Не первый, но и не второй

      Граф де Пейрак стремился усилить свое влияние в Тулузе и весьма нехотя признавал иерархическое превосходство короля Франции — именно так, а не согласно с утверждением Анжелики, что Пейрак не угрожал королевской власти и являлся верным подданным короля*. Насколько далеко заходили амбиции Пейрака? Насколько нетерпимы были бы Пейрак и король друг к другу, не разведи их автор по разным ареалам?       В «Блеске аристократии и буржуазных ценностях» было очерчено, как бы считывали поведение Пейрака его исторически реальные современники, и не был найден ответ, являлась ли угроза со стороны Пейрака реальной, или же существовала только в голове короля, не блещущего воображением и не желающего верить в непонятное. Вместе с тем голоновский король и исторический не тождественны, и озвученные претензии короля голоновского не совпадают с исторически возможными. Складывается впечатление, что Анн Голон интуитивно понимала, что поведение Пейрака подрывало королевскую власть, но не вполне осознавала, почему. Похоже, что конфликт между Пейраком и королем обусловлен не историческими реалиями, а факторами, относящимися собственно к институту и явлению власти.       Любой бизнес стремится к монополии, и политическая власть — это тоже своего рода бизнес, даже если она является самоцелью, а не средством к обогащению. Существуют положения, что политика — это искусство сосуществования с другими силами и реализации в таких условиях своих интересов; и полнота обретенной власти означает полноту ответственности (со всеми вытекающими последствиями); и всё же в конкуренции каждый все равно стремится оттеснить других и захватить всё. В этом смысле король и граф как держатели политического влияния будут бороться за монополию. Пейрак будет бороться за власть в своей вотчине, как он ее понимает (не земли, которыми он владеет как феодал, а все утраченные владения графов Тулузских), а король — за полноту власти во всей Франции (в своей вотчине), не исключая Аквитании.       Как они могут ужиться? Вариантов навскидку аж два. Первый — когда власть будет разделена на фактическую власть Пейрака и номинально-церемониальную власть короля, но с уплатой в королевскую казну налогов, с королевским правом вето. Второй вариант — когда разделят области, где кто держатель власти, т.е. разойдутся, как и сложилось в романе.       Возможен ли вариант разделения влияния по сферам государственно-общественно-публичной жизни? Нет, в конфигурации времен пейраковской Тулузы это невозможно. И король, и Пейрак — агенты именно политической власти, а не финансовой, экономической, культурной и т.д. Политическое влияние проникает во все сферы: и экономику-финансы-налоги, и органы управления, и общественные отношения, и культурные образцы-религию-образ жизни. Политическое влияние предусматривает и авторитет, и привлекательность для подражания. Каждый из них — политический лидер, а не специалист в относительно узкой сфере, и вряд ли поступится этой ролью.       Если властью облечено одно лицо (а не группа лиц, выдвинувшая кого-то одного в качестве бренда), то такой человек должен выполнять функции правителя, даже если правит он на кухне над сковородками и поварятами. Правитель выполняет определенные социальные функции: принимает решения за всю группу, которую возглавляет, и несет за них ответственность, распределяет обязанности и перераспределяет ресурсы. Его главное задание — воспринимать свою группу как целое и принимать решения с учетом всех внешних и внутренних обстоятельств. Он не может оценивать ситуацию под углом видения и интересов одной части этой группы, иначе потеряет общую и относительно объективную систему координат**.       Правитель не должен быть самым умным, находчивым, сильным, богатым, смелым… Этими качествами обладают другие члены группы, а лидер должен знать качества и способности своих подчиненных и находить им применение (снова помяну кролика Ореха из «Обитателей холмов» Р. Адамса).       Пейрак времен Тулузы выполнял все функции, которые правитель делегирует другим, — он и деньги добывал, и стратегию придумывал, и культуру как образ жизни развивал (не было инфраструктуры идей, был только Отель веселой науки и личный пример). Этим Пейрак отличается от подлинного правителя, у него все замкнуто на себе и для себя. Его подход — расчистить-украсить вселенную вокруг себя, чтоб выглянув за окно, не наткнуться на мусорную свалку и не испортить настроение.       Возможно, в подходе «и швец, и жнец, и на дуде игрец» проявляется любовь и идеализация Анн Голон своего героя, который ни в ком не нуждается. Но также может быть, что его таким образом отмежевали от роли правителя, чтоб наветы врагов и зависть короля были ложными, а сам Пейрак — белым и пушистым***. Пейрак — господин, но не правитель. Нет группы, возглавляемой им, и нет цели, к которой группу нужно довести.       * В значении восстания, например, Фронды, Пейрак и вправду не угрожал королевской власти, не придерешься. Но открытой фронде предваряет скрытое противостояние.       ** Есть и псевдоправители, которые делают вид, что выполняют соответствующие социальные функции — или пускают пыль в глаза, или выполняют не в полном объеме, максимально доступном конкретному человеку в конкретных обстоятельствах. Роль-то прикольная, вкусная. В случае, если в решениях правителя не учитываются все стороны и участники группы, то говорят об отстаивании партикулярных интересов, например, дворянства. буржуазии или силовиков.       *** В любом случае, «всё лично сам», «везде личные связи» — фишка Пейрака во всей серии, аж до невозможного. Даже когда он фактически является начальником своей колонии, он скорее хозяин, чем правитель. Он лично подбирает команду, лично принимает новый контингент, сам у штурвала, сам лассо на корабль бросает, и деревья рубит сам, и ни одна мелочь не ускользает от его внимания (как он только успевает? Но это качества хозяйственника, а не правителя; правитель — человек голоса, а не самоличных действий; власть правителя в указаниях и делегировании; управленец — это вообще третья роль). Только когда нужно стать в красивую позу, например, как при сожжении форта в Америке, техническую сторону спецэффектов обеспечивают помощники.       Вспомогательными, но также чрезвычайно важными функциями правителя являются презентация группы вовне и стабилизация ее изнутри. Кроме того, правитель должен быть легитимным, т.е. признанным, а не только/не столько законно пришедшим к власти. То и другое прямо зависит от демонстрации власти — и полномочий, и рычагов, и ее признания со стороны подчиненных. Важны также статусные атрибуты, чтоб было понятно, кто тут главный, а не «он такой милашка, душа компании». И цементом для всех практически действующих составляющих власти (политика, сила, экономика, культура) является престиж того образа жизни, который ведет правитель или элита. Империя (как государство, проецирующее силу извне себя) сильна до тех пор, пока ее культура и образ жизни являются престижными вне империи. Варвары не понимали, зачем нужны все эти поэты и скульптуры, но заводили их у себя, потому что так принято в Риме. То же и в современном мире.       По этому пункту граф де Пейрак и король Франции конкурируют напрямую. А поскольку согласно иерархии, конкуренции быть не должно (потому что во главе может быть кто-то один, а конкуренция первенства не признает), то создавая конкуренцию, Пейрак нарушает королевскую власть. Более того, он демонстрирует, что не признает авторитет короля, а это уже прямое нарушение.       Конкуренция и в другом: Версаль архитектурно похож на Во-ле-Виконт, но как публичное место ближе к Отелю веселой науки. Отель и Версаль — проекты-конкуренты.       И, возможно, самое болезненное для королевской власти (для короля как человека и мужчины тоже) — личная харизма графа. Ну вот умеет монсеньор блеснуть! А король еще не научился, и дается ему тяжелее, судя по мелочам, и создаваемый образ более тяжеловесный, менее изысканный. И девчонки графа любят! — а это тоже важно для правителя, даже для современного, не говоря о тех временах, когда существовало два тела короля — физическое и символическое, и подданным демонстрировалось только символическое, которое и ело, и спало, и гуляло, и женилось, и подженивалось, и болело - для подданных всё это совершало символическое тело, а не физическое.       Граф де Пейрак — не первый, когда есть король, но и вторым быть не может*. По личным кондициям Пейрак соответствует королевскому статусу (хотя, вероятно, не потянул бы лямку королевской роли, во всяком случае, его немонаршья жизнь куда интересней для Пейрака), но граф никогда не делает себя правителем.       * «Не первый, но и не второй», — выражение пришло из песни о Днепропетровске:       Киевляне, берегите нервы,       все столицы мнительны порой.       Город наш, быть может, и не первый,       но, заметьте, он и не второй!       Насколько «не вторые» способны признать над собой власть другого? Способны признать номинально, но так, чтобы сохранить свой фактический статус. Способны, если признают объективное превосходство другого. Пейрак не уважал Людовика XIV, зато уважал свое мнение, поэтому вел себя так, как чувствовал расстановку сил (было бы естественным, если бы он с кардиналом Мазарини держался по-другому, с бо́льшим уважением). Пускай король руководит, Пейрак не против, — но только если король сумеет.       Однако и королю весьма щекотливо строить графа, если тот сам не построился. По статусу — это как старшекласснику с первоклашкой тягаться. Королю нужно проявить смирение, чтобы признать фактическое превосходство подданного, а затем превзойти его. Арест — это своего рода признание, но без смирения. С другой стороны, Пейрак был рельсой в колесе, мешающей королю создать свою реальную власть и мощь, без которых король не смог бы эту рельсу выкинуть подальше; разве не разумней переломить эту рельсу при подвернувшемся случае?       Жоффрей де Пейрак признал бы Людовика XIV в его силе как сюзерена. И настоящий правитель (чувствующий свою силу и владеющий ею, уверенный в ней), заметив редкий талант «не второго», ценил бы его и нашел применение. Однако даже им лучше держаться на дистанции, сходясь лишь для церемониальных актов.