***
Комната в старом корпусе общежития мало отличалась от той, в которой Лира жила до этого. Закончив раскладывать вещи, она направилась к выходу. Стоило ей открыть дверь, как какая-то пони бросилась ей на шею, чуть не уронив на пол: — Наконец-то! Ты же Лира Хартстрингс, да? которая играет на лире? Ура-а-а, наконец наше трио в сборе! — Да, это я, — единорожка осторожно отстранилась и смогла лучше рассмотреть незнакомку. Серая земная пони с артистично растрёпанной чёрной гривой. — Я играю на виолончели, и меня зовут Октавия Мелоди! — Или просто Окти, — улыбнулся синегривый пегас песочной масти, входя следом. — Да-да, а это Порридж, лучший арфист в Академии! — представила его Октавия. — Не Порридж, а Поул Ридж, сколько раз повторять, — он постарался произнести это сердито, но Октавия скорчила такую трогательную рожицу, что раздражение на середине фразы перешло в умиление. — Мне — мне говорили, что первая репетиция будет уже сегодня? — Лира отвела глаза, новые знакомства всегда заставляли её чувствовать неловкость. — Да, можем прямо сейчас отправиться! Тебе же надо ещё познакомиться с партитурой? А ещё надо снять мерки, ты же знаешь, что нам сошьют сценические костюмы? — Тогда пойдёмте, если вы не против, — Лира подхватила телекинезом футляр со своим инструментом, и они вышли в коридор. — Ты пользуешься минотаврийской техникой игры, да? — спросил Поул. — Нет, конечно, у меня же пальцев нет, — уточнила Лира. — У меня получается интересное сочетание, преподаватели затрудняются, как его назвать, но уверены, что переучиваться уже поздно. — А правда, что твой первый учитель был минотавром? А ещё говорят, ты и метку получила у них, правда? — вмешалась Октавия. Лира коротко кивнула. — Всё-таки я необразованный, — вздохнул пегас, галантно открывая перед единорожкой дверь. — Можешь себе представить, искренне считал, что минотавры — это что-то из прошлого. Вымерший вид, как сирены, вендиго, чейнджлинги… — Просто они в Эквестрию редко приезжают, — пояснила Лира, выходя на улицу. — Они привыкли всем диктовать свою волю, а в Эквестрии такой номер не проходит. — А я б не отказалась посмотреть на них хоть одним глазком, — хихикнула Октавия. Она выскочила на лужайку и закружилась в импровизированном танце, жмурясь на солнце. — Хорошо-то как!***
— Плохо, очень плохо! — учитель Гэдфлай раздражённо постучал дирижёрской палочкой по пюпитру. — Это не ансамбль, а я не знаю что! Начнём со второго проигрыша. Почему арфа на пол-такта отстала от лиры?! — Прошу прощения, влажность воздуха здесь нестандартная, — вежливо ответил Поул. — Слишком долго занимаемся, проветрить не помешало бы. — Профессиональный музыкант должен быть готов к любым условиям! Впрочем, ладно, меня больше волнует виолончель. Что это за отступления от партитуры? Здесь не место импровизации! — Но вы же слышали! — воскликнула Октавия. — Там же так и просится развить мелодию дальше, тогда возникает перекличка с темой арфы, которая звучала в первом куплете, а так получается, что она повисает в пустоте! — Что, предлагаете мне всю партию переписать из-за ваших фантазий? — фыркнул учитель. — Не забывайте, что тут ещё будет вокал, и все ваши выкрутасы только отвлекают певицу! Так, достаточно. Арфа, лира, перерыв. Я хочу услышать только виолончель. Играем «Озарённый солнцем сад» с первого куплета. Лира со вздохом отложила свой инструмент, потянулась. Она любила играть, но от долгого сидения в непривычной для пони позе начинала болеть спина. Поул сочувственно улыбнулся ей, разминая крылья. Он играл на эоловой арфе — инструменте, струны которого звучали от потоков воздуха, создаваемых и направляемых пегасом-музыкантом, так что мышечная усталость была ему хорошо знакома. Чтобы размяться, Лира прошла за сцену. Внимание её привлекла одна дверь, за которой оказалось подсобное помещение, заставленное всякой рухлядью. Единорожка хотела уже уйти, когда заметила полускрытую старым шкафом ещё одну дверь, большую, отделанную почерневшим от времени