***
— Данил! Ты нечестно играешь, постоянно выбирая правду. — Громко орет Медаллист, негодуя с очередной выбранной старшим «правды»; сам парень уже три раза получал слишком стремные задания. — Давай-те просто загадаем ему такую правду, что отвертеться просто не получится? Все согласны, хах? — произносит Ренц, ухмыляясь под крики одобрения. Мыслительный процесс занимает не больше минуты, после чего парень озвучивает вопрос, ехидно поглядывая на сидящего рядом Черемисина: — Кого ты больше всех здесь любишь? Проходит несколько секунд, прежде чем Гаврилов находит легкий, но не очень надежный способ уйти от ответа. Конечно, сероглазый был мастером съебывать от всяких таких коварных вопросов, касающихся таких неправильных вещей. Он закатывает глаза и уверенно, чересчур уверенно, выдает: — М, так по-детски, Сань. Все взрослые люди, а ты бред какой-то спрашиваешь, давайте завязывайте. Даня сидит как ни в чем не бывало, наивно полагая, что теперь тема поменяется, но не тут то было. Ребята мгновенно начинают возмущаться, не стесняясь материть все подряд, будто они сами не ожидали такого поворота событий. Когда на заднем плане происходит кипиш, парень отвлекается и вправду задумывается над тем, кого он любит и любит ли вообще. Любит, однозначно, но позволить себе принять этого, увы, не может или не хочет, пока что. Единственное, что мешает дать твердый ответ, так это человек, чье имя буквально и является ответом, который, к сожалению, не понравился бы ему, услышав он его. Ворох всевозможных мыслей кружит в голове, собираясь в один запутанный комок, где весь здравый смысл утопает в чувствах и испытываемой глубоко в душе нежности. Суета и громкие обсуждения немного стихают, пока и не умолкают вовсе; мысли, что странно, также встают на свои места. Старший возвращается в реальность, отбрасывая тот факт, что вся суть разговора была утеряна. — Короче, нам похуй, что ты там себе придумал, поэтому ты либо говоришь собственно правду, либо выполняешь одно действие, — опять же выступает за всех Александр. — Смешно, что по факту, ты сейчас никак не выпутаешься, братик. — Антон, как и все остальные, желает уже услышать что-то, что будет являться если не правдой, то хотя бы искусной ложью. Однако ничего не происходит, словно Данил опять куда-то «улетел», принимая сигналы из космоса и продолжая игнорировать задумку своих друзей. Хороший план-капкан получился, ничего не скажешь. «Нет, ну вот надо было согласиться на эту затею!» — Гаврилов не готов проигрывать, отказываясь полностью от всех двух вариантов, откуда следует, что нужно как-нибудь.. Блять, похуй будь, что будет... — Говори действие, — холодно бросил он, сверкая недовольным взглядом по всем остальным, задержавшись на голубых, как два озера, глазах младшего, что сейчас сидел и в нетерпении ждал продолжения игры. Почему-то сердце пропускает удар, а из общего потока вырывается мысль, что цвет именно его голубых глаз нравится Данилу слишком сильно. И если быть честным, то старший давно проиграл любую из существующий игр, влюбившись в своего друга... — Поцелуй, — озвучивается последнее задание, а затем Хеллдор указывает на сидящего перед собой: — Антона. Момент, два, три.. Никто так и не осмеливается сказать хоть что-то, в непонимании пялясь то на не менее потерявшегося шатена, то на просто выпавшего из реальности украинца, который даже не находит слов выразить весь тот ураган эмоций. Смешно не было совсем, кроме как Александра, уже чуть ли не помирающего от распирающего его смеха. Загадать такое — подписать себе смертный приговор от лица двух людей, чьи взгляды в корне отличаются от правильных. Только, к счастью, никто также не знает, что старшему выполнить это задание гораздо проще, если изначально не рассчитывать на какую-либо ответную реакцию: кроме отрицательной. Все гораздо проще, просто нужно заглянуть чуть глубже, откуда потом и разрастется теплая и затянувшаяся на годы вперед привязанность. — Чего блять?! — наконец выдает Антон, кое-как придя в себя; он резко вскакивает на ноги, чуть ли не разнося все вокруг. Взгляд мгновенно леденеет, а уголки губ дрожат, выстраивая что-то наподобие кривой улыбки. — Не, ты блять придурок реально, Сань! Ебнутый. Я. Не. Собираюсь. Тут. Участвовать. — по словам произносит тот, с каждым разом понижая тон своего голоса. Глубокий вдох не дает никаких результатов, чтобы успокоиться и не въебать кое-кому, абсолютно чхая на последствия. — Пошли все на хуй. Шатен разворачивается и покидает помещение, напоследок хлопнув дверью. После этой выходки повисает давящая тишина. В ближайшее время возможности оправдаться перед другом нет — Ренц, к сожалению, виноват сам. — Бля, ты реально хотел заставить их.. — Шутка, господи, ну и бабуины, сразу навели суету. — Ехидно сказал Ренц. — Да все, Кратос успокоится и забудет — что агрессивные такие, у, пиздец! — Сань, бляха муха, зачем так делать?! — немного спокойнее — ладно, гораздо спокойнее, чем младший — поинтересовался Даня, хмуря брови и поднимаясь следом. Он также уходит и закрывает за собой