Легенда о фарфоровой кукле

Есть легенда. Она так же стара как этот дом, этот сад, эти портреты на стенах, увешанных свечами и предметами роскоши. Легенда гласит о кукле, фарфоровой, но подвижной и легкой, как перо, бывшей человеком, владелицей знаменитого поместья. Легенда гласит о том, что после полуночи, когда бьют часы ровно двенадцать раз, когда особняк пустеет, когда блики свечей затухают на разгоряченных танцами лицах богатых людей, когда допивается все шампанское и съедается весь фуршет — она оживает. Прислуга, убиравшаяся после торжеств, нередко становилась свидетелем неведомого и страшного явления кукле народу. В углу пыльной комнаты, куда ее уносят после торжеств, внезапно зажигается свет, а по лакированному, но пыльному полу слышны удары фарфоровых ножек нежной женщины в маленьких белых туфельках. Ее ручки и одежды белы и чисты, изящны и будто бы свободны. Но сердце ее каменное и черствое, холодное, как лед. И ни одному смельчаку не удавалось его растопить. Фарфоровая барышня никому не давала вести себя в танце или обыкновенном движении больше нескольких шагов. Она падала из рук, угрожая разбиться, но давала поймать себя и поставить на место. Кто же заточен внутри, кто настолько недоверчив и холоден?.. Молодой князь Евгений Павлович никогда не верил детским сказкам и древним легендам, находя их смешными и до непристойного глупыми. Взращенный отцом и матерью — приверженцами науки — он был не так набожен, как многие его знакомые, скептичен и весьма скуп на чувства. И все же при всем своем нежелании посещать занудные светские рауты и балы, его положение все же обязывало ознакомиться с высшим светом. Как раз один такой типичный член высшего общества как-то раз все-таки вытащил Евгения из-за письменного стола. — Брось, mon cher, ты просто обязан быть сегодня у Крачковских! Это даже не будет обсуждаться, иначе ты навсегда попадешь в немилость наших дорогих старших товарищей! — бурно декларировал Антон Беляев, расхаживая по комнате Евгения туда-сюда — известный всему Петербургу транжира с бездонными карманами своего отца чиновника, молодой кутежник и весьма легкомысленный человек. — Да сдалась мне ваша милость! Если честно, я бы даже не приближался ко всем этим балам и приемам. Ну скажи, что там может быть интересного? — Евгений Павлович стоял у окна, вглядываясь в яркое голубое небо без единого облачка. В его руках то и дело появлялась какая-нибудь письменная принадлежность, что лежали кучей у окна на столике, отчего на его больших и сухих руках появлялись пятна чернил. Тогда он доставал платок, смачивал его водой из графина, стоявшем на том же столе, и протирал ладони и кончики пальцев. — Как ты можешь так говорить, Женя! Только подумай — блеск золота, блики свечей на бокалах, шампанское и дивные дамы! Разве это не настоящее веселье и счастье? — Беляев, судя по удивленному тону, искренне не мог понять, как такая жизнь и такие праздники могут не понравится. Он сорвался с места и подбежал к товарищу, хватая его за плечи и слегка сотрясая его высокую и стройную фигуру. — Не всем по душе такой…отдых. — Евгений Павлович вяло улыбнулся, лишь уголками губ, разворачиваясь к Антону. Его широкое, почти квадратное лицо с высоким лбом и острым подбородком было бледно и, при первом взгляде казалось некрасивым. Но стоило присмотреться в его необычные черты лица, и можно было разглядеть в нем человека весьма симпатичного — ярко- голубые, широко посаженные глаза, мягкие густые волосы песочного цвета, небольшая треугольная бородка. Все сочеталось в нем. Но барышням он все равно был неинтересен, в первую очередь из-за своего нежелания посещать балы и участвовать в танцах. — Как же скучно ты