***
Воспоминания, конечно, были не самые приятные поначалу. Юноша шестнадцати лет совсем не знал, куда ему деться, потому снова вернулся в орден Цзинь, не ожидая ничего хорошего, он лишь надеялся на везение. И ему повезло. Чертовски повезло. Конечно, сам глава ордена заметил мальчишку не сразу. Но Яо старался выслужиться, как мог, сначала мелкими делами, а потом удостоился чести подносить чай самому Цзинь Гуаньшаню. Радости не было предела, ведь осталось только произвести хорошее впечатление на отца, и тогда у Яо будет хорошее положение в обществе, не будет больше косых взглядов и смешков за спиной. Будут деньги, влияние, возможность хорошо обучиться заклинательскому делу. И тогда... И тогда он сможет быть счастливым. Мэн Яо тогда торопился, как мог, потому что отцу срочно потребовался чай. Яо слышал, что у него в комнате находятся сейчас несколько женщин, с которыми отец развлекается в данный момент. Но это совсем не смущало, да и Яо не должно быть до этого никакого дела. Его работа — подносить чай, вино, другие напитки и мелкие закуски. Чай не должен был успеть остыть, поэтому под конец Яо бежал со всех ног, чувствуя, что опаздывает. Навлечь на себя гнев отца не хотелось. Поэтому юноша затормозил только у комнаты Цзинь Гуаньшаня и вошел, улыбаясь. Женщины сидели около главы ордена Цзинь, что-то радостно щебетали и ласкали руками полураздетого мужчину. Очень красивого полураздетого мужчину. Яо видел отца так близко в первый раз, потому на мгновение застыл. Но опомнился быстро, шагнул вперед и... Споткнулся о чертов ковер. Поднос с чаем и закусками полетел на пол, туда же полетел и сам Мэн Яо, уже понимая, что дело полная дрянь. Ему было плевать, что он сильно ударился. Больше юношу волновало то, что сейчас он выглядит в глазах отца просто мерзким слугой, который испортил ему вечер, разлил чай и уронил еду. Теперь Мэн Яо ждало только презрение и ненависть, а скорее всего его просто вышвырнут из ордена, как поганого щенка. Яо еле осмелился поднять голову и посмотреть на то, что натворил, а также мельком посмотреть на отца. Тот оценивающе рассматривал мальчишку, пока женщины недовольно взирали на слугу, что посмел устроить такой беспорядок. Царило молчание, пока одна из женщин не усмехнулась. — Так это тот самый выродок, что решил занять высокое место? Это о нем все говорят? — девушка поднялась на ноги и подошла к юноше. Пусть она и была простой проституткой, но чувствовала свое превосходство в данный момент, — мальчишка, ты действительно считаешь, что после всего этого ты останешься здесь? Мэн Яо молчал, чувствуя, как к горлу подступает ком. Не здесь, не сейчас. — Я сейчас все уберу, — в конце голос все же предательски дрогнул, юноша стал поспешно убирать всё за собой. Тело бросало то в жар, то в холод, а гадкая чайная лужа на полу все не хотела оттираться, как и следы от еды. Мэн Яо поднял взгляд на Гуаньшаня еще раз, схватил поднос и бросился прочь. Добежав до кухни, он положил всю посуду на первое попавшееся место и рванул в свою небольшую комнату, которую ему выделили. Комнатка была совсем маленькая, туда помещалась только кровать. На которую Яо и упал, уже не сдерживая свои рыдания, понимая, что с минуты на минуту к нему придут другие слуги и снова прогонят из Башни Кои, теперь уже точно навсегда. Но через час никто не пришел, и через два тоже. А Яо все плакал, чувствуя, как же сильно себя ненавидит, как же глупо он просто убил все свое будущее. Как унизился перед отцом, как теперь все кончено. В комнату постучали. Раз, два, три. — Блять, кто бы это ни