деревом. Расчистив проход, она подёргала ручку — заперто. Что ж, отпирать замки она научилась раньше, чем играть на лире… убедившись, что рядом никого, Лира принялась подбирать заклинания. Спустя пару минут она оказалась в следующей комнате, напоминающей заброшенную библиотеку. Вплотную друг к другу стояли старые, покрытые пылью стеллажи, рядом громоздились ящики, помеченные непонятными символами. Несколько ветхих, рассыпающихся на отдельные листики книг валялись прямо на полу. — Ого, куда это ты попала? — в дверь просунул мордочку Поул, видимо, тоже решил прогуляться. — Вот так местечко! Я слышал, пару сотен лет назад, когда в Кантерлотских архивах делали ремонт, часть книг вывезли на временное хранение сюда, в Академию. Но не знал, что именно в старый зал. Впрочем, тогда ещё нового зала не построили, так что… — Эй, что вы тут делаете? — раздался сердитый окрик. Лира и Поул выскочили обратно в кладовку под испытующим взором одетого в рабочий комбинезон земнопони, одного из служителей. — Нечего вам здесь околачиваться. Как вы вообще сюда попали?! — Дверь была незаперта, — честно ответила Лира, не уточняя, впрочем, какая именно дверь. — В самом деле? — служитель недоверчиво смерил её взглядом. — Ладно, ступайте, ступайте, не мешайте работать. — Всё равно там ничего ценного не осталось, — сказал Поул, направляясь к сцене. — За столько лет всё уже рассыпалось в прах. — Да-да, конечно, — пробормотала Лира, запоминая дорогу.***
Лира привыкла просыпаться рано. Но по сравнению с Октавией она начинала казаться себе настоящей засоней. — Утро настало, пора вставать! — провозгласила земная пони, врываясь в комнату. — Ещё не пора, — пробормотала Лира, не открывая глаз. — До завтрака ещё долго. — Не нужно думать только о желудке! — Октавия плюхнулась на кровать рядом с подругой. — Если я не высплюсь, Гэдфлай опять будет меня шпынять за то, что я плохо выгляжу. — Ерунда, выглядишь ты всегда просто прекрасно! — Октавия начала покусывать ушко Лиры, сперва нежно, потом всё более требовательно. Лира попыталась вернуться в дрёму, но когда между её задних ног устремилось копытце виолончелистки, откатилась в сторону и открыла глаза: — Не надо, прошу. Иди вон, к Поулу поприставай. — К нему не интересно, — надула губки Октавия. — Сейчас начнёт «ещё рано», да «я так часто не могу», да «мне ещё концерт играть». Я хочу тебя-я-я! — А я никого не хочу, — ответила Лира, закутываясь в покрывало. — По крайней мере, так рано с утра. — С вечера ты тоже не хочешь, — огорчённо вздохнула Октавия. — И днём вечно не в настроении. Ладно, спи дальше. А я отправляюсь в ванную и займу её на полчаса, не меньше, так и знай! — Приятных фантазий, — пожелала ей вслед единорожка и зевнула. Впрочем, сон уже ушёл. Она ещё полежала, вспоминая прошедший вчера день, замечания преподавателей, тонкости одного заклинания, о котором прочла в книге, вечернюю беседу с Поулом — пегас оказался неожиданно приятным собеседником — и решительно отбросила покрывало. Когда Лира спустилась в столовую, где собирались все студенты, виолончелистки ещё не было. Она появилась только к концу завтрака — грива всклокочена, галстучек сбился на сторону, глаза горят — и тут же набросилась на еду, с невероятной скоростью поглощая содержимое тарелок. — Знаешь, есть такая штука, как манеры поведения за столом, — проворчал Поул. Он это говорил каждое утро. — Зато на репетицию не опоздаем, — заметила Лира, допивая чай.***
