***
Стеф сидела за столом, согнувшись в три погибели, и рисовала. Баки ничего не смыслила в искусстве: приземленнее нее, наверное, были только работяги на заводах да моряки в порту. «Нет, серьезно, Стеф, дорогая! – как-то раз сказала она в ответ на попытки объяснить ей разницу между сюрреализмом и экспрессионизмом. – Вкусная еда и стакан крепкого виски – вот это искусство! А в таких вот штуках я не смыслю ни черта». Но то, что могла сотворить Стеф при помощи обычного угля, было красиво. Под ее руками белый лист бумаги превращался в нечто невообразимое. Из ничего вырастали города, диковинные звери, люди – совсем как живые. Это походило на волшебство. Баки подошла поближе – Стеф была так увлечена занятием, что даже не оглянулась – и заглянула ей через плечо. С рисунка на нее весело глядело ее собственное лицо. – Здорово вышло. Жалко, что не цветная, – сказала она. – Но почему ты никогда не рисуешь себя? Стеф вздрогнула и обернулась. – Баки! Напугала! – Нет, серьезно, – повторила Баки, – нарисуй себя. Или нас вместе, хочу себе такую, чтобы мы там были обе. Стеф потерла нос, перепачкав его углем. – Я не умею себя рисовать. К тому же, я некрасивая, тебя рисовать куда интереснее. – Стефани Роджерс, еще раз так скажешь, и я укушу тебя за твой чумазый нос! – пообещала Баки с угрозой. – Говоришь прямо как моя мама. – Стеф поспешно принялась тереть нос. – Теперь чистый? – Да, – ответила Баки, – но укусить тебя это мне не помешает. Стефани отвратительно к себе относилась. Чертовы мужики относились к ней ничуть не лучше, и это бесило. «Бледная моль», «чахоточная», «плоская доска», «пацанка» – только самое мягкое из того, что получалось вспомнить. Баки их не понимала. Не понимала, как можно не влюбиться в тонкие, как у птички, косточки, узкие запястья. В голубые глаза и ямочки на щеках. Стеф была похожа на ангела, так думала Баки. Правда, с ангельской внешностью плохо вязался ее дерьмовый характер, и он отваживал тех мужиков, которых не отпугнули отсутствие аппетитных форм и астма. Деликатная и вежливая до зубовного скрежета, Стеф обладала ослиным упрямством, острейшим чувством справедливости, умением влезать куда не просят и инстинктом самосохранения трехлетнего ребенка. На памяти Баки она не раз затевала драки с теми, кто, по ее мнению, вел себя не как положено, даже если этот кто-то был выше ее на четыре головы и шире раз в пять. А еще Стеф вечно рвалась всех спасать: обиженных женщин, потерявшихся детей, старушек и бездомных котят. Да, у нее был самый скверный в мире характер, но Баки и любила в ней и это. Впрочем, они были той еще парочкой: при том, что на яркую внешность и женственную фигуру Баки мужики слетались, как мухи, никто и никогда не встречался с ней долго. Внешность была обманчива: с виду типичная дамочка, она любила работать руками, могла со ста футов попасть из пистолета в монету и материлась как сапожник. – Ты самый красивый человек на свете, – заявила Баки и обняла Стеф со спины, положив подбородок на ее костлявое плечо. – Перестань нести чушь! – попросила Стеф. У нее покраснели уши, Баки это всегда казалось невероятно милым. Она в который раз подумала, как же было хорошо, что женщинам можно сколько влезет обнимать друг друга, и никто никогда не подумает лишнего.***
Каким-то чудом она добралась до конспиративной квартиры и успела добежать до ванной, прежде чем ее вывернуло наизнанку. Раз за разом ее желудок сжимался спазмами, несмотря на то, что был абсолютно пуст. Когда это прекратилось, она подняла голову и, опершись руками о края раковины, посмотрела в зеркало. Там отражалось то же лицо, которое она увидела в музее. Лицо, принадлежавшее боевой подруге Стефани Роджерс. Женщине по имени Джейн Бьюкенен Барнс. Баки. Ей.***
