***
Сорок минут спустя разморенный едой и теплом Цзян Чэн сидел на краю кровати Чжочэна, прикрыв глаза, и из последних сил сдерживался, чтобы не замурлыкать. Чжочэн распустил замотанное вокруг головы большое пушистое полотенце и теперь нежными движениями промакивал всё ещё не просохшие длинные волосы Цзян Чэна. Влажный чёрный шёлк струился между его пальцев, когда он заботливо разделял спутанные прядки и наносил уходовый флюид. Котик приподнялся на лапках и заинтересованно понюхал флакончик, после чего отфыркался и, задрав хвост, уплыл из комнаты, не забыв одарить увлечённых друг другом мужчин презрительным взглядом. Цзян Чэн почувствовал этот взгляд даже с закрытыми глазами. – Твой кот меня не выносит, – пробормотал он. Цзян Чэн был уверенным собачником, хотя мечты о ньюфаундленде так и остались мечтами, и к кошачьим особой склонности не питал. Пушистый демон это, видимо, чувствовал (а может, просто ревновал хозяина) и отвечал полной взаимностью. Чжочэн всё не терял надежды свести его с Эггтартом, но животное оставалось равнодушным к любовным интересам хозяина и только высокомерно махало хвостом. Цзян Чэн был уверен, что ещё чуть-чуть, и он начнёт закатывать свои кошачьи глаза. Чжочэн на несколько мгновений вжался носом в волосы Цзян Чэна, оставил лёгкий поцелуй на затылке, а затем начал плести простую косу. – Цзян Чэн? – М? Ван Чжочэн довольно ухмыльнулся, услышав в расслабленном голосе ту самую интонацию, которая прорывалась в моменты абсолютного душевного равновесия (обычно тогда они проводили время вместе). – Я намерен украсть тебя до понедельника и запереть в своей квартире без права покидать её. Цзян Чэн откинулся ему на плечо. – Не вижу ни одной причины, которая заставила бы меня попытаться оспорить твоё намерение. Чжочэн обвил его руками. – А ещё я намерен устроить с тобой ночь Гарри Поттера. Спина, прижатая к его груди, чуть напряглась. – Не всё сегодня! – поспешно добавил он. – Ты устал, я знаю. Я обязательно прослежу, чтобы ты хорошенько отоспался. Но мы ведь можем выделить несколько часов перед сном? Начнём с первого фильма, а потом… – он провёл кончиком носа по скуле Цзян Чэна. – Потом по ситуации. Если в его голос и скользнули озорные нотки, то Цзян Чэн, полностью поглощённый ощущением любимых прикосновений, этого не заметил. – Для тебя что угодно… – пробормотал он и слегка повернул голову, втягивая Чжочэна в поцелуй.***
Цзян Чэн позволил уложить себя на мягкий ковёр и растянулся на животе. Чжочэн присел рядом, открывая ноутбук и включая подготовленный фильм. – Будь внимателен, – шепнул он, когда заиграл тревожный мотив вступительной сцены и на Тисовой улице показался профессор Дамблдор. – Я устрою тебе блиц-опрос по сюжету «Философского камня». Я знаю каждую сцену наизусть, так что тебе придётся сосредоточиться. Цзян Чэн фыркнул: – У меня прекрасная память, и я привык фиксировать мельчайшие детали. Не надейся меня подловить. Он скорее почувствовал, чем увидел солнечную улыбку Чжочэна. – Не сомневаюсь в тебе. Даю тебе фору в четверть часа. – Куда ты? – вскинулся Цзян Чэн, приподнимаясь на локтях. – На кухню. Я не успел приготовить напиток, которым хотел бы угостить тебя, – он потянулся навстречу и медленно, тягуче поцеловал, напоследок прикусив нижнюю губу. – Пятнадцать минут, гэгэ, – и выпорхнул из комнаты, оставив Цзян Чэна с бешено колотящимся сердцем. Всю сонливость снесло напрочь. Кровь прилила к щекам – и к члену. Чжочэн никогда раньше его так не называл, и Цзян Чэн не