***
Двери лифта с протяжным скрипом открылись. Дима подошёл ко входной двери, похлопывая себя по карманам в поисках ключа, но его как назло не было. Сзади раздался громкий кашель Ильи, который на протяжении всей дороги домой бросал неоднозначные взгляды в сторону брата. Дима продолжал суетиться в поисках ключей, когда на его талии сомкнулись руки Ильи, а уха коснулось горячее дыхание. — Тебе помочь найти ключи? — тихий голос кажется таким громким в пустом пространстве четырёх бетонных стен. Диму накрыло липкое чувство страха, всё сильнее сдавливающее грудь, и дышать становилось труднее — их могут обнаружить, стоит только кому-то из соседей открыть свою дверь. Илья легко, почти невесомо коснулся губами оголённой шеи брата, из-за чего по телу пробежали мурашки, а мозг невольно начал рисовать приятные картины их жарких объятий. — Ты мне этим не поможешь, — Дима услышал хмык над ухом и почувствовал, как руки брата без нажима, но настойчиво прошлись по бёдрам спереди, задевая карманы джинс. Когда те оказались пусты, ладони также скользнули назад, уже гораздо медленнее ощупывая задние карманы. Дима стоял с отпущёнными руками и даже не шевелился, опасаясь, что прямо сейчас чья-то дверь резко откроется и их увидят в такой провоцирующей позе. И мысленно добавил, что только поэтому не отодвигается от тёплой опоры сзади. Тем временем руки брата продолжали ощупывать его тело, поднимаясь выше и расстёгивая кожаную куртку. Дима неприятно поёжился, но не попытался отпрянуть от холодных ладоней, забравшихся во внутренний карман и которые якобы невзначай прошлись по груди. Внезапно Илья вытянул руку, покачивая на длинном пальце нужную связку и Дима явственно почувствовал его улыбку, когда тот опять прислонился к шее. Он забрал ключи, позволяя себе секундную слабость постоять так ещё немного. Одной рукой Илья сильнее прижал к себе брата, запахивая на нём расстёгнутую куртку и согревая собой; в этот момент он показался таким мягким. Дима накрыл своей ладонью руки брата на своей талии — такие грубые и шершавые, постоянно обветривались на ветру. Илья, словно котёнок, положил свою голову на плечо, будто позволяя себя погладить. Но эта мимолётная нежность долго не продлилась, старший близнец прикусил нежную кожу на шее брата, оставляя небольшое красное пятно. — Нет, — Дима до последнего старался оставаться в трезвом уме, хоты бы пока они не окажутся по ту сторону двери. — Илья, не тут же. Нас могут увидеть. — Мы никому не нужны, ни сейчас, ни в целом. Тут будешь кричать помогите грабят или убивают — никто не откликнется, — он прикусил кончик уха, что стало последней каплей для изнемогающего тела младшего. Илья умело воздействовал на эрогенные зоны брата. Взгляд Димы постепенно затуманивался, а ноги начали подкашиваться. — Дима, если ты сейчас не откроешь эту грёбанную дверь, я её вырву к чертям собачьим. Неожиданно громкий голос брата вывел парня из транса. Всё же, иногда Илья прислушивался к желаниям брата, и поэтому сразу отстранился. Дима, немного трясущимися от желания руками, пытался попасть в дверной замок, но каждый раз промахивался. Терпение Ильи наконец лопнуло и он грубо выхватил ключ, из-за чего тот полоснул Диму по руке, оставляя небольшую царапину. Старший повернул ключ и почти впихнул брата внутрь. Громко хлопнув дверью в подтверждение, что их никто не услышит, Илья увлёк брата в поцелуй. Они продолжали стоять возле двери. Поцелуй становился откровеннее, каждый терзал чужие губы, но никто не думал отстраняться. Илья сжимал тонкую талию в своих руках и прижимался так близко, что казалось, будто верхняя одежда ему не помеха, чтобы быть ещё ближе. Но его терпение небезгранично и он, не разрывая поцелуя, начал стягивать с брата куртку, а потом и с себя, нервно дёргая за рукава, безразлично бросая