Магистр дьявольского культа, сквозь время — в будущее

      Вэй Усянь сидел у причала, свесив ноги к воде и прижавшись спиной к холодной стене. Возле ног валялись пустые глиняные урны с вином, но мужчина не чувствовал себя пьяным. Давящие мысли все также бегали по его неспокойному разуму, а воображение рисовало самые кровавые картины будущего.       Война отгремела пару месяцев назад, он с Цзян Чэном и шицзе принялись восстанавливать Пристань Лотоса. Точнее, он пытался не путаться под ногами, поскольку после потери ядра он вряд ли был способен на что-то стоящее. Слово за словом, все свелось к тому, что он тихо сидел в сторонке и наблюдал за стараниями Цзян Чэна, молча радуясь каждому успеху.       Если честно, Вэй Усянь не знал, что делать дальше. Он исполнил свою роль, защитил детей мадам Юй, сдержал данное ей обещание. А что дальше? Будет ли ему место в их будущем?       За своими размышлениями он не заметил, как изменилось окружающая обстановка, как постарели стены, на которые он облокотился. Только яростный крик родного голоса вывел Вэй Усяня из подвешенного состояния.       Мужчина почувствовал, как его сердце бешено забилось в груди, при этом болезненно сжимаясь. Он мог только думать о том, что Цзян Чэну сейчас больно, а его, Вэй Усяня, нет рядом.       Вскочив на ноги, он не обратил внимания на клубящуюся у ног темную энергию, подобно лёгкому туману. Не обратил внимания ни на новый вид, ни на сменившиеся ткани на стене, ни на новые деревянные столбы. Нет, Вэй Усянь шел прямо туда, откуда доносился полный боли и гнева голос Цзян Чэна и шипел подобно змее Цзыдянь.       Когда он бесцеремонно ворвался во двор, ведущий в храм предков Цзян, то стал свидетелем ужасающей сцены. Само время словно замедлило свой ход, дав ему возможность всласть налюбоваться, как грубо снятый с головы гуань летит по воздуху, прежде чем упасть на влажные доски пристани. Копна темных волос, обычно собранных в строгий и тугой пучок, веером рассыпалась по спине.       Мгновение понадобилось на обработку ситуации, прежде чем что-то оборвалось внутри Вэй Усяня.       Трое людей стояли перед Цзян Чэном, один из которых лютый мертвец, гуль знает что забывший в святыне Цзян. Двое других — практикующие, один весь в белом и с высоким уровнем самосовершенствования, а другой… Другой имел слабое золотое ядро, но за ним тянулся легкий шлейф темной энергии. Точно такой же, что парила у его ног и подчинялась звукам Чэньцин.       Не заботясь ни о чем, кроме благополучия дражайшего шиди, Вэй Усянь ураганом ворвался в чужой жаркий спор, собственным телом заслонив окоченевшего Цзян Чэна. В приступе гнева мужчина не заметил, как трое преступников побледнели, неверяще уставившись на него. Вместо этого Вэй Усянь вскинул руку, и широкий серый рукав сделал изящную дугу, упав до локтя и обнажив бледную руку с длинными пальцами, между которых была зажата флейта, что чернее ночи. Жестокий алый блеск в глазах и освободившаяся темная энергия привела людей в чувство.       Вперед выступил более крупный мужчина с белой лентой на лбу, очевидно, заклинатель из ордена Гусу Лань. Перед собой он выставил обнаженный меч, чья сталь холодно блестела под светом луны. Другой последователь темного пути тоже попытался призвать энергию мертвых, но был полностью подавлен могуществом Тигриной печати, что ютилась у пазухи Вэй Усяня. Лютый мертвец же, раздираемый противоречивыми голосами в голове, медленно, шаг за шагом, отступал.       — Кто вы такие и что себе позволяете?! — голос Вэй Усяня был полон гнева, в нем даже можно услышать нотки безумия, но именно он вывел Цзян Чэна из ступора.       Повзрослевший и постаревший Цзян Чэн, с неприлично распущенными волосами и опороченной честью с ужасом смотрел в знакомую с детства спину. Красная лента, стягивающая две пряди на затылке, соблазнительно покачивалась на ветру. Цзян Чэн не мог определиться, был ли это его худший кошмар или самая желанная мечта.       — Ты, — мужчина в белом ответил первым, и отчего-то голос был смутно знаком, но Вэй Усяню совершенно наплевать, встречались ли они раньше. Да даже если и так, это ничего не значило, потому что в момент, когда они решились навредить его шиди, то подписали себе смертный приговор.       Не тратя дыхание понапрасну, Вэй Усянь хотел приложить Чэньцин к губам и заиграть мелодию смерти, как его незащищённой спины коснулась чья-то широкая и дрожащая ладонь. Все в нем требовало, чтобы он утешил Цзян Чэна, поскольку убить кого-то всегда успеется. Приняв решение, которым сам был недоволен, Вэй Усянь рявкнул:       — Катитесь!       Игнорируя резкое вздрогнувшего заклинателя Лань и кислое выражение лица незнакомца, он обернулся, внимательно посмотрев на лицо Цзян Чэна, которое выглядело немного странно. Это были те же глаза, нос, рот и губы, но скулы стали более выраженными, а морщины — заметнее. И все же это было лицо Цзян Чэна, отражающее одновременно страдание с гневом и глубокое удивление с робкой надеждой.       — А-Чэн, — выдохнул Вэй Усянь, паря и не зная, за что браться, да и смеет ли он его касаться вовсе. Хотелось и собрать волосы в пучок, и утереть слезы, и подбадривающе ударить по плечу.       Пока он метался, Цзян Чэн решил все самостоятельно. Сократив последнее расстояние в полшага, он вцепился в Вэй Усяня, который снова оказался немного выше. Знакомые широкие плечи и родной запах вызвали новый поток слез, которые Цзян Чэн уже не пытался сдержать. Когда в ответ его заключили в столь же крепкие объятия, ему показалось, что, возможно, жизнь не так уж ужасна.       — Мне очень жаль, — слабый голос раздался у чувствительного уха Вэй Усяня, вызвав хорошо знакомый жар в крови.       — Тебе не за что извиняться, все будет хорошо. Мы обязательно отомстим. Я отомщу.       — Нет! — Цзян Чэн рявкнул, изо всех сил вцепившись в брата, словно боялся, что тот растает у него на руках. Уткнувшись носом в место стыка плеча и шеи, мужчина глубоко вздохнул знакомый аромат, сиюминутно подействовавший подобно успокоительному. Темно-серый халат распахнулся еще сильнее из-за того, как резко дернули за одежду. — Не уходи. Не оставляй меня.       — Я никогда тебя не оставлю. Я тут. Все будет хорошо, поверь мне, А-Чэн.       Вэй Усянь положил руку на затылок Цзян Чэна, пропустив сквозь пальцы мягкие и нежные пряди волос. Алая пелена спала с глаз, как и исчезли наглые нарушители. Больше не было ощущения, что мир вот-вот рухнет, схлопнется.       А Цзян Чэн стоял, полностью погрузившись в объятья брата, и думал, сможет ли он когда-нибудь рассказать, что же случилось в тот день на сожжённой Пристани Лотоса, усеянной трупами ее обитателей.       Поэтому он ответил, и сам себе был противен, поскольку ничего, кроме никчёмного: «Ладно», он произнести не смог.