металла повторился, Милли нехотя выбралась из-под одеяла, ладонями расправила складки на изрядно помявшемся белом платье и вышла из комнаты. Да так и замерла, стоя на верхней ступени лестницы.
Ник, запыхавшийся и расхристанный, старательно уворачивался от ударов дядюшкиного меча, то и дело блокируя их своим посохом.
— Молодец, парень, — усмехнулся Карамон, занося меч для очередного удара. — Оружие бы тебе еще подобрать. А то ты прям как твой отец, палкой своей только и можешь, что блоки ставить.
— Он мне не отец! — рявкнул Гоббс, тяжело дыша.
Карамон хмыкнул, достал из висевших на поясе ножен второй меч, поменьше и кинул его племяннику.
Ник отставил посох в сторону, поднял оружие и ринулся в атаку. Бравый воин со смехом уворачивался от ударов племянника и умело подстегивал его ярость.
«Отец! Отец! Отец!» — стучало у Ника в висках, в такт звону металла.
— Ну, выдохся? — весело спросил дядюшка, видя как племянник вытирает пот со лба. — Для первого раза совсем неплохо.
Милдред стояла на верхней ступеньке лестницы и как завороженная смотрела на своего парня. За те два года, что они встречались, она ни разу не видела его таким. Больше всего он сейчас походил на раненного, разъяренного зверя.
— Доброе утро, — пробормотала девушка, привлекая к себе внимание.
— Доброе, девонька, — широко улыбнулся исполин. — Извини, что разбудили. Надо было выбить дурь из одного мага.
— Утро, звездочка, — горько усмехнулся Ник, облокотившись на перила. — Просто утро.
Ведьмочка спустилась по лестнице и чмокнула парня в соленую от пота щеку.
Уточнять, спал ли он сегодня, девушка не стала. По кругам, залегшим под зелеными глазами, все было понятно.
— Располагайся, — исполин указал ладонью на столики. — Тика сейчас подаст тебе завтрак, а мы с Ником переоденемся и присоединимся.
Через десять минут Милли уплетала приготовленную Тикой яичницу, запивая ее ароматным травяным взваром. Девушка уже поняла, что «Последний приют» — это не только кабак, но и что-то вроде постоялого двора.
«Теперь ясно, почему «Приют». Знать бы еще, почему «последний?» — подумала она, с наслаждением отпив немного взвара.
Гоббс присоединился к ведьмочке только через полчаса. Милдред залюбовалась этим парнем, одетым в старомодную мужскую сорочку на завязках и домашние брюки. В волнистых волосах цвета воронова крыла блестели капельки влаги.
— Пришлось взять кое-что из ЕГО одежды, благо дядя сохранил, — процедил Гоббс.
— Спасибо, что отнес меня вчера в комнату, — перевела тему Милли. — Не помню даже, как уснула.
Ник уселся за стол, подперев щеку ладонью, помолчал немного и нехотя ответил: — Это не я. Дядюшка сначала тебя спать унес, а потом… — маг осекся и сплюнул: — Маджере.
«Маджере? Не «отца» и даже не «шалафи?» — девушка протянула руку и сочувственно погладила влажные темные волосы.
— А где он, кстати?
— Рейстлин? — Гоббс скривился.— Мне плевать на него.
— Дядя Карамон, — пояснила Милдред. — Вы же вместе хотели прийти.
Маг неопределенно повел ладонью в воздухе и склонил голову, пряча улыбку.
— Сослался на важные дела и отправил меня к тебе, — зеленые глаза лукаво блеснули: — Или тебе моей компании мало?
Рыжая ведьмочка смущенно хихикнула и зарделась, но ничего не ответила. Зато хлопотавшая тут же Тика резко оживилась. Она поставила перед Ником тарелку с яичницей и кружку взвара, ласково улыбнулась и тотчас уперла руки в боки.
— Вы, детки, ешьте, а я пойду отберу у этой пьяни его «важное дело» сорокаградусной крепости! И где только припрятал, паразит?! — воинственно выпалила она.
— Кажется, я невольно подставил дядюшку, — виновато хмыкнул Ник, провожая тетю взглядом.
Ели молодые люди молча. Лишь когда тарелки опустели, Милдред тихо спросила.
— Что дальше делать думаешь?
— Попробую помочь маме, — Ник быстрым движением убрал с глаз нависшую челку. — Однажды Маджере рассказывал о каком-то зелье, возвращающем зрение. Но ни в академии, ни здесь не достать все компоненты.
— Тогда как быть? — уточнила девушка, тарабаня пальцами по столу.
— Он не раз говорил, что лаборатория в его башне при необходимости будет в моем полном распоряжении, — нехотя произнес Гоббс, взял руку Милли и поднес ее к губам. — Думаю, необходимость появилась.