живешь, Евгений! — Беляев вздохнул и вновь пошел по комнате, готовя новую убедительную речь своему другу. Но этого делать не пришлось. — Хорошо, я пойду с тобой. Говорят, в доме Крачковских обитает та самая легендарная кукла неземной красоты. Мне интересно на нее посмотреть. — Евгений Павлович отпрянул от окна, на которое опирался и направился к письменному столу. Антон Беляев не сразу понял, что произошло, потому что оратор из него, как он сам думал, отменный, и он только готов был начать свою монументальную речь о преимуществах посещения дома Крачковских сегодня вечером, что у него на примете даже есть некая умная барышня, что может понравится его умному другу. Но такого быстрого ответа и такой аргументации он точно не ожидал услышать. — Погоди, то есть ты согласен отправится туда только из-за мифической куклы? Ты же сам мне говорил, что не веришь этим всем легендам и сказаниям! Боже, ты и правда очень странный, напомни мне, почему я до сих пор с тобой дружу? — Потому что ты любишь трудности. — Логично, друг мой. Антон подлетел к нему и хлопнул по плечу. Это означало что-то среднее между рукопожатием — договорились — и абстрактным знаком дружбы. В любом случае, Беляев позволял себе делать такое лишь с некоторыми своими друзьями — самыми близкими. Евгений Павлович снова вяло улыбнулся и продолжил собирать бумаги в стопку. На том и сошлись. Весь остаток дня до приема у него не выходила из головы та легенда о таинственной кукле, которая не дает себя трогать или переставлять в другое место. На самом деле, эта была единственная легенда в которую он верил, потому что сам был свидетелем. В далеком детстве, когда родители были приглашены на прием к бывшим хозяевам, он мельком видел ту странную куклу — за мелкую шалость, а именно за подглядывание в щелку приоткрытого чулана, ему потом серьезно досталось от матери. Тогда кукла уже лет сорок стояла в чулане — хозяева не желали показывать ее после одного инцидента — ее чуть не разбил один пьяный гость. А если удастся заболтать хозяев, что хорошо делает Антон, может, им покажут эту куклу? Он не надеялся на положительный результат, но чувство интриги было сильнее его, и сдаваться он не собирался. Наконец, наступил долгожданный вечер. Блистательность и обилие роскоши было заметно еще издалека — аллея, ведущая к крыльцу поместья Крачковских было обильно освещено фонарями, само крыльцо, с начищенными до блеска золотыми перилами и мраморными ступенями, горело от ярчайшего света, льющегося из окон и фонарей. Подъезжая в карете на пару с Антоном, Евгений Павлович уже успел несколько раз пожалеть о своем решении. Но воспоминание о таинственной кукле хоть как-то пробуждало в нем желание улыбаться и терпеть. Когда все встречи, пожелания здравия и переходы были закончены, они с Антоном наконец оказались в большой бальной зале. Они приехали далеко не первыми, уже вовсю звучала музыка, танцевали пары, легко кружась на большой площадке, сияние золота и переливание тканей и камней слепило глаза, количество приехавших поражало. — Боже мой, Антон, и ты почти каждый день видишь это все? Как же тебя еще не одолела скука и чувство тревоги? — Евгений едва наклонялся к другу, осматриваясь по сторонам. Такое мероприятие он видел впервые. — О, друг мой, это еще не самое роскошное, что ты видел. Я бывал на балу у самого Императора. Вот где действительно можно сказать: «Господа и дамы, роскошный бал!». — Беляев жадными глазами высматривал милых молоденьких девушек с открытыми плечами, выбирая самую симпатичную, которую он пригласит на танец, и с которой, по возможности, проведет весь оставшийся вечер. — Но здесь тебе не придется долго скучать — все закончится как только часы пробьют