По ту сторону объектива

      Лето 2022. Нью-Йорк.       Леон стоял у зеркала и судорожно расправлял бутоньерку, вставленную минуту назад в петлицу. Парень в белоснежном костюме-тройке с чуть удлинённым приталенным пиджаком смотрел на себя в зеркало и не знал, куда деть руки от волнения. Несчастные цветки фрезии уже не выглядели такими уж свежими и живыми из-за постоянных подергиваний нежных лепестков.              – Убери руки. Немедленно. Тебя совсем одного нельзя оставить, Лео, – к растерянному жениху подошёл молодой парень и шлёпнул по вспотевшим ладоням.              Он был почти на голову выше виновника торжества и значительно крупнее в телосложении, хотя и достаточно изящен для мужчины. Немного вьющиеся волосы до плеч были аккуратно уложены, открывая красивое лицо.              – Тим, я не смогу. Я всё перепутаю и опозорюсь перед гостями и Лютером. И тогда он поймет, какой я на самом деле жалкий. Давай сейчас уйдем, он простит меня. Это же я настаиваю на браке.             – Леон Де Морель, ты взрослый, умный мужчина. Ты любим тем, кого выбрал сам и с кем желаешь быть до конца жизни. Неужели после стольких лет с тобой Лютер не узнал тебя и все твои особенности? – испуганный парень смотрел на своего друга и внимательно его слушал.              – Если он до сих пор тебя не послал, чему я очень сильно удивлён, – Тимоти заново застегивал пуговицы на жилете парня, которые тот перепутал и криво свёл с проранками, – то значит уже не сбежит. Куда уж ему теперь деваться, когда там он стоит у алтаря и ждёт тебя, своего жениха, на глазах у более чем сотни свидетелей. А ещё знаешь что? Главное, его ни с кем не перепутай, а то совсем неудобно выйдет.              – Костлявая задница, ты не помогаешь, – огрызнулся Леон.              – О, я узнаю своего друга. Ну что, готов? Лютер тебя ждет. Забудь о всех, важен только он и ты. Это ваш день.              Тимоти поцеловал немного успокоившегося жениха в лоб и направился к выходу.              – Шаламе, – окликнул его Леон, – забыл тебя предупредить. Серди гостей будет Арми… Прости, я сам только вчера на предсвадебном ужине узнал.              Тимоти остановился как вкопанный, но не повернулся к другу, а лишь тихонько сказав «спасибо», вышел из маленькой комнатушки.              Церемония была прекрасной. Всё прошло даже лучше, чем могло быть. Два молодых мужчины, стоящие у алтаря, повторяли слова святого отца и произносили клятвы. От свадебной клятвы Лютера половина гостей достали платки и, хлюпая носом, утирали лицо. А уж когда клятву прочитал Леон, вся церковь содрогалась от плача.       Тимоти и сам еле сдержался, но лишь потому, что, сидя среди гостей со стороны Леона, он сразу же заметил знакомую фигуру в красивом тёмно-синем костюме среди гостей Лютера.              Когда с клятвами было покончено и женихи, обменявшись кольцами, закрепили свой союз вполне целомудренным поцелуем, гостям было предложено пройти к месту банкета.              Тимоти за всей суматохой аплодирующих гостей, которые осыпали молодожёнов лепестками роз и рисом, не заметил, как Арми покинул церковь. Парень стоял чуть поодаль от основной толпы, ожидающей трансферы, что доставят их до шикарного отеля, где и будет проходить основное празднование, и курил. Сейчас он почти завязал с этой вредной привычкой, но иногда в самые эмоциональные моменты в его жизни сигарета ему была необходима. Свадьба – это всегда нервы. А если эта свадьба сталкивает тебя с прошлым, то о спокойствии и речи не может идти.              – Тимоти, – знакомый баритон обратился к парню со спины, – в Нью-Йорке от жары и так дышать нечем, а ты ещё и куришь.              Развернувшись, Шаламе увидел высокого мужчину из прошлого. Он стал ещё красивее и будто помолодел. С последней их встречи прошло много месяцев, но парень отчётливо помнил, как в последнюю их ночь не позволял себе уснуть, разглядывая и запоминая это лицо, зная, что, когда он проснется, мужчина исчезнет. Воспользовавшись лёгкой оторопелостью Тимоти, Арми забрал из тонких пальцев сигарету и, пару раз затянувшись, вернул её законному хозяину.              – Хаммер, это негигиенично, – зажав влажный от чужих губ фильтр между своими, наиграно завозмущался Тим. – Мир только недавно оправился от пандемии.       – Тимми, боюсь, никакая зараза в мире не сравниться с той, что ежедневно убивает меня самой медленной смертью, какую только можно выдумать на том и этом свете.       Парень от удивления даже рот приоткрыл, от чего сигарета выпала, чудом не воспламенив ткань пиджака, и упала на землю. Он словно и не замечал, что был в шаге от возгорания. Мужчина уже прижимал его тело к своему и нежно, но с таким нетерпением накрыл рот Тимоти своими губами.       И это было так естественно, так несложно. Точно не было всех тех дней, прожитых разными жизнями. Казалось, что всё это было лишь маленькими тропинками, ответвлениями от одной главной дороги, что вела при любом маршруте по одному единственному направлению. По направлению друг к другу. На свадьбе в отеле они появились вместе, как пара, как единое целое. И ни у кого не закралось и капельки сомнений, что они лишь полчаса назад обрели друг друга. И ушли с торжества вместе, больше никогда не расставаясь.              Конечно, проблемы их недопонимания никуда не делись, но, повзрослев и поумнев, они научились с ними справляться. Научились слушать друг друга, доверять своему партнёру, уважать и ценить его, прислушиваясь к просьбам и желаниям. Первый год они жили на четыре города: Лос-Анджелес–Нью-Йорк–Париж–Лондон. У обоих были там дела и рабочие поездки, но как это обычно и бывает, когда один прилетал, у другого сразу же возникали дела в другом городе. Они чаще виделись в терминалах международных аэропортов, чем в одной постели.              В один из выпавших у обоих выходных, лежа в тёплой уютной кровати, Тимоти предложил жить вместе. А Арми согласился, предоставив выбор страны и города партнёру. Хаммер, целуя и вылизывая многочисленные отметины на белоснежной коже шеи, сказал.              – Детка, я люблю тебя и мне всё равно, где жить, главное – вместе. Порознь мы уже пробовали. Мне не понравилось.       – И я люблю тебя, Хаммер, – наслаждаясь неспешными ласками мужчины, промурлыкал довольный ответом Шаламе.              Через ещё один год Леон и Лютер позвали их на крестины своей дочери, которую экстравагантно назвали Шарми.              Конец.