Молчание — знак...

      Усталость накрывает ожидаемо даже самых неутомимых.       От шуток не остается и следа. Рэй злится, плюется ядом и готов рычать на все происходящее. От взгляда не может уйти очевидное, Брэд его знает, как облупленного, считывает, как открытую брошюрку в очереди к стоматологу. Рэй, конечно же, несколько глубже. Поначалу тонкая книжечка анекдотов, а спустя время за придурочностью и глупыми выходками выстраивается настоящий человек, личность, и все же даже он, вечный мотор, может устать, перегреться, гаркнуть напоследок и сдохнуть. Последнего Колберт, как командир и как человек, допустить никак не может. Рэй не принимает больше стимуляторов, чтобы поддерживать боевой настрой, начался отходняк, организм отвыкает. Они на последнем вздохе, не спят нормально третьи сутки и готовы вот-вот сойти с ума, здесь это совсем не сложно.       — Сосредоточься, мне нужен мой радист, — произносит Колберт, когда, по сути, здесь связываться с кем-то не нужно. Позади, как одна огромная змея, ползут вседорожники с сослуживцами.       В ответ нервный кивок. Рэй сжимает челюсти, прет вперед, ориентируясь кое как, надеясь на удачу. Колберт единственный, кому есть до него дело. Физически до морпеха ему далеко, Рэй в курсе, но Брэд ценит его, как водителя, что хамви держит ровно даже в полной темноте, и как радиста, способного поймать связь даже в зарослях гориллы.       — Мы взлетим первыми, если здесь заминировано, — хмыкает Рэй, не теряя попыток вернуть прежнее настроение, но звучит мрачно.       Брэд сводит брови у переносицы, вглядываясь в помятое лицо. Несколько недель назад он называл бы Персона мальчишкой с СДВГ, оказываясь почти вплотную к правде, но в стрессовой ситуации у того открывалась способность заткнуться и действовать по команде, так что свои догадки Брэду оставалось держать при себе.       — Капрал, приказываю не думать о подобном исходе. — Брошенный вскользь взгляд заставляет Колберта сменить тон. — Осталось немного, Рэй, выберемся.       Если вспоминать, насколько они разные, то различия можно перечислять до рассвета, и тем не менее странный симбиоз взбалмошной мамочки и нарочитого спокойного отца не дает покоя взводу. Гейские шутки среди военных, как повод отдохнуть, снять напряжение, никто еще не обиделся всерьез, но когда даже журналист окрестил их «старыми супругами» — смешки прекратились. Возможно, все стали ощущать их связь, более крепкую и прочную, чем у кого бы то ни было, а возможно просто боялись опиздюлиться, с Айсмэном — Брэд за годы службы к этому прозвищу привык — это было проще простого.       — После всего этого я увольняюсь к ебаной матери.       Побелевшие костяшки на руках выдают напряжение. Рэй мажет языком по пересохшим губам, громко дыша. Только бы никакой истерики здесь не случилось, только не в момент, когда они почти провели операцию. Колберт отчего-то уверен — никто здесь не умрет, они выберутся все вместе, нужно только бросить последние силы, потерпеть совсем немного.       — Можешь рассчитывать на мою поддержку.       Он сам погряз в войне, погряз в том, что ему едва светит тридцатка, а довелось хоронить товарищей и кто знает, сколько еще он похоронит.       Рэю нужна спокойная жизнь. Жена, пара ребятишек, небольшое собственное дельце с доходом и тишина. Рэй и так показал себя сильнее, чем он есть, прыгнул выше головы, средний палец сунув под нос всем, кто шпынял его в школе, закрывая в шкафчиках и называя хлюпиком. Колберт чертовски им гордится.       — Спасибо, земляк.       Взгляды сталкиваются впервые за несколько напряженных часов. В глазах Рэя немая благодарность. Брэду хочется его за шкирку взять, к себе притянуть и в губы, что есть дури, впиться, неважно, что подумают, похуй на мораль и принципы, да только обстоятельства неподходящие.       И время.       И место.       И если бы не война — они бы никогда не встретились вовсе.       — Смотри вперед, Персон.       Нельзя расслабляться, они посреди Ада на земле, в чертовом Ираке, и хер знает, на их ли стороне фортуна или загородила жопой обзор. Брэд верит в лучшее, а там...как знать.