— Все её эмоции бьют через край, — Лира болтала ногами в воде, глядя, как волны накатываются на стенку купальни. — И, получается, чуть ли не каждый раз она поступает под воздействием импульса. А учитель Гэдфлай говорит «творит, что в голову взбредёт», хотя, если подумать, тут на первом месте сердце, а не голова. — Вообще такое богатство чувств редкость по нынешним временам, — Флёр Дис Ли сидела в воде чинно и спокойно, чтобы не потревожить сложную причёску. — Но странно, что она стремится стать академическим музыкантом. Получается, сознательно загоняет себя в рамки. — А что, лучше ей заняться джазом? — Кажется, ей предлагали сменить специализацию ещё на первом курсе, но она отказалась, видимо, у неё есть на то причины, — вздохнула Флёр. — Но меня больше пугает, как бы эти постоянные неудачи не накопились… сейчас мы видим, как она брызжет положительными эмоциями, а представь, что будет, когда с такой же силой нахлынут чувства отрицательные? — Вы не жалеете, что связались с нами? — помолчав, спросила Лира. — Нет, — Флёр решительно покачала головой. — Я рада, что дала шанс раскрыться начинающим музыкантам, и уверена, что вы справитесь прекрасно. А ты? Не жалеешь? Как тебе твои товарищи? — Я не могу сказать, что это мои лучшие дни в Академии, — Лира тщательно подбирала слова, но не для того, чтоб уйти от правды, а из желания лучше выразить всё, что было у неё на душе. — Это постоянное давление сроков и всё такое. Но партнёры по ансамблю — замечательные, я очень рада, что познакомилась с ними. И должна за это благодарить вас. — А как насчёт тех проблем, с которых началось наше знакомство? — Флёр лукаво скосила взгляд. — Я почти не думаю об этом. Сейчас все мысли о том, как правильно сыграть, — Лира чуть не продолжила «и о старой библиотеке», но вовремя прикусила язычок. — А я, между прочим, читала тут из истории Эпохи Разделённых Народов — куратор посоветовал, чтобы лучше прочувствовать песню. И невольно сравниваю их обычаи с современными… Вот, например, я пригласила тебя в спа, так? Лира промычала что-то неопределённое. Она с удовольствием обошлась бы без этого, но по сценарию музыканты должны были находиться на сцене рядом с певицей, а значит, им тоже требовалось подготовить причёски, макияж и прочие атрибуты. Ну и если уж Флёр была так любезна, что предложила пойти вместе, то почему бы и нет. — Так вот, — продолжала певица, — в те времена все поняли бы это совершенно однозначно: ты оказываешь мне сексуальные услуги взамен за то, что я дала тебе возможность выступить на гала! — Вот как? — Лира невольно заинтересовалась. — А сейчас как это понимают те самые «все»? — А сейчас, наоборот, я оказываю тебе услугу, через секс или нет, но даю возможность достичь гармонии. Но дело даже не в этом. Просто оцени, насколько продвинулось общество: секс перестал быть средством принуждения или получения выгоды. Теперь это способ подарить себе и ближнему побольше положительных эмоций. Так уж мы, пони, устроены. Вот скажи, когда ты была жеребёнком и тебе было невесело или просто плохо, было же такое, да? — Да, как же без этого, — Лира улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям. — Но потом приходила мама, говорила волшебное слово «Обнимашки», и все неприятности уходили от её ласки… — Теперь ты повзрослела, но принцип остался тот же. Физическая близость сама по себе не прогонит все напасти, но поможет изменить отношение к ним. Когда слова не помогают, хороший друг окажет услугу. — То есть это получается… — медленно проговорила Лира. — Все эти приглашения … я так плохо выгляжу, что всех тянет прописать мне лечение в постели?! — Уж прости, но с виду тебе явно требовалась помощь. Новенькая, в чужом коллективе, вдали от семьи, ничего ненормального в этом нет. Но все попытки сблизиться ты отвергаешь, и те, кто плохо тебя знает, приходят к неправильным и обидным для тебя выводам… — Да, я всё это воспринимала совсем не так, — Лира улеглась на живот и задумчиво уставилась в разрисованную лилиями стену. — А как же… любовь? — Ах, любовь, — вздохнула Флёр. — Это прекрасно, это большая редкость и большая радость. И это отдельный разговор, одним только сексом она не ограничивается. Лучше пока сосредоточиться на менее крепких привязанностях. — Да, господин учитель, — наигранно проворчала Лира. На самом деле она понимала, как ей не хватало такого откровенного разговора, без зашоренного подхода «всем и так всё понятно». — Я хочу помочь тебе разобраться в себе, — мягко сказала Флёр, — и чем лучше ты справишься, тем полнее поймёшь, в каком прекрасном обществе мы живём. Самом лучшем за всё время существования Эквестрии. Обществе, полном магии дружбы и любви.***
