***
Сегодня собрание. На улице ночь. Свежий воздух после дождя, яркие запахи ночи, приятный аромат асфальта, бензина и резиновых шин. Определенно наркоманское удовольствие ощущений. Он не видит ее. Ее сложно заметить во всем черном, прикрытой капюшоном, с руками в карманах, прикрывающих яркую белизну кожи. Он и не обратил бы внимание на нее. Если бы она сама не подошла. Ей даже слегка обидно. Он видит во тьме всех и все. Только она остается черной мушкой, от которой он отмахивается. Промаргивается, что бы увидеть очертания ее лица, от скинутого капюшона. Она бледна. Он это видит. Нездоровая бледность и решительность в глазах, которые кажутся безразличными, если бы не упрямо сжатые губы, что выдают ее решительность с головой. В ее голове слишком много мыслей. Хочется обо многом рассказать. О многом спросить. Одной ночи не хватит, поделиться всем, что накипело и накипает до сих пор. Она почти готова сдаться, под этим пронизывающим, безразличным взглядом. Но она должна. Она обещала что скажет. Даже если ему все равно. А ему и все равно. Он смотрит на ее метания, как бегает черный взгляд по его лицу, как приоткрывается рот, силясь выдать хоть звук, как она поджимает губы, в нерешительности и мнется. Такой неуверенной он ее еще не видел. Нечто новенькое. В заинтересованности разворачивается к ней, взяв под локоть отводит дальше от своих друзей. От своего света, который они в нем поддерживают. Ведет в глубину храма, по аллее в тьму, которой они оба в какой то степени благодарны. Тьма накидывает на них своеобразный шлейф, скрывая от чужих любопытных глаз, и благородно оставляет двоих наедине. Наедине. Впервые она чувствует жар ушей и щек. Но ночью этого не видно, а днем они не видятся. Днем им владеет его светлая сторона, его близкие, которые тянут к нему руки и вытаскивают из черной лужи его души, наверх, к солнцу. А она днем спит, в полностью черной комнате, занавесив окна плотной, черной гардиной, что бы никакой лучик солнца не дай бог проник в ее темное убежище. - Ты что то хотела. Не вопрос, а утверждение. Смысла размениваться на приветствия и бессмысленные разговоры о погоде и делах насущных нет. Она его интересует в какой то степени. Слуга из нее отличная. Главное что бы выполняла работу. Коей копится немало, последнее время. Она тянет время снова. Ей хочется просто постоять рядом, чувствовать его запах, который смешивается с запахами природы и окутывает ее как одеяло, согревая, проникая в черную душу и задевая там что-то, о чем она могла только догадываться раньше, но не испытывала. Она хочет сказать. Правда. Но слова застревают в глотке, натыкаясь на невидимую преграду и отправляясь назад, в связки, как отскакивающий резиновый мячик. Она просто не может их даже выдавить. Горло схватывает спазмом, она глубоко вдыхает. А он терпит. Ему уже надоело это. Он уже сам догадался. Но ему это увы - не нужно. - Ты либо говоришь, либо иди. Увидимся на собрании с остальными завтра. Он пытается развернуться, но она удерживает, хватая его за рукав куртки Томана, свободно свисающей с плеч. Жалеет, что в рукаве нет руки, ей так хочется ощутить тепло его кожи. Похоже что пора. Нужно это сказать. Иначе это разъест ее глотку кислотой. Живем один раз. И каждый раз как последний. - Я... Я люблю тебя. Майки. Она знает что не взаимно. Знает, судя по развернувшемуся профилю и позе, что он хочет ей ответить. Видит по выражению лица, которое поменялось на озабоченное. Но понимает она не из-за этого. Понимает из-за глаз. Ее любимый цвет еще никогда был ей так ненавистен. Его глаза не изменились. Холодность и безразличие к ней в них так и остались. Ни капли чувств. Ни капли