Ржавый берег

      Восьмая бежала по коридору, не слишком заботясь о сохранности пола. Закованная в броню, она оставляла за собой небольшие царапины и — изредка — вмятины. На её топот обернулась стража и расступилась, заметив в руке экзо сияющий пропуск. Забыв перевести дыхание, Восьмая пролетела над мостиком и бросилась в портал, через который — казалось — уже был слышен ядовитый шёпот Саватун. — Ворон! — хрипло крикнула экзо, упав на колени. От телепортации её внешние сенсоры на мгновение перестали работать. — Ворон, подожди! Собравшись с силами, Страж встала и быстро прошла мимо Мары и её ковена, даже не обратив на них внимания. Достигла огромных ворот. Встретилась глазами с Вороном, замершим у фигуры врага. Их общего врага. — Меня поздно отговаривать, я уже здесь! — с вызовом проговорил Ворон. — Я должен узнать сам! Восьмая перевела взгляд на Саватун. Она могла поклясться, что ведьма улыбается, изгибая трещину внутри своей каменной гробницы в уродливую дугу. Экзо молча отряхнула пыль с колен. Ткань брюк от слишком быстрого бега и сильного падения кое-где порвалась. И это тоже не ускользнуло от внимания богини. Конечно, нет. — Восьмая, пожалуйста! — взмолился Глинт. Он был напуган. — От какой правды вы хотите его уберечь? — проворковала Саватун. — О ком вы заботитесь? О нём? Или о себе? — Пожалуйста! — от крика маленького призрака у экзо что-то сжалось внутри. Ворон замер. На своих огрубевших от постоянной работы кончиках пальцев от ощущал вибрации чего-то мощного, великого. Как дыхание тигра через прутья клетки. Хищника чудовищных размеров. Тяжёлая аура богини рвалась за барьер, и стражи чувствовали её, как одно животное чувствует другое. Две. Нет. Три сущности, для которых правила этой Вселенной могут и не работать. Изредка. — Иди, — шепнула Восьмая. Ворон шагнул на мгновение раньше. От прикосновения ткань реальности сжалась и взорвалась в его голове. Прошлое развернулось в Вороне с ужасающей яркостью и ошеломительной быстротой. Его тошнило от страха. Он захлебывался от восторга. Столетия расцветали и гасли с яркостью сверхновых, одно мгновение сменялось другим. Поводок на шее становился всё туже. Нестерпимо болели глаза. Он умер, и последним его воспоминанием было уставшее и грязное лицо Восьмой. Её больной вид. Её страдание. И выстрел. Контакт прервался. Ворон, шатаясь, отошёл от Саватун на пару шагов. Отмахнулся от Глинта. Покидая зал, он не вспомнил, что вместе с ним был кто-то ещё. Несколько дней Страж и его Призрак молчали. Ворон добился от Икоры перевода подальше от Рифа, и это его успокоило. Не отвлекло окончательно, но вернуло ощущение контроля, поставило на твёрдую почву. Приходил Рексис. Принёс сумку сухпайков, которые раздавали ньюлайтам в их первые вылазки, и большую коробку печенья. От себя. Ворон растерянно смотрел на эти подарки, но не решался спросить, изменилось ли что-то между ними. Он надеялся, что Рексис не узнал о разговоре с Саватун, и что всё течёт по-прежнему. Правда не принесла облегчения. Лишь превратила простые прежде узоры отношений во фрактальные. Перед тем, как покинуть Город, Ворон решил сходить в один из садов на Стене и преподнести мятное печенье местному божку. Статуэтке кошки, которая однажды просто появилась в траве под небольшим деревцем. Ворону казалось, что это правильно — подарить что-нибудь, пахнущее мятой, маленькому каменному существу. Закончив импровизированный обряд, мужчина заметил, что кто-то сидит на скамейке невдалеке. — Думается мне, кто-то кого-то избегает, — сказала Восьмая, отключая датапад. — Ты и раньше осторожничал, но теперь я вижу в этом не просто здравый смысл. — Я говорил с Саватун, — сказал Ворон, поборов