их под ноги. Дима старался удержать равновесие, но под напором брата, когда тот вновь стал прижимать к себе, ноги наливались свинцом и становилось трудно стоять без поддержки посторонней силы. Ситуацию усугубил — не пойми откуда взявшийся — кот, прошмыгнувший между ног братьев, перечеркнувший все попытки хозяев сохранить равновесие. Парни повалились на пол, чуть не раздавив прибежавшего кота, который услышав шум в прихожей побежал с надеждой, что его покормят, ведь Дима, опять увлечённый братом, забыл про него. Илья по инерции завалился вместе с Димой, даже не размыкая рук, только теперь сместил их выше, чтобы уберечь чужую голову от удара и плотно прижал его своим весом к полу. Когда лёгкое головокружение у Димы прошло и в ушах перестало звенеть, старший, внимательно наблюдавший за поведением брата приподнялся, упираясь в холодный пол. О ногу потёрся кто-то очень пушистый. — Боня, блять, — Илья беззлобно отпихнул кота в сторону. — Эй, не тронь кота! — подал голос Дима, который потирал ушибленное место и не успевший обрадоваться чужим, заботливо подставленным, рукам. — Я легонько. — Знаю я твоё "легонько", — Дима скосил взгляд на свои запястья, на которых всё ещё оставались последствия их встречи, после которой он пропустил важную пару. Никто не удосужился включить свет в прихожей, хотя бы потому, что никто не мог разорвать страстный поцелуй и поэтому их сейчас окружал полный мрак и все ощущения казались острее. Илья абсолютно ничего не видел, но ему и не нужно было; он медленно коснулся лица брата кончиками пальцев, очерчивая его щёки и обводя по контуру мягкие губы, и с нажимом прошёлся заново, надавливая. Дима догадывался, что хотел от него брат, но упорно продолжал держать губы сомкнутыми, а глаза — несмотря на отсутствие света — зажмуренными. Илья, понимая его нежелание подчиняться, коленом вклинился между слабо сведёнными ногами и стал зацеловывать чужую шею, отвлекая широкими мазками горячего языка по сладкой коже. Он не убирал одной руки от манящих губ, а второй сумел протиснуться под поясницей, легко приподнимая брата и заставляя выгнуться ему навстречу. Дрожащие ноги стали ослабевать и Дима позволил себе их развести в стороны, чем воспользовался Илья, склоняясь ближе и накрывая его собой. Невесомые поцелуи в шею, стали перемежаться с укусами и когда Дима почувствовал как на кадыке не в шутку сомкнулись зубы, сглотнул, глубоко втягивая воздух носом. Голова кружилась, как от выпитого крепкого напитка, и ему все ещё чудился вкус чужих губ на своих собственных. Он чувствовал себя как в тумане, но всё равно приоткрыл рот и кончиком языка лизнул подушечку указательного пальца, что только заводило Илью, который уже подцепил край толстовки под поясницей и потянул её наверх, из-за чего Дима прогнулся больше, чтобы не касаться оголённой кожей холодного пола. Контраст температур ледяного твёрдого покрытия под взмокшей поясницей и разгорячённого тела над собой вызывал ассоциации с сегодняшним неприятным инцидентом. Он просто надеялся, что сейчас его не бросят так же. Брат переместил руку, теперь задирая вещь спереди, медленно оголяя сначала впалый живот, а после лихорадочно вздымающуюся грудь. Он опустился ниже, переставая оставлять следы зубов на, наверняка уже синей шее, и выдохнул горячий воздух, опаляя им оголённую кожу над кромкой грубых джинс. Руки Димы соскользнули с плеч брата и теперь он не знал куда их деть, пока не вцепился горячими ладонями ему в предплечье. Он всё ещё ненавязчиво прижимал его губы, но не делал попыток открыть чужой сладкий рот насильно. Вторая рука Ильи взялась за ремень, забираясь пальцами за край джинс, дразняще касаясь лобка. Он провёл мокрым языком от низа живота до пупка, пробираясь им внутрь, обводя его и чувствительно кусая. Илья слышал, как