Ликорисы цветут осенью (18+)

      Чимин не понял, как они с Намджуном оказались в этом закутке под самой лестницей. Они ушли искать Тэхена и Чонгука, опасаясь, что они всерьёз повздорят, а затем Намджун споткнулся, едва не вырвав колонну с корнями, Чимин его поддержал, и теперь они целуются, стоя в абсолютной темноте.       Хотя, «целуются» — слишком неокрашенное выражение для того, что они делали сейчас.       Тела почти слились — настолько сильно мужчину к себе прижимал Намджун, пытаясь обнять сразу везде. От Чимина так сладко пахло: лесом и цветами, он был таким мягким и крошечным в огромных руках, что было невозможно его не ласкать и не целовать… повсюду, куда только могли дотянуться губы.       — Намджун, нам нужно остановиться, — Пак задыхался, часто-часто вдыхая катастрофически не хватающего воздуха.       — Я не хочу, Чимин, я так скучал, прошу… Я хочу быть рядом с тобой, но ты даже общаться нам запрещаешь, позволь мне, пожалуйста, позволь побыть рядом с тобой хотя бы сегодня, хотя бы сейчас…- речь мужчины была сбивчивой, но в голосе почти звучала мольба.       Чимин и раньше не сильно отталкивал мужчину, но после этой невнятной просьбы, вдруг потерял любой энтузиазм к сопротивлению. Как часто в его жизни встречались люди, под алкоголем признающиеся в любви, вожделении, симпатии, но никто еще не просил у него разрешения просто побыть рядом.       В сердце засвербело.       — Намджун, ты просто пьян.       — Нет! — чужие руки обняли его талию и еще сильнее прижали к сильному телу. Сердце мужчины билось так сильно и быстро, что не услышать его через кожу было невозможно.       — Я не звонил, и не писал, потому что ты сказал, что тебе это не нужно. Я понимаю, я все понимаю… Но каждый раз когда тебя вижу, мне кажется, что если отпущу — сделаю непоправимую ошибку.       Это глупо? Так глупо, да? — Намджун заглянул в чужие глаза, кажется, светящиеся в темноте.       — Это не глупо, просто я ведь такой обаятельный, — Чимин горько усмехнулся, щелкая мужчину по носу. — Намджун, тебе будет слишком больно, если ты останешься со мной. Рано или поздно, тебе станет слишком больно… Нам не стоит быть вместе.       — Почему?       — Потому что ты не сможешь быть со мной всегда.       — Смогу!       — Не сможешь, а знаешь почему? — Чимин обхватил чужое лицо ладошками и поймал взгляд блестящих глаз, — Потому что твоё и моё «навсегда» слишком отличаются.       Мужчина нежно поцеловал Намджуна в губы, а затем рассыпал по щекам мелкие чмоки, словно собирая влагу, льющуюся из чужих глаз. Руки сомкнулись на его шее и они замерли.       Едва Намджун успокоился, и его дыхание выровнялось, Чимин отодвинул его, снова словно выстраивая стену.       — Пойдем, нужно найти, в конце концов, Тэхена. В порыве эмоций он подвержен принимать ошибочные решения.       Намджун лишь кивнул, и ничего не говоря последовал за Паком.       У бара они столкнулись с Чонгуком.       — Чимин! Где Тэхен? Я звоню ему, но он не отвечает, — лицо мужчины действительно было напугано. — Позвони ты, может он примет вызов от тебя.       Тревога почти раздирала Чона, особенно, когда он понял, что Тэ точно не с друзьями.       — Ты прашивал у бармена? — Намджун с подозрением посматривал на юношу, методично потирающего бокал.       — Он говорит, что ничего не видел.       — Да ладно, бармен ничего не видел? Эта братия замечает все и всегда. Хей, — полицейский уверенно притянул паренька к себе за шиворот, — ты точно ничего не видел, хлопчик? Или мне спросить по-другому?       — Я-я… — небольшие глазки забегали из стороны в сторону. — С Вашим другом точно всё хорошо, он с господином Паком. Вряд ли что-то может случится с гостем, если он с хозяином дома.       — Куда они пошли? — Чонгук почти зарычал, но тут же отпрял от бармена. Развернувшись к лестнице, он быстро зашагал вниз.       — Не ходите за мной.       — Ты издеваешься?! Он мой друг!       — Поверь мне… — пару секунд мужчины вглядывались друг в друга, а затем Чон отправился вниз, не оборачиваясь.       — Почему мы не пойдем за ним? — Намджун удивленно уставился на Чимина, остановившего его за руку.       — Я верю ему, он разберется сам.       Сбежав с лестницы, Чонгук быстро направился в комнату Богома — единственную жилую на этаже. Дверь с грохотом открылась, почти слетев с петель от удара ногой.       