желание сбежать. — Я всё знаю. — Очень самонадеянное заявление, — усмехнулась она, не став напоминать, что была свидетелем этой беседы. Было даже немного завидно, что Ворон не помнил ни полных боли упрёков Глинта, ни ядовитого шёпота Савватун. Отвратительная аудиенция, после которой хотелось отмыться. Восьмая посмотрела на Город. Ей нравилось это место, потому что здесь не было видно Странника. Вечного напоминания о вечных обязанностях. — Ты ненавидишь меня, — сказал Ворон, не сдвинувшись с места. Восьмая вытащила сигарету и, не глядя, протянула её собеседнику. — Вторая интересная мысль, — объявила экзо, освобождая место на лавочке. — Ну же, я готова послушать ещё. Ворон сел. Вздрогнул, когда сигарета в его руке зажглась сама по себе. — Тебе необязательно. Считай, что это обряд, — сказала Восьмая, закуривая. — Может, пахнет паршиво, но дым красивый. — Ты его убила, — прошептал Ворон. — Ты и Петра. — Эта пафосная, — экзо замялась, проглатывая ругательство, — Ярость Королевы промазала. Но Ульдрен погиб, когда связался с Ахамкарой. Меня в той операции использовали, как слепое и тупое орудие мести. Взяли Паук и Петра. Это очень удобно — когда есть кто-то, готовый на всё. А я была готова. Ворон опустил глаза. — Послушай, я не знаю, что движет остальными, и не могу говорить за них, — Восьмая выпустила дым. — Но в первую нашу встречу я подумала: «Он вернулся». Ворон вздрогнул. — Позволь мне закончить, — попросила она, заметив, что он хочет встать и уйти. Ворон стиснул одну руку в кулак и нашёл в себе силы посмотреть на Восьмую. Та заменила догоревшую в его пальцах сигарету на новую. — Может, есть кто-то, кто боится возвращения Ульдрена Сов, — экзо выпрямилась. — Но не я. — Почему? — Потому что я убила его, Ворон. Я видела его поганые глаза. И ты не имеешь к нему никакого отношения, что бы не говорила ни одна, ни вторая королева. Они помолчали. — Если хочешь, загляни к нам перед вылетом, — Восьмая встала, пряча окурок в какой-то футляр. — У нас сегодня ужин. Нормальный. Впервые за долгое время. — У вас — это?..— неуверенно начал Ворон. — У меня и Рексиса. Но тебя мы тоже ждём. Ворон стоял у двери, неуверенно покачиваясь на месте. Он впервые был в этом районе Последнего города, в квартале около парка, где селились хорошо зарабатывающие стражи с претензией на вкус. Украшенный зеленью многоэтажный дом подсвечивали невысокие фонари. Изредка из подъезда кто-то выходил, не переставая разговаривать со своим призраком, и быстро куда-то убегал. Ворон сел на лавочку и глубоко вздохнул. Год выдался тяжёлым и странным. Пожалуй, труднее всего было найти язык именно с Восьмой, и теперь с ужасающей чёткостью стало понятно, почему. Тем страннее казалось их сближение. Именно она заключила сделку с Пауком и вытащила Ворона из рабства. Она одна из первых пошла на контакт с эликсни и открыто выступила за плотное сотрудничество с ними. Помогала в совершенно хулиганских набегах на Спутанные берега и с весёлым любопытством слушала истории о чудовищно наглых кражах прямо из-под носа барона. До Саватун Восьмая и Ворон были практически приятелями, если не друзьями. Но сейчас… — Ворон? — Восьмая стояла в дверях. — Ох, Свет, ты всё-таки пришёл! Было уже довольно темно. Возможно, ужин давно кончился. — Прости, я… я не хотел опаздывать, — виновато пробормотал Ворон, боясь даже взглянуть на часы. — Ничего, у нас как раз осталось еды ещё на одного человека. Ты же голоден? — Восьмая дошла до лавочки. — Если не очень, перекуса у нас ещё больше. Ворон нашёл в себе силы улыбнуться. — Проходи пока к нам, я скоро вернусь. Когда Восьмая вернулась домой, Ворон и Рексис успели разговориться. Гость всё же поужинал, и