задумывался об этом, но теперь размышлял, было ли это упущением или благословением. Гэгэ. Паршивец явно знал, что делал. Одно слово – и полная власть над Цзян Чэном. Нижнюю губу ещё саднило от совсем не аккуратного укуса, и от этого в низу живота сладко заныло. Он сдавленно застонал себе в сгиб локтя и не сдержал неконтролируемо дёрнувшиеся бёдра, прижимаясь полувставшим членом к ковру. Чувство собственного достоинства взбрыкнуло: не настолько он отчаялся, чтобы пытаться удовлетвориться об ковёр. Цзян Чэн потратил несколько минут на технику дыхания квадратом и усмирил и бёдра, и нетерпение, потому что, во-первых, разумнее и приятнее было просто заняться полноценным сексом, а во-вторых, Чжочэн обожал поттериану, и пренебречь его бесхитростным желанием открыть ему эту по-детски светлую часть себя сейчас означало расстроить его. А этого Цзян Чэн поклялся себе не допускать, и потому призвал всю свою дисциплинированность и сосредоточился на фильме (в котором уже успел пропустить десять минут из отведённых пятнадцати). Маленький английский мальчик наконец-то прочитал своё письмо, когда Чжочэн вернулся с двумя стаканами и небольшим термосом на ротанговом подносе. Цзян Чэн нажал на паузу. «Гэгэ», – некстати пронеслось в голове соблазнительным шёпотом, заставив мысленно выругаться и спешно выдохнуть на четыре счёта. Ван Чжочэн опустился на колени рядом и поставил поднос. Простые стеклянные стаканы с двойными стенками были наполнены жидкостью карамельного цвета, каждый из них венчала шапка густой пенки, посыпанной корицей. Цзян Чэн принюхался к поднимающемуся пару: пахло специями – он отчётливо определил имбирь и гвоздику – и пивом. – Сливочное пиво! – с затаённым восторгом объявил Чжочэн. Его ясные глаза так сияли тёплым светом, что Цзян Чэн немного выпал из реальности, любуясь юношей. Такой красивый. Цзян Чэн не знал, чем заслужил это благословение небес, но в такие моменты молил всех богов, в которых не верил, чтобы ему достало благоразумия сделать всё правильно и сберечь эти отношения. – Вообще-то этот напиток появляется только в третьей части, – продолжил Чжочэн, и Цзян Чэн заставил себя сморгнуть наваждение. – Но я подумал, что это неважно, можно пить и с первым фильмом. Сегодня было достаточно холодно, а сливочное пиво хорошо согревает. И оно очень вкусное. Цзян Чэн взял стакан и сделал первый глоток. Приятно горячий напиток скользнул по пищеводу, и пряное тепло разлилось в груди. В меру сладкое, с лёгкой остринкой, сливочное пиво ощущалось в первую очередь как что-то осенне-сказочное, а уже потом как алкогольное. Он зажмурился от удовольствия и глотнул снова. – Вкусно, – резюмировал Цзян Чэн, открывая глаза. Чжочэн засиял ещё ярче, посмотрел на него с непередаваемой нежностью, а затем подался вперёд и слизнул оставшуюся над верхней губой пенку. – Я рад, – шепнул он, отстраняясь. – А теперь скажи мне, как профессор МакГонагалл оказалась на Тисовой улице. – Эээ… – Ого! Тогда, мистер я-привык-фиксировать-мельчайшие-детали, ответь мне, почему дядя Вернон радовался воскресенью? – Следующий вопрос. – Ну же, это ведь самое начало фильма! Конечно, все эти сцены Цзян Чэн благополучно пропустил, слишком занятый попытками унять вспыхнувшее возбуждение. Глаза Чжочэна заискрились лукавством. – Хмм, господин Цзян, по всему выходит, что вы не справляетесь с заданием. Как же мне вас наказать?