Они были настолько пьяными, что комната расплывалась у нее перед глазами. Двойное свидание прошло ужасно. Оба парня оказались полными мудаками: один совсем не глядел на Стеф и при ней пытался знакомиться с другими женщинами, второй не умел держать при себе руки и все время лез Баки лапать. Под конец вечера они стащили у этих уродов непочатую бутылку виски и сбежали. И вот теперь эта бутылка почти закончилась, а они сидели на полу и хохотали над какой-то идиотской шуткой, которую Баки уже успела забыть. Внутри разливалось приятное тепло, а тело стало совсем ватным. Стеф уронила голову ей на плечо и вытерла слезы. – Ай, – сказала она, – я такая пьяная. Завтра будет та-ак болеть голова. – А самое обидное, что мы, может, и не вспомним, как было весело, – не особо внятно отозвалась Баки. – Останется только ужасное похмелье. – М-м-м, – согласилась Стеф и ткнулась носом ей куда-то в ключицу, щекотно дыша. По телу пробежала дрожь. Баки обычно старалась об этом не думать, но Стеф, ее прикосновения, ее близость делали с ней страшные вещи. Ей постоянно… хотелось. Всего и сразу. Быть рядом. Прикасаться. Прикасаться. Хотелось... Баки хотелось Стеф. И сейчас, окутанная теплом и алкогольным дурманом, она совсем не помнила, почему этому сопротивлялась. Она провела по обнаженной руке Стеф – они обе сидели в одних сорочках, сбросив платья еще пару часов назад – вверх и вниз, раз, другой. Прижалась ближе, зарываясь носом в светлую макушку. Стеф вздохнула и что-то неразборчиво промычала. А потом очень мягко прихватила губами кожу у Баки над ключицей. – Ох, – выдохнула Баки. – Я... Стеф подняла голову и посмотрела на нее: на щеках ее был яркий румянец. И спросила, неожиданно трезвым голосом: – Можно я тебя поцелую? – Да, – отозвалась Баки, не задумываясь, – да, да, абсолютно точно да… – И замолчала, потому что теплые губы накрыли ее рот. Баки потянула Стеф на себя, и та, перекинув ногу, уселась ей на колени, не прекращая целовать. Это было волшебно. Лучше, чем любой поцелуй в ее жизни – чем все они, вместе взятые. Баки провела ладонями вверх по худым бедрам, сминая сорочку. Поднялась выше, сквозь тонкую ткань погладила маленькую грудь. Стеф тихонько застонала, а потом вдруг, приподнявшись, разом стащила сорочку с себя. Она была прекрасна. Тяжело дыша, Баки завороженно ее осмотрела. – Ты такая красивая. Стеф как будто только что поняла, что сделала, и пугливо обхватила себя руками. – Перестань. – Нет. – Баки покачала головой. – Ни за что. Медленно она наклонилась и провела губами по бледной шее. Прикусила кожу на плече, вырвав низкий стон. – Ты прекрасна. Спустившись ниже, Баки по очереди лизнула торчащие соски: сначала левый, потом правый, а потом, втянув в рот один, потерла второй большим пальцем. Стеф ахнула и вцепилась в ее плечи. Дернула бедрами, потираясь об нее, шепча сперва что-то неразборчивое, а потом, на грани слышимости: – Баки… Господи боже, Баки… Я хочу… – Все, что угодно, – пообещала Баки горячечно. – Все, чего ты захочешь… Стеф надавила ей на плечи с неожиданной силой и уронила на пол их обеих. А потом втиснула тощую коленку Баки между ног. Они тогда уснули в обнимку, раскидав вещи по всей комнате. Наутро, когда Баки проснулась, она лежала одна. На полу аккуратной стопкой была сложена ее одежда. Под головой у нее была подушка, на ней – одеяло. Стеф рядом не было. Очень легко было поверить, что ей все приснилось. Наверное, любой дурак бы сразу