чужое дыхание над его головой сбивается, становясь хриплым. Он поднимался выше, до груди, останавливаясь на горошине соска, слабо прикусывая и обводя его ореол, оставляя влажные дорожки. Поцелуем перемещаясь ко второму, терзая его так же, уверенно и с нажимом прижимая его языком, одновременно поднимаясь выше и сильно кусая за ключицы. Ноги судорожно сомкнулись за чужой поясницей и с губ почти сорвался первый слабый стон, застрявший в груди хриплым задушеным мурлыканьем. Дима закатил глаза, пытаясь отстранить руку брата. Мысли сильно плыли под жарким натиском и думать связно уже почти не получалось. — Только не ставь засосы, — попросил он, отвернув голову и шепча куда-то в макушку брата, который тут же крепко сжал зубы на худых рёбрах. Дима болезненно охнул и почувствовал как от того, что с ним грубо обходятся, возбуждение начинает только нарастать. Сердце в груди билось гулко, казалось, что этот сорванный ритм слышит не только он. Ширинка начинала натирать вставший член, а комок нервов внизу живота грозился лопнуть, под грубыми ласками брата, который пропустил мимо ушей просьбу не оставлять пятна на светлой коже. Но ослабевшими руками уже не оттолкнуть за плечи, Дима мог только сжать их, чтобы хоть как-то удержаться на одном месте и не елозить по всему полу. Илья своими укусами доставлял какое-то болезненное удовольствие и всё, что ему оставалось — извиваться под ним и задыхаться от невозможности даже перехватить инициативу. Брат мог выбить из него все желание контролировать ситуацию и Дима соврёт, если скажет, что в такие моменты он хотел бы доминировать. Есть какое-то мазохистское удовлетворение, когда от тебя уже ничего не зависит и стоит просто отдаться. — Стоило мне чуть-чуть приласкать, как твоё тело уже на пределе. Впрочем, как всегда, — Илья провёл рукой по выпирающему бугорку, слегка придавливая, вследствии чего Дима застонал, сильнее выгибаясь. Илья провёл языком по тонкому росчерку ключиц, оставляя влажную дорожку и надавил пальцами на губы брата. И тот подчинился. Дима плавно приоткрыл рот и кончиком языка лизнул подушечку указательного пальца. — Хороший мальчик, — удовлетворённо послышалось прямо над ухом и нежный поцелуй пришёлся прямо на скулу. А следом только неприятный холод, заставляющий поёжиться. Илья отстранился и ушел куда-то, оставляя брата лежать на тёплом полу под ним с раздвинутыми ногами и сбитым дыханием. Мысли опять вернулись к происшествию дня. Дима перевернулся на бок и попытался изо всех сил ударить по полу, но получилось только уронить дрожащую руку рядом. От жалости к собственному бессилию, хотелось заплакать, а потом избить кое-чьё, так похожее на него, лицо. Дима слышал, как в другой комнате копошится брат, а потом щёлкает выключатель, и рядом возникает тонкая полоска света из приоткрытой двери в спальню. Он медленно вздыхает, желая провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть сейчас свою слабость. Дима нехотя приподнимается на локте и сразу удивлённо ахает, когда чувствует чужие руки под коленями и лопатками. — Ты действительно думал, что я тебя здесь оставлю? — хмыкнули где-то над ухом. Его довольно бережно подняли на руки. Это казалось чем-то до безумия невероятным, Илья так просит прощения за неприятное событие дня? От неожиданности Дима что-то хрипло мяукнул, когда его осторожно подбросили, чтобы перехватить поудобнее и крепче вцепился в чужие плечи. — Это не мешало тебе так со мной поступить днём, — Дима продолжал недоверчиво осматривать хитро улыбающегося брата. — Ты сам виноват. Илья проскользнул в приоткрытую дверь спальни, свет в которой источали только настенные приглушённые светильники у кровати. В комнате чем-то приятно пахло и когда Дима осознал чем, щёки уже досадно покрылись румянцем. Чёрт бы побрал брата с его — как