был, уходи! — Яо понимал, что стражники бы не стучали в дверь, а просто вломились бы. А значит, это пришел кто-то посмеяться над ним, видимо, уже узнав о произошедшем. — Ты точно хочешь, чтобы я ушел? Этот голос заставил юношу похолодеть, вскочить с кровати и открыть дверь. Перед ним стоял сам Цзинь Гуаньшань, смотревший на сына спокойно и внимательно. Яо же в свою очередь рухнул на колени, поклонился до земли, дрожа всем телом. — П-простите, я... Я... Не знал, что это... Простите, такого больше не повторится, я обещаю! Цзинь Гуаньшань закрыл за собой дверь, присел на корточки и поднял Яо за плечи, внимательно вглядываясь в глаза юноши. — Ты плакал? — Я... Нет, что вы, мужчине не подобает... — Яо утер слезы. Почему-то между ними зрела неловкость, странная, непонятная для юноши. Воспользовавшись моментом, он стал внимательно рассматривать Цзинь Гуаньшаня. Красивое лицо, проницательные глаза. Они... Смотрели как-то странно, будто пытаясь оценить Яо. — Завтра с утра придешь ко мне в комнату. Ничего не приноси с собой, но постарайся не задерживать меня. Придешь около семи, не раньше и не слишком поздно. И не нужно рыдать о том, чего ещё не случилось. Покажи свою руку, — Гуаньшань без разрешения взял кисть руки Яо в свою, внимательно рассматривая синяк на запястье, — обратись к лекарю, пусть уберут это. Я не хочу видеть синяков на тебе. После этих слов глава ордена встал и вышел, закрыв за собой дверь. Яо оставалось только не понимать, что здесь сейчас произошло, как все это оценивать. И рука, до которой дотронулся Цзинь Гуаньшань, горела огнем, приятным, поглощающим всё тело. И перед взором сразу предстало лицо главы ордена, а затем и его полуобнажённая грудь, руки с длинными и красивыми пальцами. Яо отогнал эти мысли, решив разобраться с ними завтра. В конце концов, его не выгнали сразу, а значит, еще не всё потеряно. Длинные коридоры, без окон и дверей. Темные, холодные. Яо бежал по ним, не разбирая дороги, а всю душу юноши обуял необъяснимый страх. Он почти сразу понял, что всё происходящее — сон, но менее страшно не становилось. Страх только усилился, поглощая все существо Мэн Яо и заставляя его плакать. Постыдно размазывать слезы по лицу, не давая им затмевать глаза, иначе дорогу просто не получится разобрать. Но с другой стороны, разницы не было. Коридоры были однообразны, одинаково холодны. Ноги уже отказывались двигаться, юноша устал невероятно, потому в какой-то момент стал сбавлять темп своего бега. Теперь он точно умрет. Но за следующим поворотом, совершенно внезапно, показалась дверь. Неприметная такая, самая обычная, но Яо бросился к ней, ибо это было его единственное спасение. Там, он был уверен, что-то хорошее, то, что сможет укрыть его от неминуемой гибели, от всех невзгод этого мира, от боли и страданий. Ворвавшись, Яо остолбенел, смотря на человека, что сидел за столом, работая с какими-то бумагами. Цзинь Гуаньшань. Мужчина поднял взгляд на Мэн Яо, не понимая, почему у того такое испуганное лицо и тяжёлое дыхание. Он встал на ноги, обошел Яо и закрыл за ним дверь, а потом обратился к юноше. — Мэн Яо? Что-то случилось? Яо машет головой, как болванчик, а сам плачет, потому что страх накрывает с новой силой. Но только не перед главой ордена, не снова, иначе... Иначе все будет кончено. Мэн Яо не слышит, как Гуаньшань подходит к нему, не слышит, как тот пытается выспросить, что же произошло. Только чувствует, что его обняли, а затем сильные мужские руки прижали к своей груди его хрупкое юношеское тело. Тепло, приятно, а ещё отчего-то стыдно очень, но не