теперь мужчины сидели в зале и болтали. Напряжённость почти исчезла, хотя Ворон, заметив Восьмую, сел в кресле ровно и стал тише. Он не прятал глаза, в жестах и осторожных словах не чувствовалось страха, но… ощущалась сдержанность и осторожность. — Да, кстати, меня, наверно, в Башню позовут, — сказал Рексис, печально глядя на звездочку гвоздики в своей кружке. — Ты и так там живёшь, в чём на этот раз дело? — Восьмая пододвинула Ворону корзинку с крендельками. — Завале на стол попал невычитанный отчёт от какого-то ньюлайта. Экзо раздражённо фыркнула. — Мне кажется, ты их слишком опекаешь, — сказала она, отпив чаю. — Если коммандеру так сильно нужны идеальные документы, пусть запрашивает ИИ для первичной редактуры. Или ослабляет требования к оформлению. — Восьмая, ты не… — начал горячо Рексис, но осёкся. Они по-разному относились к Авангарду, его роли в Последнем городе и временами ругались по этому поводу. Но сейчас портить вечер не хотелось. — А где у вас тут можно безопасно кое-что разжечь? — рискнул сменить тему Ворон. — Балкон, улица, — ответила Восьмая, — А что? — Вы не против, если я кое-что покажу? Рексис встал по правое плечо Ворона, который проворно собирал какую-то установку, временами доставая всё новые детали из своей сумки. Скоро стало понятно, что это устройство предназначено для нагревания и прокаливания. Походная плитка? Отрегулировав зазор сопла горелки, Ворон поджег топливо. Достал из внутреннего кармана крохотный шёлковый мешочек и высыпал на металлическое блюдце мелкий голубоватый порошок с красными зёрнами покрупнее. — Это же… — Ш-ш-ш, — перебил Восьмую Ворон. Он жестом попросил сигарету. Торопливо поднёс её к едва заметному тонкому пару, в полотне которого танцевали блёстки. Очень скоро бумага вплоть до фильтра стала искрить крошечными звёздочками. Рексис сел рядом и повторил то же самое. Закурил, неглубоко затянувшись. Мутно посмотрел на Восьмую, которая забрала у него сигарету и попробовала ещё меньше дыма. — Это штука выправляет вкус, — прокашлявшись, объяснил Ворон. — Смягчает горечь и вытаскивает растительные ноты. Экзо торопливо взяла из пальцев Ворона его сигарету и затянулась решительнее. Подержав дым во рту, выпустила его. — Твоя на вкус как зубной порошок с чаем, — сказала Восьмая, кивнув на Рексиса. — А у тебя ничего так. Хочешь попробовать его ментоловую херню? Ворон кивнул. Затянулся. Нёбо неожиданно обдало холодом, который рассыпался и раскрылся приятным травяным привкусом и желанием сплюнуть набежавшую слюну. Какое-то время стражи провели в молчании, по кругу передавая табак. Мощный удар никотина в сигарете Восьмой сменялся мягкостью Ворона или звонкой нотой мяты Рексиса. Они сидели полукругом и смотрели на засыпающий внизу парк. В темноте слабо мерцал песок на нагревательной платформе. — Это приблуда пробудившихся или изобретение эликсни? — спросила Восьмая. — Смесь продаётся на Берегах, но там её кидают в пойло, — Ворон закрыл сопло горелки. — Без трёх чайных ложек пить просто невозможно. — Мм, — протянула экзо. — Стоит оно того? — Эликсни валятся с третьей кружки, но мне удавалось их перепить… пару раз. Пару ужасных, безрассудных раз. С самой страшной головной болью, которую можно себе представить. Восьмая хотела что-то сказать, но вдруг в воздухе появился Дейноних. — Стражи, мне очень жаль, но там… Завала, — призрак виновато посмотрел на Рексиса. — Ты ему зачем-то нужен, просит выйти на связь. Мужчина потушил свою сигарету и встал. — Вот поэтому все нормальные охотники из Башни убегают, — как бы невзначай сказала Восьмая. — Пойди пожалуйся главе своего ордена, варлок, — парировал Рексис, легко целуя её напоследок. — Как