дверь, сжимая кулаки так, что костяшки пальцев белеют, а на ладонях появляются дуги-лунки от ногтей. Парень выходит раньше специально, только бы не слушать очередное оправдание, только бы не слушать очередной подъеб про их с Черемисиным «милую парочку». Младшего нигде в доме нет, значит сидит где-то за пределами — балкон. Гаврилов уверен, что найдет друга там, уверен, что он до сих пор бесится. Сероглазый проходит коридор и оказывается в своей комнате, откуда есть выход на балкон — он практически никогда не используется самим ютубером, только если летом и то, не в момент записи. Через стекло видно чужой силуэт, едва выделяющийся на фоне темного неба. Мысль: уйти и оставить обиженку в покое, отбрасывается куда-подальше, и старший спокойно оказывается на улице. Прохладный ветер мигом заставляет тело покрыться мурашками, ерошит и без того непослушные волосы. Свет фонарей, расположенных по всему двору, слегка освещает профиль стоящего рядом человека, чей взгляд устремлен куда-то в пустоту, в темноту... Данил встает рядом, облокачиваясь на перила и смотря в ту же сторону, что и украинец; внизу проносятся с характерным ревом автомобили. Свежий воздух разгоняет накатившую тревогу, поселившуюся глубоко в душе и свернувшуюся в тугой ком, будто вставший поперек горла. Каждый новый вздох отрезвляет все больше, мысли возвращаются в привычное русло, заменяя такие странные и бредовые. Как приятно оказывается находиться в благоприятной и спокойной обстановке, полностью отстраняясь от любых внешних факторов, не касающихся только этого момента, только этих нескольких, но таких бесконечных минут. Холод вместе с новым порывом ветра пробивают насквозь, поэтому приходится уже как-то высказаться, пока обоим не пришлось слечь с температурой и бесконечным кашлем. — Он реально ебанулся, — шепчет Черемисин, не смотря на Даню, никак не комментирующего данное заявление, условно согласившись. Пусть эта шутка и осталась для всех шуткой, но она осталась неуместной и плоской. Они продолжают искать что-то вдалеке; младший проходится кончиком языка по обветренным и потрескавшимся от постоянного облизывания губам, что не остается незамеченным старшим. Он зевает сам не понимая почему, заставляя друга повторить его действие. Короткий смешок вызывает легкую и непринужденную улыбку. — Смешно получается, не правда ли? — Что именно? — Шатен в непонимании вскидывает бровь. — Хах, да вся эта ситуация, Дань. — Мм... Сердце внепланово пропускает удар, когда со взглядом серых, словно отливающих металлическим блеском глаз встречается уставший и слегка растерянный взгляд голубых. Данил мешкается, не зная, что именно ответить, из-за чего от согласно кивает головой, не отрываясь от визуального контакта, который оба держат немного дольше, чем было положено. Невозможно не заметить, как младший все больше смущается, сдавшись в конце концов первым и развернувшись лицом обратно к улице. Парень, стоящий рядом, хмыкает и вновь копирует чужие действия, вставая в идентичную позу. Они стоят так, в полной тишине, не спрашивая ничего, словно это также не важно, как и смотреть друг на друга, чтобы просто понять, что один слишком устал и замерз, изредка подрагивая, а второй готов уже с минуты на минуту затащить украинца обратно в квартиру, укутывая того в теплое одеяло. Конечно, придется как-то выкручиваться, отдыхая не на своей кровати, даже будучи у себя в квартире — не впервой, но все же. Эта атмосфера, разделенная только на двоих, окончательно возвращает чувство легкости, смешивая его с чем-то неопределенным, вызывающим растущую в геометрической прогрессии привязанность. Данил привязан к тому, что чувствует: эмоциям и впечатлениям, как и к определенным моментам, например, этому. А также он привязан к Антону. Антон привязал себя к своим убеждениям и принципам, наивно полагая, что их не сможет разрушить никто и ничто, например, этот момент. Например, его привязанность к Данилу. И, как известно, в большинстве случаев эта привязанность, коя никогда не остается на одном месте, и она чаще всего перерастает в любовь...***
— Эй? Уже не смешно, Дань. — А ты что, испугался, Антоша? — Шатен резко перехватывает чужую руку, еще больше пугая младшего, которого сразу же заключают в крепкие объятия. Спасибо темноте, благодаря которой не видно покрасневших щек и дурацкой улыбки от одного уха до другого. Сердце то пропускает удар, то и вовсе ускоряется, как ненормальное, отдаваясь гулом где-то в груди. Музыка словно стихает, либо же ее просто заглушает собственное сердцебиение — скорее второй вариант.. да, именно он. Голубоглазый очухивается и также крепко обнимает друга в ответ, хватаясь за край чужой футболки, будто старший может просто так взять и пропасть. Вместо чего он только слегка приподнимает Черемисина, отчего тому в поисках опоры приходится привстать на носочки, дыша Данилу куда-то в районе шеи. Оба стоят и чуть ли не светятся от разливающегося по организму счастья и тепла, что согревает, словно сейчас за окном не зима и холод, а палящее летнее солнце. Каждый