понял, что у случившегося не будет продолжения. Но Баки все еще на что-то надеялась, пока одевалась и шла на кухню, где мышкой притаилась Стеф. – Доброе утро, – поздоровалась та спокойно. – Как голова? Будешь кофе? Баки кивнула. Стеф поднялась со стула и нервно сообщила: – Представляешь, я совсем не помню, как мы допили ту бутылку. Но голова болит кошмарно. А ты? Что-нибудь помнишь? Баки почувствовала, как внутри все оборвалось. Глупо. У Стеф на шее едва заметно темнело пятнышко: это она его там вчера оставила, и теперь его почти скрывал воротник. Стеф врала. И хотела, чтобы соврала и Баки. И, видит бог, Баки никогда не умела ей отказывать. – Нет, – ответила она. И если ее голос и звучал как-то не так, то это можно было списать на похмелье. – Не помню ни черта.***
Она провела в бегах полгода: по воде добралась до Европы и дальше передвигалась автобусами и автостопом, нигде не задерживалась дольше пары недель. Воспоминания возвращались – вспышками, снами, видениями. Иногда, когда она… когда Баки шла по улице, ей приходилось садиться на корточки прямо посреди тротуара, обхватив голову руками, и пережидать очередной приступ. По крайней мере, теперь ее уже не тошнило каждый раз. Она помнила каждое свое задание. В первую ночь в Румынии ей приснился ребенок. Просто ребенок лет восьми, зашедший в комнату, где только что убили его мать. Баки подняла пистолет и выстрелила ему в лоб, не моргнув и глазом. Проснувшись, она пару минут смотрела в потолок, на облупившуюся краску, а потом завыла в голос, как раненое животное. И поэтому, когда Капитан Америка – Стефани… Стеф… ее нашла, Баки не сумела посмотреть ей в глаза. – Ты помнишь меня? – с надеждой спросила Стеф. В руках у нее был блокнот, испещренный датами и именами людей, которых Баки убила. – Я читала о тебе в музее, – соврала Баки и попятилась. – Ты врешь, – не поверила Стеф. – Баки, послушай… – Нечего тут слушать. – С силой ударив ногой по половице, Баки открыла тайник и вытащила рюкзак. Выхватив пистолет, она направила его на Стеф, но та даже не вздрогнула. Засранка знала, что Баки не выстрелит. – Пожалуйста, позволь мне тебе помочь. – Да как-то и без тебя справляюсь, Роджерс, – огрызнулась Баки, отступая к окну. – Перестань меня преследовать. – Не уходи, – попросила Стеф с такой тоской, что у Баки дрогнуло сердце. – Извини, не могу, – покачала она головой. – Тогда хотя бы… – Стеф прикусила губу и достала из кармана сложенный вчетверо листок бумаги: – ...возьми вот это. – Что это? – уточнила Баки, глядя исподлобья, но все же приняла листок из ее рук. – Мой телефон. Безопасная линия. Если тебе нужна будет помощь. – Стеф вздохнула. – Если хоть что-нибудь тебе понадобится, что угодно, просто позвони или напиши мне. Пожалуйста, для меня это очень важно. – Ладно. – Баки коротко кивнула и, распахнув окно, спрыгнула вниз.***
Перед отправкой на фронт она получила увольнительную. Из Хьюстона до Нью-Йорка путь был неблизкий, но не повидаться со Стеф Баки не могла. – Господи, – выдохнула Стеф, увидев ее на пороге, и порывисто обняла. – Почему не написала, что приедешь? – Хотела сделать сюрприз, – улыбнулась Баки ей в макушку. – А что, ты не рада меня видеть? Или, может, я не вовремя? – Совсем с ума сошла в этом своем Хьюстоне? – возмутилась Стеф и отпустила ее. – Ты надолго сюда? Баки покачала головой. – Всего лишь до завтра. Думала зайти к тебе, а вечером повидаться с семьей. Меня отправляют в Европу, Стеф. – Уже? – выдохнула та. – Да, уже. Всю нашу группу. Повисло молчание. Баки видела, как у Стеф задрожали губы. – Слышала, что сегодня открывается