просто, как обычно, а жарко. — Успокойся. Здесь тебе ничего не грозит. Глупый мальчишка, чего ты так испугался? Яо больше не боится, утопая в объятиях, обнимая в ответ. Так близко, так приятно. Целый месяц он смотрел на отца только издалека, лишь изредка получалось подойти близко. И вот сейчас... Сейчас Гуаньшань обнимает его, гладит по голове, успокаивая. Так нежно, он никогда не получал такого от мужчины. И от этого как-то волнующе, непонятно, все еще жарко. Хочется ещё. А Гуаньшань будто слышит, потому что касается губами макушки сына, и от этого Яо понимает, что всё, что было до этого — пустяки. Теперь его накрыло настолько обжигающей волной, что на ногах стало стоять трудно. — Папа... — всхлипнул Яо, утыкаясь носом в чужую грудь. — Я снова разочаровал тебя, я стараюсь не плакать, но... — Я сделаю так, что ты больше не будешь плакать, — обещания Цзинь Гуаньшань раздавал свободно, потому что знал, что все в этом мире подвластно ему. Даже этот юноша, по сути ещё совсем ребенок, он тоже весь его. И Яо был согласен, на всё, лишь бы его не отпускали. А потом Мэн Яо проснулся. — Блять... — поприветствовал явь юноша, чувствуя, что в штанах узко. Это... Это что вообще такое!? Мэн Яо считал себя грязным выродком, иначе не назовешь. Он же пробыл в Башне Кои всего месяц, да и что за чушь, он же не мог... Мог. Прекрасно мог, и сделал это. Что же, в таком состоянии идти к Цзинь Гуаньшаню нельзя, а время уже поджимало. Быстро стянув штаны, Яо убедился, что член полностью встал и сочится смазкой, и все это — последствия простого сна, где были лишь объятия и невинный поцелуй в макушку. Только вот этого хватило, чтобы Яо возбудился. Юноша обхватил член рукой и стал водить по нему, закусывая губу, чтобы не стонать в голос. Тело мелко дрожало от удовольствия, и в голове стали сами собой возникать непрошенные образы. Вот Цзинь Гуаньшань берет его за руку и притягивает к себе, вот снова целует, но уже в губы, потом спускается к шее... Яо не знал, как это. Мог только представить и нафантазировать, но ему было достаточно, чтобы стонать сквозь сомкнутые зубы, и в итоге кончить, испачкав постельное белье и штаны. Благо, у него была и запасная одежда, и простыни. Через десять минут он уже стоял перед комнатой Гуаньшаня, боясь, что его там ждёт. Ведь не мог глава ордена просто так простить испорченный вечер, запачканный ковер? Но если его будут наказывать, зачем Гуаньшань хочет сделать это сам? Или... Будет смотреть? Утро у главы ордена началось неплохо. Произошедшее вчера он назвал бы счастливой случайностью, если бы не намеренно загнул тот злополучный ковер собственными руками. Он заметил мальчишку сразу же, как тот появился. Старательный, трудолюбивый, улыбчивый юноша, очередной его внебрачный сын, но такой непохожий на всех остальных. Другие были жесткими, добивались всего своим нравом и напором. Яо же умел нравиться, был услужливым, старался всем угодить. Этим он и приглянулся главе ордена, причем тот не сразу понял, как именно приглянулся. Впрочем, Цзинь Гуаньшаня не волновало, что именно он хочет. Он просто знал, что добьется этого, потому что привык брать желаемое. Вот и сейчас, он ждал мальчика, чтобы сделать ему предложение, которому тот не сможет воспротивиться. И, впрочем, не захочет. Мужчина достаточно насмотрелся на то, как Яо пялится на него, не сводит взгляда, и отворачивается лишь тогда, когда сам Гуаньшань смотрит в глаза мальчишке. Взрослый заклинатель прекрасно знал, как выглядит влюбленный юноша, вот и сейчас без труда угадал состояние своего сына. От осознания, что