из них очень долго ждал, пока сможет еще раз вот так непринужденно обнять и удержать в руках своего человека, пусть никто никогда в этом не признается. Напряжение и толика страха пропадают и растворяются в пучине теплых чувств. Парень, что едва стоит на своих ногах, находясь в кольце рук, крепко держащих его в нескольких сантиметрах от пола, отстраняется первым и просит опустить вниз; а у шатена в голове появляется очередное напоминание: дружеские отношения, придурок. Гаврилов бережно ставит украинца на ноги, как фигурку в невысокий, но полный рост, ловля на себе затуманенный взгляд голубых глаз, то и дело переливающихся бликами от гирлянды, висящей аккурат неподалеку. Данил готов вечно смотреть в эту глубину двух озер, наполненных кристально-чистой водой, где над ними стоит прозрачно-белый туман, как прохладным летним утром... Просто прекрасно. Он поправляет рукой выбившиеся пряди, где хлопья белого снега превратились в капельки воды. — Мы идем в другую комнату, — зовет его Антон, кивнув головой в сторону коридора. Старший усмехается с «самоуверенного», но правдивого заключения шатена, касающегося алкоголя; младший усмехается в ответ. — Погнали, шпала, наши там в Уно играют на желания. Уже включив заднюю и оказавшись в коридоре, парень слышит в свою сторону: — Знаю я эти ваши игры на желания.. Такие себе, если честно. — Ну эй, ты же не играешь, так что и не выебывайся, ладно? Давай уже булками шевели, — недовольно бурчит Черемисин, бросив напоследок презрительный взгляд в толпу, куда смылась та блондинка: «Бесит, блять.» — А сам-то.. свалил, чтобы не ввязаться и не проиграть, сто проц. «Да, свалил, но не поэтому, а «к своему любимому», — фыркнул украинец, отбрасывая мысли подальше и ненавязчиво наплывшие воспоминания... — Не, пацаны просто постебались, шутники хуевы, — озвучивает он уже вслух, закусывая губу, чуть ли не до крови, лишь бы не сболтнуть чего лишнего. Вежливо растолкав несколько незнакомых людей, голубоглазый таки доходит до маленькой спальни, предназначенной для гостей, проверяя идет ли за ним друг — идет, а как же иначе? Их маленькая, но такая родная компания расположилась в кругу, громко разговаривая и вообще весело проводя время. Недавно бивший по ушам звук новых и модных песен остается где-то за пределами, где-то, где атмосфера, схожая на семейные посиделки, превращается в своеобразный клубешник. Ребята начинают смеяться, когда Дима вновь набирает четыре карты, доставая злосчастную желтую, коей не нашлось немного ранее. Вика — девушка Саши — лежит на кровати, смотря за происходящим и изредка попивая из своего бокала красное вино; сам Александр сидел на полу, показывая свои карты Вреднуле и пристально следя за игрой. Диззари вместе с Би переглядываются друг с другом: один имеет при себе всего-лишь три карты, а второй смотрит на свой «разноцветный веер», где количество приблизительно равно пятнадцати-двадцати — видимо, чья-то победа близка. Но абсолютно каждый из членов команды заинтересован в выигрыше, лишь бы не выполнять очередное идиотское задание-челлендж — все помнят правду-или-действие, закончившуюся.. поцелуем. Младший, как ни в чем не бывало, проходит внутрь и садится в круг, параллельно интересуясь, как продвигается игра. Да, он специально не стал ждать, пока Даня переступит через себя, ненавидя любые посиделки с настолками, пусть те и не требуют за проигравшим выполнения какого-либо желания, и наконец не будет дуться за ту ситуацию. С одной стороны Антон очень хотел, чтобы тот забыл, но другая часть говорила, что ты сам согласился на эту аферу, подыгрывая общему настроению — так что же теперь? Гаврилов мнется и не решается присоединиться к остальным, продолжая стоять в стороне. Ему приходится последовать примеру друга, не испепелив того взглядом, лишь бы возникло чувство вины — не возникло, пиздуй уже садись. Парень закатывает глаза и подсаживается к младшему, вклиниваясь между ним и Шутовым, боковым зрением уловившим появление еще одной персоны. Ребята на мгновение отвлекаются и приветствуются с новоприбывшим, заводя привычные для всех светские беседы о жизни и ютубе, спрашивая о настроении и каких-то недавних событиях. Данил готов с уверенностью сказать, что такая атмосфера нравится ему больше; он рад оказаться сейчас здесь, со своими друзьями, наслаждаясь этими непринужденными разговорами и присутствием каждого...***