От картины, открывшейся перед ним, Чону едва не поплохело.       — Какого хера ты тут делаешь?       В несколько шагов Чонгук оказался у кровати и практически волоком стащил своего «друга» с распластанного на кровати и недвижимого Тэхена.       — Я же просил, не трогать его!       — Так он вроде бы не против, — ехидная улыбка застыла на красивом лице. Чонгук замер, опуская взгляд на Кима. Он почти не шевелился, лёжа с закрытыми глазами, и тяжело дышал.       — Тэ?       Взгляд Чона упал на стакан на прикроватной тумбочке.       — Ты же обещал… — Чонгук взглянул на друга с отвращением. — Ты обещал больше не использовать эту дрянь!       — А почему бы и нет? Ему бы эта ночь точно понравилась, ты же знаешь…       — А он в курсе, чем ты его напоил?       — Почему тебя так интересует его судьба? Ты ему кто? Муж или парень? — Богом отцепил чужие руки от себя и поправил расстегнутую рубашку, смеряя друга презрительным взглядом. — Ты еще тот моралист, Чон Чонгук!       — Еще раз прошу, не трогай его! — Чон аккуратно растормошил Кима, заставив того сначала сесть, а потом встать, оперевшись на его плечо. — Только не его.       Чонгук изо всех сил старался сдерживать поток гнева, льющийся из него. С каким бы невообразимым удовольствием он сейчас разбил Богому лицо, но слишком много обстоятельств, не зависящих от него, диктовали мужчине свою волю.       Выведя Тэхена из комнаты, он понял, что вести мужчину вряд ли сможет, поэтому взял практически безвольную тушку на руки.       — Ты вообще ничего не ешь? — Тэхен был лёгким, словно пух.       Трезвый водитель прибыл практически мгновенно, и хотя за это время, пока Чонгук искал Кима, он успел двадцать раз протрезветь, всё же боялся садиться за руль сам. От ярости у него дрожали руки. По пути домой, он всё же успел позвонить Чимину и сообщить, что всё в порядке.       Тэхен практически ни на что не реагировал ни в доме, ни в машине. И Чонгук боялся предположить, сколько же наркотиков в него влил Богом. Занеся того в квартиру, он почти сразу направился в душ. Уложив тушку в ванную и аккуратно раздев его, он включил теплую воду и стал медленно обливать горящее тело.       — Тэхен, если ты сейчас не придёшь в себя, то мне придётся вызвать скорую…       Только после контрастного душа, Тэ потихоньку стал приходить в себя, насколько это вообще было возможно. Перед глазами скакали разноцветные всполохи от ламп незнакомой комнаты, а по телу словно разливалась лава.       — Хей, — Чонгук стоявший чуть в стороне заметил, как Ким зашевелился и присел к нему на кровать. — Не вставай, будет еще хуже.       — Приглуши свет, — голос едва слушался мужчину. — Где я?       — У меня дома, а еще в тебе наркотик.       — Я уже понял, судя по тому, как все внутри полыхает. Удивительно, что я в сознание пришёл.       — Это ненадолго, — Чонгук опустил руку на грудь Кима, заставляя того лечь.       Тэхен глубоко простонал, откидываясь на подушки, и чувствуя, как его захлёстывает волной иррационального удовольствия. Свет погас, а кровать вдруг спружинила.       — Ты куда?       — Я буду в соседней комнате…       — Нет! Пожалуйста, — Тэхен почти не дышал, когда кровать снова прогнулась, и его обняли теплые руки.       — Что это за наркотик?       — PG3033…       Тэхен глубоко вздохнул и зажмурился, понимая, что с ним будет дальше.       — Мне все равно придётся уйти, ты же знаешь, — Чонгук поцеловал мужчину во влажную макушку, вдыхая такой родной запах.       — А если я попрошу остаться? — Тэхен чувствовал, как тело постепенно оплетает истома, и даже голос стал мягче и податливей.       — Ты считаешь меня настолько отвратительным человеком? — Чонгук усмехнулся, прислушиваясь к учащающемуся дыханию.       — А кто об этом вспомнит? Я скоро уеду, ты женишься, сегодня твоя предпоследняя свободная ночь…       — Не в таком твоем состоянии.       — Если бы я был трезв, то не остался бы у тебя и секунды. Позволишь мне оставить для себя это оправдание?       Чонгук не мог насмотреться на красивое лицо, в свете ночного города. Золотистые блики плясали на бледной коже и алеющих щеках. Его сердце выстукивало какой-то сумасшедший ритм, он отчаянно торговался с собственной совестью.       