Чёрные и белые

- Дорогой, можно я начну учиться играть на пианино? Это мечта моего детства. У меня появилась возможность исполнить её. - Конечно, дорогая. Что я зверь какой-то? - Спасибо любимый! Я слишком быстро принял решение, потому что вскоре ужасно пожалел об этом. Но ты была настолько счастлива, что я не смог устоять. Орихиме хотела записаться на курсы, но все места были заняты. Решила заниматься индивидуально, но это было слишком дорого. Искала простых людей с музыкальным образованием, - никто не откликнулся. Друзей в этом городе у тебя не было, а соседка, которая была твоей ровесницей, не играла ни на каких инструментах, но однажды ты сидела в кафе и встретила бывшего одноклассника. Вы разговорились, начали вспоминать детство, и тут речь пошла о музыке. У этого парня было музыкальное образование, более того, у него дома стояло пианино, на котором он прекрасно играл, да жил он один. Он согласился обучать тебя, а у меня появилось плохое предчувствие. Но ты была очень рада. Первая неделя. Ты уходила днём, возвращаешься ближе к вечеру. Всё прекрасно. Ты рассказывала мне про миноры и мажоры, но я ничего не понимал и лишь радостно кивал. И пропустил мимо ушей один факт. Ты спросила меня, можно ли тебе приходить позже и уходить пораньше, и я естественно радостно кивнул головой. Прошла ещё неделя. Просыпаюсь, а тебя нет рядом. Я не думал, что будешь уходить настолько рано, но уже не мог ничего поделать. Пошёл на кухню, завтрака тоже нет. Ну и ладно, будто сам не приготовлю. Вернулся с работы, принял душ, смотрю телевизор. Внезапно дверь открылась ключом. Ты заходишь домой и радостно кричишь: «Я дома!» Бросаешь сумку, снимаешь обувь и садишься рядом со мной. Всё так же рассказываешь о занятиях, но внезапно меняешь тему, сама того не заметив. Ты начинаешь рассказывать мне о жизни одноклассника. Описываешь мне очертания его лица, рассказываешь о его личной жизни, и я не удивлен – он свободен. Мне казалось, что ты спутала меня со своей подругой, с которой вы также мило сидели и болтали, прикрывая рот рукой, шепча что-то на ухо друг другу, а потом отдавались громкому смеху. Я был не против послушать об этом парне, но некоторые слова сильно задевали меня. Прошёл ровно месяц. Ты стала возвращаться очень поздно. А я каждый вечер стоял возле двери и караулил тебя. Когда ты приходила, то уже не рассказывала мне об успехах, ты была измотана и часто без настроения. Несмотря на твоё состояние, я всё же возмущался по поводу твоего долгого отсутствия. Ты отвечала тихим измученным голосом, а в ответ я всё больше повышал на тебя голос. Мы ссорились, ночью мирились, а следующим вечером снова ссорились. Это постоянство начало раздражать. Не помню, сколько прошло с того момента времени, но однажды ты пришла домой раньше, зато пьяна. Ты никогда не пила, разве что по праздникам бокал вина или шампанского, но ты сразу пьянела, и тебе становилось плохо. А в этот раз от тебя пахло коньяком. У нас снова начался скандал. На этот раз мы не стали мириться, потому что ты всю ночь просидела в ванной, рядом с унитазом. Наутро я никуда не отпустил тебя. Вытащил из пальто ключи и мобильный. Решил разобраться во всём сам, ты сказала, что после наших ссор у тебя началась депрессия и этот чёртов ублюдок угостил тебя коньяком. Я написал ему смс, от твоего лица и переспросил адрес с отмазкой, что ничего не помню. Он написал адрес, поставил смайл и вдогонку отправил ещё одно смс: «Жду», и поцелуйчик. Да как он смеет отправлять тебе поцелуйчик! С возмущением в глазах я поехал по адресу. Звонок. Дверь открыл очень высокий накаченный, загорелый шатен с вьющимися волосами. Он был одет в розовую рубашку с тремя расстёгнутыми пуговицами и очень модные джинсы. По сравнению с ним я выглядел как маленький ребёнок. Мой рост сто восемьдесят один сантиметр, а Орихиме мне по плечи. Его рост превышал два метра. Вначале я вздрогнул, но позже собрался с силами и произнёс: - Ты Шедо? - Нет, я Садо, - ответил он мне спокойным голосом, не понимая в чём дело. - Да, значит, не угадал, - чуть подпрыгнув, я врезал ему в челюсть. Было больно. Не знаю как ему, но мне да. Садо чуть качнулся назад. Я сказал, что Иноуэ больше не будет сюда ходить и