Следующий час проходит без проблем. Би, как и предполагалось, выиграл, оставляя за собой право загадать одно желание проигравшему — Диззари — что продул только из-за своей неопытности. Предыдущая катка длилась достаточно долго, поэтому ребята решили в оставшееся время сыграть по новой еще разок, прежде чем куранты наконец пробьют двенадцать раз, начиная новый день нового года. Карты розданы, все шансы более-менее равны, пусть одна победа уже засчитана Теме. Все смеются и просто наслаждаются прекрасным моментом, что будет дарить ностальгическое тепло еще долгое время. К сожалению, доиграть не получится, так как игру прервали на самом интересном месте, где Юрьев опять материт все и вся, ища карточку его «любимого» желтого цвета. — Извините, но всех зовут в гостиную, — негромко сказала миловидная девушка, которая нервно перебирала край своего синего платья. Компания отвлекается и ждет, чтобы она повторила, но уже более четко и громко, не взирая на столь неловкую тишину: — Вас зовут в гостиную, там что-то намечается... — Да, спасибо, Лен. Иди вперед, мы скоро подойдем, — отвечает ей Виктория, приветливо махнув подружке рукой и улыбнувшись напоследок. — Моя подруга, — бросает она, быстро сменившись в лице и закатив глаза с реакции друзей, что удивленно косились на нее. — Ладно, потом как-нибудь доиграем, пацаны. Пошли уже, раз зовут. Леонтьев вскакивает самым первым, а за ним поднимаются и все остальные. Но как встал, так и быстро упал, оказавшись на полу, разглядывая перед собой прекрасный потолок, завешанный мишурой и несколько напуганных лиц его друзей. По телу проходится волна слабости, которая оседает будто сотней маленьких игл, проходящих свозь конечности; затекшие мышцы неприятно ноют, приходя в нормальное состояние. Не, парень, конечно, не спорит, что это прикольно вот так валяться, хер знает где, только подняться все равно придется — правда самому не получится. Поэтому Шутов смеется с младшего, что так по-детски кривляется, показав другу язык; он протягивает Диме руку, за которую тот хватается, и поднимает чужую тушку, придерживая ее за плечи, чтобы точно не упала. — Спасибо. — Обращайся, Дим. Наконец им удается без проблем прийти в комнату, откуда уже не доносится никаких попсовых композиций — только негромкие перешептывания и копошение «организаторов». На условной сцене расположился один из парней, руководящим музыкальным сопровождением новогоднего вечера. Другие двое стояли неподалеку, шарясь в ноутбуке и бурно что-то обсуждая. Они трое точно что-то задумали, и почему-то Дане уже не нравится эта затея... — Короче, думаю, что я могу начать и рассказать, почему вы все здесь. Скажу прямо и быстро, чтобы не красть ваши драгоценные минуты. — Он показывает на часы, отсчитывающие «последние» десять минут. — Недавно мне высветилась где-то интересная статейка, привлекшая мое внимание. Там было написано несколько интересных новогодних традиций, поэтому я хочу поделиться одной с вами. Она вроде болгарская, если я не ошибаюсь, — парень сделал паузу, вспоминая правильно сказал или нет, — ну не суть. Мейби кто-нибудь уже о ней слышал: «минуты новогодних поцелуев», так называлась эта самая традиция. О, смотрю многие заинтересовались, верно? — Он подмигнул и несколько девушек захихикали. — Блять, Макс, не тяни уже. Иначе я тебя сейчас засосу, заебал. На время смотри, придурок, — бросает блондин, который нервно следил за секундной стрелкой, делающей очередной оборот — пять минут. — Уже иду, Леш, минутку еще. Ладно, типо вам дается три минуты после полуночи, за которые вы можете поцеловать абсолютно любого в этой комнате: не важно знаете его, ну тип человека, или нет, можно целовать кого вам угодно. Самое главное, что у вас есть только одна попытка и только три минуты, проводимые в полной темноте, — парень кивает на друга, что стоял позади всех около выключателя. — Алексей, благородно выключит гирлянды и аппаратуру. — Кивок. — Что ж, и последнее, что хотелось бы сказать, не стоит потом спрашивать имя человека, чтобы сохранилась какая-то интрига, ладно? Ну а теперь расходитесь и действуйте, как только погасят свет, в вашем распоряжении каждый находящийся здесь. Погнали, Лех, вруби на фон что-нить, пожалуйста. — Уже тише сказал шатен, сверяясь с часами. Новогодняя композиция начинает тихо раздаваться из колонок, и Данилу кажется, что эта песня была популярна в ТикТоке в прошлом году; одна большая толпа растворяется, а на ее месте образуются маленькие, состоящие из человек пяти-шести кучки, где в основном девушки обсуждают план дальнейших действий, советуясь и хихикая. Все были адекватными и спокойными, не подходя открыто и говоря, что «ты следующий» или «ты мой» — люди ходили по одному и распределялись по всей комнате. В это время минута за минутой близили начало «битвы рандома», где в правилах тебе достается возможность «рандомного» поцелуя — и если не ты, то скорее всего тебя. — Так, парни, вы как хотите, а я с девушкой. Мне последствия не нужны, — бросил Александр, приобнимая Вику за талию. — Не, нахуй. Вера — все, а то потом пиздов ставит, — Юрьев махнул рукой и ушел, за ними сматались и Хеллдор с Вреднулей, оставляя шансы другим. Когда остается минимум несколько секунд, Би что-то говорит младшему на ухо, с чего тот смеется и согласно кивает, а затем вторая по популярности «шип-парочка» испаряется. Оставшиеся двое переглядываются, ахуевая с Шутова в коалиции с Леонтьевым, ведь какие крысы так делают? Не, это все очень подло, но как не порофлить над друзьями в ответ, верно? — Пошли наверное вдвоем там.. ну, без лишних глаз того-этого, хах. — Да, конечно, только не на последних рядах, а в какой-нибудь дальней комнате. А то негде спрятаться. — Оба