выставка Говарда Старка? – преувеличенно бодро спросила Баки. – Говорят, там будет летающий автомобиль! Хочешь сходить? – Да, конечно, – рассеянно отозвалась Стеф, но тут же встряхнулась: – Подожди! Когда ты уезжаешь обратно? – Утром. – Вот черт. – Стеф обняла себя за плечи. – Я должна была ехать с тобой. Должна была… – Стеф, – оборвала ее Баки, – тебя не приняли в корпус медсестер не просто так. Я люблю тебя, но, извини, какой толк на войне от медсестры, которая может умереть от пыли? Стеф оскорбленно блеснула глазами: – Вот уж от тебя я этого услышать не ожидала! – Прости. – Баки осторожно тронула ее за предплечье, но Стеф вывернулась. – Послушай, я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. – Говорит человек, идущий на войну! Ты женщина, которая училась в Хьюстоне летать на «Вдоводелах» (*)! И говоришь мне что-то о безопасности? – Нормальные самолеты, – вздохнула Баки. – К тому же, им все равно, женщина ты или мужчина. Важно только, хороший ли ты пилот. Стеф, пожалуйста, давай не будем ссорится. Кто знает, когда мы теперь увидимся. Я просто хочу побыть с тобой несколько часов. Стеф мгновенно растеряла всю злость: – Ты права. Баки улыбнулась: – Это что-то новенькое. – Не зли меня, – предупредила Стеф. – А то что? – Я укушу тебя за нос, – повторила Стеф их привычную угрозу. – Кусай, – засмеялась Баки. – Не такой уж он у меня и ценный. Можешь даже откусить целиком, тогда у тебя останется часть меня на случай, если я не вернусь. Стеф посмотрела на нее очень серьезно. – Не говори так. – Не говорить, чтобы ты откусила мне нос? – Что не вернешься. – Стеф шагнула вперед и оказалась совсем близко, привстала на цыпочки. – Можно я тебя поцелую? У Баки перехватило дыхание. – Можно, – ответила она одними губами и закрыла глаза.***
Ее взяли в плен где-то под Аццано. Честно говоря, когда самолет подбили, Баки решила, что это конец, но она не умерла. Пришла в себя в тюрьме: пахло сыростью и кровью. Ее окружили мужчины в потрепанной военной форме. Она знала, что именно изголодавшиеся мужчины делают с женщинами на войне, поэтому, шатаясь, поднялась на ноги и зашарила руками по бедрам в поиске пистолета. Кобуры не было, оружия тоже. – Не волнуйся, – произнес один из мужчин на чистом английском. – Мы тебя не тронем. Мы свои. Я Дум-Дум. Дуган. Из сто седьмого. Нас тоже взяли в плен. – Баки… Джейн Барнс, – представилась она. – ВАСП. Меня подбили во время перегона бомбардировщиков из Италии в Англию. – ВАСП? – оживился другой. – Многие считают, что женщины-пилоты – это чушь, но лично я большой фанат. Жаклин Кокран (**) – великий человек. Я Джеймс Монтгомери, кстати. Баки облизнула пересохшие губы. – Вы знаете, где мы? Монтгомери помрачнел. – Они называют себя Гидрой. Тут творятся жуткие вещи. Иногда они забирают людей – и те уже больше не возвращаются. Но мы постоянно слышим крики, ужасные, кровь стынет в жилах. Одному богу известно, что с ними делают. Послышался гулкий звук шагов, и дверь со скрипом распахнулась. Человек в нацистской форме зашел в камеру с оружием наготове. – Ты, – сказал он с ощутимым акцентом, указав на Баки. – На выход! По рядам пленных пробежал возмущенный гул. – Послушайте, ну будьте вы людьми, – взмолился Дуган. – Хотя бы женщину не трогайте. Возьмите кого-то из нас. – Молчать, – рявкнул немец и схватил Баки за плечо. – Иначе быстро у меня сдохнете. Ее долго вели по плохо освещенным коридорам, а потом воткнули в шею шприц, и мир вокруг скрыл туман. Иногда она улавливала обрывки разговоров, но не могла ни сдвинуться, ни пошевелиться. – Доктор, но женщина… Вы