он считал — удачным, выбором смазки. Кровать мягко прогнулась под весом Димы и он поднял потерянный взгляд на раздевающегося Илью в шаге от него. Язык как-то прилип к нёбу, а сердце заходило частым ритмом. У него идеальное тело, хотелось просто провести рукой по крепкому прессу и вцепиться ногтями в чужую спину, оставляя после себя красные полосы или даже полноценные царапины. Дима замотал головой, отгоняя подобные мысли, но он точно понял, что его тело успело отозваться на такие живые картины. Илья, снявший верх, сейчас держал руку на своем ремне и, смотря на брата, вздёрнул бровь. Конечно, он ведь ожидал, что тот тоже начнёт раздеваться, но Дима сделал вид, что не заметил этот красноречивый взгляд, отвечать он сейчас не в силах. Он присел перед ним на корточки позволяя младшему смотреть на себя сверху-вниз, но лишь на небольшой промежуток времени. Старший ухмыльнулся и впился в губы Димы, повалив того на кровать. Илья оттянул нижнюю губу младшего, он как всегда не умел рассчитывать свою силу и металлический вкус коснулся языка, ещё сильнее провоцируя и без того звериную жажду. Кровь маленькой струйкой стекала с рассечённой губы Димы. Илья громко цыкнув, провёл указательным пальцем по алеющим губам брата и слизывая последние капли, произнёс: — Твоя кровь настолько сладка, насколько нежна кожа. В эту же минут Дима ощутил холодный и даже безумный взгляд брата. Он пробвал до дрожи, заставляя прятаться. Взгляд Ильи зацепился за своё отражение, он отстранился и, выпрямившись, коснулся кончиками пальцев своих губ. Было похоже, что его что-то тяготит, но он не спешил делиться этим ни с кем. Убрав волосы с лица, повернулся к Диме. Толстовка вяло полетела в угол, следом за джинсами Ильи, а остаток одежды Димы упал на пол уже стараниями нетерпеливого брата. Дима отодвинулся от края кровати, укладывая голову на подушки и подтянул к себе брата для поцелуя, потому что чувствовал — если сейчас тот опять попробует уйти, то уже точно не простит ему это. Илья слабо отстранился и заглянул в зелёные глаза, тщательно рассматривая что-то. Младший неосознанно сжал кулачки на груди и сглотнул, осторожно перекладывая руки брату за шею, медленно облизывая губы и приглашающе раздвигая ноги. Илья замер и опустил голову, нервно выдыхая сквозь зубы. А после склонился и нежно поцеловал снова. Просто коснулся губами, но Диме показалось, что это было куда интимнее их предыдущих поцелуев. Он не кусался и не пытался грязно вылизывать чужой рот, но голова кружилась сильнее, чем при самых развязных поцелуях, что у них когда-либо были. Дима прикрыл глаза и вспомнил, как хотел расцарапать спину над ним, но сейчас он медленно провёл ладонью по крыльям лопаток и доверчиво скрестил лодыжки за поясницей брата. Медленный поцелуй прервался, и щёлкнула крышка смазки. Дима понял, что сейчас потребует Илья и зажмурился до светлых пятен перед глазами, размыкая объятья. Он глубоко вздохнул и попытался перевернуться, чтобы встать в коленно-локтевую. Дима не мог вспомнить случая, чтобы брат взял его, глядя в глаза. И в то же время неожиданно ахнул, когда брат ловко соскользнул ниже, устраиваясь на коленях. Плечам опять стало холодно, но все неприятные ощущения компенсировались видом спокойного Ильи расположившегося между раздвинутых ног. Его пальцы влажно блестели в тусклом свете, между которыми он растирал смазку, согревая её. Дима вздохнул, не зная, куда деть свои руки, пока просто не вцепился подрагивающими руками в простынь. Это не было похоже на их обычный секс. Чаще всего Илья просто разворачивал его к себе спиной и брал так, как ему хотелось, не заботясь об удобствах младшего. Который часто был вынужден сам себя растягивать, потому что ему хватило одной ссоры, когда его уткнули избитым в кровь лицом в пол и насильно держали, сильно