Конфликт интересов

Ранним утром корчмарь Януш работы не имел — в такое время люд занят: кто в шахте трудится, кто домашними делами занят, кто чем другим. Сам-то он работать спозаранку не привыкший: посетителей нет, а в корчме у него лад наводят да за продуктами на рынок бегают сын с дочкой. Такую жизнь он любил и ни за что бы не променял её на иную… ну, разве что на гору денег аль на принцессу-жену вместо своей одряхлевшей бабы. Сегодня же весь его привычный порядок дня был нарушен: с самого утречка, незадолго после того, как он встал, распахнул ставни окон и открыл корчму, предварительно протерев от скопившейся пыли дверь, внутрь вошли двое. Выглядели они непривычно. Один был высок, имел белые, как молоко, волосы. Корчмарь отметил, что, хоть его уставшее, словно измученное лицо было иссечено морщинами, старым он не выглядел. Молодым, правду сказать, тоже. Второго он описать бы не мог, даже коли сильно захотел, но вдруг бы всё же смог, то заметил, что тот был красив, худощав, имел темно-русые волосы до плеч, а одет был в модный тёмно-синий кафтан, явно утративший свой лоск в долгой и пыльной дороге, и шапочку с пером цапли, а в руках у него имелась лютня. «Точно не местные, — подумал Януш, осматривая гостей. — Откедова таких чудных занесло? С большой дороги, что ль?» Оглядевшись, они, вопреки ожиданию, не подошли к стойке, а двинулись к одному из столов, сопровождаемые взглядом молчавшего корчмаря. Франт сел, оставив в руках лютню, беловолосый же прежде снял со спины два меча в ножнах — Януш их только сейчас заметил — и облокотил о ножку стола. Мужчины тихо вели какую-то беседу, поэтому слов он не слышал. Заказывать они тоже не спешили, а потому Януш решил, что утро, возможно, и не сильно испорчено… — Хм, Геральт, а если так, — предложил Лютик. Он положил пальцы на струны и сыграл: «В твоих глазах Вселенская печаль, Это видно, и я сердцем чую, Что тебе явно не хватает крепкого плеча И кого-нибудь с огромным…» — Лютик, — устало прервал его тот. — Перестать — поэзия от тебя натерпелась еще со времен баллады о принцессе Пенелопе. Бард хмыкнул, отложил лютню и стал тарабанить пальцами по столу. — Ладно тебе, я же шучу, — хмыкнул он. — А баллада о принцессе Пенелопе, между прочим, намного глубже, чем ты думаешь, — кто хочешь тебе это скажет. Лютик улыбнулся, но, увидев, что его друг веселья не поддерживает, нахмурился, потому что Геральт выглядел слишком устало: глаза запали, морщины выделялись на худом лице намного резче обычного, а само лицо, и ранее бывшее не слишком привлекательным, сегодня стало стократ неприятнее. — Что тебе сказали те мужики у дома приказчика? — решил перевести тему Лютик. — Когда он будет? — Когда будет, не сказали, — ответил ведьмак. — Заплатит ли за гуля — тоже. — Неприятные они типы, тебе не кажется? Высокие, крепкие, при оружии, а рожи такие мерзопакостные, что я как их увидел, так сразу понял: разбойники они и преступники, — удивился бард. Ведьмак молчал, поэтому Лютик спросил: — Что они тут делают, Геральт? — Заметил, — коротко сказал Геральт. — А делают они то же, что и все разбойники и преступники, закон не преступающие, — хранят его. Снова установилось молчание. Лютик почесал живот, бурчащий от голода, — он не ел с вчерашнего вечера, а денег на завтрак в корчме не было. Но они могли появиться после того, как Геральт получит плату за убитое в окрестностях городка чудовище. — Что с тобой? — спросил он. — Ты в последние дни сам не свой. — Ничего, Лютик, я в порядке. Устал я просто. Осточертело мне по большаку бродить. Домой хочу. — Что я слышу! — удивился бард. — Неужели Геральту из Ривии надоела жизнь ведьмака? Неужели он наконец решил осесть? — Не ори, болван, — сказал Геральт, не повышая голос. — Я ничего не решил. Говорю тебе: просто устал. Даже ведьмаку не чужд домашний уют. — Особенно