здесь только мы и никто более;

йоимия улыбается так мягко и нежно, а на душе томы спокойствие полное. [хотя бабочки в животе так и норовят выпорхнуть; заставлять захлёбываться ими, не в праве воздуха свежего глотнуть. и отчего-то он совсем не против.] — поцелуешь меня? тома хмыкнет беззвучно. а в праве ли он сказать «нет»? никогда и ни при каких обстоятельствах. — а можно? едва касаясь пряди светлой, заправляет за ухо и ближе склоняется, замечая, как та кивает согласно. губы сами в улыбке вытягиваются: кажется, любит он её больше всего на свете и любить вечность готов. выдыхает радостно, как пёс верный, которому наконец хозяин дал позволение лечь рядом, – себя таковым ощущает и тянется к губам родным ближе. для неё он готов быть кем угодно: зябликом маленьким, котом, не отходящим от хозяйки своей никогда и даже глупым-глупым жирафом, – так она его в шутку зовёт иногда, стоит ей только шуточную обиду устроить, – только лишь бы быть рядом; целовать её также пылко; обнимать так горячо, словно в последний раз и засыпать рядом, а просыпаясь, наслаждаться её красотой. оглаживает щёку, покрытую румянцем и дарит поцелуй мягкий в уголок губ, вслушиваясь в сбитый дыханием вдох. дразнить её любит, но йоимия нетерпелива и тратить время на такое не желает; тонкие пальцы в волосы парня зарываются, пробегаясь короткими ноготками, – ах, как же прекрасен каждый цвет лака, что девушка укладывает на пластину ногтевую, – чувствует тома, как тянут его ещё ближе, лишь бы нетерпеливо губ любимых коснуться. и бабочки в животе красивыми фейерверками – как те самые, что отец наганохары любит запускать для дочери своей влюблённой – взлетают, порхают и вынуждают ещё ближе прижаться к губам напротив. целует пылко, даму ближе к себе притягивая, так и мечтая слиться с ней в единое, – ощутить её под кожей и больше никогда не отпускать. все проблемы на второй план уходят, а в голове лишь мысли о тёплых, мягких и таких прекрасных губах девушки его любимой. и даже если эта ночь не навсегда; по крайней мере они вместе и точно знают, что не одиноки более никогда, пока рука в руке ощущается крепко; губы родные касаются в поцелуе.