вбиваясь в болящее тело. Тот скандал начался дракой на полу и кончился диким сексом почти насухую. Сейчас Илья легко, едва касаясь, провёл влажной рукой по животу, мучительно и медленно спускаясь ниже. Дима уже не мог смотреть на потемневший взгляд напротив и закрыл глаза, прикусывая губу. Он попробовал сосредоточиться только на своих чувствах и ощущениях, потому что поведение брата уже выходило за рамки их стандартного взаимодействия, и эта неспешность заводила ничуть не хуже их каждодневного необузданного секса. Горячая ладонь слабо провела по истекающему естественной смазкой члену и так же быстро отстранилась, а следом лёгкий поцелуй пришёлся на внутреннюю сторону бёдра. Лёгкие движения возобновились, но дальше этого Илья не заходил. Он перемежал влажные мазки пальцев по подрагивающей плоти и осторожными поцелуями на тазовых косточках. Дима приоткрыл глаза, сквозь ресницы разглядывая брата, но предугадать его действия не мог совсем. Они пересеклись взглядами и то, что увидел Дима в бесстыжих глазах напротив заставило в немом стоне открыть рот. Старательно приглушённая звериная похоть и дикое желание сделать всё по-своему. Но брат упорно игнорировал собственный, наверняка уже болезненный стояк, пытаясь доставить удовольствие Диме. И он сейчас не мог связать ни одну внятную мысль из-за понятия, что тот делает это всё для него. Но что конкретно изменилось в их отношении хотелось отложить в самый долгий ящик. Сейчас у них есть время друг для друга, без всех этих масок и запретов. Тихий, почти неуверенный стон разрезал ночную тишину полумрака комнаты и это подстегнуло Илью на более откровенные действия. Член брата в его руках был слишком напряжён, бесстыдно тёк и он склонился ниже, слизывая мутную каплю с головки. Дима вздрогнул, и его дыхание окончательно сбилось, а здравый смысл точно сейчас был не нужен. Илья никогда раньше так не делал. Движения стали немного смелее и Илья осторожно взял член в руку, едва касаясь вздутых венок, слабо проводя по ним ногтем, отчего Дима несдержанно застонал, закатывая глаза. Терпеть эту пытку с каждым лёгким прикосновением было всё сложнее. Это почти болезненное возбуждение подогревало не только кровь, но и мешало связно мыслить. Но желания поскорее кончить или подрочить самому, достигая опустошающего оргазма не было вовсе. Единственное желание, которое металось в блаженно пустой голове — лишь бы это не заканчивалось. Илья мучал неполноценными касаниями. Его мокрые руки отпустили изнывающую плоть, скользя ниже и обхватывая яички брата перекатывая их в ладони, развратно размазывая по ним смазку. Он измывался бережными движениями и долгими жаркими поцелуями в вздымающийся живот, пока его ладони до безумия медленно измывались над подрагивающим членом брата. Дима дышал раскалённым воздухом и сглатывал вязкую слюну, чередуя бессвязный шёпот с мольбами. О чём он молил, не слышал даже увлечённый Илья. Внезапно Дима ощутил, что горячие ладони перестали его касаться, давая передышку. Он тихо выдохнул, бросая мутный, блуждающий взгляд на Илью. Тот опять обильно смазал пальцы и посмотрел в ответ. По его лицу ничего не прочесть, но тело говорило за него самого. И то, что он держался из последних сил, чтобы не коснуться своего члена, наводило на разные мысли. Но он подумает об этом завтра, сейчас хотелось только кричать, выгибаясь под сильными ладонями и чувствовать жар чужого тела на себе. Дима знал, что произойдёт дальше и согнул ноги в коленях, бездумно открываясь перед братом. Но даже при тусклом свете видно, как на его щеках заиграл смущённый румянец. Илья легко провёл мокрыми пальцами по промежности, останавливаясь на сжатом колечке мышц и осторожно смазал его, аккуратно проникая внутрь сначала одним пальцем. — Посмотри на меня, — Дима вздрогнул и