К счастью, самому Тэхену эта баталия скоро надоела. Постепенно наркотик начинал действовать как нужно, он перевернулся, садясь на мужчину сверху, и тут же впился в такие сладкие, слегка дрожащие губы. Под веками словно взорвался фейерверк, а в животе все стянуло. Ноги онемели до самых коленей от возбуждения. Сильные руки заскользили вверх по бёдрам, под полы белого халата и быстро оставили Тэхена без одежды вовсе.       Пока Чон купал мужчину, он был слишком сильно взволнован, чтобы обращать внимание на обнажённое тело, но сейчас — ему казалось, эта картина отпечаталась в сознании навсегда. Кожа в темноте почти светилась, переливаясь на мышцах и сгибах перламутром. Плоский подтянутый живот, четко очерченная грудь, алые ореолы сосков — Тэхен сладко закусил губу, когда широкие ладони сжали округлые ягодицы.       — Ты такой…       Пушистые ресницы дрогнули, казалось, его глаза были сродни черным дырам, затягивающим безвозвратно.       — Был ли у меня шанс в тебя не влюбиться, Тэхен?       В одно движение тела поменялись позициями, и Чонгук медленно сполз ниже. Он прикоснулся к обнаженной шее, пробуя ту на вкус, а затем всё ниже и ниже, целуя и покусывая каждый сантиметр, наслаждаясь вздохами и еле слышными стонами. Рука сама легла на вставший член Тэхена, заставляя изящное тело зайтись дрожью.       Пальцы Тэ зарылись в густые волосы любовника, сминая их в ладонях. Руки Чонгука были повсюду, оглаживали мышцы, разминали, находили выступающие косточки.       Вдруг он отстранился и выпрямился, закидывая одну из ног Тэ себе на плечо, а вторую согнув, перехватил за щиколотку и поднес к губам. Сначала Тэхен разочаровано простонал, перестав чувствовать тепло почти всем телом, но едва его пальчики на ногах оказались в плену влажного рта, как всё существо будто прострелило возбуждением.       — Чонгук, — стон вырвался настолько громким, что Чон вздрогнул от удовольствия.       Ему не хотелось думать, что такие эмоции Тэхен испытывает лишь из-за того, что в его организме было инородное вещество.       — Разденься, я хочу тебя видеть… — тихий шепот, прерывающийся вздохами и стонами был едва различим.       Губы Чона растянулись в улыбке, которую он скрыл, целуя мягкую стопу. Он поставил её на место и чуть отстранился, наблюдая перед собой полную восторга и желания картину — Тэхен был таким соблазнительным и красивым, что перехватывало дух. От его прищуренных темных глаз, укрытых веерами ресниц, вздернутого носика, очаровательных, таких необычных губ, алых от постоянных укусов собственным хозяином — вело от всего.       Его грудь и пресс алели пятнами укусов и засосов, а в самом низу пульсировал член, уже алый от неестественного, но такого желанного возбуждения. Орган был ровным, длинным, в синеватых венках, как и на руках мужчины, отчетливо выступающих и рисующих такой мужественный рельеф.       Чонгук хотел, чтобы в следующий раз, взяли уже его, но сегодня, власть всецело принадлежала мужчине. Он стянул рубашку через голову, не запариваясь с пуговицами, и стал неторопливо расстегивать массивную пряжку ремня, затем ширинку, наслаждаясь любующимся взглядом партнёра.       — Снять? — Чонгук дразнился и мучался одновременно, собственное возбуждение уже даже было болезненным под слоями одежды. — А что мне за это будет?       Никто из них двоих не ожидал, что Тэхен умудриться так живо подняться на колени, и, поравнявшись с Чоном, замрёт. Он чуть прикрыл веки, ловя вертящийся мир, а затем мягко поцеловал, оглаживая ладонями мышцы и кубики.       — Когда-то и у меня были такие, — он чуть наклонился, заставив Чонгука тоже осесть, и поцеловал чёрную горошинку соска, заигрывая, а затем и вторую.       Дождавшись, пока Чон потеряет внимание, он завалил того на спину и уверенно стянул брюки, снова возвращаясь к поцелую в сладкие губы. Чонгук судорожно вдохнул воздух, чувствуя прохладный воздух даже через ткань боксеров, а затем снова, когда чужая ладонь сжала его член.       — Я так хочу его в себе, — Тэхен прошептал такие возбуждающие слова в самые губы любовника, чуть сжимая новую игрушку.       — Тогда нам нужно тебя растянуть, — Чонгук почти видел звезды перед глазами.       