уверены? Там столько сильных бойцов, возьмите любого. – Идиоты, сыворотка только в стадии эксперимента. Если мы из-за недоработок потеряем ценный экземпляр, герр Шмидт спустит с нас шкуру. А женщины – дешевый ресурс. И их психика более устойчива, вспомните хотя бы… Баки то отключалась, то приходила в себя, плавая под толщей ужаса и боли. В какой-то момент боль стала настолько невыносимой, что почти развеяла весь дурман. Она сорвала голос, крича. Потом все стихло. – Баки? – тормошили ее чьи-то руки. – Очнись. Пожалуйста, очнись. Баки открыла глаза и посмотрела в знакомое лицо. – Стеф? – Должно быть, она совсем спятила, потому что Стефани тут быть совсем не могло. – Господи, Баки, я думала, ты погибла! Баки села, поддерживаемая твердой рукой. Стеф выглядела реальной, но была сама на себя не похожа: роскошная блондинка, сошедшая со страниц пин-ап плакатов, не иначе, но никак не ее маленькая, хрупкая бруклинская птичка. – Я думала, ты меньше… – отозвалась она несмело. – Что с тобой случилось? – Ох, – улыбнулась Стеф. Глаза у нее были на мокром месте. – Я вступила в Стратегический Научный Резерв. Потом обязательно все тебе расскажу. Ты можешь идти? – Да, – сказала Баки и с удивлением поняла, что ей действительно становилось лучше с каждой секундой. – Стеф, там, в подвалах, пленные. Добрых сто человек. Стеф взглянула на нее и коротко, сухо кивнула: – Поняла. Показывай дорогу.***
Дело было дрянь. Ее нашли в маленькой деревушке под Кельном, их оказалось слишком много. Она спряталась в каком-то подвале, но сомнений не было: ее найдут еще раз, и на этот раз отбиться Баки уже не сможет. Прижимая руку к кровоточащей ране на животе, она вытащила телефон и вбила номер, который давно запомнила наизусть. Трубку взяли с четвертого гудка. – Да, – сказал голос Стеф. Баки сжала челюсти. Ей почему-то было очень, очень страшно. – Алло? – продолжила звать трубка. – Говорите. Кто это?.. Баки? – Стеф, – прохрипела она. – Баки! Что-то случилось? Где ты? – Мне… нужна помощь. – Дай мне координаты. Я постараюсь быть там как можно быстрее. – Сейчас сделаю. – Баки сбросила звонок и отправила Стеф сообщение с точкой на карте. Что было дальше, запомнилось ей плохо. В какой-то момент она, видимо, потеряла сознание, а очнулась уже на борту джета, принадлежавшего Старку. Нежные руки гладили ее по голове, а страшная рана на животе была перевязана и больше не болела. – Баки? – позвала Стеф, увидев, что она очнулась. – Привет, – глупо сказала Баки. Стеф неуверенно улыбнулась. – О, – произнес незнакомый голос. – Неужели наша Эльза очнулась? Баки с трудом села и посмотрела на того, в ком узнала Железного человека – Энтони Старка. – Эльза? – переспросила она, чувствуя себя, как в каком-то странном сне. – Это из мультфильма. «Холодное сердце». Тони любит странные отсылки и дурацкие клички, – повернулась к ним женщина за штурвалом. Наташа Романофф – поняла Баки. – Капитан Макс Фактор выдернула меня с отличной вечеринки, – пожаловался Старк. – Так что я очень надеюсь, что оно того стоило, и ты не такая скучная, как она. Баки перевела растерянный взгляд на Стеф. – Почему… Капитан Макс Фактор? – О, – обрадовался Тони, – это потрясающая история. – Тони, – простонала Стеф, – ну не сейчас же… – Да почему? Короче, дело было так. – Старк подался вперед. – Когда наша Стефани только разморозилась, ее запрягли сниматься в рекламе. Ну знаешь, там, «самая американская помада», «тушь от “Макс Фактор” – такая же стойкая, как Капитан Америка». Платили вроде неплохо, да? Стеф прикрыла глаза ладонью. – Господи, Тони… – Потом, правда, когда на Нью-Йорк напали читаури, она послала “Макс Фактор” нахуй и пошла спасать мир. Баки почувствовала, что совсем слабо, но улыбается. Стеф взяла ее за руку. – Баки. Я не буду тебя держать. Но я прошу: останься, хотя бы пока не поправишься. Баки ничего ей не ответила. Но осталась.***