– он притворно задумался. – Придётся ввести систему штрафов. За каждый неправильный ответ вы будете вынуждены расстаться с одной вещью. Каков хитрец! Теперь Цзян Чэн разгадал этот озорной блеск в глазах и сам не сдержал довольной ухмылки. Такое наказание его определённо прельщало. – Поскольку вы, господин Цзян, не ответили уже на два вопроса, придётся вам снять свитер и футболку! – самодовольно закончил Ван Чжочэн. Цзян Чэн приподнялся и одним слитным движением стащил обе вещи. Чжочэн жадным взглядом скользнул по крепкому прессу, но насмешливо-сурового настроя не потерял. Он надавил Цзян Чэну на плечи, заставив снова лечь, а сам перекинул через него ногу и с комфортом устроился у него на бёдрах. – Пейте, господин Цзян, и приятного просмотра, – проворковал он на ухо и снял фильм с паузы. Основная проблема заключалась в том, что Чжочэн вообще не помогал. Тёплые руки смирно лежали на пояснице Цзян Чэна, придерживая стакан, но спустя некоторое время, когда палочка с пером феникса выбрала Гарри, а белоснежная сова поприветствовала своего нового хозяина, правая ладонь начала медленное движение вверх по спине. Цзян Чэн усилием воли заставил себя не отвлекаться от фильма. Не то чтобы ему не было интересно – на самом деле погрузиться в щекотную атмосферу ожидания чего-то волшебного оказалось легче, чем он ожидал, – но, чёрт возьми. Где Гарри Поттер, а где Чжочэн. Мягкими массирующими движениями его рука добралась до изгиба шеи и замерла там на следующие пятнадцать минут. Ровно в тот момент, когда он зарылся пальцами в волосы Цзян Чэна, профессор Снейп одарил их своим неприязненным взглядом, и Чжочэн подавил смешок. Он оставил лёгкий поцелуй на плече Цзян Чэна и пересел на ковёр, потянулся за термосом, чтобы снова наполнить стаканы. Цзян Чэн перевернулся на спину и потянулся, краем уха отмечая, что Рон Уизли попал на Гриффиндор, а над распределением Гарри Шляпа задумалась. – Почему Слизерин? – поинтересовался он, не сводя глаз с парня и позволяя ученикам пировать без его внимания. – Хмм, это будет раскрыто в следующих частях, – Чжочэн поставил рядом с ним снова наполненный стакан, к которому Цзян Чэн тут же приложился. – Это из-за шрама? – упорствовал он. – Отчасти, – Чжочэн расцвёл улыбкой. – На самом деле у Гарри действительно есть необходимые для слизеринца качества. Сейчас это неочевидно, сейчас он просто светлый невинный ребёнок, но со временем это проявится. Цзян Чэн задумчиво хмыкнул, делая ещё пару глотков, снова лёг на живот, завёл руку за спину и намекающее хлопнул тыльной стороной ладони по пояснице, и парень с удовольствием уселся на него снова. Чжочэн почти не следил за фильмом. Он помнил каждую реплику и каждый кадр, но, пожалуй, впервые в жизни его это не интересовало. Склонив голову вбок и закусив нижнюю губу, он ласкал взглядом крепкую спину Цзян Чэна. Широкий разворот плеч, ровный ряд позвонков. Трогательный чёрный пушок у линии роста волос на шее. Три родинки над левой лопаткой – одинакового размера и на одном расстоянии друг от друга. Точёный изгиб поясницы. Чжочэн облизнул губы. В животе собиралось тёплое предвкушение. В голове формировалась шалость. Цзян Чэн вздрогнул, почувствовав, как на спину капнуло что-то горячее, но не обожгло. И в следующее мгновение захлебнулся глотком воздуха, когда по влажной коже прошёлся язык Чжочэна. – Чжочэн… – Следи, – нехарактерно властно прошипел тот. – Они сейчас спасут Гермиону. Комментируй каждую сцену. Цзян Чэн застонал: – Ты чудовище! Чжочэн выпрямился и избавился от своего свитера, отбросив его куда-то назад. – Я жду! – Хэллоуиновский пир выглядел