мальчонка влюбился по уши, становилось приятно, самолюбие тешилось. — Войдите, — бросил Гуаньшань, когда в дверь постучали. Он точно знал, кто пришел: так робко и со страхом мог стучать только один юноша во всем мире. Глупый, наверняка боится, что его накажут или прогонят из ордена. Что же, значит, мальчик будет приятно удивлен. — Глава ордена, — Яо вошел и поклонился, чувствуя, как каждая клеточка тела буквально дрожит от ужаса. Что же будет сейчас? — Садись, выпей со мной чаю, — Цзинь Гуаньшань получал удовольствие от того, как мальчишка удивляется, идет к столу и на дрожащих ногах садится за него, руками цепляясь за ханьфу, чтобы унять свой страх. Но не получалось, поэтому Яо очаровательно покраснел. Ну что за ребенок, как можно так себя вести? Гуаньшань знал, что Яо очень хорошо может владеть собой, а то, что он так открывался перед ним... Льстило. — Хочу сказать, что ты смог произвести на меня неизгладимое впечатление, — Гуаньшань усмехнулся, наливая обоим чай, — как долго ты находишься в Башне Кои? — мужчина лукавил, потому что прекрасно знал, когда именно Яо попал в орден. — Чуть больше месяца, — голос снова предательски дрожал, да и сам Мэн Яо снова позволил себе засмотреться на мужчину перед собой. Такой красивый... О боги, как же хотелось ощутить то же самое, что он почувствовал во время своего сна. Но это было запретно. — Скажи мне, чего ты боишься? — Гуаньшань внимательно рассматривал юношу в ответ. Боится, дрожит, не знает, куда деть руки, чай совсем не пьет... Но есть что-то ещё, определенно. Смущается? Действительно, смущение. Такое нежное, юношеское, невинное. Неужели до этого успел подрочить на светлый образ самого Гуаньшаня? И винит теперь себя за это, мнется, не знает, как себя вести. — Того, что меня прогонят, — честно ответил Яо, потому что лукавить совсем не хотелось, — и то что снова стану мерзким безродным псом, над которым потешаются все подряд. Не гоните меня, я сделаю всё, обещаю! Гуаньшань только вздохнул, поднялся на ноги и слегка развел руки в стороны. Ему порядком надоело, что мальчонка дрожит, словно тростинка на ветру. Пусть получит то, что хочет. Яо не нужно было повторять два раза. Это было... Так же, как и в его сне! Вот, объятия, которых он так долго хотел. Главное — не показывать свои порочные чувства, иначе точно всё пропало. Мэн Яо вскочил из-за стола и за пару шагов сократил расстояние, а затем обнял мужчину, прижимаясь так крепко, как только мог. Этот прекрасный голос, это тело, эти руки, что тут же сомкнулись у Яо за спиной... Тело снова обдало жаром, и юноша больше не мог сопротивляться. Как же страшно. — Тише, хватит дрожать. Веди себя, как подобает мужчине. Гуаньшань смеялся про себя, почти сразу почувствовав, как ему в ногу упирается вставший член сына. Ну что за дитя, совсем не умеет контролировать свои желания. С другой стороны, главе ордена это было ох как на руку. — Теперь, когда ты перестал бояться, можешь приходить ко мне, когда захочешь. Я не собираюсь наказывать тебя, а уж тем более прогонять. Приходи вечером, мы сможем поговорить больше. Сейчас у меня совсем нет времени, — Гуаньшань замолчал на мгновение, — но если что-то срочное, то можешь прийти раньше. Яо разомлел, чуть ли не мурча, как кот. Он не мог и представить, что отец окажется таким. Вот только тело подвело, но Гуаньшань, кажется, не заметил. Оно и к лучшему, а то бед было не миновать. Впрочем, теперь Яо не был уверен, что были бы какие-то беды. Ему было невероятно спокойно на душе. У него появился тот, кто будет защищать, обнимать. Что же ещё