– Солдат, отчет о миссии. Она молчала. На кончиках ее пальцев запеклась кровь. Сегодня она убила девчонку, совсем юную. Светловолосую и голубоглазую. Так похожую на кого-то, кого она когда-то знала, но никак не могла вспомнить. – Отчет о миссии, солдат, – повторил голос настойчивее. Выстрелив девчонке в затылок, она присела рядом с ней на корточки и зачем-то коснулась светлых волос, слипшихся от крови. В глазах защипало. – Я больше не хочу убивать, – сказала она почему-то. И повторила это еще раз, и еще, и еще. Удар по лицу – голова мотнулась назад так, что она стукнулась затылком о металлическое крепление. – Обнулить, – приказал голос. Чьи-то руки грубо засунули ей в рот капу. Она послушно стиснула зубы и закрыла глаза в ожидании боли.***
Баки битый час стояла у зеркала в одном полотенце и крутила в руках тюбик с помадой. Потом все же открыла его, наклонилась поближе и принялась тщательно и аккуратно красить губы: сначала нижнюю, затем верхнюю – ровным контуром. Закончив, отступила на шаг и внимательно посмотрела на себя: бледная кожа, испещренное шрамами плечо, переходящее в блестящий металл. Баки с ненавистью взглянула себе в глаза. – Ты чудовище, – сказала она. – Уродливое чудовище. Ты не заслуживаешь ничего хорошего. Ты не заслуживаешь ее. Рот двигался: идеально накрашенные алые губы, как яркая клякса, как что-то чужеродное, неуместное, принадлежащее другому человеку. Той, другой – которая никого не убивала, которая не знала, что ад – это не религиозные выдумки, а что-то созданное людьми для людей. Баки потерла рот тыльной стороной ладони, смазав помаду, но стало только хуже: на перепачканном лице и пальцах ей вдруг почудилась кровь, и ее захлестнуло волной острейшей злости. Она ударила свое отражение: раз, другой, третий. Не обращая внимания на боль, она упрямо продолжала, пока от зеркала не остались только мелкие осколки. А потом, тяжело дыша, осела на пол и спрятала лицо в коленях. Кто-то тронул ее за плечо, и Баки инстинктивно перехватила руку, крепко сжав металлические пальцы, и вскинула голову. И столкнулась взглядом с перепуганной Стеф. – Что случилось? Баки замотала головой: – Ничего. Уходи. Я посижу здесь пять минут и выйду. Все нормально. – Нормально? – переспросила Стеф звенящим голосом и взяла ее правую ладонь. – У тебя кровь! Зачем ты себя покалечила? – Потому что я это заслужила! – крикнула Баки. – Я должна была сдохнуть вместе с Пирсом и его свитой! Черт, да я должна была сдохнуть гораздо раньше, тогда, в горах! А ты носишься со мной, как с хрустальной! – Стеф поджала губы, но Баки упорно продолжала: – Я не заслуживаю твоей заботы. Не заслуживаю быть рядом с тобой. Сколько я людей убила, ты знаешь? Не солдат, Стеф, обычных гражданских, мужчин, женщин, детей. Они превратили меня в чудовище! Да я видеть себя не могу и не понимаю, как ты можешь на меня смотреть и не блевать от отвращения… Стеф поднялась и бесцеремонно вздернула ее на ноги. Развернула лицом к зеркальной стенке ванной и прижала к себе спиной. В этом доме было слишком много зеркал, и Баки хотелось разбить их все. Она отвернулась. – Нет. – Стеф взяла ее за подбородок и повернула обратно. – Посмотри на себя. – Не хочу, – ответила Баки и закрыла глаза. Но тут же распахнула их, потому что Стеф сдернула с нее полотенце и положила обе руки