впечатляюще, – сквозь зубы бросил Цзян Чэн, когда парень требовательно сжал его плечо. – А тролль – отвратительно. И они два самоуверенных придурка. Чжочэн удовлетворённо хмыкнул. Сделал большой глоток сливочного пива. Низко склонился между напряжёнными лопатками и расслабил рот. Со стороны Цзян Чэна послышался стонущий выдох – вдоль позвоночника побежал горячий ручеёк. Чжочэн съехал по его бёдрам ниже и широко лизнул от поясницы до шеи, разгоняя сладкие струйки, которые стекали по рёбрам прямо на светлый ковёр. – Говори! – он втянул покрасневшую кожу, оставляя засос. – Как, блядь, в школу попал ёбаный тролль? Какого чёрта преподаватели не способны обеспечить безопасную эвакуацию? И заметить, что за общим ужином не хватает ученицы? – Ммм, Хогвартсу явно не хватает твоей твёрдой руки, – мурлыкнул Чжочэн. Он приподнял стакан. Остатки напитка разлились по плечам и стекли вдоль лопаток. Чжочэн снова склонился к его спине – одна ладонь легла под рёбрами и стиснула кожу, другая обхватила горло. Цзян Чэн ударил кулаком по полу, пытаясь не терять концентрации, хотя последнее, что он сейчас хотел бы видеть, это экран ноутбука. Губы собирали горячий напиток с кожи, оставляли дразнящие поцелуи, язык выводил простые узоры, размазывая сладость. Чжочэн всей грудью прижался к его спине. Зубы сомкнулись на изгибе между плечом и шеей. – Да хрена с два. Цзян Чэн захлопнул ноутбук и оттолкнул его подальше. Он зацепился за гирлянду, углом наскочил на проводок, противоскользящие вставки на обратной стороне корпуса потеряли контакт с полом, и гаджет отлетел на пару метров. Оба стакана скатились с потемневшего от влаги ковра. Два молниеносных движения – и вот уже Цзян Чэн навис сверху, вжимая Чжочэна в пол. – Ну что, маленький мерзавец, наигрался? – в хриплом голосе звучали угрожающие нотки. Раздражённые горячей жидкостью, поалевшие, губы растянулись в шалой усмешке. Его дьяволёнок сверкал абсолютно хмельным взглядом из-под трепещущих ресниц. Чжочэн притянул мужчину за шею и сбивающимся дыханием обжёг ухо: – Накажешь меня, гэгэ? Цзян Чэн перехватил его запястья над головой и пригвоздил к полу. Поцелуй принёс ощущение урагана. Цзян Чэн, обычно осторожный и трепетный, словно слетел с тормозов. Он целовал глубоко, требовательно, вылизывая рот Чжочэна, свободной рукой сдёрнул пояс штанов, обнажив бедро, и пальцы до боли стиснули нежную кожу. Резко оторвался, поднимаясь и утягивая за собой, толкнул на кровать, порывисто избавляя их обоих от остатков одежды. – Иди ко мне, – Чжочэн порывисто потянулся за следующим поцелуем, и Цзян Чэн целовал его, пока дышать не стало больно. Чжочэн прильнул к его груди, позволил обхватить за спину и прижать себя, откинул шею – как приглашение. Цзян Чэн провёл по ней языком от острого подбородка до яремной впадины, лёгкими укусами снова поднялся выше, к уху, и покрыл место за ним короткими поцелуями, иногда щекоча языком, иногда покусывая. Чжочэн шумно дышал, вцепившись в плечи, подставляясь ласкающим губам. Возбуждение – обжигающе яркое – бушевало в крови, рвалось наружу. Цзян Чэн оторвался от покрасневшей кожи, не забыв прикусить мочку уха, и выпрямился, встал на колени, ладони легли на тазовые косточки. Чжочэн слегка выгнулся в пояснице, неотрывно глядя в глаза, – такой открытый перед ним, расслабленный, желающий, нетерпеливый. С совершенно бесстыжей ухмылкой он нащупал лежащую слева подушку и откинул её от себя. Под ней обнаружился флакончик смазки. Цзян Чэн прищурился, но мысль о