Вся правда о нас

Планета Арракис прекрасна на рассвете и закате, когда лучи света не могут убить. Меланж сияет золотом безумцев и пророков в воздухе, а волны песка движутся, и шорох становится громче рокота. Даже великий Шаи-Хулуд реже поднимается к поверхности, чтоб пожрать неразумных детей своих, когда солнце у горизонта. Чани старается увильнуть от обязанностей в утренние и вечерние часы и хоть ненадолго подняться на поверхность. Там, надежно скрытая скалами, чьи своды хранят слух великого Дарителя пряности от мерзости шагов детей своих, Чани отстегивает дыхательную маску и до боли в слепнущих глазах смотрит в белесое небо. Она ждет. Однажды это случится, и она должна быть готова. Старики говорят: творения рук человеческих, машины, однажды восстали против творцов. Ибо несовершенны были творцы, а уж их поделки и вовсе убоги. И люди, расползшиеся заразой да плесенью по далеким мирам, разделились бы навсегда, потерявшие возможность путешествовать. Ведь пути в космосе прокладывали машины. Но великий Шаи-Хулуд, да сияет имя его, одно из множества, в великом и справедливом равнодушии своем даровал детям своим, проклятым и неразумным, Пряность. И принявшие Пряность пилоты с глазами слепыми и безумными, синими, как у только что родившихся детей, увидели дороги меж звезд и черных дыр без всяких богом проклятых машин. Теперь у планеты Арракис, колыбели жизни, отнимают дар бога. Отнимают пряность. Но все изменится — и скоро. Никто из ее соплеменников не знает про сны. Даже там, где пророческие видения норма жизни, про чужаков рассказывать стоит только для хвастовства, каким способом хочешь их убить. Однако Чани ждет не просто чужака, как те животные-Харконнены, не годные даже на то, чтоб воду их забрать и жизнь выпить. Нет, ее чужак снится ей с того мига, как она впервые попробовала Пряность. Такую милость в великом своем равнодушии даровал ей Шаи-Хулуд, и теперь Шани знает свою судьбу. У ее судьбы глаза темные и теплые, как тьма в самых дальних уголках Стича Стилгара, где Чани пряталась в детстве. Странное лицо — такое…белое. Как у выбеленной временем и солнцем, и песками человеческой кости. И волосы — темные, под стать глазам. Должно быть, по меркам своего народа он красив, фримены же сочтут слабаком — слишком тонок и гибок. Но он так светел и прям, словно… крис-нож. Чани знает, что тьма в глазах чужака однажды вспыхнет синевой, и эти глаза взглянут на нее — не с мольбой, с требованием. Планета его полна воды. Вода везде! Моря воды, а не песка, сочные растения, вода, льющаяся с небес, пей сколько хочешь. Поэтому она точно знает, что ее сны правдивы. Никто из ее соплеменников не способен представить столько воды. Даже если превратить всех Харконненов в воду — и то столько не наберется. А еще там, на планете чужака, особенное сияние. Вспышки ветвистого сияния появляются на чужом темном небе, и глухо грохочет что-то вдали, словно Шаи-Хулуд ворочается на своем ложе. Народ чужака строит дома на поверхности планеты, и солнце не выжигает их. Множество зелени в каплях воды — красиво и страшно. Чани бы не хотела там побывать. Они не ценят воду, а значит, не ценят и жизнь. Значит, будут убивать не ради свободы, а ради власти. И ее чужак, чужак из высокого замка и высокого рода, — такой же. Были сны, где он представал в тонкой рубахе: читал свитки, упражнялся с мечом, улыбался кому-то. Такой нежный — корм Шаи-Хулуда, он не выжил бы в пустыне и дня. Но были сны, где он в черной жесткой одежде стоял перед рядами войск. И солдаты смотрели на него с радостью, с радостью шли в последний бой, умирали с песней — за него. Однако страшнее всего сны, где чужак возвышается над ней во влагоудерживающем стилсьюте, и глаза его полыхают синим над краем маски, а в руке влажно поблескивает крис-нож. Чани знает — так будет, это предначертано. Неважно, каким он придет на Арракис — мягким, как ткань рубахи, или жестким, как ткань офицерского мундира. Рано или поздно чужак наденет сьют и исполнит свое предназначение. А для этого ему нужна она, Чани — фрименка-полукровка. Именно она призвана разбавить благородную «голубую» кровь своими дикими безродными чертами. Никто, и звать ее никак, но чужак летит к ней. К ней — и Пряности. Да спасет ее Шаи-Хулуд, величественный в своем равнодушии, от того, чтобы влюбиться! Ведь в жилах чужака течет и грязная кровь Харконненов, это Чани открыли видения. И если мир качнется, то грязь победит. Тогда ей не позавидуешь. Она видела страшные сны, в которых чужак приходил к ней с плетью и брал свое, укрощал ее как дикое животное, а потом, усыновленный императором и бароном, садился на трон, втаскивая ее, фрименку, за собой на веревке! Но у нее всегда есть выбор. Поскольку были сны, когда его кровь, такая же алая, как у простолюдинов, лилась на ее руки от раны, нанесенной крис-ножом, и впитывалась в песок, а потом, не желая брать его воду, Чани скармливала труп Шаи-Хулуду, да хранит он справедливость во вселенной до скончания времен. Сны, где ее делали не просто наложницей, а рабыней, и сны, где она возглавляла Сопротивление и убивала Избранного, перемежаются, но не слишком ее беспокоят. Всего лишь ветви древа вероятностей, они могут случиться, а могут и не случиться. В ее жизни были сны постыднее. Вот эти — когда тело горит и выделяет влагу не там, где положено, и сердце так бьется, словно умираешь, а проснуться все равно не можешь. Сны, где ее касаются руки и губы, а не палки и плети. Сны, где чужак смотрит на нее, и пламя сияет в голубых от пряности глазах, пусть проглотит ее Шаи-Хулуд всеблагой, если это не любовь?! Чани каждое утро смотрит в небо и сражается с собой. Часть ее — глупая, слабая — желает его. Что угодно, кроме бесконечных песков, темноты стича и сияния ядовитой Пряности. Его тело — обманчивая хрупкость оружия, поколения воинов, воплощенные в нем. Его взгляд — в нем жажда, которую способна утолить только она. Его скрытая до поры властность — он одним голосом станет повелевать и остановит врагов, повинуясь его голосу, на смерть пойдут с радостью миллионы разумных существ! Он не сможет на ней жениться по законам империи. Слишком низко ее происхождение — от ветра и песка, от смерти и Шаи-Хулуда, возблагодарим бога за равнодушие его и за пути, которые его Пряность прокладывает для нас. Куда какой-то дикарке до наследника благородного рода, который может посчитать колена от колыбели человеческой цивилизации. Ей придется довольствоваться ролью наложницы, хоть это всего лишь слова. Планета Арракис не меняется от того, что ее зовут Дюной. И Чани не изменится — она просто должна выбрать между плетью, ножом и цветком. Вот три дороги, которыми пряность ведет ее в будущее, предопределенное и нет. На этих дорогах она будет счастлива, где больше, где меньше, на всех трех дорогах она станет глубоко несчастна. Ей поклонятся миллионы и ее проклянут миллиарды. Ей придется сразиться с его матерью, или по-настоящему, или в переносном смысле. Но каждая женщина отбирает сына у матери, рано или поздно. Дядя Стилгар начал что-то подозревать. Осторожно намекает, что стоит ей поменьше Пряности употреблять. Пореже отправляет в рейды. Думает, что ей снятся кошмары, когда ночами Чани мечется на своем ложе, стонет, обливается потом и влагой. Великий Шаи-Хулуд не открыл ему того, что знает Чани, и хорошо. Иначе ее бросили бы в песках без воды и сьюта, на милость червям. Она принесет неисчислимые беды своему племени, своей планете и всему обитаемому космосу, ведь она станет женщиной Избранного. Пряность открыла его имя — Пол, Пауль. Чани все равно не может произнести правильно — пока. И Пол тоже знает о ней, он тоже видит сны, в которых поведет людей против императора и начнет Великую войну, и его назовут Избранным. В этих снах он тоже видит, как наполняет Чани своим семенем, как зачинает в ней новую жизнь. Она — только сосуд для его огня. Но кое-чего не знает сам Пол, пусть видения войны и славы мучают его постоянно. Чани опускает руку на свое пока еще пустое чрево и усмехается. Избранный — не он. Не чужак, который сойдет к ней со звезд. Избранным станет их общий сын.