Лира осторожно шла по тёмному коридору общежития, возвращаясь к себе. Все студенты уже разошлись по комнатам, было тихо, только из-за двери Октавии звучала музыка. В этом не было ничего странного, она почти каждый день ставила граммофонные записи скрипичных концертов, только сегодня композиции выдались непривычно меланхоличные. Единорожка уже почти прошла мимо, когда сквозь переливы струн послышался всхлип. Лира замерла, потом вернулась и приложила ушко к двери. Сомнений быть не могло, в комнате Октавии кто-то плакал. — Окти, можно к тебе? — Лира постучала и, не дождавшись ответа, вошла. В свете луны виолончелистка лежала на кровати, свернувшись клубочком. Подойдя ближе, единорожка увидела слёзы на её щеках. — Что случилось? Октавия только всхлипнула в ответ. — Это из-за концерта? Придирки учителя тебя достали? Октавия кивнула, продолжая давиться слезами. Потоптавшись на месте, Лира прилегла рядом, ободряюще дотронулась к плечу подруги: — Да не обращай на них внимания. Ты же помнишь, нам важно только поучаствовать в концерте, это же не конкурс. Даже если ты сыграешь польку вместо серенады, никому не будет до этого дела, — конечно, Лира преувеличивала, но она понимала, что сейчас главное не рациональные доводы. — А твой талант, ты же очень способная, ты сможешь сыграть лучше нас всех! — Ты не понимаешь… — выдавила из себя Октавия. — Ну почему же, — по крайней мере она отвечает, обрадовалась единорожка. — Я знаю, что такое, когда никак не справиться… — Мои родители, — горько сказала виолончелистка. — Они всегда мечтали, что я попаду в Кантерлотскую филармонию, буду играть для высшего света… И тут, этот концерт — они договорились так, что директор придёт, он будет смотреть, как я выступаю, и мне надо быть идеа-а-альной! — И ты… — Лира не знала, что сказать, да и просто, с какой стороны на это посмотреть. Её родители всегда её поддерживали, но в учёбу или карьеру никогда не вмешивались. — Ты справишься, мы поможем тебе! Я и Поул, да и Флёр тоже сможет войти в положение! — Я уже не верю… до концерта меньше недели… — Ну, ну, только не плачь, — повинуясь внезапному порыву, Лира подалась к подруге и губами подхватила очередную слезинку с её щеки. Октавия замерла, напряглась. Лира слизнула солёные капли с другой щеки, а потом, внутренне замерев, поцеловала в губы. Первый поцелуй получился коротким. Единорожка уже было подумала, что ошиблась, когда Октавия, не открывая глаз, потянулась к ней, и их губы встретились вновь, а вслед за ними и язычки. Новые, незнакомые ощущения отдались по всему телу. Это похоже на скопление магического заряда при некоторых заклинаниях, машинально подумала Лира, и тут же выбросила все неуместные мысли из головы, отдаваясь второму поцелую. И третьему. И четвёртому. Октавия осторожно, Лира даже не сразу осознала это движение, взяла её копытце и повлекла вниз. Она пристроила его между своих задних ножек, и Лира ощутила влажное тепло. Одно лёгкое, ласкающее нажатие, и Октавия со стоном разорвала поцелуй. Прежде чем Лира успела подумать, будто сделала что-то не так, нежный укус в ушко заставил уже её охнуть. — По-моему, это тебе уже не нужно, — мурлыкнула виолончелиста, развязывая галстучек подруги. Да, Лира только сейчас сообразила, что оставалась в одежде. Одно копыто гладило гриву Октавии, другое пребывало в скользком плену её бёдер, так что пришлось расстёгивать жакет магией, хотя потом всё равно пришлось прервать ласки, чтоб сбросить его в направлении ближайшего стула. — Это магия, — хихикнула Октавия, её язычок скользнул по светящемуся рогу Лиры, вызывая волну электричества под кожей. Следы слёз ещё виднелись на её щеках, но сейчас она совершенно точно не плакала. «Вот это оно и есть? Я всего лишь оказываю услугу? Отдаю общественный долг и больше ничего?» — подумала Лира, замерев нерешительно. Губы Октавии взъерошили шёрстку на шее, её копыто коснулось вымечка и двинулось ниже. «Нет… не только отдаю, но и принимаю…» Судорожно вздохнув от первой, ещё слабой волны наслаждения, Лира отбросила сомнения и вернулась к поцелуям.***