Свеже купленные презервативы, как и смазка, лежали в верхнем ящике прикроватной тумбочки, им даже не пришлось вставать, чтобы их найти.       — В принципе, долгая растяжка не так уж и необходима, — Тэхен откинулся на подушки и почти сразу перевернулся, вставая в коленно-локтевую.       Чонгук удивленно замер.       — Да брось, Гук, есть же и искусственные члены. Я уже очень давно не думал ни о ком, кроме тебя, в ТАКОМ ключе.       — Это признание?       — Если ты сейчас не вставишь мне что-нибудь в жопу, я заберу все слова обратно… ах! — Тэхен собрал простыни в кулаки и сильнее прогнулся, от неожиданности слегка напрягшись.       — Так? — второй рукой Чон не спеша погладил член партнёра, это помогло Киму расслабиться почти сразу.       У Чонгука были довольно широкие пальцы, не отличающиеся изяществом, однако он умел ими пользоваться, и Тэхен надеялся на такую же перспективу с членом.       Первому пальцу потребовалось всего несколько фрикций, а вот второй почти сразу нашёл заветный бугорок. Всё тело прошило, а с приоткрытых уст стал срываться скулеж. Интуитивно, мужчина стал то подмахивать, то уходить от касаний внутри.       Бормотание скакало от бесконечного повторения: «ещё», до «остановись» и «хватит», но это были всего лишь слова, Чонгук слушал только стоны и поскуливания, перебивающие друг друга. Он стал наращивать темп, пока мышцы на ногах и ягодицах Тэ не стали оргазмически сокращаться. Третий палец вошёл почти без сопротивления.       — Чонгуки, пожалуйста, войди, я больше не могу… — Тэхен, кажется собрал все остатки сознания, чтобы это произнести.       Раскатав второй презерватив по члену, уже побаливающего в отсутствии ласк, Чон медленно вошёл, едва не теряя сознание от узости и жара. Тэхен заскулил, сильнее прогибаясь в талии.       — Больно?       — Нет… нет! Не смей останавливаться!       Чонгук снова стал входить, медленно, сантиметр за сантиметр, чувствую как Тэ под ним дрожит. По изгибу спины катился пот, а с губ пока не сорвалось ни единого звука. Войдя до конца, мужчина замер.       Минута тишины и вдруг приглушенный стон:       — Двигайся…       Чон стал двигаться медленно, набирая амплитуду по чуть-чуть, целуя куда только можно — в спину, в шею, в плечи, шепча на ухо какую-то ерунду. Все сильнее и сильнее, пока Тэхен не застонал, Чон лёг на него, обнимая и прижимая к себе, глубина снова выросла. Теперь они стонали почти в унисон, захлебываясь в ощущениях.       Они словно перестали существовать отдельно, темп стал нарастать, и вдруг Чонгук остановился и вышел.       — Нет, Гуки, что…       Такое податливое тело резко перевернули, а затем в него снова вошли, уже не церемонясь и не щадя. Чонгук закинул длинные ноги на свои бедра и снова лег, рассматривая покрасневшее, но такое сексуальное лицо перед собой.       Он снова начал двигаться, уже уверенно, с точностью попадая туда, куда нужно. Тэхен запрокинул голову, не в силах сдерживать громкие стоны, но его личико вернули, целуя сразу глубоко и с языком, глуша те звуки, что лились из него потоком. Он обхватил чужую шею, не давая Чону отстраниться.       — Сильнее, прошу сильнее, Гуки…       Чонгук не привык отказывать Тэхену, кому угодно, но не ему.       — Да, хорошо!       Интервал стал короче, но фрикции сильнее, жестче, затем темп снова поменялся, и Тэхен не успевал дышать.       — Какой же ты, блять, узкий! — Чонгук снова замедлился, практически оставляя синяки от шлепков, — Как же приятно, — громкий стон, — вбивать, — стон, — тебя в мою кровать, Тэхен… Ты, блять, представить не можешь, как сильно я этого хотел!       Чонгук выпрямился, чувствуя, как подступает оргазм, и стал практически неистово вбиваться в мягкое тело, крепко придерживая выгнувшегося Тэхена за талию. Тэ почти плакал от удовольствия, всё внутри сжалось, а когда Чон огромной ладонью обхватил еще и его член, перестал дышать. Еще немного и Тэхен окончательно потерял себя, оргазм накрыл его с головой, он словно через пелену услышал мелодичный долгий стон Чонгука, а затем почувствовал, как тот лег на него, впиваясь долгим, мучительным поцелуем.       Кажется, это последнее, что помнил мужчина.       