Жестокий король

Бывают такие дни, когда весь мир рушится к чертовой матери за какие-то пару минут. А начиналось… Начиналось всё просто великолепно, как в махровой такой сказке. С прекрасным принцем, железным конем и обещаниями вечной любви. Только разве сказки бывают? Алкоголь обжигает горло. Желание напиться стойкое, до краткосрочной принципиально необходимой цели. Правда чем больше о ней начинаю думать, тем меньше в голове пьяного тумана. Зато невралгия стойко цепляет левый бок, вынуждая скривиться. Ещё один глоток. Почему-то мне всегда казалось, что характерный привкус должен быть на утро, но никак не в процессе. А может я просто не умею пить? Как-то, даже крутясь в творческой среде, ни разу у меня не возникало в этом потребности. Будьте точны в своих желаниях на Новый год. Они имеют мерзкую особенность сбываться самым непредвиденным образом. Морщусь, встряхивая головой, чтобы сбросить снежную шапку. Кто же знал, что под «хочу кардинальных перемен в жизни» окажется не планируемая через два месяца свадьба, с последующим шикарным медовым месяцем и полноразмерной взрослой жизнью, а вот это всё. Очередной глоток. Пожилая пара брезгливо косится, и ускоряет шаг. Горько фыркаю, провожая их взглядом. А ещё вчера вечером я была уверена в том, что именно такая старость меня ждёт. Благородная, спокойная, рядом с любимым человеком. Мысль обрывается в тот момент, когда взгляд вдруг останавливается на высвеченными желтым светом фонаря снежинках. Большие хлопья неспешно кружась оседают на землю, застилая ровной белой пеленой всё вокруг. В парке красиво. Особенно в темноте, благо темнеет зимой чуть ли не в 12 дня. Особенно в снегопад. В какой-то из подобных вечеров два года назад, мы впервые здесь гуляли вместе. Тогда даже не думалось, что это свидание, а столько всего было впереди… А теперь? А теперь я пью в гордом одиночестве на деревянной скамеечке в канун православного рождества и жду обещанной эйфории. Пока правда только усугубляется депрессия. Хлюпаю носом, стараясь снова не удариться в горестные подвывания. Потому что на душе настолько гадко от всего вокруг и самой себя, что сложно передать словами. Потому что слишком наивная дурочка, не способная увидеть собственных ветвистых рогов, даже когда они уже задевают дверные косяки. — Прекрасная ночь, вам не кажется? От раздавшегося откуда-то сверху голоса дергаюсь, отбрасывая мокрые от снега волосы. Требуется несколько секунд, чтобы в стоящем рядом человеке идентифицировать знакомого старика. Эта странная личность присутствовала на не менее странной свадьбе, которая отгремела вчера в одном из крупнейших банкетных залов города. Запоздало вспоминаю о все ещё сжимаемой в руке бутылке красного сухого, благоразумно завёрнутой в бумажный пакет. Медленно моргаю, чувствуя как покрываюсь красными пятнами от стыда. Не город- миллионник, а маленькая деревня, где выходя выкинуть мусор встретишь всех своих знакомых, а решив напиться на лавочке, тебя обязательно узнают клиенты. Желание прикинуться дурой и сделать вид что не понимаю о чем речь приходит с запозданием, после дебильной виноватой улыбки узнавания. — Несомненно, — выдавливаю наконец почему-то не так чтоб прямо очень хорошо слушающимся языком, при этом вдруг для себя открывая, что при всей паршивости моего положения, погода сегодня на редкость приятная. — Вы не желание пройтись? А то мне кажется вас уже порядком припорошило, — улыбается мужчина, поправляя остроконечную шляпу, от чего несколько комков снега падают с полей. Толкинисты— что с них взять. Эти помешанные на вымышленном мире люди вызывали во мне странные чувства ещё с тех времён, как две одноклассницы плотно взялись за книги, и читали в захлёб на уроках английского языка. А после сходок людей с щитами и мечами под одним из старых дубов на поляне в этом парке, известие о свадьбе в духе Средиземья меня почти даже не удивило. Благо Ольга, моя помощница, сейчас была в процессе прочтения «Хоббита» своему ребёнку, поэтому вопросы подбора декора сами собой переехали к ней, оградив меня от необходимости забивать голова ненужной информацией. — Да, можно.