тепла. Пока он не начал ее переубеждать, пытаясь найти подходящие слова, судя по морщинке на лбу, образовавшейся из-за мыслительной деятельности «отшить, но так, что бы не потерять хорошего бойца», она поднимает вверх руку, останавливая бессмысленные потуги. Она не хочет этих оправданий. Она ведь уже все поняла. Не глупая. А боль внутри, скручивающая внутренности - ненадолго. Это в какой то степени успокаивает. - Я понимаю, что не взаимно. Не стоит оправдываться. Я просто должна была сказать. Он смотрит на нее. Впервые с эмоцией в глазах. Она готова даже усмехнуться. Он смотрит на нее с удивлением. Единственная эмоция, которую она получила за все время - удивление, блять. В мыслях она уже истерически смеялась. Ну на что она еще рассчитывала? Он смотрит на нее. Ее перекосило от слишком внимательного взгляда. Он слишком проницательный и наблюдательный. Он не был бы ее боссом, если бы не был таким. Она была ручной псинкой. Той которой не нужны поощрения, что бы служить. Той, которая сама кидается в гущу событий, если ему что то нужно было достать/узнать/накопать. Щенячья преданность переросла в любовную преданность. Отрицание пришло достаточно поздно. Когда по сути должны были уже пройти все этапы, и настать последний - принятие. А она только начала отнекиваться. Принятие слегка припозднилось. Даже не принятие - смирение. Она - его солдат. Она - его руки, в формальном смысле слова. Она - его палач, если нужно. Она - тьма. Но даже во тьме Она - ему не нужна. А он все смотрел. Пристально, пронизывающе, холодно. Говорит он так же. Холодно, с долей заинтересованности. - Звучит как прощание. Внутри все сжимается. Если бы мыслями можно было бы убить - Майки бы уже лежал с разодранной глоткой и простреленной башкой. «Да это прощание, ублюдок ты бездушный!» Кое-как сдержав на лице так нужный в этот момент покерфейс, она кривит подобие улыбки, углом рта. - Может быть. Пока, Майки. Отвернувшись, она молит темноту, что бы та заглушила все звуки. Или молит себя, что-бы не дай бог не всхлипнуть. Отойдя на достаточное расстояние, от храма, по дороге к своему Импульсу, она все же оборачивается. Периодически она ненавидела темноту. В ней было не видно, стоит ли Майки, там где она его оставила или же ушел, к своим ребятам. Хотя кого она обманывает. Естественно он ушел. Слезы все таки полились, закрывая и так скудный обзор на храм, который еле виднелся из-за верхушек деревьев, так выгодно закрывающих обзор, от любопытных взглядов.***
Она не думала, куда ей ехать. Ей было безразлично. Она доверилась своему железному другу - Импульсу, и своему желанию куда то добраться, полностью погрузившись в мысли. Что делать дальше, она тоже не думала. Выхода тоже не искала. Она не глупая, знает что выход лишь один. Как бы грустно ей не было, от того что она не сможет больше увидеть его глаз. Сейчас она не ведущая, а ведомая. Эмоциями. Тьма не справилась. Не вытащила из нее все, не отрезала все провода человечности, оставив ей возможность любить. Либо так изощренно поиздевалась. Она даже не заметила, как приехала на место. Подняв глаза она все поняла. Сардонический смешок сорвался с потрескавшихся, бледно-розовых губ. Смешно ни капли не было. Разум ушел, решив что если он не нужен - то и отсвечивать не будет, а эмоции решили - раз хозяйка для себя все поняла и решила, значит нужно привезти ее туда, откуда все началось. Памятное место. Место где она утонула в чужих глазах. Место, где полюбила черный цвет. Где началась ее ночная жизнь. Где смешались все краски, становясь одним бурым цветом, в который добавили черный и так оставили. Мост Йокогама. Тут она впервые встретила Майки. Сидя на