когда уют этот обустраивает чародейка Йеннифэр, — улыбнулся Лютик. — Я вот удивляюсь тому, что вы еще не разбежались, как раньше… Сколько вы уже живете вместе? Пять лет? Шесть? — Семь, Лютик, и, я надеюсь, проживем еще долго. А если тебе так интересно, то не разбежались мы, потому как, я думаю, повзрослели, забыли прошлые обиды и пытаемся жить дальше. Да и сам-то ты остепенился едва ли не раньше, а? Лютик согласно качнул головой и изогнул губы в улыбке. — Да, тут ты прав, но я-то прирождённый семьянин — однолюб, можно сказать, — заметил бард, пытаясь подбить Геральта на что-нибудь едкое, какую-нибудь фразу, чтобы расшевелить друга, но тот вновь промолчал. Лютик решил перевести тему: — Давай перейдем к делу. Раз мы заказывать ничего не будем — я правильно понимаю? — так вот, сколько нам, по-твоему, сидеть здесь и ждать приказчика-то? Я тут с голоду скоро помру, Геральт! Нам ведь даже не сказали, когда он объявится. Так что теперь, до завтра ждать его? — Что ты предлагаешь? — Предлагаю, — зашептал Лютик, — предлагаю спросить у кого другого — у корчмаря, например, — может, он знает, когда приказчик этот будет. Он же здешний, должен знать, хотя бы примерно, когда и куда высшее начальство отлучается. Верно излагаю, а, Геральт? — Может, и верно, — сказал ведьмак, вставая и подбирая мечи. — Пойдем, спросим. Они подошли к стойке. Корчмарь, толстоватый мужчина с бородой, до этого старательно делавший вид, что занимается своими делами, поднял голову. — Здравствуй, добрый человек, — обратился к нему Лютик, — не подскажешь ли ты нам, где может быть ваш достопочтенный приказчик? Мы бывали уже у его дома, но не нашли его самого там. — Здравствуйте, а вам, люди добрые, на что он надобен? — спросил тот. — Мой друг, — бард кивнул на Геральта, — хотел бы получить плату за убитое чудовище неподалеку от вашего городка. Мужчина, видимо, только сейчас заметил два жёлтых геральтовых глаза. — Ведьмак! — воскликнул он. — Это ж как вас занесло в наши-то горные края? Ведьмак молчал. — Ветрами судьбы, — лучисто улыбнулся Лютик. — Так что насчет нашего вопроса? — А, — корчмарь махнул рукой, — если не дома он, то тогда народ, значит, где-нить мордует, не иначе. У него других делов нет. А вы, господин ведьмак, зазря надеетесь деньги получить за чудище свое. Ни черта он вам не даст, времечко токмо потеряете. Геральт нахмурился и переглянулся с другом. — Это почему вы так решили? — спросил Лютик, и, видя нерешительность мужчины, добавил: — Вы не переживайте, мы с Геральтом ему ваших слов не передадим. Клянусь: уж он-то не из болтливых, а я — и подавно. — Все так говорят, а потом… — корчмарь снова махнул рукой. — А, ладно, бес с ним. Не даст он вам ни гроша, люди добрые, потому как может токмо людей плетью хлестать до смерти, а на доброе дело не способен. Лютый он, как сто псов, да и сам собака собакой, недаром его Убойцей окрестили! Зверь, одним словом! Вы ежели плату потребуете, так он вас засмеет токмо, у самих деньги отнимет, плетью отходит да за город вышвырнет, если не убьет, чего доброго. — Если он такой поганец, — удивился Лютик, — почему тогда владелец этих земель ничего не сделает? Почему позволяет над людьми издеваться? Корчмарь вздохнул и нервно почесал за ухом. — Потому что он-то его к нам и приставил, — ответил мужчина. — чтоб над людом простым зло чинить. Был у нас раньше приказчик, злой тоже, как нечисть, так народ взбунтовался и на кол его посадил. Вот старый барон и прислал нам этого милсдаря Северьяна, — при слове «милсдарь» корчмарь презрительно скривился и чуть не сплюнул на пол, — чтоб, значит, порядок навел. Мы теперича вспоминаем того падлюку малость не с любовью: был он и стократ не такой лютый, как этот. А коли хотите увидеть его, так до рынка идите — ежели он где и есть, то токмо там. «Ясно, — подумал Геральт, — захотели, видать, решить