Мария Разящая

Мария появилась на свет раньше своего брата на четыре минуты, но настоящим первенцем в семье Фицкларенс всегда считали Николаса. И любимым ребенком — до появления на свет младшенького Луи двенадцать лет спустя — всегда был именно он. Конечно, барон и баронесса Фицкларенс старались растить близнецов достойно и равноценно: Мария и Николас вместе играли, вместе посещали уроки географии, латыни, теологии, танцев, вместе сочиняли маленькие пьески и поэмы, жили в комнатах по соседству. С возрастом Мария поняла — это случилось лишь из-за предрассудков родителей о том, что нельзя надолго разделять близнецов, да и желание сделать из дочери достойную партию явно сыграло свою роль. О, Мария нашла себе лучшего жениха мира. Четвертый в очереди на престол, ее Уильям станет однажды королем, когда череда болезней и нелепых случайностей расчистит для него путь к трону. На первые годы замужества Мария стала любимой дочерью, ведь именно ей было уготовано укрепить престол, родив Его Величеству столько наследников, сколько даст ей Бог. Это было поводом для гордости, именно и только это, а не ее цепкий ум, целеустремленность и редкая способность плести дворцовые интриги так, чтобы нити улик не приводили обратно к ней. В конце концов, Мария не случайно попала когда-то на глаза именно Уильяму. Она не учла в своем гениальном плане на пути к короне только одного: Уильям увидел не только ее, но и Николаса тоже. Мария впервые застукала их случайно, когда маялась ночью из-за только-только начавшейся беременности и ходила от комнаты своей до маленькой церквушки во внутреннем дворике, чтобы попросить у святой заступницы матерей легкие ночи и здоровья для малыша. Эти идиоты — подумать только, король и его верный рыцарь! — даже не закрыли дверь до конца, и Мария могла в щелочку в деталях разглядеть, как ее супруг раскладывал ее брата на столе в своей комнате для приема посланников. Николас стонал почти так же, как и Мария, но с большей театральностью, метался, как мог, мял попавшие под руку листы бумаги, шептал его имя... Марию рвало той ночью как никогда раньше; наутро король даже лично пошел справиться о ее здоровье. Еще день и ночь спустя все простыни в покоях Марии были в крови. *** Мария никому не рассказала про мужеложство своего супруга и брата, но не только потому, что тогда еще любила их обоих, пусть и вовлеченных в смертный грех, но и потому, что для нее самой это могло кончиться плохо, а воспаленный горячкой разум не мог придумать путного выхода. Короля спасло еще и то, что он сам тяжело и искренне воспринял потерю наследника, не отходил от Марии, утешал, как мог, пел вечерами песни своим прекрасным голосом, что должен был быть дан менестрелю, а не будущему королю, писал короткие послания, полные любви, когда сидел в своей комнате. В комнате, где... *** Годы летели, как листья по осени, захваченные в объятия сильного ветра. Мария продолжала свои попытки подарить супругу наследника. Сын Артур не дожил до шести месяцев всего лишь три дня, Генрих прожил ровно три дня, безымянный плод умер в ней, не дождавшись шести месяцев до рождения. Король и Николас продолжали предаваться греховным своим утехам, пока Мария незаметно подчищала за ними следы. Годы летели, как вольные кони, не знающие преград, и топтали любовь короля и королевы безжалостными своими копытами. Король перестал писать жене короткие послания, полные любви, забыл про свои песни, забыл про самое ее существование, возвращаясь в их спальню лишь для того, чтобы отдать супружеский долг. Зато он продолжал любить Николаса так же отчаянно и искренне, как и прежде. Ведь он был идеален, всегда весел и рад, всегда рядом, даже там, куда женщинам дорога закрыта... Мария все прокручивала в голове грешную мысль о том, что будь у Николаса промеж ног то, что было у нее самой, то он и рожал бы ему только здоровых сыновей, а не как она — едва дышащих или сразу мертвецов. От мыслей своих и боли от потерь как никогда близко встала она к грани, и тем злее посмеялась над ней судьба; последний толчок, столкнувший ее в пропасть разящей мести, сделал сам Николас. — Ты всего лишь женщина, сестра, — с усмешкой сказал он в погожий летний день, когда увидел ее за чтением одного из старых писем короля. — Я удивлен, что Его Величество так долго продержался. Никто не будет вечно любить женщину, не способную сделать то единственное, ради чего она была рождена. У него не было причин для таких жестоких слов, кроме ревности и зависти. Мария подняла на него глаза и осознала, что стоит перед ней больше не брат ее, не Николас, которого она