нужно? Разрывать объятия было неприятно для обоих. Но нужно было. И оба ждали вечера, пусть на него у каждого и были свои собственные планы. На вечер Мэн Яо решил быть таким, каким не был никогда. Отмывался часа три в бочке, отыскав где-то в своих вещах ароматические масла и добавив их в воду. Нашел лучшее ханьфу из всех, что у него были, даже выпросил у слуг-девушек белила, чтобы скрыть от отца все несовершенства кожи. На лице у Яо были аж две родинки, маленькие, раньше юноша не обратил бы внимания, но теперь всё было иначе. Конечно, Мэн Яо и не думал, что отец испытывает к нему что-то, кроме отцовского признания. Яо был уверен, что вечером они обсудят вопросы о должности юноши, о его положении и обучении, возможно, Гуаньшань даст какие-то наставления. Глава ордена же не готовился никак практически, просто принял ванну и спокойно отдыхал, ожидая сына. Мужчина был уверен, что Яо придет, он даже ждал этого, что было удивительно. Гуаньшань действительно хотел увидеть этого мальчишку, снова приласкать его, а когда тот позволит, то снять с него всю ненужную одежду. Как бы порочно это ни было, главе ордена Цзинь было наплевать. Он достаточно насмотрелся на сына, наслушался его звонкого голоса, чтобы действительно влюбиться. И рад был Гуаньшань своему опыту, который не давал ему сойти с ума от чувств и грубо взять юношу прямо в той маленькой комнатушке. Так было нельзя, с Яо так не получится. Да и отчего-то было совсем не всё равно, если этот малыш расстроится или заплачет, если ему будет больно. — Старею, — вслух произнес мужчина, списывая сентиментальность на возраст. Также на возраст он списывал то, что не приглашал сегодня к себе девушек для развлечений, но на самом деле, он сам признавал, все дело было в Мэн Яо. Неожиданно, но если есть этот мальчишка, то ему не нужны никакие женщины. Единственное, что заняло у Гуаньшаня много времени: мысли о том, какой опыт в отношениях есть у его сына. Он вообще когда-нибудь влюблялся? Целовался? Занимался сексом? На последних двух вопросах Гуаньшаня стала съедать ревность. Ему была невыносима мысль о том, что кто-то до него мог касаться этого нежного юноши. Но, судя по всему, глава ордена зря бесится, потому что Яо ведёт себя так, будто о сексе знает только со стороны, а сам, возможно, считает его мерзким... Или... — Твою мать, — вслух ругается Гуаньшань. Этот мальчишка же прямиком из публичного дома, конечно он видел достаточно, только вот видел не самое приятное. Теперь задача не ранить чувства Мэн Яо казалась сложнее. Через минут пять в дверь робко постучали, она приоткрылась и в небольшом проёме возникло очаровательное лицо Мэн Яо. После кивка Гуаньшаня, Яо открыл дверь и вошёл, не забыв за собой закрыть. На замок. — Глава ордена... В-вы говорили прийти, — юноша сглотнул и сел напротив, за стол. Ханьфу, которое он выбрал, было слишком лёгким, поэтому Яо замёрз. — Не стоило так наряжаться, теперь тебе холодно, — позволил себе недовольство Гуаньшань, поманил Яо к себе, — иди ко мне. Мэн Яо будто только этого и ждал, сорвался с места, а мгновение спустя прижался к отцу, обнимая его за шею. — Вот и хорошо, — мужчина понял, что добился расположения мальчишки. Это было так легко, что даже не верилось. Скорее всего, мальчику просто не досталось отцовской любви. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. — Глава ордена... — Яо снова почувствовал, как возбуждается. Да что же это такое, это... Неправильно, глупое тело, почему оно так реагирует на простые объятия!? Гуаньшань усмехнулся, снова чувствуя вставший член юноши. Мужчина помнил свои молодые годы и то, как возбуждался от любых касаний и действий. Как без остановки дрочил на всех, кого только можно, как бешено хотелось секса, с кем угодно, как угодно, где угодно. А вот Мэн Яо влюбился, по-настоящему и очень наивно. Но всё ещё боится. — Ты разве не знаешь, что когда тебе хочется чего-то, об этом нужно говорить? — спросил мужчина и положил руку меж ног Яо, заставляя юношу шумно втянуть воздух через нос. — Я... Это же порочно, я не должен, прос... — но он не успел закончить свою тираду, потому что губы Гуаньшаня накрыли губы мальчишки. Поцелуй вышел немного более страстным, чем рассчитывал глава ордена, потому что Яо хоть и старался, но целоваться не умел совсем. А это заводило, хотелось научить, показать, как правильно. А потом показать еще очень много всего. Мэн Яо не ожидал, что его первый поцелуй будет таким... Потрясающим. Гуаньшань был страстным и нежным одновременно. Яо чувствовал, как к паху приливает жар еще сильнее, чем до этого, как хочется ещё и ещё. Разорвав поцелуй, Гуаньшань посмотрел на лицо сына. Алеющие губы, такие же щеки, поплывший, затуманенный взгляд. Мужчина улыбнулся, погладив Яо по голове. — Понравилось, сынок? — Д-да, папа... — он всхлипнул, руками закрывая мокрый след на штанах. Но когда глава ордена притянул его ближе и положил руки Яо на ягодицы, тот напрягся, — только... Не нужно так, хорошо? — Почему? — мужчина осекся. Мальчик явно испугался и поежился, будто вспомнил что-то плохое. — Когда я жил с мамой, многие... Клиенты... Они... — ему было стыдно говорить об этом, да и юноша, кажется, поломал всю атмосферу. Тем не менее, Гуаньшань считал иначе. — Я не причиню тебе вреда, хорошо? Слышишь? Тебе не нужно бояться меня, — он говорил с юношей, словно с ребенком, поглаживая по голове. Потом еще раз коротко поцеловал. — Хорошо, — неуверенно произнес Яо. Ему хотелось довериться и расслабиться. Тем более, его только что так нежно целовали, показали, что любят... — Держись крепче, — Гуаньшань подождал, пока юноша обнимет его за шею посильнее, затем поддержал Яо под бедра и перенес на кровать, уложил и навис сверху, — боишься? Юноша помотал головой, рассматривая Гуаньшаня... Эти губы... Так хочется ощутить их на своих собственных снова. Мужчина кивнул и стал развязывать пояс Яо, аккуратно снимать каждый слой одежды. Сейчас было главным не напугать чрезмерной резкостью, настойчивостью. Нужно было действовать медленно и осторожно, дать юноше привыкнуть. Яо, когда оказался совершенно нагим, поджал под себя ноги, явно смущаясь. Отвернулся, покраснел, изображая, что ему очень интересно рассматривать вазу на прикроватном столике. — Сынок, — позвал мужчина, пытаясь угадать чувства Яо. Обнял мальчишку, зная, что ему это нужно. Гуаньшань безумно хотел своего собственного сына, прямо здесь и сейчас. Грубо развести ноги в стороны и войти, трахать в бешеном темпе слабое и тонкое тело, кусать губы и шею, заставить Яо кричать от боли и удовольствия. Цзинь хотел заполучить, присвоить, подтащить к себе. И чем больше он думал обо всем об этом, тем сложнее было держаться и нежно целовать в шею и грудь, поцеловать в живот и улыбнуться на тихий смешок Яо — щекотно. У Мэн Яо так много мест, где он или смеётся, или краснеет, весь сжимается или наоборот тихонько стонет, хныча от ощущений, которых никогда не испытывал. До Гуаньшаня, наконец, доходит, как он может назвать Яо. Сын милый, до осточертения очаровательный, жадный до ласки, но совсем не умеет её просить. — Папа, я... Хочу ещё! — Яо тянется за поцелуем, получает его и