том, что любимый паршивец явно коварно распланировал этот вечер, не успела оформиться, потому что этот самый паршивец требовательно двинул бёдрами и капризно простонал: – Пожалуйста, А-Чэн! Цзян Чэн смял его губы жёстким поцелуем раньше, чем успел осознать свою реакцию на это обращение. Непостижимым образом оно завело гораздо, гораздо сильнее, чем предыдущее игривое «гэгэ». Смазка холодила горячую кожу. Он растягивал Чжочэна нетерпеливо, быстро, но тот и так уже был хорошо подготовлен, что только подтверждало, что мальчишка намеревался закончить этот вечер именно так. Цзян Чэн, пожалуй, мог бы войти в него сразу. Но он ни за что не отказал бы себе в удовольствии наблюдать за тем, как Чжочэн насаживается на его пальцы, как захлёбывается стонами, когда губы смыкаются на истекающей предсеменем головке – не давая нужной ласки, только дразня. (Цзян Чэн считал, что мог бы кончить только от того факта, что он способен довести своего мальчика до исступления одними пальцами.) – Хватит! – Чжочэн перехватил его запястье. И под этим повелительным взглядом Цзян Чэн одним плавным движением толкнулся в его тело, входя до упора. Чжочэн выдохнул, счастливо улыбнулся, а потом положил руку на низ своего живота, где под расслабленными мышцами отчётливо выделялись очертания члена. – Такой большой… – он погладил пальцами чуть натянутую кожу. – Двигайся! – бросил он и сжал ладонь на собственном члене. Цзян Чэн склонился над ним и шепнул: – Всё, что захочет мой Чэнчэн, – и прижался губами к горлу, с наслаждением ловя вибрацию от несдержанного стона. Чжочэна повело от этого обращения, и это было чертовски подло, потому что он больше не мог сосредоточиться на своей цели – он забыл все свои цели, он забыл вообще всё. Грубые руки на своих бёдрах, жалящие поцелуи по шее и плечам – он будет весь в засосах и, о, эта мысль возбуждала сильнее, чем он мог выносить. Он сжал пальцами основание своего члена и всхлипнул, не позволяя подступившему удовольствию затопить себя. Цзян Чэн знал его тело так хорошо. Каждую эрогенную зон – его губы были там, где надо, одна его рука упиралась в постель рядом с головой Чжочэна, вторая обхватывала его талию, его член – восхитительный, огромный, крепкий член – входил в него так правильно, безошибочно выбрав направление, распирая, заполняя его. Хотелось поддаться и позволить утопить себя в мареве наслаждения. Болезненно вспыхнул укус под ключицей. Внутренняя граница между контролируемой страстью и кромешной похотью рассыпалась в пыль. Цзян Чэн снова прижался к его губам. Он хотел бы сделать с Чжочэном сегодня многое. Он хотел бы видеть его обессилевшего, растраханного, хотел бы загнать его так, чтобы он завтра вылезал из постели только в его, Цзян Чэна, руках, цепляясь за его плечи и позволяя себя нести. Но, кажется, у Чжочэна на него те же планы. В глазах Чжочэна было столько тёмного властного огня, когда он мощным толчком в грудь опрокинул Цзян Чэна на спину – и опустился сверху, прогибаясь в пояснице, принимая член до основания. Он зажмурился, гранатовые губы красиво кривились. Приподнялся – ненамного, наполовину, чуть сдвинулся вправо, шире разведя колени, пытаясь найти правильный угол, опустился снова – и коротко простонал. Цзян Чэн сжал его бёдра, двигаясь навстречу и вверх, но тут же левая рука легла ему на горло – под ней дёрнулся кадык, и пальцы уверенно сомкнулись, не придушивая, но и не давая оторваться от постели. (Не то чтобы Цзян Чэн не позволил бы ему себя слегка придушить; не