Доставала сладостей 2.0.

      Арсений умел ходить на руках и поэтому пользовался всеобщим уважением. Все мальчишки нашего двора втайне завидовали ему, но никто не осмеливался плохо отозваться о нём или посмеяться. Потому что он обладал ещё одним удивительным свойством — Арсений был доставалой сладостей.       Почему я вспомнил о нём сегодня, с трудом поднявшись на третий этаж не в силах преодолеть затянувшуюся отдышку? Я упал на диван и долго лежал, глотая воздух сухим ртом. Я чувствовал себя беззащитным перед своей болезнью и в поисках поддержки наткнулся в памяти на доставалу сладостей. Он сразу завладел моими мыслями и я поймал себя на том, что лежу один и улыбаюсь. Чему я улыбаюсь? Ах да, он был доставалой сладостей, но сам никогда не ел ни конфет, ни варенья. У него от сладкого появлялась аллергия. Обволакивала веки липкими ободками. Глаза превращались в щёлочки. Он очень мучался… Но при этом у него была удивительная способность доставать сладости для других. Ну, а чаще всего, для меня.       Помню, во дворе раздался страшный грохот. Это он катил по булыжникам бочку из-под яблочного повидла. Бочка была пустая, но внутри на стенках оставалось ещё много добра. Мы окружили бочку и заглядывали в неё, как в колодец. — Годится? — доставала сладостей обвёл всех торжествующим взглядом. — Годится! — ответили мы. — Тогда лопайте!       И сразу десяток рук опустились в бочку. Повидло было прокисшим, но это никого не останавливало — ели за милую душу. Ели пальцами, стараясь как можно глубже запустить руку, чтобы достать до дна: там было больше остатков. Наш друг тоже заглядывал в бочку. Но не ел. Только вдыхал в себя аппетитный кислый аромат и из подлобья посматривал на меня. А я и не замечал, что он не ест…       А в другой раз он собрал нас у старого тополя: — Постный сахар годится? — Годится! — естественно, отвечали мы. — Тогда надо наносить дров в четвёртую квартиру. — Без проблем.       Мы отправились носить дрова. Что нам стоило! Мы были готовы перенести в четвёртую квартиру все дрова из всех сараев.       Ещё он умел ходить на колесом. Но колесом ходили и другие, а на руках только он — Арсений. Он выручал нас. Сам из-за аллергии в рот не брал сладкого, но когда перепадало другим, радовался. Ребята ничего не понимали, считали его чудаком. Подумаешь, аллергия! Они говорили: — Ешь, чудак!       Он мотал головой и снова отправлялся на поиски местонахождения сладкого. У него была способность находить то, что ищет. — Ребята, у Пузыря в кармане кулек с леденцами. Годится? — Годится! Но Пузырь не даст. — Мы потрясем Пузыря. Он на лестнице ест втихомолку. Пошли!       Мы отправились на лестницу трясти Пузыря. И снова у каждого из нас сладко оттопыривалась щека.       В те дни у меня появилась одышка. Врачи определили порог сердца. Велели лечь.       А он всё равно пришёл ко мне и спрашивает: — Где у тебя болит? Покажи!       Я показал. Он ткнул себе пальцем к грудь. — Что там болит? — Сердце.       Он снова ткнул себе пальцем и прислушался, словно хотел посувствовать мою боль у себя. Я с любопытством смотрел на него. — У меня там ничего не болит, — разочарованно сказал он. — Может быть, у меня нет сердца? — Есть! Сердце у всех есть, даже у Пузыря. — А какое сердце, знаешь? — Знаю! Как червонный туз! Он понимающе кивнул головой. — Красивое сердечко. У тебя. — У меня оно не красивое, — вздохнул я. — Почему у тебя некрасивое? — Арсений смотрел на меня не отрываясь. Он очень мило заботится обо мне хоть и не знает как помочь. Кажется, он немного растерян. — Потому что болит! Он сочувственно посмотрел на меня и спросил: — Хочешь конфет? — Ничего я не хочу, — капризничал я.       Его лицо вытянулось, стало серьёзным. — Раз не хочешь — значит, тебе действительно плохо. Но я тебя вылечу! — Дурачок, — говорил я.       