распахнул слипшиеся ресницы, смахивая с них влагу. Потемневший взгляд и охрипший от сильного возбуждения голос заставлял расставленные в нерешительности колени задрожать, но не подчиниться и в мыслях не было. А потом Дима резко ахнул и выгнулся, неосознанно пытаясь отстраниться от противоречивых чувств. Илья его ловко придержал, упирая свободную руку в худую грудь, но продолжая водить пальцем внутри, вновь пытаясь нащупать простату. Дима несдержанно стонал, неконтролируемо насаживаясь уже на два пальца. Младший невольно ёрзал на кровати и до побелевших костяшек цепляясь за взмокшую простынь. То, что он сейчас чувствовал было на грани оргазма всего от одних пальцев внутри. В сравнении с их предыдущими ночами, те неприятные ощущения от растяжки почти незаметны наравне с его торопливыми подготовками самому. Сейчас он сам слышал свой охрипший голос, выстанывающий имя брата. Который доставлял удовольствие, начинающее граничить с неприятными ощущениями. Дима громко застонал, в нетерпении протягивая руку к обделённому вниманием члену, который уже начинал побаливать. Но он не успел даже провести по нему ладонью, как его ударили по руке. Илья укоризненно посмотрел в ответ и натурально зарычал, тем не менее аккуратно просовывая внутрь третий палец. Дима крепко зажмурился, сдавленно постанывая, но вдохнуть ему не дали сильно сжавшиеся пальцы на подбородке и несвойственно нежный поцелуй во взмокший висок, медленно опускающийся ниже. Он призывно приоткрыл губы, которые Илья начал мягко вылизывать и слабо покусывать, постепенно ослабляя хватку на подбородке. Это невероятно приятное чувство, сравнивать было не с чем, но оно заставляло мурашек разбегаться по всему телу. Комок оголённых нервов внутри, который интенсивно потирал брат, отзывался полыхающим жаром внизу живота, но прекращать не хотелось. Илья склонился и разорвал поцелуй, позволяя ногам брата найти опору на его пояснице. Он осторожно вытянул пальцы и провёл мокрой ладонью по собственному изнывающему члену, прерывисто выдыхая. Дима смотрел на брата, впервые ощущая настолько сильное опьянение, несравнимое с прошлой похотью и развратом, что он позволял с собой вытворять. Сейчас он откинул любой комплекс и любые мысли. Весь его мир сконцентрировался только на таком открытом брате и его аккуратных движениях. Илья последний раз посмотрел в такие же глаза напротив и плавно толкнулся внутрь, постепенно раздвигая нежные стенки вокруг своего члена. Дима громко застонал, когда брат вошёл полностью и не нашёл другой опоры, кроме чужих плеч, цепляясь за них до красных полос от ногтей. Сейчас безумно хотелось расцарапать спину под ладонями и не держать больше себя. Отпустить, но сохранить непривычный неспешный ритм. Всё вокруг перестаёт существовать, и только нарастающее, всё более прерывистое, дыхание. Илья не даёт привыкнуть к разнице размеров между пальцами и горячим членом и сразу толкается, выбивая новые придушенные стоны и шлепки кожа о кожу. Вырывающийся, в основном несвязный, шёпот Дима уже не контролирует. Все, чего ему сейчас хочется — зависнуть в этом моменте. Остановить время, чтобы подольше насладиться чуткими движениями брата и его медленно-поступательными движения, которые сейчас вырывают из груди не только стоны, но и крики охрипшим голосом. Илья отстраняется, смахивая со лба пот и упираясь руками по бокам от головы брата. Дима опускает одну руку на свой член, прерывисто надрачивая себе, а второй лихорадочно, словно в неверии водит по обнажённому торсу брата. Шумное дыхание и скрип кровати не прекращается ни на секунду, когда Илья ускоряется, сильнее вбиваясь в напряжённое, но такое податливое тело под ним. Дима ускоряет движения рукой и не сдерживается, выкрикивая имя брата, выстреливая на свой живот белёсой спермой, пачкая ещё и