выходи!

– Давай я посмотрю? Сколько там уже людей... Ваня поражается тому, с какой лёгкостью Марьяна курсирует между своими друзьями на вип-трибуне и сценой, не вызывая ни у кого ни капли возмущения. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что охрана и организаторы пропускают её везде, куда бы она ни направилась, но её компания... Ванины ребята точно подняли бы шум после второй же его отлучки, а Марьяна вот уже почти полтора часа носится туда-сюда и даже не думает останавливаться. – Да не на-адо, – машет рукой Фейс, – нам же сказали, что половины ещё нет. – Ну давай! – канючит девушка. – Полдевятого уже, даже больше, не может там быть меньше половины зала! – Ты хочешь сказать, что охрана меня наёбывает? – смеётся рэпер. – Бля буду, Марьяш, рано ещё! – Не наёбывают, а попиздивают, – машет пальчиком Марьяна. Ваня хохочет и сгребает её в охапку, зарываясь носом в пушистые кудри. Тонкие пальчики пробираются под футболку, невесомо поглаживая бока и спину. Ивана всегда удивляла собственная реакция на одно только присутствие Марьяны в поле его зрения – а иногда даже просто в одном помещении с ним. Рядом с ней он чувствует себя спокойно и расслабленно даже в стрессовой ситуации. Концерты тоже относятся к стрессовым мероприятиям, но те, на которые приходит Марьяна, другие. Стадион на семь тысяч человек будет кричать его песни громче него, но он будет петь для единственного человека в зале, который в любой толпе услышит его голос. Блядь, какая блевотня эти все «единственный человек», «петь только для неё»... Хуйня, поебень и блевотня! Дрёмин умрёт за неё, не думая, – о каких концертах и песнях может идти речь?! Но концерт ещё не начался и хуй знает когда начнётся, Марьянины прохладные пальцы под его футболкой, а запах её шампуня и духов заглушает все остальные. И сбоку от сцены обнаруживается какая-то дверь, наверняка ведущая в чисто техническое помещение – только руку протяни да сделай пару шагов вправо. Ваня делает эти два шага, легко утягивая за собой девушку, и кладёт ладонь на податливую ручку. Незаперто. И совершенно безлюдно. – Ты что удумал? Марьяна тоненько взвизгивает, когда он одной рукой приподнимает её и переносит в комнатушку, закрывая за ней дверь и подпирая изнутри – Марьяной. Она сначала крепко вцепляется в него, пугаясь внезапной темноты, но под тихое «спокойно-спокойно-не паникуй-это я» вдруг смеётся и ослабляет хватку, чтобы через секунду вновь впиться в кожу – на этот раз ногтями. – Курва! Девушка знает, что она не. Ваня знает это ещё лучше. Но она запрокидывает голову, почти ударяясь затылком о дверь, подставляет губы и шею под жалящие поцелуи и слишком явно для кромешной темноты улыбается, закусывая губу и постанывая сквозь сомкнутые зубы. Ваня рычит, но скорее от восхищения и трепета, сам скользит ладонью сквозь огромную футболку и топ. Грудь так правильно и удобно ложится в ладонь, что Фейс путается в штанах Марьяны, которой приходится на пару секунд взять ситуацию под свой контроль. Сдёрнуть собственные шаровары получается гораздо быстрее и самостоятельно, поэтому девушка успевает задрать его футболку, мазнув ладошкой по животу, так что в момент, когда он в неё входит, прижимаясь всем телом на выдохе, между ними лишь символичное «Я/МЫ ИВАН FACE». Буквально. «Слоган нашего секса, сечёшь?» Хотя «я/мы» чаще всего трансформируется в «она», потому что Марьяну нужно целовать, её нужно сжимать и гладить, облизывать и трахать так хорошо, чтобы она кричала от удовольствия. И она кричит, обычно – кричит, но сейчас только сдавленно стонет в его губы, музыкально трахает его язык, и это класс, это бомба, это пиздец как охуенно, если честно! Да, детка, ты лучшая, блядь, нахуй, да! Любимая! И любимая забывает про то, что так рвалась выйти на сцену, про то, что в нескольких метрах от них сцена, она забывает вообще про всё нахрен, она помнит только про этот восхитительный член и эти охуевшие губы, а ещё – сильные руки, которые ласкают её как будто одновременно везде. И она кончает – раньше него и всё-таки со вскриком, но он догоняет, и она сначала обмякает, держась между ним и дверью исключительно за счёт наваливания одного на другую (и крепких объятий, ладно), но потом легонько отталкивает парня, небрежно проводит по своим волосам и опускается на колени. – Марьяна, – как-то полубессознательно протягивает Фейс, одной рукой опираясь о дверь позади неё, а другую опуская ей на волосы. Не давя, не зарываясь – просто кладёт широкую ладонь на макушку, почти даже не ощутимо, и она не обращает на это ни малейшего внимания, сначала коротко облизывая, собирая часть оставшейся спермы, а потом глубоко заглатывая, прямо сразу, чтобы сдавленно застонал и запрокинул голову уже Ваня. Марьяна сосёт так, словно его член – это самый вкусный леденец на свете, гораздо вкуснее тех, что может предложить «Презервативная», потому что он тёплый, пульсирующий и любимый. Она давно разучилась давиться им, поэтому теперь насаживается на всю длину, трахает его ртом так, как он мог бы трахать её в рот, но он по-прежнему даже не запускает пальцы в её волосы, предоставляя полную свободу действий. Потому что так – хорошо. Так не бывает больше ни с кем, потому что так может только его любимая девочка. – Блядь! – не выдерживает Ваня, изливаясь в её рот. Марьяна удовлетворённо улыбается, сглатывая вязкое семя, и позволяет сильным рукам поставить её на ноги. – Я люблю тебя, – шепчет Ваня в солёные губы. – И я тебя, – коротко целует Марьяна. На сцену она всё-таки выбегает, растрёпывая и без того растрёпанные волосы, оттягивая футболку, хвастаясь и счастливо улыбаясь. Благо, не осталось следов: переодеться-то не во что. Хотя она бы не обиделась. Ничуть нет.