смеются. Старший подмечает, что ненадолго задерживается на чужих губах, улыбаясь с такой искренней улыбки, которой так не хватало. — А мы?.. — М, что прости? — переспрашивает Гаврилов, невольно отрываясь от своих мыслей и переключается на украинца, что вздрагивает и отрицательно качает головой. — Ну тут это.. Ты, конечно извини, но лично я случайно попасться «вот так» не хочу, поэтому участвовать отказываюсь. — Быстро тараторит Черемисин, после чего, аналогично, как и все друзья, предает парня, оставляя его одного. — Ага, ловко ты это придумал, конечно. — Шатен уже не обращает внимания, как украинец поспешно уходит в коридор, растворяясь среди находившихся там людей. Знакомиться с кем-то он тоже не намерен, поэтому упорно делает вид, что сегодня без вариантов и вообще лучше к нему не подходит, еноты кусаются. — Три, — начинается итоговый отсчет. — Два, — Даня не готов к тому, что будет, если его все таки поцелует какая-то особа, тем более, если это будет та непонятная блондинка. — Один. «Блять...» Свет выключается; морально добивает еще и растущий уровень шума: громкое копошение то в глубине комнаты, то совсем рядом, то шаги перемещающихся туда-сюда людей — мимо пробегает девушка, выдавая себя стуком каблуков. И парень сильнее примыкает к расположившейся за его спиной стене, чуть ли не сливаясь с ней в единое целое. Глаза с трудом привыкают к воцарившейся темноте — как и было сказано, выключено абсолютно все, чтобы ненароком не спалить кого-нибудь — и все равно различимыми становятся размытые тени и силуэты, пропадающие из виду. Вычислить кого-то со стороны сложно и бессмысленно, вряд ли кому-то пригодится эта информация. вот Данилу точно нет. Он забивает на все, громко выдохнув, и начинает ждать истечения отведенных трех минут, которые по ощущениям тянутся бесконечно. Но все усложняет одно «но»... Спереди совсем не вовремя мелькает тень, оказываясь вплотную к парню, и, к сожалению, нет возможности понять кем является это самое «но». Все мыслительные процессы приостановлены, так как внимание привлекает к себе стремительно приближающаяся по шагам фигура; сознание слегка плывет, из-за чего не происходит никаких попыток хотя бы просто отойти в другое место, не говоря уж о том, что это можно было бы сделать еще с самого начала. Но нет, будем стоять и ждать, пока произойдет подобная хуйня. Неизвестный аккурат останавливается напротив. — Чт?.. — Шатен не успевает среагировать, как оказывается схвачен за горло футболки и резко притянут немного ниже, чувствуя чужое неровное и сбитое в хлам дыхание в жалких сантиметрах от своего лица. Какие-то секунды отсчитываются слишком медленно, в тот момент, как парень теряется в бессвязном потоке таких же невзаимосвязанных мыслей, из которых невозможно выхватить ни одной здравую. Сложно отвлекаться на происходящее вокруг, стоя в непозволительной близости с тем, кого ты даже не видишь; сложно не обращать внимания на каждый вдох и выдох, оседающий на горящих огнем губах, оказавшихся в западне. Сначала кажется, что Данил просто кусает спелую вишню, чувствуя ее сладость, смешанную с терпкими нотками какого-то алкоголя, и только потом понимает, что это не так — это на самом деле привкус летней, по ощущениям, вишни, которую парень собирает языком с чужих губ. Только потянувшись рукой, он останавливает себя и вспоминает, что это может как-то выдать человека, из-за чего приходится просто свыкнуться с данным положением и наслаждаться моментом дальше. Поцелуй, являющийся вначале чем-то неловким и детским, постепенно набирал обороты, добавлял все больше азарта, разжигая внутри все больше чувств. Шатен готов принять тот факт, что ему это нравится — нравится целовать кого-то, кого несколько минут назад хотелось отослать подальше; нравится забывать обо всем, продолжая целовать снова и снова. Непомерно долго. Когда времени не остается ни на что, то Даня напоследок нежно прикусывает губу, бережно зализывая образовавшуюся ранку — другой парень негромко стонет в поцелуй, мигом осекаясь и напрягаясь. Оба отстраняются — ошпариваются — также резко, как и припали друг к другу. И, нет, никто из них явно не против того, как все обернулось: один сладко и жадно облизывается, смакуя оставшийся вкус вишни, а другой отпускает старшего и для, хоть какой-то уверенности, притрагивается пальцами к своим губам. — Значит, ты парень. — Сказанное сладким шепотом растворяется только между ними двумя, что даже не требует подтверждения. Тот отходит на шаг назад, не рассчитывая на то, чтобы оставаться здесь. В толпе хором отсчитывают последние десять секунд, и Данил наощупь дотрагивается ладонью до чужой груди и мягко отталкивает: — Иди, давай же.. И он секунду тушуется, но в итоге уходит, пока Гаврилов мечется в своих чувствах, в красках прогоняя случившееся и пребывая в неком шоке от самого себя и своих действий. Отголоски приходящего в норму сознания говорят что-то неправильное, якобы так не должно быть... Не должно быть так, особенно почувствовав его губы на своих. Да.. это было совсем не так, как