до последнего пыталась не разлюбить, а прогнивший насквозь и увязший во грехе служитель дьявола, что мнил себя любимым сыном Господа. Она знала, что нужно было делать. Главное — чтобы ни одна из нитей не привела обратно к ней. *** Смазливый Франсуа был одиноким чужаком, поэтому указать на него как на презренного мужеложца было проще всего. Сразу обвинять Николаса было бы ошибкой, потому что пытать представителей знатных семей было запрещено, а сам бы он никогда не признался даже в таких страшных грехах, ведь с детства не боялся Бога. Несчастный безродный Франсуа подобной привилегией не обладал, поэтому его по признанию нескольких "свидетелей", которым Мария могла довериться, утащили в подземелья. Она выждала день, ночь и еще день, чтобы потом спуститься под покровом тьмы к Франсуа, чтобы нашептать ему на ухо нужные слова. Обезумевший от бесконечных пыток, он ухватился за ее ложь — лишь бы это прекратилось, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — и выдал все, что запомнил, на рассвете. Этого оказалось достаточно. *** Мария настояла на том, чтобы присутствовать при казни. Теперь настало ее время театрально ронять благородные слезы, молиться за упокоение грешника и блюсти образ преданной жены и богобоязненной королевы, что готова была отказаться от собственного брата и принять его смерть, положенную за чудовищные злодеяния по закону людскому и божьему. Никто не знал, что ожесточившаяся Мария предпочла бы четвертование виселице. Николас выглядел чересчур бледным даже в своей рубахе. Пока зачитывали приговор, Мария поймала его взгляд и сделала незаметное движение ладонью, что в их детских играх на своем выдуманном языке когда-то значило "Ты проиграл". Николас закричал что-то в ответ, но кляп и вой возбужденной толпы помешали ему высказать свои обвинения. Николас начал сопротивляться, попытался выплюнуть кляп, но тщетно. Палач, больше похожий на гору, чем на человека, легко удержал его и заставил подняться на специальный ящик, чтобы потом затянуть на шее веревку. Мария будто бы от лица короля приказала не надевать ему на голову мешок, чтобы Николас мог видеть все до самой последней секунды, и чтобы она могла видеть, как первая страница ее мести претворяется в жизнь. Николас все выл, но сразу же замолк, когда палач выбил ящик у него из-под ног одним выверенным пинком. Холеные русые кудри Николаса при падении красиво взвились в воздух на мгновение, тело завертелось в петле в тщетной попытке спастись. Он дергался так неистово, со стремительно синеющим лицом борясь со смертью, что Мария на мгновение испугалась, а вдруг веревка не выдержит и оборвется, но тот, кто плел ее, свое дело знал. Веревка оказалась крепкой. Агония Николаса длилась долгих шесть минут. По бедрам его стекала постыдная и дурно пахнущая жидкость, что случалось иногда с повешенными, лицо искорежила мука медленной пытки... Отсчитав приемлемое количество секунд, Мария сделала вид, что упала в обморок. Она только что убила своего брата-близнеца и ничего не почувствовала. *** Король сидел за тем самым столом. Его лица пока нельзя было рассмотреть, но Мария знала, что Его Величество рыдал. До него вряд ли доносились вопли толпы и Николаса, но его душе менестреля хватало воображения представить то, что происходило на площади. — Вам, Ваше Величество, должно быть, невыносимо было думать, что там умирает ваш любовник? — теперь настала очередь Марии рубить с плеча жестокими словами. Король вскочил. Во взгляде его покрасневших глаз был ужас. — Что говоришь ты?.. Правда, сцеживаемая на дно души долгие годы, вырывалась из нее ядом. — Николас мертв, потому что я так захотела, Ваше Величество. Это святая моя месть за все ночи, что вы провели в этой комнате. За моих детей, которые расплачивались за грехи ваши своими жизнями. К ужасу в один миг добавилось и осознание, горькое, как отравленное вино. — Я... я тебя убью. Я казню тебя, как и ты... его... — Нет, Уильям, — спокойно ответила Мария, готовая мастерски поставить Его Величеству шах и мат. — Я ношу под сердцем ребенка. В этом не было нужды, король все равно ничего не смог бы ей сделать, ведь большая часть знати была верна ей, а, значит, внезапная беспричинная казнь ее повлекла бы за собой восстания и не только их, но Мария не могла не уничтожить его окончательно, зарубить его мысль о собственной мести на корню. Король взвыл, и отчаяние на его лице было лучшим лекарством для сожженного в прах от горя сердца Марии. Шесть месяцев спустя она родит близнецов. Мальчик родится на четыре минуты раньше, но любить Мария все равно будет только девочку.