— Неожиданно для себя соглашаюсь, вдруг обнаружив какую-то странную весёлость. Бутылка ощущается почти пустой, поэтому я без зазрения совести отправляю её в урну, привычно проворачиваю кольцо на большом пальце правой руки и снова отряхиваю волосы. Старик в сером балахоне же молча следит за моим копошением. — А… как вас зовут? — меня вдруг осеняет, что мне совершенно не известно имя внезапного собеседника. — Гэндальф.— он улыбается, чуть щуря глаза. На мгновение появляется странное ощущение, словно меня держат за идиотку. Да, Гэндальф, прекрасно. Странно, что не Леголас. Пожалуй из всей свадьбы я смогла запомнить только эти два имени, и то потому что они на слуху и в повседневной жизни. Остальной малопонятный набор букв прошёл мимо меня. Старик же, как ни в чем не бывало шагает вперёд, подметая полами мантии снег, и оставляя вихляющий след от посоха, на который он упирается при каждом шаге. Интересно, фраза о том, что я ночью гуляла с Гэндальфом по парку его заденет? Сердце болезненно сжимается, а вместе с ним в кармане куртки в руку больно врезаются железные рёбра телефона. Не заденет, потому что он даже не позвонит. Ведь много храбрости не нужно, чтобы настрочить « Извини, но Катеринка беременна, мы подали заявление в ЗАГС», и заблокировать во всех сетях, вычеркнув из жизни как что-то лишнее. Словно бы ничего и не было. Вздрагиваю, когда хлюпнув носом вдруг обнаруживаю нас проходящими под невысоким, каменным железнодорожным мостом. А в детстве я любила проходя тут петь. И желания загадывала, если поезд проезжал, только они никогда не сбывались. Внимание снова неумолимо съезжает с самокопания на зачарованное наблюдение окружающей природы. А ещё каких-то лет семьдесят назад здесь был самый что ни на есть натуральный лес, с лосями и прочей полагаемой лесу живностью. Благо до сих пор большей своей частью парк оказался избавлен от облагораживания. Приятно хрустит под ногами свежий снег. Если так продолжится и дальше, то утром будет невозможно выехать из двора. Псевдо-Гэндальф же продолжает неспешно брести впереди меня, и сворачивает на одну из тропинок. Блага цивилизации в этом парке благополучно закончились на центральной аллее, поэтому даже в поддатом состоянии мысль о необходимости вернуться на сравнительно людную дорожку все-таки задерживается в голове. — Извините конечно, но куда мы вообще идём? — наконец притормаживаю я, заметив как старик не сбавляя хода устремляется по тропинке собачников в совсем заросшую часть парка. — Извинения приняты, — мужчина чуть притормаживает, чтобы бросить на меня какой-то настораживающий взгляд через плечо. Глупо хлопаю глазами, пытаясь понять, как следует реагировать. Но в голове так некстати мысли путаются и липнут друг к другу, словно мухи, попавшиеся на клейкую ленту. Переминаюсь с ноги на ногу, впервые за весь вечер ощущая, насколько сильно замёрзли у меня бёдра, щеки и пальцы на руках и ногах. Наконец неосознанно вздохнув, устремляюсь вслед за своим странным спутником. — И все-таки, мистер…э-э-э… Гендельф— называть человека именем сказочного персонажа в слух язык отказывается поворачиваться напрочь, — если мы продолжим туда идти, то выйдем к метро. А мне не хотелось бы гулять ночью по всему району. На последних словах кривлюсь, и с запозданием понимаю, что идущий впереди меня старик мою недовольную физиономию не увидит. — О, не переживайте, нас ждут совершенно другие дела. Куда более интересные, и гораздо более великие, чем ваши праздники, — мужчина выделяет интонацией последние слова, снова бросая на меня многозначительных взгляд через плечо. — Чего? Ощущение того, что мне не договаривают большую половину накрывает вместе с волной горячего раздражения от необоснованной критики. Видимо алкоголь все-таки действует, потому что я гневно засопев останавливаюсь, впившись хмурым взглядом в удаляющуюся спину. — Нечего так зло сопеть, — старик отмахивается от меня рукой, и вдруг оборачивается, стремительным шагом направляясь ко мне.— Подумать только, дочь Игвиона и Лорелеи ведёт себя как разучившаяся плавать рыба! — Чего?! Непонятный набор слов заставляет не на шутку испугаться. Отшатываюсь назад— сердце вдруг начинает оглушительно стучать. Старик, не дойдя до меня каких-то пару метров вдруг ударяет палкой о землю, и по глазам ударяет ослепительная вспышка белого света, от которой отключается весь окружающий мир.