ладонь. Для него не существовало времени, даже тогда когда Илья сильнее сжал его в объятиях, прижимая к себе и кончая внутрь. Он ощущал, как подрагивает его напряжённый член внутри и стоило только Илье выскользнуть из уставшего тела, как по ягодице потекла вязкая жидкость, капая на простынь. Когда Илья обессиленный упал рядом, стыда не осталось вовсе, поэтому в душ был перенесен на утро. Сейчас Дима не боялся показаться слишком напористым или наглым, подрагивающими руками обнимая брата поперёк груди и восстанавливая к чертям сбившееся дыхание. Дима не понял как уснул, но последним его воспоминанием наверняка будет то, как Илья заботливо накинул одеяло на его успевшие остыть плечи.***
Слишком яркие лучи утреннего солнца настойчиво проникали в незашторенное окно, не только оповещая о начале нового дня, но и знатно раздражая тем, что попадали на лицо, мешая спать. Дима всё ещё находившийся не в этом мире точно, по привычке пробурчал что-то нечленораздельное, ожидая, что Илья, как обычно, опустит жалюзи, но этого не произошло. Шевелиться нет никакого желания совершенно, но глаза уже болели от ослепляющего света, поэтому Дима слабо прикрыл их ладонью, заспанно жмурясь и пытаясь не растерять желания поспать, вяло проговорил: — Илья, закрой окно. Решив, что брат ещё спит — конечно, на его половине обычно темно — Дима попытался пнуть его под одеялом, но сзади никого не оказалось. Он окончательно проснулся, нехотя протирая глаза и перевернулся на его половину в ожидании почувствовать его тепло и объятия. Тело пронзил лишь холод остывших простыней, которые хранили в себе память вчерашней ночи. Дима широко зевая, сел на кровати, из-за чего белое тонкое одеяло спало с плеч, оголяя бледный торс с бледно-фиолетовыми пятнами. Он сонно оглядел себя, тихо вздыхая; просил же ночью не оставлять засосов, хотя Илья, как обычно воспользовался его слабостью. Да и как Дима мог сопротивляться, когда всего от одного крышесносного поцелуя забывал, что их связь — грех. Он поднял взгляд — в комнате никого не было, в квартире стояла полная тишина, а цифровые часы на тумбочке около кровати показывали пятнадцать минут восьмого. — Куда этого дьявола в такую рань потащило? — пробурчал Дима, плюхаясь обратно на своё прогретое место, накидывая одеяло на голову, не желая закрывать окно. Сон, как рукой сняло. Он резко поднялся на локте, повторно оглядывая спальню. Сегодня же суббота, где он может быть в утро выходного, если его до последнего невозможно вытащить из постели? Дима опять поднялся и принюхался — лёгкий, едва ощутимый шлейф духов брата витал по спальне. Он встал с кровати, теряя последние крохи желания поспать и развернулся — на тумбочке брата было пусто, духов на ней тоже нет. Дима отказывался верить, но в душу закралось неприятное чувство, которое он продолжал отгонять, придумывая различные аргументы. Продолжая изучать комнату, он заметил разбросанные ещё со вчерашнего дня вещи. Только его вещи. Дима в раздражении их скомкал и небрежно бросил на кровать. Сердце не хотело признавать, но сомнения всё сильнее одолевали его. Парень распахнул шкаф и выбрасывая из него вещи, он не нашёл ничего, что принадлежало брату. Он открыл все ящики, что были в комнате — ничего. Вещей Ильи не было, только его собственные. Дима плавно опустился на край кровати, замирая и останавливая взгляд на одной точке. В груди, как по щелчку пальцев стало холодно, а опустившиеся руки начали мелко дрожать. Он болезненно сжал пальцы на плече, крепко зажмуриваясь и надеясь, что ему это просто кажется. Он же не может оставить его одного… верно? В комнате не осталось ничего, что могло бы лежать ровно, все утонуло в хаосе: открыты все ящики и дверцы шкафов, небрежно разбросанные мелкие вещи со стола и развороченные кучи с одеждой на светлом