ушёл. Он не пошёл за мной, только посмотрел мне вслед и закрыл дверь. Когда я вернулся, ты бросила мне в лицо подушку, закричав во всё горло: - Почему ты не даёшь мне жить так, как хочу я, Ичиго? - я убрал подушку с лица и так же громко ответил тебе: - Потому, что я был у этого Садо. Он не похож на пианиста. Такое чувство, что ты просто дуришь мне голову! Ты хоть чему-нибудь научилась за это время? На глазах у тебя появились слёзы. Я так не люблю, когда ты плачешь, потому что это разрывает мне сердце. Сквозь плач ты тихо сказала: - Я каждый день рассказывала тебе, чему я научилась. Ты разве не слушал? - Я слушал, просто ничего не понимал. Ты вытерла слёзы и ушла в спальню. Я, ничего не поняв, побежал за тобой. Ты быстро переоделась, взяла сумку, не смотря мне в глаза, вырвала у меня из рук мобильник и ключи и направилась к двери. Я не стал тебя останавливать. Иди, все равно вернешься. Я ошибся, ты не вернулась. За окном уже ночь. Решив проверить свои догадки, я поехал по тому же адресу, но вначале забежал в магазин. Звонок. На пороге стоял всё тот же накаченный шатен. - Опять пришёл кулаками махать? Ну, давай, - он произнёс спокойным голосом. Ему, видимо, было всё ровно. - Я не за этим. Она у тебя? - я спросил это чуть зажатым голосом. Он посмотрел на меня и отрицательно кивнул. - Орихиме приходила сюда. Жаловалась на тебя, что ты не уважаешь её увлечения. Я сказал, что ничем помочь не могу, и она ушла, - он говорил спокойно, будто не в первый раз говорит это. - Иди домой. Она в этом городе больше никого не знает. Ей просто некуда больше идти. - Я поблагодарил его и ушёл. Я вернулся домой. Ты сидела на диване и смотрела в пол. Подойдя к тебе, я хотел тебя обнять, но ты не дала. Тогда я с ноткой гнева сказал: «Я всё ровно не верю твоим словам, но нашёл способ проверить». Я принёс из кладовки большую коробку. Ты открыла её. Там лежал новый белый синтезатор. На пианино у нас не было ни денег, ни места. Ты была в восторге, хотела обнять меня, но я отодвинулся подальше и сказал: «Вначале сыграй!». Я установил синтезатор. Ты сама всё подключила, принесла стул, немного разобравшись в оборудовании, ты начала жать на клавиши. Я сел на диван и приготовился слушать. Твои длинные пальцы перескакивали с одной клавиши на другую, заставляя дотягиваться до самых дальних. Ты смешивала чёрные и белые. Белых было больше, но чёрные придавали большую красоту звучания этой мелодии. Иногда ты топала ножкой, видимо привыкла к педалям на пианино. С тихой тональности ты уверено переходила на громкую и обратно. Одно нажатие и музыка стала совсем по другому звучать. Ты изменила инструмент. Теперь эта чудесная мелодия звучала как на рояле. Я не любил классическую музыку, но стоило мне услышать её в твоём исполнении, как мир перевернулся с ног на голову. Я спросил: - Что за мелодия? - Лунная соната. Бетховен, - ты ответила таким счастливым голосом, но всё-таки старалась быть серьёзной. Ты начала волноваться, этот момент давался тебе очень трудно. Начала дёргать головой, чтобы убрать длинные свисающие рыжие волосы. На лбу выступила капелька пота. Ты сильно нервничала, будто играешь на концерте. Я подошёл к тебе, убрал волосы за уши и положил руки на плечи. Ты начала улыбаться и внезапно мелодия сменилась. Она стала чуть быстрее и громче. Ты быстро меняла аккорды, переставляла пальцы. И мелодия снова стала утихать. Играли только самые высокие ноты. Потом последний торжественный аккорд, который несколько раз повторился, а потом звук замер. Ты убрала руки и повернулась ко мне лицом. Я стоял с открытым ртом и не мог сказать ни слова. Потом мило улыбнулся, подхватил тебя на руки, покружившись пару раз, посадил на диван. Я извинился и нежно поцеловал тебя в венок. Мне казалось, что я летаю в небесах. После маленькой романтичной паузы, мы быстро собрались и пошли в гости, теперь уже, к другу нашей семьи Ясотура Садо. Я всё вспоминал, как ты смешивала чёрные и белые клавиши. Белых было больше, но чёрные придавали большую красоту звучания этой мелодии. Прямо как наши отношения. Наши клавиши были белыми, и было замечательно, но слишком однообразно, добавились чёрные. Трудно. Зато сейчас, когда мелодия кончилась, так хорошо.