проблему кнутом, без пряника». Ведьмак решил вклиниться в разговор. — Спасибо вам, хозяин, за информацию. Пойдем, Лютик. — Не за что, господин ведьмак, — сказал тот. — Удачи вам токмо могу пожелать. Распрощавшись, Геральт с Лютиком развернулись, собираясь уйти, но корчмарь их окликнул. — Господин ведьмак, стойте! Вы обещали не поминать о нашем разговоре, помните? — Помню, — ответил Геральт, — и не буду. — А раз так… — мужчина замялся. — Говорят… правду говорят, господин ведьмак, что мечи ваши… что один для чудищ, а другой для людей предназначен? Потому как коли правда… — Неправда, — прервал его Геральт. — Неправда это, хозяин. Они оба для чудовищ. И просьбу я вашу не исполню, сколько не заплатите. Хоть я вам и сочувствую, но у нас, ведьмаков, есть кодекс, и преступать его я не могу. Извините. Корчмарь сильно смутился и покраснел, даже перепугался, как показалось ведьмаку, и, еле выдавив из себя скупое «Удачи», сосредоточился на собственной утвари. «Удивительно, — подумал ведьмак, — Неужели этот Убойца так всех достал, что даже корчмарь готов заплатить за его убийство?» Геральт хотел направиться к выходу, но оттуда в корчму вошли четверо мужчин и сразу же направились к ним. — Ты глянь, — насмешливо сказал один из них, — и правда похож на девку расфуфыренную, — загоготал он, указывая на Лютика. — А этот — ведьмак! Компания подошла к ним вплотную и Геральт увидел у каждого ножи на поясе. «Всегда одно и то же», — подумал он. — Вы какого черта сюда приперлись, приблуды? — спросил второй. — Вам здесь не рады! — Валите из города, пока целы, — подхватил третий. — У меня дело к вашему приказчику, — сказал Геральт, загораживая спиной Лютика и кладя руку на меч. — Поэтому никуда мы не пойдем. А вот вы валите, иначе целыми точно не останетесь. — Ну посмотрим, — улыбнулся желтозубый четвертый, выхватывая нож. — Мочи их, мужики! Геральт оттолкнул Лютика назад и молниеносно выхватил меч, уже собираясь уклониться от удара и примеряясь мечом к руке первого противника, когда дверь распахнулась и внутрь, как по приказу, один за другим ввалились с десяток мужиков, которых они видели возле приказчикового дома. * * * Увидев его, Геральт не усомнился в том, что приказчик Северьян Убойца полностью заслужил свое прозвище. Был он высокого роста, худощавый, но руки, выглядывающие из-под плотной рубахи, были крепкими и мозолистыми. Длинные усы на узком решительном лице обрамляли непропорционально маленький рот. Но не это было главным — главными были глаза. Водянистые и низко посаженные, они, в сочетании со всем остальным, магическим образом приводили слабого духом собеседника в ужас. Геральт видел множество подобных лиц и по опыту мог сказать, что лица эти всегда принадлежали убийцам, насильникам и безумцам. Не раз все эти качества совмещались в одном человеке. «Этого местные на кол не посадят, — подумал Геральт. — Каждому в городе, наверное, в кошмарах снится его лицо. Барон точно знал, что делает». Влетев в корчму, мужичье разглядели зачинщика драки именно в ведьмаке и с видом, не терпящим возражений, решили препроводить его к начальнику. Геральт возражать не стал, поэтому, приказав перепуганному Лютику оставаться на месте и приглядывать за лошадьми, сдал оружие и пошел за ними. Мужики отконвоировали его аккурат к дому приказчика и провели в комнату, где его уже ждал оный. Приказчик сидел перед ним на стуле по другую сторону стола, сидел уверенно, как и подобает хозяину: расслаблено, широко расставив ноги и положив руки на подлокотники. Стол перед ним был пуст: ни выпивки, ни еды хозяин предлагать ему был не намерен. Проследив за тем, как его люди усаживают ведьмака, он выслушал рапорт и внимательно посмотрел на Геральта, словно стараясь пригвоздить его к спинке стула. — И зачем ты, ведьмак, приперся в мой город? — спросил