Мужчина в черном скромном, но определенно новом костюме, стоял у самого берега Сены. Напротив, под желтеющим старинным клёном в легком плетеном кресле восседала красивая женщина, в годах, но все еще сохранившая львиную долю красоты и стати. Она была облачена в дорогое роскошное пальто, аккуратную шляпку и очень тщательно позировала, уже едва чувствуя шею от позы, в которой, по ее мнению, должна была получиться на картине еще лучше.       Вокруг все было усыпано золотыми листьями, они почти освещали всю набережную, будто бы стремясь восполнить долгое отсутствие солнечного света этой осенью. Золотые блики плавали даже в тёмной воде, иногда любопытно выныривая на каменный берег.       — Ваш талант, мсье, и правда, поразил меня, — строгий голос был явно благосклонен. — Когда я увидела портрет Герцога Шале, написанный Вашей рукой, едва смогла сдержать безудержное восхищение.       — Я польщен, — художник улыбался, нанося ровные спокойные мазки.       В его душе уже много недель царило умиротворение, поэтому работалось легко и радостно. К тому же, рекомендация герцога, обеспечила его работой, казалось, на годы вперед. Уже продав несколько портретов, он умудрился скопить приличную сумму, купив всё же, новую одежду и туфли. Ему не хотелось выглядеть рядом со своим… другом оборванцем, хоть тому и было ровным счетом всё равно.       Сейчас он с воодушевлением думал о предстоящей вечером встрече и о том подарке, что грел его нагрудный карман. Подарке, для его единственной в этой жизни любви.       — Ох, кстати, Вы, кажется, в хороших отношениях с герцогом?       — В детстве я был сыном конюха при имении матери Его Превосходительства. Мы совершенно случайно встретились полгода назад. Не знаю, могу ли назвать такого человека, как он, другом, но я его уважаю и ценю, — фраза, зазубренная до мелочей вылетела довольно приветливо.       — Тогда, наверное, Вы расстроились последним новостям, мой дорогой.       — В смысле?       — Вы не слышали? Сегодня об этом писали в утренней газете. Уважаемого герцога арестовали этой ночью по обвинению в государственной измене! Неслыханно! Уверена, это чей-то несправедливый навет, и они во всем разберутся. Мсье! Куда же Вы?! Куда?!       Сердце разрывалось от боли и страха, пока художник бежал со всех ног к дому, располагавшемуся всего в двух кварталах.       Герцога действительно забрали. Ему выдвинули обвинение в государственной измене, как и всю компанию. Арестовали даже дворецкого. Только Чимина, друга детства его сиятельства, избежала эта же участь: он не был замешан ни в одном собрании, и его имя не упоминалось ни в одной переписке. На всё то время, пока шло следствие, художника приютил он же.       Понадобилось всего пять дней, чтобы генеральный суд приговорил тринадцать человек к расстрелу. Никто из родных и знакомых герцога ничего не смогли сделать.       Как ощущает себя человек, которому на живую выдирают сердце?       Дождь лил пару дней, и вся одежда человека, стоявшего у высокой стены городской тюрьмы, промокла. Однако, он даже не дрожал, белоснежное лицо ничего не выражало.       — Хей, зачем ты пришёл сюда! — невысокий миловидный юноша под огромным зонтом подбежал к незнакомцу, загородив того от стремительных потоков воды. — Я искал тебя всё утро, пойдем, не нужно тебе тут находиться.       Мужчина не сдвинулся и на метр, только безучастно смотрел на друга. Под золотыми глазами залегли глубокие тени, а кожа на щеках была бледной и сырой от слёз.       — Я понимаю! Понимаю, что ты чувствуешь, но мы ничего не можем изменить, прошу…       — Понимаешь?! — художник выбил из рук зонт. — Что ты можешь понимать!       Вода мгновенно намочила густые рыжие волосы, перевязанные черной атласной лентой. Чимин смотрел на него с болью, но всё равно не отпускал лацканы мокрого пальто.       Из-за стены, вдруг, прогремел залп громогласных выстрелов, и сознание затмила боль, несравнимая даже со смертью.       Чимин осел на землю вместе с художником, в последний момент подхватив того под руки. Он оглядывался, хаотично осматривая улицу, он не мог понять, что искал, но интуитивно будто верил, что именно сейчас его лучший друг придёт им на помощь — живой и здоровый, лучащийся улыбкой.       Тело в руках содрогалось от рыданий, и он ничего не мог сделать, он никак не мог помочь. Снова...       Последние пару золотых листьев оторвались от грустного клёна и опали рядом, тут же утонув в грязной луже.