ровно двенадцать. Такие правила установили из-за легенды с куклой. — Тут его взгляд уцепился за молодую брюнетку с высоко собранной прической, открывавшей ее тонкую шею и прекрасные плечи. — Боюсь, я вынужден оставить тебя, друг мой. В любом случае, я всегда здесь. Веселись! Антон ускакал в толпу зала так скоро, что Евгений Павлович не успел его заметить и что-то возразить. Он остался один. В окружении неприятной ему обстановки, формальных добрых слов и сплетен после них. «Может быть, зря я согласился на эту авантюру? Это ведь лишь мне во вред…» Но пожалеть еще раз он не успел. Милая барышня со спутницей под руку прошли мимо. Барышня делала это специально, если судить по хихиканью и ужимкам ее подруги, зачинщица стреляла глазками в Евгения Павловича. А сзади него прошла еще одна дама, постарше самого Евгения, и как бы ненароком толкнула его плечом, отчего Евгений Павлович слегка налетел на барышень. Раздались небезызвестные междометия «Ох» и «Ах», а сам Евгений Павлович попал в крайне неприятную ситуацию, отчего пришлось извиняться перед дамами и каждой предложить по танцу, на что они охотно согласились. Особенно первая барышня со своими вострыми глазками, будто высматривающими добычу, как назвал ее Евгений про себя «Артемида». Вторая же, «Смеющаяся женщина», и правда не переставала смеяться. Предыдущий танец подходил к концу и барышни надеялись получить оба следующих танца. Единственный танец, который Евгений делал сносно — был вальс. И, надеясь на боле счастливый финал, а именно, что следующие два танца будут вальсами и больше никаких не будет, он слушал утихающие звуки музыки. Пары разошлись с площадки. И тут заиграли нежные звуки, предвещающие вальс. Только грянула музыка, а он уже чувствовал на себе прожигающий взгляд обеих дам. Обернувшись к ним, он обнаружил «Смеющуюся женщину». Танец с ней прошел скучно, потому что она почти не говорила, лишь только скупо и глупо отвечала на некоторые вопросы Евгения, после чего смущенно хихикала. И даже легкий и свежий вальс Грибоедова №2 (ми-минор) не смог скрасить времяпровождения. Удивительно, но Евгений ни разу не наступил партнерше на ногу или на подол платья. «А сегодня удачный, однако, день. Что ж, поглядим дальше». На второй танец, к счастью молодого человека, тоже вальс, уже подбежала «Артемида». Заиграл совершенно новый вальс Шопена №7. Вот только здесь дела обстояли намного хуже. Евгений Павлович не любил говорливых, а Артемида болтала без умолку, пытаясь привлечь и хоть как-то зацепить внимание партнера. «Уж лучше бы она была как ее подруга, лишь бы только молчала». Из-за ее писклявых и быстрых речей Евгений едва ли слышал музыку, а если это и удавалось, то он понимал, насколько ее радостные речи не подходят очень даже грустному вальсу. Наконец, звуки утихли и пары, совершив все формальности, стали расходиться. Евгений даже вздохнул с облегчением. Он понимал, что барышни, при всей его закрытости с ними, в полном восторге. Стоило лишь увидеть, как сияло лицо Артемиды, когда он провожал ее обратно. «Они не отстанут теперь. Есть лишь один выход». Раскланявшись с ними и еще раз извинившись за свою неаккуратность, он как тень поспешил к выходу. Пока барышни бурно обсуждали танцы с молодым человеком, не назвавшим даже имени, хотя одна из них выложила почти все свои карты, Евгений успел покинуть зал и выйти к крыльцу, на котором стояли мужчины и женщины, ждавшие кого-то или курившие сигары. «Да, видно, остаток вечера пройдет в бегах от двух дамочек». Евгений, заприметив освещенную аллею хозяйского сада, решил прогуляться. Влюбленные пары и простые знакомые ходили туда-сюда по дорожке из мелких камушков, разговаривая о прелести жизни, вечерах, науке