он. — Зачем людей моих хотел убить? — Людей я ваших убивать не хотел, — ответил Геральт, — и вы, господин приказчик, это прекрасно знаете. Я человек уже немолодой, опытный, а вы не первый, кто пытается меня подставить, чтоб получить выгоду из моих умений. — Давайте, — продолжил он после минутного молчания, — обойдемся без пустых угроз, а сразу перейдем к делу: что вам нужно? Убойца слушал его, не перебивая, с каменным лицо, но под конец придвинулся ближе, а его рожа скривилась. — Какой грамотный ведьмак, — выплюнул он. — А говорят, вы просто идиоты безмозглые, способные только падаль всякую изничтожать. Ха, врут, значит! Северьян откинулся на спинку стула и снова расслабился. — Как тебя зовут, ведьмак? — спросил он. — Геральт. — Так вот, Геральт, угрозы мои — не пусты: я легко могу приказать тебя отхлестать плетью на рынке, повесить или четвертовать на потеху толпе, могу и сам это сделать, с удовольствием. И с другом твоим то же самое сделаю — неважно, виновен он или нет. Я за свои слова тебе ручаюсь, и друзья мои, — он кивнул на мужиков, стоящих у ведьмака за спиной, — тоже ручаются. В последнем Геральт не сомневался: он уже успел рассмотреть приказчикову дружину и понять, что это умелые и знающие своё дело головорезы, точно не раз бывавшие в передрягах. Они — столпы местной власти, на которых стоит Убойца. Северьян смотрел на ведьмака, ожидая реакции, но тот даже бровью не повёл. — Ты не ответил на вопрос, — продолжил Убойца. — Зачем ты прибыл в город? — Получить плату, — сказал ведьмак, — за гулей, которых убил в окрестностях вашего города. — За гулей? — удивленно спросил приказчик. — И кто, по-твоему, должен за них платить? Я? Нет, ведьмак, я точно не должен. Я объявлений не вешал и наград не назначал. Убить этих гулей было твоей волей. Тебя никто не просил, а значит, и платить никто не должен. Прав я, Геральт? — Нет, господин приказчик, не правы, — спокойно ответил ведьмак. — Стая гулей могла напасть на кого-то из жителей вашего города или даже на вас, а это принесло бы лишние проблемы, которых я вас любезно лишил. Платить вы по закону не обязаны, это факт. Но в следующий раз, когда ведьмак будет проезжать мимо вашего городка и увидит гулей, утопцев или накеров, он не станет их убивать, ведь награды не получит. Заплатить мне — просто-напросто выгоднее для вас. Это вложение в будущее, понимаете? — Языком махать ты умеешь — вот что факт, — хохотнул Убойца. — Даже сильнее, чем надо. Но не убедил ты меня. Срать я хотел на всяких гулей да нахеров, меня они не пугают. Тем не менее, я заплачу. Ну, ведьмак, почему молчишь? Чего не радуешься? — Жду условие, — терпеливо ответил Геральт. — Какое? — То, выполнив которое, я получу награду за гулей, — сказал ведьмак. — Перестаньте вертеть. Я не первый год живу, поэтому говорите, господин приказчик. Но предупреждаю сразу: людей убивать не буду — я ведьмак, а не наемник, и чужие счеты сводить не стану, хоть как мне не заплатите. Пока Геральт говорил, Северьян успел достать из ящичка в столе трубку и теперь слушал ведьмака, попыхивая. — Но я вижу, — продолжил Геральт, — что дело здесь в другом. Гулей вы, может, и не боитесь, но что-то иное — точно. Что вас пугает, господин приказчик? Убойца застыл с трубкой в руке, лицо его заострилось, а водянистые глаза сузились. Он злился. Геральт понял, что Северьян Убойца был из тех людей, кого даже малейшее упоминание его слабостей выводит из себя, вынуждая опровергнуть их существование. Но, вопреки ожиданиям, приказчик быстро взял себя в руки. — Меня ничего не пугает, господин ведьмак, — передразнил он Геральта. — Но дело, так или иначе, серьезное. Наш город живет за счет рудника, из которой добываются драгоценные камни, в основном — малахит и медь. — И в этом руднике завелось нечто, что этому мешает, — продолжил за ним Геральт, желая быстрее