старается ответить хорошо, правильно. Но Гуаньшань все равно побеждает, мнет губы Яо своими, кусает, проводит по ним языком, срывая короткий стон. Цзинь не останавливается, спускается к груди, целует и лижет соски, с удовольствием отмечая, как содрогается тело под ним, как Яо просит "ещё", а потом и вовсе кладет руку отца на свой член, взглядом умоляет сделать хоть что-то. — Не торопись, — Гуаньшань улыбается, убрав руку и положив её Яо на колено, — раздвинь ножки, солнце. И Мэн Яо не в силах сопротивляться этой манере общения, этому голосу, потому сразу же подчиняется. — Прости, если я недостаточно красив, — счёл нужным произнести юноша, но осёкся, увидев недовольный взгляд отца. — Чтобы я ничего такого больше не слышал. Гуаньшань склоняется ниже и проводит языком меж ягодиц сына. Услышав стон Яо, мужчина продолжает, обводя кончиком языка анус, а затем совсем немного проникает внутрь. Переходит снова выше и вбирает головку члена Яо в рот, посасывая и лаская языком. Юноша под ним совсем не знает куда себя деть, и только и может, что кричать какие-то невообразимо пошлые фразы, стонать и толкаться собственному отцу в рот. — Выеби меня! — грубо произносит Яо и хнычет, потому что Гуаньшань перевернул его на живот и членом юноша проехался по смятой простыне. Настолько приятно, что неосознанно Мэн Яо двигает бедрами, потираясь ещё, но руки отца останавливают его. — Нельзя, малыш. Встань на колени, на руки можешь не вставать. Да, вот так, — он потянулся к бутылочке с маслом, что всегда лежала у него под подушкой, откупорил её и щедро вылил себе на руки и меж ягодиц Яо, вошел сразу двумя пальцами. — Ой... — юноша почувствовал, что в него что-то засунули, и стало больно, — папа? — Потерпи, малыш, это скоро пройдет, — Гуаньшань склонился над сыном и поцеловал его меж лопаток, продвигая пальцы глубже. Когда они свободно скользили внутри, Гуаньшань вынул их и стал раздеваться сам. Удивленный долгим затишьем, Яо обернулся и ахнул. Член у отца был пугающим, большой и толстый. Здравый смысл кричал о том, что такое просто не влезет, но тело хотело. Хотело ощутить его полностью в себе, и чтобы заполниться без остатка. — Он... Не влезет, — шепнул неуверенно юноша, но положения своего не поменял. Только сжался сильно, не теряя при этом возбуждения. — Просто расслабься, — ответил Гуаньшань, приставил член к анусу и надавил. Не идет, — расслабься, я сказал! — мужчина не выдержал и шлепнул Яо по бедру, о чем сразу же пожалел. Со стороны мальчишки послышался всхлип. — Прости... Я... Не получается, — Яо не знал, куда ему деваться. И страшно, и приятно, и возбуждающе. Ворох чувств и эмоций полностью накрыл юношу, и он снова испугался, что вот сейчас его отвергнут, потому что любовник из него ужасный. — Малыш, — Гуаньшань только вздохнул, поднял юношу на руки и притянул к себе лицом, целуя в макушку, сел вместе с ним на край кровати — давай, смотри на меня, хорошо? И ничего не бойся. Я осторожно, — воспользовавшись тем, что Яо отвлекся, мужчина направил в него свой член и вошел на сантиметров пять. Мальчишка тут же вжался в Гуаньшаня и застонал на ухо отцу, чувствуя, как непроизвольно опускается все ниже и ниже. Гуаньшаню надоело ждать, надоело медлить. Да и Яо был полностью готов. Глава ордена стал двигаться, держа руки на бедрах Яо и самостоятельно двигая тело на своем члене. Мэн Яо, слово кукла, болтался на Гуаньшане, только цепляясь за его шею и громко постанывая, когда отец входит особенно глубоко. Скулил, просил больше, быстрее. И Гуаньшань выполнил его просьбу, больше не