и политике. Вдали, у маленького фонтана, стояла компания возрастных мужчин, любящих по утрам читать свежие газеты и обсуждать все новости мира, а вечером приходивших сюда — делиться впечатлениями и, вдали и втайне, перемывать императору косточки. Обойдя фонтан с другой стороны, Евгений вглядывался в воду, в которой отражались слабые огни дома и чернота звездного неба. Он задумался и притих. И, неожиданно для себя, поймался на том, что слушает ту самую компанию мужчин. Они говорили о легенде дома — Я, господа, нисколько не буду удивлен, если эта, так называемая легенда, окажется простым вымыслом, чтобы привлечь к дому больше внимания. — Вы ведь слышали, что Крачковские собираются продавать его? — А как же, я лично застал их у организатора аукциона. — Господа, а что если все-таки это правда? — Что правда? — Кукла, что в руки не дается. — Тоже скажете мне, милейший. В нашем возрасте уже как-то даже стыдно верить в такие вещи. — Это верно вы сказали, Константин Петрович! Я тоже считаю это излишней глупостью, присущей лишь детям и слишком впечатлительным молодым людям. Верно ведь, Серафим Лефортович? — Несомненно. — Господа, а ведь я мельком услыхал среди гостей, что будто бы Крачковские хотят проводить некое испытание с куклой. Что будто бы они соберут желающих, чтобы посмотреть, действительно ли кукла танцует с кем-то на свое усмотрение или же это просто чья-то красивая выдумка? — Глава семьи уже пьян, вряд ли он будет проводить этот… как там говорилось… Бред, вот! — И то верно. — Что ж, господа, вернемся к более реальным вопросам… Разговор продолжился о политике и новых научных открытиях. Как только интересная тема пропала, Евгений обнаружил себя стоящим у фонтана, наклонившись к воде и рассматривая себя в отражении. Он хотел было набрать воды и охладить свое разгоряченное мозговой работой лицо, но осекся. Это было бы странно с его стороны. «Значит, раз хозяин пьян, Беляев без труда его уболтает!». Над входом на больших часах прогремел первый удар. Одиннадцать часов. Надо срочно найти Антона! Филигранно обгоняя и обходя размеренно идущие пары, он быстрым шагом направлялся обратно в зал. Единственное место, где может быть Беляев. Он наверняка танцует с той милой барышней, что подцепил в самом начале. Из дома доносились довольно быстрые звуки мазурки, так нелюбимой Евгением и обожаемой всеми остальными. Про Антона можно было сказать, что он танцует мазурке лучше всего Петербурга, и пропустить этот танец он не мог. И когда Евгений вбежал в зал, первый, кто бросился ему в глаза, был разгоряченный танцами и алкоголем Антон, в первых рядах отплясывающий свой любимый танец. Прерывать его было нельзя, а время шло. Наконец, мазурка кончилась. Антон стал провожать даму до своего места, и Евгений решил потихоньку следовать за ним, дабы не упустить его свободный момент. Наконец, закончив беседу с милой дамой, Антон развернулся и сразу же наткнулся на Евгения Павловича. — Ох, Евгений! Ты как раз вовремя! У нас еще есть время на последний танец! — Антон, явно перебарщивая с алкоголем до этого, был сильно весел и слегка потерян одновременно. Он собирался обойти Евгения, попутно потащив его за собой. Евгений Павлович понял тогда, что уговаривать такого же пьяного хозяина придется ему самому. Неожиданно Беляев, пошатывающейся походкой, встретился лицом к лицу с одним, таким же пьяным господином. Евгений Павлович узнал в нем хозяина дома — Крачковского. — Ба, Петр Сергеевич, какая прене… преприятнейшая встреча! — Беляев чуть-чуть поклонился, пожимая его руку. Оказалось, они хорошие знакомые. — Голубчик мой, Антон Денисыч! Сколько лет, сколько зим! Не удивлен вашему появлению здесь. Евгений Павлович стоял