перейти к сути. — Именно, — сказал Убойца. — Причем завелось давно, еще с незапамятных времен. Тварь какая-то нечистая. — И что эта тварь делает? Как мешает? — Пакости делает: иной раз обвал в шахте устроит, иной раз человек в гору войдет и не выйдет, — объяснял приказчик. — А бывает, соберет человек камней драгоценных, придет домой, смотрит — а в мешке не малахит, а… говно. Бывали случаи… Знаешь, Геральт, что это за паскуда? Ведьмак кивнул. — Да, слышал о подобном. Это малахитница — дух, оберегающий драгоценные камни. Северьян снова затянулся трубкой, кивая. — Ну вот и убей эту малахитницу, — сказал он, выдыхая дым. — А я заплачу тебе, ведьмак. И за нее, и за гулей тех. Хорошо заплачу. — Зачем тебе это, приказчик? — перешел на «ты» Геральт. — Насколько я понял, тебя жизнь и благополучие твоих жителей мало волнует, скорее наоборот, ты горазд благополучия и жизни лишать. Так почему тебя вдруг волнует малахитница? Убойца резко отложил трубку и придвинулся к ведьмаку, сузив злые глаза. — Кто тебе такое сказал? Какого это такого благополучия я лишаю? Кто такое сказал? — повторил он вопрос. — Отвечай! — Кто сказал, неважно, — спокойно ответил Геральт. — Важно то, что малахитница убивает только тех, кто берет слишком много, кто слишком жаден, тех, — говорил ведьмак, — кто, по её мнению, недостоин обладать камнями. — Меня благополучие чужое может и не волнует, а вот добыча руды — еще как. Да и какая, к черту, разница, кого она там убивает? Тебя это не должно волновать! — злился Северьян. — Ты — ведьмак. Твоя задача — убивать таких, как она, защищать людей от этих порождений дьявола, а не рассуждать о природе своих жертв. Вот и убей! — Нет, — сказал ведьмак, — я не стану этого делать. Малахитница — разумное существо и просто так никого не тронет, а ведьмачий кодекс запрещает убивать подобных ей. Дай другое задание или я уйду. За гулей можешь не платить. — Никуда ты не уйдешь, ведьмак! — рассвирепел Убойца. — И другого задания не получишь, выполняй это! А иначе будешь висеть за драку в корчме на пару со своим дружком! Делай что говорят, а не то живым из города не выйдешь! Геральт чувствовал, как в груди у него зарождается злость. Снова очередной наделенный властью ублюдок без чести и совести хочет, чтобы он бегал перед ним, как собака на поводке, чтобы решал чужие проблемы! Ведьмак как никогда чувствовал, что он уже слишком стар для всего этого. — Пугать меня не надо, приказчик. Я уже сказал: не стану этого делать, — он встал, чувствуя спиной, как стражники берутся за оружие. — Ищите для этого дела кого-нибудь другого. Северьян вскочил из-за стола. — Ты — ведьмак, гниль собачья! И будешь делать что тебе говорят! — Нет. — Нет? — его глаза налились кровью. — Нет, сука? Ладно! Парни, преподайте ведьмаку урок! Геральт сделал все быстро. Скользнув как уж под рукой первого стражника, он приложил его головой о стол. Увернувшись от удара второго, схватил его за руку и мощным ударом плеча толкнул в грудь, выхватывая меч из его ладони. Плечо заболело от удара по кольчуге, но Геральт этого не заметил. Он резко развернулся и приставил меч к горлу поднимающегося первого стражника. И остановился. В груди ведьмака клокотало бешенство, но Геральт не был бы собой, если бы не его подавить. Он понимал, что в закрытом помещении не сможет справиться со всеми, поэтому медленно опустил оружие. Мужики замерли, впечатленные быстротой соперника. Сам приказчик стоял ошарашенный и сильно побледневший. — Убивать её не обязательно, — сказал ведьмак. — Я попробую договориться с ней, возможно, у меня получиться и она уйдет. Если же нет… так и быть, я убью её. Для начала же, позволь мне сделать так, как я говорю. Я отправлюсь в гору и поговорю с ней, с собой возьму своего друга. Не переживай, лошадей мы оставим здесь — без них далеко не уйдем. Договорились?