ожидалось; постепенно что-то внутри рушилось, чем больше Данил осознавал, что за какие-то три минуты смог бесповоротно влюбиться в неизвестного... Влюбиться еще и в парня, блять... Освещение включается резкой вспышкой, нещадно стреляя по глазам. Люди жмурятся и недовольно бормочут, параллельно осматриваясь по сторонам. Пусть и не осознавая, но сероглазый также мотает головой, с надеждой осматривая толпу в коридоре. Он морально убит выстрелом в сердце, которое продолжает биться, как сумасшедшее — как можно одновременно запасть на своего друга и на парня, пользующегося вишневой гигиеничкой. Люди постепенно отвлекаются и продолжают заниматься своими делами, будто ничего не произошло: беседуют друг с другом, выпивают и танцуют, изредка все же присматриваясь друг к другу. Стол с напитками окончательно редеет, в тот момент, как музыка только набирает обороты. Остаются только несколько стаканчиков с соком, один из которых Даня забирает с собой и, не находя никакого смысла в том, чтобы продолжать стоять в гостиной, уходит к друзьям, что по подсказке уже уходящей Лены, расположились на пустой кухне. Собственно, как и предполагал парень. — Спасибо, — бросает ей вслед тот; девушка кивает с робкой улыбкой и скрывается за дверью, тихонько прикрыв ее за собой. Секунда и до шатена доходит морозный воздух, остужающий изнутри. — На кухне, — сероглазый делает небольшой глоток, скучая по вкусу чужих губ, — так на кухне.***
— Как думаете, акция «поцелуй за бесплатно» закончилась? — спрашивает Дмитрий, покосившись на наручные часы. Он поднимает глаза на сидящего рядом Артема, что кажется пропустил вопрос мимо ушей, засмотревшись в окно. Парню приходится отвернуться и молча разглядывать узор на обоях. — Пиздец, там Даню связали и спиздили, раз его так долго нет, хах, — усмехается сам себе он. Остальные подключаются и также ехидно улыбаются. — Подписчицы вычислили, пхах. — Время всего лишь десять минут; не крали, а просто задержался, — прерывает их беседу старший, оперевшись на дверной косяк. Уголки губ дрогнули, показывая его положительный настрой. Поболтав в стакане ярко-оранжевую жидкость, Гаврилов делает очередной глоток, удивляясь с реакции друзей, что неуверенно косятся на напиток. — Сок апельсиновый, если что. А где остальные? И правда, за небольшим столиком, где в центре стояла вазочка с мандаринами, сидели только четверо, когда в общей сложности должно быть семеро. Вика непринужденно рыскала в телефоне, нежно улыбаясь Саше, что показывал на Шутова и Юрьева, ведущих между собой вялый разговор — они все явно отдыхали здесь, находясь вдали от шума и людей. Не хватало Антона и еще одного Димы, который Диззари. Сперва Данил думает, что оба просто отошли и скорее всего вернутся, но какая-то часть него вынуждает спросить. Особое предчувствие накатывает с новой силой, когда кажется Би отвлекается от мини-беседы и предлагает старшему сесть рядом, но он отнекивается и наконец спрашивает друга: — Тем?.. — А? Если ты про пацанов, то Димка отошел, ему нужно чет уладить, он останется тут еще на пару дней. Антона я не видел, как мы ушли от вас, поэтому выясняй уже сам. — И, поведя плечами, он решает перевести, как кажется, на более удачную тему: — Почему тебя так долго не было, а? — Ага, сто процентов с той блондинкой целовался, — бросает Медаллист, следом за которым и Ренц: — Точно, еще и довольный стоит. Понравилась? Парня под бок тыкает девушка, бросив хмурый взгляд и возвращаясь к поиску чего-то на просторах соц-сетей. Смех заполоняет всю кухню, пока мимо шатена не просачивается Леонтьев, что садится на пустой подоконник, вклиниваясь обратно в компанию. — Что я пропустил? — Младший в непонимании смотрит на каждого по очереди, желая узнать причину бурного оживления. — Ничего, — останавливает друзей Гаврилов, отставляя пустой стакан. — Просто они все решили, что.. я целовался. Ну, за эти три минуты. — Он отводит глаза, никак не подтверждая или опровергая сказанное. Да, может Даня и оставался в центральной комнате, когда они и уходили; да, может быть по его действиям понятно, что что-то все-таки произошло — но кроме шуток и стеба, за это время и в правду произошло слишком много... Слова, которые остались там, между ними двумя, сложно будет не вспоминать. — Они так уверенно об этом говорят.. — Но ты же сам не отрицаешь, что целовался с кем-то? Минутная заминка. По спине проходится холодок, а тело мелко подрагивает, выдавая таившийся страх. Скорее всего, не рассказывать ничего было бы правильным решением, только сейчас что-то идет совсем не по плану, и шатен почему-то решает с ними поделиться... — Ну получается, что да. Однако, во-первых, я не знаю, кто точно там был и спрашивать бесполезно, во-вторых, — приходится сделать глубокий вдох, морально настроив себя и также остальных ребят, что заметно напряглись, ожидая полного разъеба, — это был парень. — Пиздец... — одновременно срывается с губ всех присутствующих, которые одинаково испуганно пялятся на старшего, молча переглядываясь между собой, продолжая обрабатывать услышанную