неподалеку, с тревогой наблюдая развитие событий. Он то и дело поглядывал на часы, пытаясь успеть до двенадцать выловить шанс усмотреть ту куклу. Антон и Крачковский все говорили о жизни. О доходах и сегодняшнем пиршестве. И, когда терпении Евгения подходило к концу, он сделал шаг вперед. И Беляев, будто бы чувствуя его приближение, резко сменил тему. — Кстати, милейший Петр Сергеевич, я хотел представить вам моего доброго друга Евгения Павловича. Думаю, вы знакомы с его родителями — знаменитыми учеными Александрой и Сергеем… — О да, наслышан, наслышан! Беляев, на долю секунды обернувшись, дал понять Евгению, что нужно было подходить немедленно. Упустить такой шанс было бы преступлением, и Евгения широкими шагами в два счета оказался рядом с ними. — Петр Сергеевич, прошу любить и жаловать! Беляев еще долго разговаривал с ним, в перерывах нахваливая и расписывая Евгения Павловича как прекрасного учебного, который отчасти верит в мистику. Подобная характеристика была в какой-то степени неприятна молодому человеку, но нужно было терпеть, дабы получить доступ к определенному вопросу. А между тем двенадцать все приближалось и приближалось. — Видите ли, дорогой Петр Сергеевич, Евгений сейчас пишет статью и мифах Петербурга, и ему очень не хватает одной определенной информации. А именно… той самой… как ее… Кукле! –Слова Белявского промелькнули так неожиданно, что Евгений побоялся, как бы за ними не последовало отказа. — Да пусть делает что хочет! Я только за. Только пусть уйдет до первого часу. — В этот самый момент прогремел первый удар двенадцати. — Прошу меня извинить. — Крачковский развернулся к гостям и стал всех благодарить за вечер, вежливо объясняя, что прием завершен. А Евгений как стоял, вытянувшись по струнке от напряжения, так и не мог отойти. Но когда смысл сказанного Крачковским, наконец, дошел до него, он кинулся обнимать Беляева, стоявшего рядом и вопросительно смотревшего на него. — Спасибо, Антон! — Да будет тебе. Потом расскажешь, что там за барышня. — Беляев подмигнул ему и, пожав друг другу руки, она разошлись. Спустя пару минут ключница принесла старый резной ключ, будто от музыкальной шкатулки, и указав на замаскированную дверь, поспешно удалилась. Наконец, это время пришло. В пустом зале только он и таинственная легенда, которая. Наконец, откроется перед ним. Аккуратными шагами о подошел к двери, нашел скважину и вставил ключ. Тот повернулся не сразу, но вскоре Евгений услышал тихий щелчок. Дверь колыхнулась под его рукой и со скрипом отворилась, впуская свет в темную, пыльную комнату. Прямо напротив двери стояла она. Ярко-синее платье с пышной юбкой и золотой оборкой, которое сейчас уже считалось немодным, делало куклу похожей на сапфир в золотой оборке. Белые туфли, лишь немного выглядывавшие из платья, были маленькими и изящными. Такие же прелестные руки в синих перчатках застыли в одной позе: правая поднята вверх и согнута в локте, а левая, согнутая точно так же, смотрела вниз. Это делало ее похожей на деревянную балерину. Ее лицо, белое, с черными глазами и красными губами, было скрашено лишь розовым румянцем, пятнами выделявшимися на бледном фарфоре. Высокая черная прическа, усыпанная жемчужными бусами, была грандиозна и соответствовала богатому внешнему виду. На ушах висели сапфировые серьги, а на шее виднелось красивейшее и самое искусное синее колье, которое когда-либо видел Евгений Павлович. Тут же, сверху, чернела тонкими молниями небольшая трещина — причина, почему ее перестали показывать людям. Евгений вздохнул — он ожидал меньшего от увиденного. Его поразил вид куклы и он мысленно отметил, что, будь она настоящей, пригласил бы женщину на танец не один раз. Молодой