сдерживаясь. Больше нет никаких рамок или чего-то подобного, только они двое. Мысли улетучились, а слух распознавал только стоны и шлепки двух тел друг о друга. — Папа... Папочка... Ещё, пожалуйста, хочу ещё! — Яо больше не мог, не видел ничего вокруг, только лицо своего отца, которое было так близко... Снова, так близко! Гуаньшань нежно поцеловал сына, заполнив его до конца и почувствовал, как Мэн Яо кончил и сперма выплеснулась на его собственный живот. Глава ордена только лениво толкнулся несколько раз в расслабленное тело и кончил сам, наконец чувствуя, как ум проясняется. — Сынок? — мужчина посмотрел на Яо, но тот не ответил. Только привстал немного, и сел назад, уже на ноги к отцу. Снова цеплялся за шею и плечи. Устал. Гуаньшань лег с ним на кровать и укрыл их обоих одеялом. Погладил по голове сына. — Папа... Я забыл сказать, — юноша нахмурился, — я тебя люблю... Очень люблю! — Конечно, сынок. Я тоже тебя очень люблю, — Гуаньшань усмехнулся. — А больше, чем Цзысюаня? — Больше, больше. Всё, спи, малыш.***
— Посмотри на столике, там подарок для тебя, — лениво произнес Гуаньшань, кивнув на небольшую коробочку. Яо встал и открыл, улыбнулся. В коробочке лежали браслеты из чистого золота, которые он просил у отца еще буквально вчера. — Спасибо, — абсолютно нагой, Яо завалился на отца, благо, юноша был лёгким, — пап, а я хочу ещё. Слышишь? Не спи. — Чего именно ты хочешь? — мужчина положил руки Яо на поясницу, спустился к ягодицам сына, — малыш, мы же закончили всего лишь полчаса назад. — Я просто вспомнил, как ты трахнул меня в первый раз. Хочу ещё теперь. Видишь? — он сел и показал на свой вставший член, не упустив случая потереться о пах Гуаньшаня задницей, — ну папа, ну пожалуйста! — Хватит вести себя, как шлюха, ты же знаешь, как я это не люблю. Где мой нежный сынок? — Гуаньшань сел и поцеловал Яо в щеку, обхватил его член рукой и стал дрочить сыну. Яо же подался вперед, прикрыв глаза, чувствуя, как все мысли куда-то улетучиваются, остаётся только любимый, горячо любимый, отец. Юноша кончает быстро, стонет очень громко и снова виснет на плечах у отца, намеренно выставляя задницу немного назад. Знает, что сейчас будет. И хочет. — Яо-Яо, как можно вести себя так нескромно? Я не этому тебя учил, — Гуаньшань шлепает его по ягодице ладонью, довольствуясь красным следом, что там остался. — Папочка учил меня сосать. Только вот мне это не нравится, и папа сказал, что я не буду этого делать. Еще папа учил меня подставлять свою задницу в самых разных позах, учил, что любит меня больше жизни... — Яо задумался, — а ещё папа говорил, что может трахнуть меня пальцами тогда, когда я захочу! Гуаньшань только вздыхает и заводит руку за спину Яо, действительно входит в него двумя пальцами. Двигает ими, дожидаясь, пока Яо снова кончит. — Сынок, с каких пор ты стал носить свою маску даже при мне? Яо замирает. Неужели он и правда..? Не может быть, папа что-то путает. С кем угодно, но только не с отцом. — Я... Прости, — он виновато понурил голову, сжав руки в кулаки, — как-то само получается, пап. Я не специально. Ты... Не хочешь, чтобы я ругался или что? — Не пытайся изобразить из себя сотрудника публичного дома. Я не раз говорил, что люблю только тебя. Хорошо? — Хорошо, папа. Поцелуй меня, пожалуйста. Как тогда. И Гуаньшань целует, обнимая крепко и надёжно. Так, чтобы спасти от всех невзгод, уберечь от всех проблем. Кто посмеет заикнуться о Яо в плохом ключе — сразу будет мертв. Все подарки и весь мир брошены к ногам Яо. И сам Гуаньшань тоже давным-давно пропал в этом нежном мальчишке.