Выцветшие строчки с трудом читались в свете фонаря: «…применить самую мощную магию, известную пони: Элементы Гармонии! Используя магию Элементов Гармонии, она победила свою сестру и навсегда заточила её в луну. Старшая взяла на себя ответственность и за солнце, и за луну, и гармония воцарилась в Эквестрии на много веков…» Лира покачала головой. Похоже, всего лишь сборник каких-то мифов и легенд. К сожалению, точнее понять не получалось: половину страниц из книги выдрали, а на обложке не было надписей, только изображение головы золотого единорога. Вздохнув, Лира отложила томик в ящик, куда она складывала всё ненужное. В старом хранилище было ещё много книг в гораздо лучшем состоянии. Некоторые из них она послала отцу, и он пришёл в восторг. Жаль, но сегодня удачных находок ждать уже не стоит, пора возвращаться в общежитие. Погасив фонарь, Лира направилась к выходу. Она приходила сюда каждый день и наловчилась ориентироваться даже в темноте. Перед дверью она задержалась, чтобы активировать заклинание невидимости. Его прислала мама, когда Лира описала ей свою находку. Конечно, никакой охраны внутри академии не было, но единорожке совсем не хотелось объясняться по поводу своей любознательности со служителями или с учителями. Заклинание же позволяло обманывать не только зрение, но и все остальные чувства, так что под его прикрытием проскользнуть от концертного зала до общежития было проще простого. Сегодня маскировка полностью оправдала затраченные на неё усилия: выйдя из подсобки, Лира услышала шелест чьих-то голосов со стороны сцены. Должно быть, готовят оборудование к завтрашней генеральной репетиции. Единорожка направилась к боковому выходу, ступая осторожно. Если она что-нибудь зацепит, магия не скроет шума. Скрипнула дверь, и в коридоре показалась… Октавия?! Лира сперва узнала футляр с виолончелью, саму пони скрывала накидка с капюшоном. Но она прошла так близко от единорожки, что она почувствовала запах духов виолончелистки — и, кажется, услышала её плач. Да что тут происходит? Октавия свернула в направлении сцены. Поколебавшись, Лира поспешила в обход, к задней части зрительного зала — в двери одной из лож сломан замок, так что пройти туда будет нетрудно. Конечно, может быть, это просто ночная репетиция, но почему Октавия промолчала о дополнительных занятиях? На сцену светил лишь один прожектор, в луче его света виолончелистка готовила инструмент. В партере горел только нижний свет, освещавший несколько пони — там были учитель Гэдфлай и ещё несколько преподавателей. Может, прослушивание? Или последний отбор перед концертом? Лира решили задержаться, вдруг подруге понадобится поддержка. Тем временем Октавия начала играть. Начала с тысячу раз звучавшей в этих стенах серенады, но потом музыкальная тема начала изменяться, разрастаться, наполняться страстью. Лира впитывала в себя эти звуки, жалея лишь о том, что их нельзя сохранить. Да, возможно, техника исполнения не дотягивала до совершенства, но ведь это была импровизация, музыка рождалась прямо здесь и сейчас. В партере возникло зелёное свечение. Единорожка, неохотно оторвав взгляд от виолончелистки, посмотрела туда — и еле сдержала крик. Учитель Гэдфлай куда-то делся, на его месте стояло странное существо: будто пони, но меньшего роста, изуродованный отверстиями, с искривлённым рогом, который и светился зелёным. Кажется, нечто похожее Лира встречала в одной из старых книг, но сейчас она была слишком испугана, чтобы вспоминать подробности. Тем временем остальные зрители ночного концерта тоже трансформировались в чёрных уродцев. Созданное ими свечение собралось в сферу, которая начала разрастаться, пока не заполнила собой весь зал. Парализованная ужасом, Лира смотрела на приближающуюся стену чужой магии. Первым исчез страх. Лира вдруг