человек направился к ней, обходя ее со всех сторон, осматривая каждую деталь. Тут его взгляд упал на маленькую музыкальную шкатулку, стоящую рядом. Как кстати в ней торчал ключик. И тогда он вспомнил о легенде. -Никому в руки не дается…. Евгений, не долго думая, набрался смелости подхватил куклу под руки. Она поразительно легко поднялась от пола и через несколько мгновений уже стояла в зале. Заведенная Евгением шкатулка начала играть знакомую мелодию из прошлого. Евгений встал перед куклой. «Посмотрим, правда ли Вы так строптивы». Слегка поклонившись ей, он протянул руку и взял ее крохотную ладошку. Фарфоровая рука послушно заходила на шарнирах, поддаваясь Евгению. Одна рука легла на тонкую талию, затянутую в корсет. Чуть приподнимая ее от пола, Евгений попытался пройти несколько шагов, после чего кукла чуть не выпала из его рук. Сердце молодого человека на секунду провалилось куда-то вниз из-за страха разбить ее, но умелым движением удержав ее от падения, она вновь стала перед ним — гордая и послушная. Музыка звучала все тише и тише, а Евгений не считал мгновений: время будто бы застыло и одновременно текло слишком быстро. Ему хотелось большего. Тогда он подхватил ее и покрутил в воздухе. Фарфоровые руки барышни упали ему на плечи и на секунду ему показалось, что в черных пятнах глаз что-то промелькнуло. Что-то живое. Сердце бешено забилось, и, поставив ее на пол, он припал губами к холодному лбу, щекам. Но кукла, ничего не ответив, снова свесила руки, будто ничего до этого не было. Евгений открыл глаза и увидел совершенно неживую вещь в руках. Его охватил страх, ведь только что она была будто бы жива! Он не хотел терять этот момент. Он снова попытался придать ей движения, но кукла отказывалась двигаться. И тогда Евгений оставил ее и сделал шаг назад. Она стояла неподвижно, опустив одну руку вниз, а другую чуть подняв кверху. Так прошло несколько минут. Он смотрел на нее, пытаясь вновь уловить живой взгляд в ее черных глазах. Но там было пусто… Вдруг тиканье часов стало невыносимо громким. Он обернулся к ним и увидел, что почти первый час. Пора уходить. Он подошел к кукле, так же легко взял ее под руки и отнес обратно в чулан. Но уйти ему было непросто. Он понял, что она посеяла в его сердце неизвестное ранее волнение. Она смотрела ему в глаза стеклянным взглядом, и, чтобы не видеть его, он повернулся к ней спиной. И вдруг, шурша платьем, до его щеки дотронулась маленькая, теплая ладонь. Не поверив самому себе, он обернулся к ней. Но она все также стояла, не двигаясь с места… Евгений Павлович вернулся домой, но еще долго не мог уснуть. Решив, что это алкоголь (хотя он почти не пил), он отбросил от себя все мысли о прикосновении. Но щека все еще горела…. Сна не было, лишь пустая темнота, ровно до тех пор, пока он не вспомнил во сне о ней. Кукла всплыла в его голове образом совершенно живым и прекраснейшим. Ее ласковый голос и нежная улыбка ласкали душу: -Не знаю, как вас отблагодарить. Ваше обращение ко мне было живым и добрым, и Вы оказались единственным достойным любви человеком. Я вас никогда не забуду, вы всегда в моем сердце… Синее платье и развевающиеся распущенные волосы создавали сказочное впечатление, Она снова улыбнулась ему напоследок, и, обернувшись, ушла куда-то в голубую светлую даль. Той же ночью прислуга была разбужена жутким громким треском, шедшим из бального зала. А именно, из кладовки. Открыв дверь, они нашли тысячи фарфоровых осколков. А Евгений проснулся утром, вспоминая все как дивный, прекрасный сон. Может, все это и было для него сном? Если даже это так, то его он никогда не забудет, и легенда о кукле превратится в миф, правду о котором будет знать лишь он сам.