ей на живот. – Что ты делаешь? – выдохнула она. – Посмотри в зеркало, – попросила Стеф. – Ты правильно сказала, они сделали это с тобой. Но ты выбралась. Ты вспомнила меня. Они ломали тебя десятилетиями, но ты все равно смогла сохранить рассудок. Когда я смотрю на тебя, я не вижу ни чудовище, ни убийцу. Я вижу храбрую, сильную, красивую женщину, с которой случилось много плохого… – Красивую… – повторила Баки с уничижительным смешком. – Да, – упрямо кивнула Стеф. – Ты самый красивый человек на свете. Баки невесело хмыкнула, узнав собственные слова. – Не веришь? – Стеф прижалась к ней сильнее, и Баки вдруг остро ощутила собственную наготу. – Отпусти, – хрипло попросила она. – Нет, – выдохнула Стеф ей в ухо, а потом прижалась губами к шее. Сердце пропустило удар и заколотилось с удвоенной силой. Стеф подняла руки и нежно, как перышком, провела пальцами по ее шее, ключицам, огладила плечи, уже ощутимее: гладкую кожу правого и испещренную шрамами – левого. – Когда я смотрю на тебя, все время хочу к тебе прикоснуться, – заговорила Стеф. – Ты прячешь свои руки за длинными рукавами, прячешь свое тело, а мне постоянно хочется тебя раздеть… – Ее ладони спустились ниже и накрыли грудь. Баки резко вздохнула. Низ живота налился тяжестью, а в голове поплыло. – Стеф, – жалобно произнесла она. – Что ты?.. – Ты просто не понимаешь, что со мной делаешь. Какой тебя вижу я. – Теплое дыхание щекотало шею, и кожа горела. Стеф оставила одну ладонь у нее на груди, а второй медленно, очень медленно провела ниже – и погладила между ног: там, где было горячо и влажно. Баки застонала и безвольно откинула голову Стеф на плечо. – Это я не заслуживаю быть с тобой, – прошептала Стеф, – но пока ты этого хочешь, я буду рядом. А ты… Ты достойна самых лучших на свете вещей. И не смей думать иначе. Посмотри на себя. Баки послушно взглянула в зеркало, в собственные шальные глаза. На раскрасневшиеся щеки, на губы в смазанной помаде. На то, как руки Стеф делали с ней вещи, о которых она давным-давно перестала и мечтать. – Ты прекрасна, – сказала Стеф и поцеловала металлическое плечо. Баки накрыло оргазмом, резко, сильно и ярко – и она закрыла глаза. Ноги подкосились, но Стеф удержала ее на месте: оглушенную и дрожащую, а потом развернула к себе лицом и крепко обняла.***
Не сразу конечно, но ей стало легче. С ослиным упрямством Стеф вместе с Наташей выслеживала и уничтожала базы Гидры. Баки с собой брать она отказывалась, и это ужасно бесило. Однажды Стеф вернулась позже, чем должна была, бледная, с рукой на перевязи и перебинтованной грудью. Баки молча встретила ее, усадила на диван, и, глядя ей прямо в глаза, спокойно и твердо сказала: – С меня хватит. – Ничего не случилось. Царапина. – Царапина не заживала бы на тебе больше суток. Что, если бы пуля прошла выше? Что, если бы она угодила в твой пиздецки тупой котелок? Стеф нахмурилась. – Баки. – Стеф, – в тон ей отозвалась Баки. – Если тебе так надо с ними бороться, мы будем делать это вместе. – Нет. – Стеф покачала головой. – Нет, ни за что. – Это не просьба, – отрезала Баки. – В следующий раз я участвую. – Нет. – Да, черт возьми! – взорвалась она. – Ты ни разу не спросила разрешения, когда лезла меня спасать. И я не собираюсь спрашивать, чтобы прикрыть тебе спину, раз уж ты не можешь не лезть на рожон. – Я не могу тебя потерять! – Стеф повысила голос. – Только не снова! Ты хоть понимаешь, что… – У нее перехватило дыхание. – Ты понимаешь, каково это: потерять любимого человека. – Тогда представь, как себя буду чувствовать я, если однажды ты вернешься ко мне в полиэтиленовом