полу. Дима опустил голову, болезненно вплетая в волосы пальцы, оттягивая пряди. — Бред, — он вяло ударил кулаком по мягкой кровати и выхватил из вороха одежды рядом свои домашние штаны, на ходу надевая их, не оставляя шансов найти брата хоть где-то. В ванной его ждало разочарование — ни щётки, ни шампуня, из-за которого братья иногда ссорились, так как Илья просто обожал какие-то цветочные ароматы, а Дима не разделял его увлечений. Ничего не было, что могло бы напомнить об этом человеке, словно он никогда здесь и не жил. — Не может быть, — после обречённого взгляда на потолок, он принялся лихорадочно щипать себя, но всё было тщетно — это не сон. Он не веря посмотрел в зеркало, и с силой растёр лицо. Дима подошёл ближе, упираясь ладонями в края раковины, поднимая голову. Вся шея была синяя от засосов, которые так любил оставлять Илья. Тело болело после жаркой ночки, доказывая, что Дима не спит. Ноги больше не держали, из-за чего пришлось сесть на бортик ванны. Остальная часть дома по-прежнему молчала — на кухне никого, а в гостиной всё лежало на своих местах. Дима повторно прошёлся по всей квартире, которая теперь напоминала гостиничный номер. Безликие комнаты раньше были скрашены их с братом вещами и мелочами для уюта. Теперь он понял, что брат занимал много места не только во всём доме, но и в сердце. Вместе с его уходом, там так же стало пусто. Неосознанно или в надежде он вернулся в гостиную. В мыслях крутилось, что это плохая и затянувшаяся шутка от близнеца. Но Илья не появился. Всё, чего так боялся Дима, окончательно подкосило его и он медленно присел на край дивана, на котором они часто спали, так и не дойдя до кровати. В почти пустой комнате до боли неправильно смотрелись развороченные подушки и мятый, скомканный плед. Он протёр слезящиеся глаза и машинально потянулся к нему, слабо потянув за мягкий краешек. Вдруг послышался шелест, и Дима увидел вылетевший из-под пледа белый лист бумаги. Слегка смятый и безошибочно пахнувший духами брата, на котором кривым, но таким родным почерком было написано: Не пытайся меня найти, это ни к чему не приведёт. Родители тебе тоже не помогут, я и им не сказал, куда уезжаю. Мне пришлось уехать из города, без шансов вернуться. Знакомых у меня тут нет, а с твоей помощью и не появилось. Но я не жалею об этом, как и о том, что ты был всего лишь приятной игрушкой в моих руках. Я не люблю тебя и даже пусть ты мой брат, но никогда ничего из себя не представлял. У тебя нет своих мыслей, ты живёшь по шаблонам, которые навязало тебе общество, и мне было интересно понаблюдать за тобой настоящим, когда ты мог открыться передо мной ночью. Но каждое утро ты надевал свою маску опять. Знаешь, я долго терпел это, но сейчас я наконец свободен. Поэтому дам тебе совет. Забудь меня. Так будет лучше для тебя, Мартышка Дима сжал лист в кулаке до побелевших костяшек и резко поднялся. На одном лишь адреналине смог пройтись по комнате, хотя определённо чувствовал, что готов сейчас свалиться с ног, потому что они уже не держали. Ему казалось, что все чувства покинули болящее сейчас сердце, а дышать он прекратит прямо сейчас. Поэтому, когда его дыхание сбилось, пришлось остановиться, но та злость и гнев, которые ещё перевешивали чашу весов внезапно стали словно осязаемыми и Дима притулился горячим лбом к холодной стене, а потом молниеносно снёс одной рукой со стоящего рядом стола все белые листы, которые как издевательским напоминанием разлетелись веером по всей комнате. И совершенно осознанно стал бить кулаками о стену, до лёгкой сыпящейся с неё трухи и жгучей боли, но не в раздёртой в мясо руки, а более душевной. Той, которая уже становилась и физической. Абсолютно опустошенный, он упал обратно на разобранный диван. Он не знал, что будет завтра. Он не был уверен ни в чём.