то чтобы он не хотел, чтобы Чжочэн слегка придушил его.) Он всё-таки попытался скинуть руку – просто чтобы позлить, и, о!, его ожидания полностью оправдались, потому что Чжочэн совершенно свирепо рыкнул и вместе со следующим плавным движением на его члене сжал его горло, почти перекрывая дыхание. Губы распахнулись в беззвучном вскрике от простреливших всё тело ощущений, но Цзян Чэн и не подумал закрывать заслезившиеся глаза, потому что это значило бы отвести взгляд от его Чжочэна, а это не то, что он мог себе позволить. Он двигался на нём в своём чётком темпе, его грудь часто вздымалась, а плечи были сведены, и на руках отчётливо проступили крепкие мускулы. Короткие вибрирующие стоны вырывались из приоткрытых губ, крылья носа трепетали от быстрых вздохов. Чжочэн чуть склонил голову вбок, открывая свою прекрасную шею, по которой стекали капельки пота, и вот он поднял руку, которой упирался в напряжённый пресс Цзян Чэна, и откинул со лба влажные волосы, зачёсывая назад. Цзян Чэн подался бёдрами вверх, выбивая громкий стон, всё так же не сводя глаз, и знал, что, несмотря на кончающийся в лёгких воздух, он никогда ещё не чувствовал себя более живым и более цельным. Он не знал, не хотел знать, чем заслужил Чжочэна. Он обожал его, он находил его абсолютно завораживающим всегда, но сегодня Цзян Чэну открылась новая его сторона – обжигающе тёмная, полная стихийной страсти, и теперь он поклонялся. Он не сводил взгляда с зажмуренных глаз – ты, ты, блядь, такой красивый, ты грёбаное совершенство, и я бы продал душу и положил к твоим ногам весь мир, чтобы только до конца дней иметь дозволение любить тебя вот так, и Цзян Чэн не был уверен, что не произнёс ничего из этого вслух, потому что глаза напротив широко распахнулись. Движения стали более беспорядочными, Цзян Чэн хрипло втянул воздух. Рука с горла переместилась на затылок, зарылась в почти распустившиеся волосы, и Чжочэн, едва давая сделать глубокий вдох, обрушился сверху, прижимаясь к груди, жадно, жарко целуя, слабо постанывая в поцелуй. Цзян Чэн досчитал до двух и поменял позиции. Он подхватил Чжочэна под колени и впился зубами в охотно подставленную – уже, по чести, расцвеченную бордовым – шею, вбиваясь резко и глубоко, втрахивая в постель. Он бы не смог ждать дольше, потому что его Чжочэн отказывался ждать. Вместо высоких стонов осталось только частое всхлипывающее дыхание, хватка на плечах стала крепче (на Цзян Чэне останутся синяки тоже), а потом его напряжённое тело застыло, губы распахнулись в немом крике, и в следующую секунду под зажмуренными веками вспыхнул белый свет. Чжочэн содрогнулся, выгнулся, зажимая свой член между их телами и кончая сильнее и ярче, чем когда-либо раньше. Цзян Чэн мог бы кончить от одного ощущения дрожащего от удовольствия тела в своих руках, но затем Чжочэн грубо притянул его для поцелуя и сомкнул клыки на его нижней губе. Он низко выдохнул ему в губы «А-Чэн!..», и оргазм захлестнул Цзян Чэна.***
Эггтарт, как воспитанный и уважающий себя кот, игнорировал их двоих достаточно долго, но сейчас всё-таки мирно посапывал в изголовье кровати. Чжочэн нежно перебирал окончательно распущенные волосы мужчины, лежащего у него на груди. Цзян Чэн надеялся, что ему больше никогда не понадобится шевелиться и покидать уютные объятия. – Если просмотр поттерианы всегда будет заканчиваться так, то я готов пересматривать первые сорок минут фильма каждые выходные, – пробормотал он. Сверху послышался мелодичный смех. Шалость удалась.