Жалость

Пол внимательно рассматривает своё лицо в отражении грязного зеркала. Оно заплёвано и в жирных пятнах от пальцев, Маккартни просто устал из раза в раз вытирать его. Но поверхность зеркала кажется настолько чистой на фоне его жизни, что Полу становится даже жаль себя на секунду. А потом возвращается неумолимая реальность, в которой он сам виноват в своих бедах. На скуле порез, совсем новый, едва покрывшийся коркой, но это не самое страшное, потому что внутренняя сторона щеки порезана о зубы. Он смог найти лишь какую-то ярко сиреневую мазь в их аптечке (Пол даже не уверен, что срок годности ещё не истёк), вот и мажет ей. На другой стороне под челюстью яркий синяк, который ему даже не хочется почему-то прятать. Да и придумывать оправдания вроде «Упал с лестницы» надоело. Но никто не поймёт его, будут задавать только лишние вопросы, а этого Маккартни совсем не нужно. «Просто не стоило отвечать отцу», - как мантру повторяет второй день себе Пол. Он собственную неправоту воспринимает как аксиому, он привык. Или ещё нет, но потом обязательно это сделает! Выхода здесь нет, Маккартни не видит места куда может сбежать, а ещё в действительности не осознаёт, нужно ли это ему вовсе. Джон же видит слишком много перспектив и старается подвести к ним с собой и Пола, но ему страшно. Маккартни клеит маску безразличия – у него есть капля гордости, чтобы молча терпеть всё, он слабости не покажет. Но когда выбор стоит между «всё или ничего» ему страшно, а ещё жаль, что он такой трус. Леннон кажется эталоном смелости, хотя Пол видел и его страхи. Но Джон непременно лучше него, во всём и всегда, он свободнее. Пол ещё пытается обмануть себя, говоря, что если вечером его никто не ждёт – значит он свободен, но приходится вновь и вновь разочаровываться в своих доводах, когда вдруг на утро он получает за это. Мими привыкла к выходкам племянника, и Маккартни завидует ему. - Ты слишком молчалив сегодня, - тянет Джон, нахмурившись. Он перебирает пряди волос Пола у самого затылка, там, где тот любит. - Говорить больно, - честно отвечает он, повернувшись лицом к Джону. Маккартни недовольно мычит, когда рана вновь проезжается по зубам, и, случайно, он смыкает челюсть, закусив немного щёку. Леннон тяжело вздыхает. Полу кажется, что в этом есть разочарование, в нём, в том, что он безвольный и не способен ничего сделать. Но Джон сожалеет, искренне, потому, подгоняя того за плечи убрать голову с его колен, уходит в ванную, чтобы вернуться с аптечкой. Он находит чудом пачку ваты, неиспользованную никем до них. Маккартни честно плевать, что у того грязные руки, потому что он ценит заботу и волнение за него, когда Леннон подкладывает немного ваты между верхними зубами и щекой. Нужно вытерпеть резкий удар плечом о дверной косяк, чтобы не нарваться на ещё больше агрессии. Но у Пола будто рвётся струна терпения, ему вдруг становится больно. Резко и по-всякому. На плече ссадина и проступающий синяк, в голове каша из мыслей, в горле ком и глаза жжёт. Одна единственная явная мысль – «Я хочу домой». Потому что то, где он сейчас – чёртов ад, каторга. Если бы кто-то спросил его, что для него дом, то Маккартни бы непременно ответил «там, где спокойствие и тепло». Но его никто не спрашивает, а в реальности нигде нет такого дома, как ему кажется, поэтому он позволяет себе вздохнуть. Холодный пол, на который он падает, отрезвляет резким ударом и сменой температуры. Жаль. Ему так жаль, что он не остался у Леннона сегодня. Но, наверное, будь он на Менлав-авеню ночью, то утром огрёб бы ещё больше. Слишком сладкая мечта не возвращаться сюда никогда манит, но Пол не осуществит её никогда. Пол не назвал бы себя сломанным, потому что снаружи он ещё ничего. Ещё может улыбаться. Внутри он разломлен напополам, трещина прошла сквозь сердце, но вместо того, чтобы просто сгнить, оно продолжает истекать кровью. Он впервые пытается найти причины уважать себя, а не отца, - он не так уж и слаб, раз пытается собрать воедино себя самого. Ресурсов не хватает, поэтому приходится остаться на полу и задыхаться. Ему нельзя плакать и показывать слабину, вот и пытается закрыть себе рот руками, чтобы не издавать лишних звуков. У них концерт через пару часов, а Маккартни, словно одичавший, мечется по комнате в поисках единственной целой и чистой белой рубашки. Он точно помнит, что оставлял её в шкафу, но не нужно быть гением, чтобы понять, кто приложил к её исчезновению руку – отцу никогда не нравилось его увлечение. Джон его убьёт – Пол знает точно. Просто распсихуется и удушит прямо на месте. Маккартни страшно представлять тот момент, когда он явится в зал в зелёной клетчатой рубашке и начнёт лепетать оправдания. Изменить ничего он уже не может. Спорить с отцом нет смысла, потому что разбитое лицо ему сейчас ни к чему, да и нужную вещь это вряд ли вернёт. Пол нервно выдыхает, садясь медленно на кровать, и его пробирает насквозь это почти убитое чувство справедливости. Хочется громко закричать и бросить всё к чёртовой матери, но приходится сглатывать ком в горле. Молча подняться и начать быстро одеваться, чтобы успеть зайти к Джону – ему идти минут десять, но