мешке. Стеф притянула ее к себе обеими руками и вжалась лицом ей в живот. – Пожалуйста, – попросила она глухо, – не надо. Баки только покачала головой. Стеф была самой упертой в мире засранкой, но и Баки упрямства было не занимать. Стеф злилась на нее неделю. Не то чтобы они в открытую ругались, они разговаривали, и Стеф вела себя, как обычно, но неодобрение сквозило в каждом ее слове и жесте. А вот Старк воспринял новости с энтузиазмом и вызвался сделать Баки новый костюм. – Ну как? – спросил он, после короткого стука заглядывая в комнату. – Просто супер, сел, как влитой, – отозвалась Баки. – Я и не сомневался. Отлично выглядишь! – Старк поднял вверх большие пальцы. – Пойдем, Эльза, подберем тебе оружие по вкусу. Винтовка приятно оттягивала плечо. Что-то в сочетании всех предметов: темно-синего костюма, тактических ремней и оружия напоминало ей о себе. Той себе, которая сражалась со Стеф плечом к плечу и все еще надеялась вернуться с войны. Охваченная внезапным порывом, она вытащила телефон, перехватила винтовку так, чтобы та попадала в кадр, и сделала селфи. Отправив его Стеф, Баки быстро отбила вдогонку: «Как считаешь, мне идет это ружье?» «Даже не знаю, что на это ответить», – отозвалась Стеф почти сразу. «Так круто?», – уточнила Баки. «...» «Признайся, что тебе просто нравится меня бесить». – Как дела у Капитана Макс Фактор? – кивнул Старк на телефон. – Злится на меня, – пожала плечами Баки. – Вбила себе в голову, что я должна из дома носу не казать. – Проблемы в раю, значит, – хмыкнул Старк и предложил: – Выпить хочешь? – Не то чтобы с этого был какой-то толк, но если ты предлагаешь мне вон тот прекрасный «Гленфиддик», то давай. – Люблю женщин, которые знают толк в выпивке, – рассмеялся Старк и потянулся за бутылкой. – ДЖАРВИС, лед и бокалы, будь любезен. – Да, сэр, – отозвался бесплотный голос. «Немного задержусь», – быстро набрала Баки в телефоне. Старк откупорил бутылку и взял у подъехавшего к нему Дубины бокал, а потом бросил на телефон заинтересованный взгляд: – Мой папаша был в нее влюблен, ты знала? – Да уж трудно было не заметить, – сказала Баки, не скрывая раздражения. – Ух, а тебя это, похоже, бесило? – Старк плеснул виски и протянул ей бокал. – Что, неужели имела виды на папашу? Баки передернуло. – Боже упаси! Нет, он был, конечно, неплохим парнем, не пойми меня неправильно, но как-то… – А что тогда? Или… Погоди-ка… – Он отпил из своего бокала и поскреб подбородок. – Я об этом, конечно, шутил, но вы со Стефани, что… – Старк поиграл бровями, – того? Баки только отмахнулась. – Как интересно. И о чем еще не говорят в учебниках? – Ох, о многом, – хмыкнула Баки. – Ты даже не представляешь. Вот например: мой отец так хотел мальчика, что среднее имя у меня Бьюкенен. В честь президента. – Она с наслаждением глотнула виски. – Бьюкенен, Старк! Джейн Бьюкенен Барнс, господи прости! Телефон завибрировал. Баки разблокировала экран. «Возвращайся скорее, – писала Стеф. – Без тебя скучно». В груди потеплело.***
Баки проснулась посреди ночи, словно ее кто-то толкнул. Стеф завозилась рядом, прижалась ближе и сонно спросила: – Все хорошо? – Да, – шепнула Баки. – Все хорошо, спи. – Тебе что-то приснилось? – Не знаю. Не помню. – Баки потянулась и лениво поцеловала Стеф в губы. – Спи, моя хорошая. – Ладно, – пробормотала Стеф в ответ. – Но ты буди меня, если что. – Договорились, – пообещала Баки и закрыла глаза. Да, постепенно, день за днем, ей становилось легче. Не все было хорошо, нет, но у нее было имя. Был дом и, самое главное, у нее была Стеф. И этого, пожалуй, было достаточно.