Он не обиделся. Мы вообще тогда не обижались на слова. — Вылечу! Я достану тебе такое лекарство, которое вылечивает даже раненых. Ты ещё захочешь конфет! Я наношу дров в четвертую квартиру и принесу тебе соевых батончиков. Три штуки. А может быть, пять.       Несколько дней он пропадал, и я решил, что доставала сладостей забыл о своём обращении. Нет! Оказывается, он бегал по городу в поисках лекарства. Был уверен, что от каждой болезни существует лекарство и нет на свете неизлечимых болезней, хотя сам никак не мог вылечиться от аллергии. Не ел сладкого, а глаза у него всегда были воспалены, болели. Но это не останавливало его. Он обошёл ради меня все аптеки, и везде ему говорили одно и тоже: «Нет лекарства от порока сердца». Он не верил. Искал. Это оказалось по труднее, чем прикатить бочку из-под яблочного повидла или потрясти скупого Пузыря. Мой дружок терпел неудачи, но не сдавался. Он говорил мне: — Жди! Я что-нибудь придумаю. У тебя будет здоровье сердце. — Красивое? — Оно уже красивое, как червонный туз!       Говорил и целовал меня в макушку.       Я верил в его могущество, потому что человек, который в трудное время доставал для товарищей и для меня сладости, мог достать что угодно — даже лекарство от порока сердца.       Болезнь то отпускала, то неожиданно подкрадывалась, и сердце громко стучало — подавало сигнал тревоги. Никто из ребят не слышал этот сигнал. А он слышал… Но сердце стучало при виде него, не только от тревоги.       Шло время. Мы становились старше. Доставала сладостей больше не вспоминал о лекарстве. Но каждый раз, встречая меня, он говорил: — Жди! Я что-нибудь придумаю.       Говорил и целовал в макушку. И мне казалось, что всё время он только и думает, как исцелить меня.       И однажды он пришёл. Я не узнал своего героя: его лицо стало серым, под глазами появились голубые, словно нарисованные кисточкой, ободки. Арсений дышал тяжело, как при пороке сердца. Я сразу заметил перемену и спросил: — Что с тобой? — Ты будешь здоров, — был ответ. — Тебя вылечат. Я дал им за это кровь. — Какую кровь? — Обыкновенную. Свою.       Он закатал рукав, и я увидел на сгибе руки бурое пятно йода. — Что это? Рана? Он усмехнулся: — Отсюда брали кровь. — Зачем? — Мне в больнице сказали: «Можешь выручить?» Я спросил: «Что для этого надо?» Они сказали: «Кровь можешь дать?» Я сказал: «Дам!» Я понял, что если я их выручу — они выручат меня, то есть тебя. — тут он улыбнулся и доверительно сказал: — Наврал им, что мне восемнадцать лет.       В тот день доставала сладостей был большим и сильным, самым лучшим из мальчишек. Я смотрел на него как на героя. — Тебе было больно? — Нисколько! — Врёшь! Тебе было больно. Тогда, чтобы доказать, что ему было не больно, он решил пройти на руках. Он отлично умел ходить на руках, но на этот раз у него ничего не вышло: потерял равновесие и упал. — Вот видишь! — прошептал я. — Из-за меня ты потерял здоровье. Арсений ничего не ответил. Медленно поднялся с пола. И долго тёр затылок. — В больнице мне сказали, что я спас какую-то девчонку. Почему же я не могу спасти тебя? — Можешь! Спасёшь! — убеждённо сказал я. — Ты уже спас меня. У меня больше нет одышки! Мне достаточно тебя рядом, чтобы мне стало лучше. Я безгранично верил в него, и в моей вере не было даже крохотной щёлочки в которую могло бы проникнуть сомнение.       Арсений наклосился и легонько, ели касаясь, оставил свой ласковый поцелуй в уголке моих губ.       Помню, на другой день я встал с постели.       Где теперь мой маленький друг? Может быть, он давно уже не существует — изменился или просто стал взрослым, а взрослые быстро утрачивают способность верить в невозможное?       Но в моей памяти он жив — могущественный и благородный доставала сладостей. И когда мне становится тяжело, я зову его, и он тут же оказывается рядом, чтобы спасти меня, когда бессильны врачи и лекарства.