поняла, что спокойно смотрит на сцену, где плакала виолончель, испытывая только лёгкое любопытство. Хотя нет, и любопытства не стало. Ложу будто отгородили толстым мутным стеклом, и всё, что происходило в зале, совершенно не имело значения, не волновало. Лира видела, как подкашиваются ноги Октавии, как она судорожно хватается за инструмент, чтобы не упасть, слышала, как визжат струны — и не понимала, не знала, зачем ей это. Нужно было возвращаться в общежитие, и она ушла бы, если б не эта странная слабость, которая не давала пошевелиться… Из-за кулис выскочила Флёр Дис Ли. По крайней мере, пони, очень на неё похожая, только глаза её горели призрачно-зелёным, в по рогу змеились зеленоватые молнии. Она заслонила собой Октавию, что-то повелительно прошипела — обычную речь эти звуки даже отдалённо не напоминали. Чёрные зрители, раболепно склонив головы, погасили своё сияние. Наступила тишина. Затем виолончелистка, не открывая глаз, выпрямилась, поднесла смычок к струнам — и начала играть. Чисто, академически точно — и невероятно холодно. Лира всхлипнула и тут же зажала рот копытом. Флёр на сцене вздрогнула, взгляд её метнулся по залу — но в этот момент один из чёрных, снова принявший облик преподавателя, что-то спросил, и она повернулась к нему. Лира метнулась прочь из ложи, скатилась по лестнице, чуть не переломав себе ноги, выскочила из здания и побежала через парк к общежитию. На полпути заклинание невидимости рассеялось, она даже не обратила на это внимания. К счастью, никто навстречу ей не попался. В комнате Поула свет ещё горел. Пегас лежал на кровати, изучая нотные листы. Увидев на пороге Лиру, он удивлённо приподнял бровь: — Привет, тебе тоже не спится? Я смотрю, все себе места не находят перед генеральной. Даже Окти куда-то удула, хотя говорила, что… — Поул, — прервала его Лира, садясь на кровать. — Поул, не нужно. — Окей, не нужно так не нужно, — он ничего не понимал. Да никто ничего не понимал, и не поймёт, если не увидит собственными глазами. — А что тогда нужно? Лира обняла Поула и поцеловала, резко грубо, её язык ворвался в его рот. Пегас опешил от такого напора, но быстро пришёл в себя, ответил на поцелуй — поздно, она уже устремилась к его ушку, укусила как раз в нужное место, заставив застонать. Рог засверкал частыми вспышками, по одной на каждую пуговицу жакета. — А, ну, ты, в самом деле… — Поул пытался что-то сказать, и его нервные движения так невыносимо напоминали корчащуюся на сцене Октавию. Зажмурившись, Лира заткнула ему рот новым поцелуем, скинула одежду, прижалась к его тёплому телу, пытаясь прогнать проникший в кровь холод. Он обнимал её, потом вновь ускользал, она тянулась к нему, поцелуи и нежные прикосновения спасали от страшной ледяной пустоты, подстерегавшей в темноте под закрытыми веками. Но только когда он совладал с её метаниями, когда резким движением вошёл в неё — тогда она наконец убедилась, что страхи были напрасными. Она сохранила способность чувствовать.***
Первое, что увидела Лира, открыв глаза — переминающийся с ноги на ногу Поул: — Д-доброе утро. Надо же, ты чуть не проспала, не похоже на тебя. Я уж боялся, вдруг ты тоже заболела… Единорожка вскочила, оглядела незнакомые стены, потом сообразила, что находится не в своей комнате. Сразу нахлынули воспоминания о вчерашней ночи. — Я тоже? — спросила она быстро, чтоб не выдать ужаса. — А кто-то заболел? Чем? — Да нет, это я так просто, в переносном смысле, — пегас старательно отводил взгляд. То ли его смущало всё, что между ними произошло, то ли… что-то более страшное. Наскоро приведя себя в порядок, Лира спустилась в столовую. К её удивлению, Октавия уже сидела за столом. Точнее, в первый момент она даже не поняла, что это та самая неугомонная Окти. Грива идеально уложена, галстучек выровнен как по ниточке, поведение за столом — будто на приёме у принцессы Селестии. — Вот так и начинается конец света, — нервно хохотнул Поул. — Нет, конец одной души, — тихо ответила Лира, не сводя взгляда с подруги. С оболочки подруги. — Хотя это мало отличается от конца света.***