информацию. В груди теперь селится что-то более страшное, если бы оно было, например, ненавистью к самому себе и тому, что он сейчас чувствует. Друзья по-прежнему ошарашены, но шок постепенно отходит на второй план, уступая место, так называемому, принятию. Вреднуля видимо отошла самая первая, хотя черты ее лица выдавали легкое недоверие и растерянность. Она, к удивлению самого парня, согласно кивнула, отбрасывая все непонятки в сторону. Остальные уже не меньше пребывали в ахуе, не зная что и как сказать, пусть это было и не нужно. Сероглазый продолжает стоять в проходе, подумывая как можно быстрее испариться, лишь бы не ждать каких-либо слов в свою сторону. — Дань, пойди поищи Антона, его что-то долго нету. — Вредная мягко намекает, что тот может идти, давая даже предлог, которым старший благодарно пользуется, прощаясь с компанией и разворачиваясь в коридор. — Наверное, для них это важно... — Приметы хоть какие-то запомнил, а? — бросает Тема вслед, зная, что парень услышал — не ответил, но услышал. И, почему-то, он уверен, что на губах у того хитрая ухмылка. — Любовники хреновы...***
Улица все также усыпана белыми хлопьями, медленно опускающимися с неба, заволоченного в темные облака. Фонари отражаются в каждой снежинке, красиво переливаясь, словно блестки. Старший закрывает дверь, морщась от противного скрипа металла, что оканчивается характерным щелчком «замка». Мороз приятно щекочет в носу и мигом заставляет его и щеки краснеть. Каждый шаг отдается хрустом снега, лаская слух. На крыше, куда выбрался парень, стоит еще кто-то. Вдоль площадки, вплоть до самого ее края, ведут следы, заканчивающиеся прямо рядом с человеком, чья фигура отзывается нежными и теплыми чувствами в груди. Второй знает, что он стоит теперь не один, слышит приближающиеся сзади шаги и, кажется, он даже знает, кто мог найти его здесь, даже не заподозрив неладное. Гаврилов останавливается слева, также не доходя до края крыши, но смотря вперед на сверкающий ночной город. — Картинка повторяется, верно? Что-то мне подсказывает, что ты снова не просто так тут стоишь, Антоша, — произносит шатен, поворачивая голову на младшего. Сердце начинает барахлить, пропуская удар. Трепет и знакомое тепло растекаются по телу, смешиваясь с кипящей по ощущениям кровью. Рука невольно тянется к чужой, аккуратно сплетая с ней пальцы. — Нравится? Черемисин в удивлении вскидывает бровь, буравя старшего двусмысленным взглядом. Он мешкается, смотрит то на свою замерзшую ладонь, сжатую в теплой Даниной, то в бесцветно-серые глаза, горящие непонятным огнем. Парень готов признаться в уверенности в том, что дружба, некогда являющаяся таковой, давно переросла в нечто большее — искреннюю и переполняющую организм привязанность — что теперь завладевает каждой частичкой тела, заставляя чувствовать слишком много эмоций сразу. Мысли звонко стукаются друг об друга, перемешиваются и снова встречаются в один большой ком; каждая из них запретная и странная, полная необузданных желаний, томившихся довольно долгое время где-то в глубине. — И что это ты творишь, ска? — Украинец смущенно улыбается, разворачиваясь обратно и продолжая наблюдать за искрящимися огнями города, что сверкает то близко, то где-то далеко яркими вспышками фейерверков. Ветер заставляет поежиться и еще больше закутаться в теплую куртку, пряча замерзший нос в воротник; он кружит с сотней снежинок, подхватывая их в свой незамысловатый танец. Данил продолжает несильно сжимать чужую руку, отогревая всегда холодные пальцы, и Антон готов признаться, что очень сильно хочет объятий, таких родных и таких теплых, спасающих от любого мороза. — Мило, — слишком не вовремя озвучивает мысли в слух парень, думая, что сам не сказал ничего такого вслух, а Гаврилов ничего такого не услышал. Хах, как же он заблуждается — услышал и удивился, однако загадочно промолчал; старший вместо пейзажа города находит более привлекательными чужие губы, на которых то и дело непроизвольно останавливается взгляд. — Смешная ситуация получается, да? — чуть ли не шепчет шатен, грустно усмехнувшись, на что голубоглазый изумленно приподнял брови, прислушиваясь ко всему, что еще «такого» скажет Даня, вызвав еще большее удивление и несколько наводящих вопросов. Он понял все без слов, словно читая все его эмоции по реакции и, кажется, у него это прекрасно получается, потому что уже в следующую секунду старший просто развернулся и обнял Черемисина, так как тот сам этого желал: крепко и трепетно, отчего в животе будто проснулись бабочки, порхая внутри и возвращая чувство, что накрыло парня тогда в коридоре. Сероглазый утыкается украинцу в макушку, вдыхая родной запах, смешанный с морозной свежестью: если понадобится, то он готов стоять так вечно, просто чувствуя рядом своего человека, когда-то ставшего важной частью в жизни. Через мгновение младший не выдерживает и обнимает в ответ, полностью отдаваясь моменту. Пока снег мелкими хлопьями оседает на крыше, скрывает их следы. Ощущать чужие руки, крепко держащие в районе талии, каждый рваный