нервы у Пола слишком расшатаны, чтобы он мог отложить это дело хоть на несколько минут. Джон на удивление молчит и обдумывает ситуацию, пока Маккартни стоит словно перед казнью, нервно заламывая пальцы. - Ладно, наденешь мою, - он тяжело вздыхает и начинает стягивать с себя рубашку, а Пол готов умереть со стыда. Он не привык говорить о проблемах, потому что игнорирует их, но эта проблема стала их общей на этот раз. Маккартни с осторожностью берёт рубашку в руки, потому что вещь чужая, и надевает её. Она пахнет Джоном, тем знакомым запахом, который Пол ощущал каждый раз, когда утыкался носом тому в шею. Это не табак и не алкоголь, не какие-то духи, это просто Джон. Он может назвать этот запах родным. Удивительно, но у Леннона есть ещё одна такая рубашка, только порядком потёртее и старее, Полу становится ещё неудобнее – ему не хочется, чтобы свои лучшие вещи Джон отдавал ему, но сказать ничего не может. Маккартни всё выступление чувствует себя посторонним здесь. Будто сон какой-то, в котором он третье лицо, наблюдающее за остальными. Они с Джоном кричат в один микрофон, но у Пола, чувствующего жар чужого лица, возникает лишь желание вмиг замолчать. Ему хочется, чтобы зал был пустой, чтобы никто их не слышал, а от стен отражалось эхо, пока он бы кричал Леннону, что ему плохо. Ему внезапно хочется говорить об этом, рассказать о каждой мелочи и показать ту свою разбитую сторону. Но они не в том месте и не в то время, поэтому он снова сглатывает ком в горле, зная, что потом об этом уже и не вспомнит. А вечером, когда Леннон ведёт его к себе домой, он охотно соглашается на ночь в чужом доме. Ну, и чёрт с ним – он всё равно получил бы за то, что вернулся слишком поздно. Пол валится с ног от усталости, потому совсем не стесняется забраться на чужую кровать, даже не раздевшись. Джон ему и слова не говорит, потому что сам в таком же состоянии. Тем не менее, Маккартни быстро находит в себе силы, чтобы подняться и начать снимать штаны – на ноги смотреть страшно: синяки и ссадины, но то привычное чувство ненависти к себе притупляется из-за усталости. - Погасишь свет? – просит его Леннон, уже лежащий чуть ли не в полусонном состоянии. Пол молча кивает и встаёт, чтобы сделать это, но в глазах так резко темнеет и голова кружится, что Маккартни тут же вновь опускается на кровать, жмурясь. – Тебе нужно больше спать. И есть. Слышать нравоучения от Леннона непривычно и нежеланно, потому что того тоже не назовёшь человеком, особо следящим за своим здоровьем. Но он прав, и это самое обидное. Пол до ужаса наивен, за что он корит себя, - нужно быть глупцом, чтобы думать, будто Джон не заметит его состояния, всех следов побоев и недосыпа, ещё в придачу с голодом. Маккартни не знает куда катится его жизнь. А Леннон сам встаёт с кровати, как бы сильно ни хотел спать, и тушит свет, щёлкая слишком резко выключателем. У Пола этот звук в ушах звенит. Джон, уже возвращаясь к кровати, наклоняется и целует того в лоб. Волосы аккуратно заводит назад и так любовно, сочувствующе смотрит, что Маккартни чувствует себя брошенной собакой. Он не должен быть таким. От света окна позади него, у Леннон глаза блестят, и Пол находит слишком много ненужных чувств в них. Джон опускается на корточки перед кроватью, уместив локти на коленках того, а Маккартни увлечённо рассматривает радужку тёмных глаз напротив. Это всё, что ему осталось. Пол не уверен в том, что их действия правильны, и в том, может ли он сейчас что-то сделать сам. А он может рассказать? В первый раз не глотать слова, признания, а рассказать. Леннон чует, словно зверь у своего хозяина, как тому тяжело, видит смятение на чужом лице и страх, потому поддаётся вперёд, заключая его в объятия. Он хочет сказать: «Ты можешь мне доверять». - Я не хочу туда. Я не хочу, – Пол сжимает футболку на спине Джона так, что на коже того явно останутся пятна. – Пожалуйста... Леннон оказывается абсолютно растерян перед чужой истерикой, но обнять того крепче единственно верный выход. Тому ведь нужна только безопасность. Полу нужны тепло и спокойствие. Сложно сказать хоть одно правильное слово, Джон просто не умеет так, потому шепчет глупости. Он не надеется особо на то, что Маккарти вдруг станет легче от его слов, но продолжает: - Сейчас же всё нормально, малой, - он чувствует, как Пола чуть потряхивает в рыданиях. Маккартни понимает о чём говорит Джон, но прекрасно знает, что «сейчас» не длится всегда. – Ты здесь, со мной. А Пол хочет домой. Но даже если ему сейчас вдруг покажется, что такое место есть – его не существует. Его правда нет. Маккартни уверен, что никто не приютит его, не будет ждать его и плюнет на смерть. Он уверен, что если сейчас он попросит об этом Джона, то тот лишь удивлённо глянет и промолчит. И Пол вновь замолкает. - Ну, чего молчишь? – Леннон отстраняется, заглядывая в глаза, и вытирает с щёк того мокрые следы. – Давай, солнце, выдохни, ты дома. Пол вздрагивает, не веря чужим словам. - Дома?.. – он с заминкой удивлённо вздыхает. Джон уверено кивает, а Маккартни вдруг осознаёт, что дом – не место, человек, рядом с которым есть тепло и спокойствие. Его дом – это Джон.