* * *

В мотив приказчика Геральт не поверил. Точнее, поверил не до конца: он может и заботился о добыче руды, но было здесь еще что-то, ведьмак это нутром чувствовал. Дойдя до корчмы, Геральт потрепал Плотву за гриву и вошел внутрь. В нос сразу же ударил запах готовой еды. Лютик сидел за одним из столов, уплетая какой-то салат, и беседовал с мужчиной, сидящим рядом. Бард повернулся в его сторону и позвал. Увидев подходящего, мужчина привстал и протянул ему руку. — День добрый, господин ведьмак, — сказал он, улыбаясь. Ведьмак поздоровался в ответ. — Это мастер Костоусов, — представил своего собеседника Лютик. — местный камнерез и просто хороший господин, угостивший меня обедом. Ты будешь, Геральт? Здешний суп — объеденье, а салат и квас ничем ему не уступают. Попробуй. Геральт от еды отказался. Он был голоден, но после разговора с приказчиком ему кусок в горло не лез. Он присел. — Господин Геральт — можно я вас так буду называть? — мастер Лютик мне о вас много рассказывал, — сказал Костоусов. — Рад с вами познакомится лично. — Взаимно, господин Костоусов, — ответил ведьмак. — Как все прошло, Геральт? — спросил Лютик. — Он заплатил? — Нет, — устало сказал Геральт, — но заплатит. — Он попросил что-то взамен? — догадался бард. — Да, попросил убить малахитницу, которая обитает в здешних горах. — Так это же отлично! — обрадовался Лютик, но потом глянул на друга и поник. — Или нет? — Нет, Лютик, — сказал Геральт. — Ничего здесь отличного нет. Я не должен этого делать, малахитница никому не мешает — неправильно её убивать. — Тут вы не правы, — вклинился камнерез. — Я, в сам-деле, не ведьмак и мало чего понимаю в этих делах, но что до малахитницы, так это я вам смело скажу: убить надобно эту гадину, ничего доброго от неё нет и не будет. — Почему вы так решили? Насколько я знаю, малахитница не трогает никого просто так. — Да что вы в самом деле, господин ведьмак! — оживился Костоусов. — Трогает еще как! Вы как наши местные глаголете! Эти дурни прозвали бестию диавольскую «Хозяйкой медной горы» и поклонятся ей стали — говорят, мол, она защищает их. Нет, вы вдумайтесь! Защищает! Позабыли уже, безмозглые, сколько людей хороших она погубила, сука мстительная! — Вы преувеличиваете, — возразил ведьмак. — она тронет только тех, кто черту переступит. А про мстительность я первый раз слышу. Это вы о чем? — А, вы ж не здешние, позабыл, — Костоусов хлопнул себя по лицу. — Наши-то все эту историю знают, — сказал он, прихлебывая квас. — Дело было лет с пятнадцать тому. Был у нас парень Стефан, пошел он как-то на гору, а там ему Хозяйка-то эта встретилась — говорит, мол, передай вашему приказчику, что ежели он, душной козел, будет ей шапку железную ломать и с рудника не уберется, то она всю медь спустит, что никак до неё не доберешься. Костоусов, довольный тем, что завладел всеобщим вниманием, еще раз глотнул кваса и продолжил. — А взамен, говорит, твоей невестой буду. Нет, ну вы представляете? Ну, он-то, дурак, послушал змею эту и передал её слова приказчику. Тот, конечно, велел Стефана выпороть и в гору спустить да в забое приковать, а чтоб не помер, овсянки ему собачьей давать и чуть что — драть без поблажки. — Подставила его, значит, — охнул Лютик, увлеченный рассказом. — Подставила, известное дело, — подтвердил Костоусов. — Да не так, как вы думаете, мастер Лютик, а хитрее. Посадили его на цепь длинную и стал Стефан каелкой махать. Да что не махнет — а малахит так и сыплется. Так славу и приобрел, даже барон наш приезжал. Говорили люди, что нечистой силе он душу продал, но барон эту болтовню пресёк, сказал-де, что его душа — это собственное дело, а пока ценный камень идет, надо прок с этого иметь. И сказал он Стефану, что, значит, выпущу тебя на волю и златом обсыплю, ежели найдешь мне такие малахитовые камни, чтоб из них можно было вырубить столбы не меньше пяти сажен. А парень-то тоже не дурной оказался, говорит, ты, господин, вольную мне сначала напиши, потом стараться буду. И нашел ведь, никак сама малахитница ему пособляла, — камнерез сделал еще один глоток и застучал бокалом о стол. Корчмарь, подняв голову, рассмотрел их компанию и, скривившись, а потом даже как-то испугавшись, начал нервно шарить под стойкой в поиске кваса. Наконец, найдя искомое, он неуверенным