перилах, куря, считая что жизнь - полное дерьмо и совсем запутавшись в самой себе. Как же она ошибалась. После столкновения взглядами, ее жизнь разделилась на «до» и «после». И «после» ее уже никто не видел. Она стала тенью. Стала служить своему боссу, постепенно погружая себя во тьму и окунаясь с разбегу в мглу глаз, которые ее покорили уже тогда. Она тогда не могла понять. Почему хочется что бы ее похвалили. Поставили вперед. Вынесли на первое место. Попыток было много. Но взгляд так и остался - холодный, безжизненный, отстраненный. С долей удовлетворения, после удачных завершений ею дел. Она жила этими каплями, проблесками эмоций. А сейчас... А что сейчас?.... Воспроизвести ту позу на перилах. Взять сигарету в руки. Поджечь. Вдохнуть так полюбившийся никотин, от ненавистных сигарет белого цвета. Взгляд в даль. Небо слегка начало окрашиваться в розовый, на горизонте, приветствуя в новый день. День, в котором ее уже не будет. Пошатнувшись, посмотреть вниз, на пустую автотрассу, с редкими проезжающими мимо машинами. Закрыть глаза. И раскинув руки, как птица, взлететь.***
Он думал. Слишком подозрительно все было. Он стоял и смотрел, как она уходила. Увидел как сгорбившаяся фигура обернулась, недалеко от своего мотоцикла. Бликами от уличного фонаря увидел ее лицо. Оно блестело. Она плакала. Он прищурил взгляд. Неожиданная догадка пронзила мозг. Пока он думал, она села на свой Импульс и уехала. А он, не разбирая дороги, по кустам, побежал к своему байку. В голове закручивалась одна мысль. «Ты не успеешь... Ты не успеешь...» И так по кругу, как гребанная сансара. Добежав до байка, он махнул головой Доракену, дабы тот продолжал собрание без него. Тот в свою очередь непонимающим взглядом проводил своего босса/друга, видя как тот запрыгивает на свой любимый мотор CB250T, и сходу разгоняется до бешеной скорости. Он знал куда ехать. Он чувствовал нутром. А так же понимал что не успеет. Из-за этих мыслей, внутри, волчком скручивались черные всполохи, заставляя выжимать из мотоцикла максимум, желая ехать еще быстрее, хотя казалось бы куда уже еще. Минуты четыре-пять на дорогу. Он видит мост. Слева припаркованный черный Импульс. Но самой хозяйки нигде нет. Хотя он уже знает. Он не глупый. Он все понимает. Он не успел. Рассвет уже занимался. Горел всеми цветами яркого красного и нежно-розового, переливаясь в персиковый. Он не хотел опускать глаза вниз. На автотрассу. Он знал. Знал что она там. Но все же опустил. Она лежала в луже крови, устремив безразличный взгляд вверх, к небу. Она была уже мертва. Он не успел буквально на минуту. Тогда бы он увидел ее непрекращающиеся судороги, сводящие спазмом все тело, от бешеного столкновения затылка с асфальтом. Ей шел красный. Но она предпочла черный. Он смотрел, не мигая. Глаза уже были сухие, от обезвоживания оболочки, но он не отрываясь смотрел. Надеялся? На что? Что она жива? Это смешно. Ее, и без того бледное лицо, было еще бледнее. Если сравнивать - она была белая как мел. В прямом смысле. Стала тем цветом, который не любила. Возле нее остановилась машина, водитель выйдя, подбежал трогать пульс. Которого не было. Он знал это, на 100%. Дальше смысла находиться тут не было. Майки развернувшись, последний раз взглянул на нее. Она как будто смотрела на него, а не в небо. Как будто прощалась. Больше он ее не увидит. В душе черной тьмы стало еще больше. Все старания друзей вытащить его из этого болота, были обнулены, одним лишь взглядом пустых, мертвых глаз девчонки. Внутри, вихрясь, закручиваясь, стискивая грудную клетку до невозможности вдохнуть образовалась еще одна черная вспышка. Которая погрузила Майки во тьму окончательно.