вдох, едва слышать каждый стук сердца, осознавая, что ритм его сердца совпадает с чужим. Улыбка сама собой расползается на губах от переполняющих Антона эмоций — счастье, вот что завладело всем телом, подпитываясь все больше. — Так что именно? — интересуется младший, подняв голову так, чтобы встретиться со старшим взглядами — и он встречается — утопая в серых, смотрящих только на одного глазах. Он ждет столько, сколько нужно, не торопя и не спрашивая ничего больше. Руки мерзнут, продолжая сжимать куртку, кое-как отвлекая себя, но холод в итоге берет вверх и приходится спешно убрать те в карманы. Едва разжав кулаки, парень оперативно делает тоже самое, что и голубоглазый, перехватывая чужие руки в свои удивительно теплые ладони, отчего украинец вздрагивает, не ожидая такого поворота; он просто смотрит на него, будто зная все, что от него пытаются скрыть, и медленно, не разрывая зрительного контакта, подносит холодные руки ближе к лицу и целует их — стыдно.. но так ахуенно. — Например, это.. — Данил нарочно не договаривает, прерывая свою фразу на середине, чем вызвал недовольный вздох, а в следующую секунду искренне удивленный полустон. Как же так сложилось, что губы, к которым хотелось прикоснуться, почувствовать их мягкость, отдают той же самой вишней — спелой и приторно сладкой — повторно дурманя и заставляя вспомнить, получается, их первый поцелуй. Как и в прошлый раз сначала он похож на невинный и быстрый, потому что время изначально было ограничено. Сам Черемисин реагирует на происходящее, когда решает оттолкнуть парня перед собой, чтобы прояснить хотя бы часть ситуации, но у того не получается: руки бережно держат в районе запястий, опустив их вниз. Даня оставляет легкий укус на нижней губе, словно пресекая новую попытку прекратить; он снова проводит языком по чужим губам, как тогда собирая вишневую сладость. Постепенно Антон забывает обо всем, кроме поцелуя, полностью отдаваясь ситуации и своим чувствам, переполняющихся через край; шатен отвечает осторожно, будто проверяя, и жадно, будто вот-вот все может закончиться, как тогда, правда те три минуты были лишь началом — их общим началом. Гаврилов улыбается, когда парень по-собственнически начинает хозяйничать языком в чужом рту, скользя вдоль зубов, задевая при этом пару выступающих клыков, и, невольно задев нежное нёбо, вызывает глухой стон — и ему это нравится — и это нравится им обоим. Сероглазого накрывает легкий шок, заставляя того застыть на мгновение: он сам не ожидал от себя того, что ход «игры» довольно быстро поменяется, давая младшему шанс на минутку поактивничать. Черемисин, конечно же, не теряет такой возможности, высвобождаясь из ослабевшей хватки и переплетая с Даней пальцы, начиная действовать. Он слегка отстраняется, оставляя между их губами всего несколько сантиметров, и ждет, точнее выжидает, когда шатен придет в себя и «игра» продолжится — украинец нервно сглатывает и более ясно осознает, что только недавно стоял и жалел себя за невозможность открыто сказать какие-то жалкие три слова, а теперь он просто поцеловал его, вроде бы друга, к которому уже давно есть чувства, не являющиеся дружбой вовсе... Их привязанность друг к другу давно переросла в нечто большее. Нечто, называемое любовью — чистой и искренней, той, которую скрывали, и ту, что смогли так легко показать. — Дань? — зовет того парень, не узнав свой собственный голос, что подрагивал, точно сейчас надо сказать.. что-то важное. К щекам вновь приливает красный цвет, а сердцебиение устраивает частые саботажи, играясь, как ему хочется. — Даня? — От безысходности, чтобы хоть как-то привлечь внимание, шепчет он в самые губы, опаляя те горячим дыханием; чужой взгляд серьезных и одновременно таких родных глаз завладевает каждой мыслью, заполоняя те полностью, пока не слышится негромкий ответ: — Чего? Не хочешь ли рассказать, как додумался до той выходки, Антоша? — Как сладко мурлычет, и, блять, попадает в самую точку. Сука, нечестный прием... Он легонько, совсем невесомо касается по-прежнему потресканных губ, которые не спасает даже теперь полюбившаяся обоим вишневая гигиеничка, и отстраняется, ухмыляясь своей коронной-похоронной. Его руки до сих пор держат чужие, видно даже не думая отпускать. — Какого хуя ты все знаешь, а? — расстроенно бурчит Черемисин и замолкает, опустив глаза в пол. Становится стыдно и обидно. Да, собирался рассказать, собирался наконец признаться — а он уже все и так знает и парень готов поклясться, что старший чувствует тоже самое, иначе просто не может быть. Иначе ничего не произошло бы. — Все, не скажу ничего, пошел на хуй. — Я тоже тебя люблю, дурашка. — И как не поверить этому влюбленному взгляду и довольной улыбке... — Прекрасно стонешь, кстати. — Блять, пошел на хуй, Гаврилов! Порой даже несколько минут могут начать новую историю, дают шанс изменить что-то, пинают тебя и наконец ты сам можешь что-то изменить. Так три минуты в один Новый год показали конец истории об одной привязанности, начиная другую историю одной любви — их взаимной любви.