шагом направился к ним. Поздоровавшись, он осторожно налил квасу Костоусову в бокал. — Как жизнь, Януш? — отчего-то забавляясь, спросил камнерез. Тот пробормотал что-то невнятное в ответ. — И у меня так же, — хмыкнул Костоусов. — А это, позволь представить, — он поочередно указал на барда и ведьмака, — господа Лютик и Геральт. Милсдарь Геральт — ведьмак, Януш, можешь себе представить? — Мы знакомы, — сказал Геральт. — Во как, — явно притворно удивился Костоусов. — Не знаешь, Януш, нет ли для ведьмака работы у нас какой? Может, найдётся чудище, что его зарубить? — камнерез внимательно уставился на корчмаря. Геральт невольно отметил, что напрягся не только корчмарь, но и Лютик. — Ладно уж, — улыбнулся Костоусов, — шучу я. Януш, что-то пробормотав, быстро вернулся за стойку. — Это все интересно, конечно, — вернулся к теме разговора Геральт, — но я сути пока не улавливаю. Раз она ему помогла, то где же она его подставила? — Об этом сейчас речь и пойдет, — сказал камнерез, вытирая усы. — Она ж это все затеяла не просто так: влюбить парня в себя хотела таким образом. Да он-то не так прост оказался, говорит, невеста у меня уже есть, поэтому извиняй. Бестия обиделась, ясное дело, но виду не подала, токмо шкатулкой малахитовой парня одарила — дескать, для невесты твоей. Стефан оженился, двух сыновей и дочку зачал, да вот беда: ведьма эта у него из башки не выходила. С ума она его свела, добрые господа, ночами снилась, в гору бегать заставляла. Там его и нашли-то, в горе, мертвого. — Она его убила? — спросил Лютик. — Знамо дело, конечно, убила. Бабье тогда и начало всякую дурь выдумывать: влюбился Стефан, мол, да жену бросить не мог, от этого руки и наложил. У него в этих самых руках еще и пыль малахитовую нашли, так бабы давай выдумывать! Слезы, говорят, это Хозяйкины, плакала она от горя, видите ли! Не знаю уж, была там пыль эта аль нет, но что не слезы это никакие — это точно! — А что же это по-вашему, — заинтересовано спросил Геральт. — Говно, ясное дело, — уверенно ответил Костоусов, — не иначе. Говорю вам, насрала эта ведьма на него в отместку. Лютик, растроганный историей, от такого поворота вытаращил глаза и чуть не подавился квасом. — Это… Как это? — А чего хотели, милсдарь? Это ж баба! Ясное дело, умишка её токмо на это и хватило! Мне вот давеча один монах говорил, что бабий мозг, дескать… Геральт, понявший, что ничего толкового, он больше не услышит, поднялся из-за стола. — Ладно, господин Костоусов, благодарю вас за историю, но нам уже пора — нужно приниматься за дело. — Да погодите вы! — воскликнул камнерез. — Это ж еще не все! Был бы это конец, так я и не начал такой разговор! Малахитнице мало было смерти Стефана, она решила еще большее горе сделать. Шкатулка-то, которую она подарила, проклятой оказалась. Настасья, жена покойного, не раз говорила, что украшенья в ней нечистые, — как оденет, так словно бы к заразе прикоснется. Права она была! Да токмо дочка её младшенькая, Агнешка, не понимала этого: все таскала украшенья. А как подросла, так беда и случилась. Было это уже после отцовой смерти. Настасья с сынами уехала куда-то, а дочурка сама на хозяйстве осталась. А шкатулка, надо понимать, известна на весь город была, много кто хотел её выкупить, да вот токмо Настасья не продавала память о муже. — Вот и приперся какой-то ублюдок, пока дитя одно дома было, — продолжил он после паузы. — И зверство над нею учинил, а шкатулку ту забрал. Страшное дело было, господа. А в городе потом каждый ходил как в воду опущенный, а Настасья вовсе утопилась через месяц. А все из-за малахитницы этой проклятой! — Ужас… — прошептал пораженный Лютик. — Убейте эту тварь, господин Геральт, пока она еще большего зла не наделала, — попросил Костоусов. — Приказчик, конечно, много нам горя сделал, но нечисть эту он верно хочет изничтожить. Геральт снова поднялся из-за стола. — Хотел бы я, чтобы все было так просто, — произнёс он. — Чтобы можно было людское зверство спихнуть на малахитницу, призрака или беса. — Я не спихиваю, — запальчиво сказал камнерез. — Кабы не малахитница, такого бы не случилось! — Трудно это отрицать, — решил не спорить ведьмак. — Я благодарен вам за историю, господин Костоусов, и за завтрак, но нам действительно уже пора. Лютик, ты доел? Хорошо, тогда идем.