замёрзнете, можете перебираться в зал. — Ты вроде пока не уходишь? — с надеждой спросил Ворон. — С вероятностью девяносто целых девять десятых этот страж вернётся к нам, лишь чтобы возвестить о своём окончательном отбытии, — явно пародируя кого-то, проговорила Восьмая. — Ступай. Будем ждать обратно. С превеликим нетерпением. Ворон проводил глазами Рексиса, а потом уставился на тлеющие искры на металлическом блюдце. Вмешательство Дейна явно сбило его с нужного настроения: Восьмая заметила, что пробудившийся напрягся и даже отсел от неё на пару сантиметров. Пауза превращалась в неловкое молчание. — Ты знаешь, а я работала на Паука, — сказала экзо, играясь с дымом. — Не очень долго, но за это время половина Рифа научилась ссаться от страха в моём присутствии. Даже воображаемом. — Меня предупреждали, что надо избегать Носителя Света с винтовкой и мечом. И ни в коем случае не вступать в ближний бой. Значит, говорили о тебе? — Ого. Какая долгая у них память. — Паук никого и ничего не забывает, — задумчиво сказал Ворон. — То-то он так обрадовался, что на переговоры пришла именно ты. — На Берегах можно заключать выгодные сделки. Но для этого нужна удача, связи и гора трупов за спиной, — Восьмая помолчала. — То, что он сделал с Глинтом и…тобой… Чудовищно. Мне очень жаль. То, что ты вообще оказался рядом с этой тварью — неправильно, никто во всей системе не заслуживает этого меньше, чем ты. — Зато я видел, как танцуют эликсни, — мягко улыбнулся Ворон. — Они иногда включают какие-то грустные человеческие песни и покачиваются, глядя наверх, пытаясь высмотреть что-то в космосе. Он встал и коротко поклонился: — Хочешь, покажу? Восьмая с любопытством понаблюдала, как Ворон настраивает что-то, спрятанное в его куртке, а потом приняла его руку. Как только они начали двигаться, воздух вокруг пропитался тягучей, тоскливой, но очень красивой мелодией. И экзо вспомнила её. Позволила себе расслабиться и вернуться туда, на Берега, но не в холод и тьму, а под ночное небо, рядом с кем-то, кто тоже видел непостижимо огромную бездну и боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть падающую звезду. Восьмая шагнула ближе, позволив перехватить свою ладонь, впустила его пальцы между своих. Сердце подстроилось под ритм музыки и слабо ныло, если темп неожиданно менялся. Стражи плыли где-то вне пространства и этой временной рамки, были одновременно на Земле, около Башни — и на Берегах, которые никогда не были настолько спокойными и красивыми. В какой-то момент Ворон наклонился к Восьмой и долго её поцеловал, привлекая к себе. Но неожиданно прервался и отступил на пару шагов. — Прости, я не должен был, — сдавленно прошептал он. — Я… я просто не должен был. — Ворон, стой! — сказала Восьмая негромко. — Всё нормально. — Вы мне доверились, — пробормотал Ворон, слабо слушая её. — Извини, я скажу Рексису и пойду. — Да Света ради, я же говорю, всё нормально. На миг Ворон замер. — То есть? Вы же пара. — Поэтому мы стараемся обсуждать возникающие симпатии. Ты мне нравишься. И Рексис мне нравится. То, что я отношусь хорошо к тебе, не означает, что я охладела к нему. Мы это обговаривали. — Я не слышал, чтобы вы впускали ещё кого-то в свои отношения, — решился сказать Ворон. — Ну если ты не сидел вон в тех кустах круглые сутки, — Восьмая кивнула на заросли какой-то жесткой травы, аккуратно упакованной в цветочный горшок, — то ты понятия не имеешь, что и когда мы обговаривали в постели. Ворон растерянно посмотрел на появившегося в дверях Рексиса. Смущение и озадаченность помешали заметить, что пара обсудила что-то жестами, но последние слова, которые были обращены всем, он всё же услышал: — Доброй ночи, Стражи.