Лиру не покидало ощущение, будто всем, кто пришёл на гала-концерт, какой-то невидимый дирижёр скомандовал: «сотто воче», «вполголоса». Здесь не было громкого топота копыт, одобрительных возгласов из публики. Светское общество, собравшееся в зале, снисходительно взирало на музыкантов и певцов… и, как губка, впитывало их эмоции, взамен отделываясь благосклонными кивками и ленивым поцокиванием, за которыми была лишь ненасытная душевная пустота. И если раньше единорожка могла бы списать такое восприятие на обычное волнение перед сценой, то сейчас у неё был очень веский повод думать, что на самом деле всё ещё хуже. Настолько веский, что мысль запереть все выходы, а потом поджечь концертный зал казалась вполне здравой. Но она держалась. Весь день вчера, первую половину дня сегодняшнего — и вот сам концерт позади. Точнее, выступления ещё продолжаются, но серенада уже отзвучала. На время её исполнения Лира с головой ушла в музыку, но сейчас она снова была наедине с реальностью. В другом конце холла, заполненного зрителями и закончившими выступление музыкантами, стояла Октавия, такая же безупречно светская, как и предыдущие полтора дня. Дородный единорог во фраке что-то восторженно говорил ей, похоже, расточал комплименты. Виолончелистка отвечала ему скупо, односложно. В её взгляде не было грусти или горечи, как не было и радости. Если раньше эмоции били фонтаном, то сейчас выходили на поверхность по каплям, строго отмеренные. Неужели поцелуи именно этой кобылки обжигали страстью, неужели её прикосновения заставляли забыть обо всём? — Ну вот всё и закончилось, — Флёр Дис Ли подошла неслышно и теперь стояла, загораживая путь к выходу. — Что-то закончилось, да. Но пока ещё не всё, — невинное замечание для продолжения разговора прозвучало как-то зловеще. — Я смотрю, ты меня избегаешь последнее время, — сказала Флёр. — Тебя терзают чувства — страх и гнев, я бы сказала. И я, кажется, догадываюсь, в чём тут дело. — В самом деле? — буркнула Лира, глядя вбок. Интересно, эта стальная рама прикреплена к стене или просто опирается на неё? Если как следует дёрнуть телекинезом, она может свалиться прямо на Флёр, это даст время убежать… — Ты сердита на меня. Сердита за то, что я подарила тебе эти две недели новой обстановки, вдали от тех, кто тебя постоянно задевал. А сейчас тебе нужно возвращаться обратно к страху выглядеть «не такой», чужой. Скажи честно, я не обижусь. — Я… Это не… то есть… — эта тварь настолько хорошо притворяется, изображает неведение?! Ловушка, чтобы усыпить бдительность? Или же, в самом деле, она ошиблась? Решила, будто всё разворачивается по шаблону? — В самом деле, получилось не очень хорошо с моей стороны, — Флёр ободряюще прикоснулась к плечу Лиры. — Но я не хочу, чтоб это выглядело, будто я тебя использовала и бросила. Как я и говорила, твоё выступление открывает перед тобой новые горизонты. Думаю, можно будет договориться, чтоб ты не оставалась в Академии до выпуска. Может быть, гастроли по Эквестрии, а сюда возвращаться только для сдачи экзаменов — я знаю, кто мог бы так устроить. Как тебе такое предложение? — Х-хороший вариант, — Лира поспешно овладевала собой, — Просто, да, я не ожидала такого, наверное, лучше мне это сперва обдумать. — Замечательно, — Флёр благосклонно улыбнулась. Если б Лира не видела её истинного облика той ночью, то поверила бы, что она такая и есть. Добрая. Заботливая. Воплощение любви к ближним. Идеальная маскировка, да. — Тогда поговорим об этом завтра после обеда, в спа. До встречи! Она двинулась прочь модельной походкой. Лира смотрела ей вслед, раздираемая противоречивыми желаниями. — Зачем всё это? — пробормотала она себе под нос, но Флёр услышала. Остановилась. Обернулась. — Просто хочу, чтоб у пони, которые рядом со мной, было побольше добрых чувств. Мой скромный вклад в магию дружбы и любви, — подмигнув, она скрылась за поворотом, оставив Лиру одну в толпе зрителей.