M.E.R.C.Y.

Открываю глаза, почувствовав чье-то присутствие совсем рядом с собой. Минута мечтательной задумчивости возле окна резко обрывается, недосчитав жалкие несколько секунд. Сжимает мою руку и разворачивает к себе на девяносто градусов; вместо света - тьма, вместо тишины - его дыхание; вместо пейзажа за окном и отсветов неоновых вывесок на шторах - океан серо-голубых глаз. Тону в нем, захлебываюсь, не могу выбраться; барахтаюсь, словно маленький ребенок, которого не научили плавать. Медленно иду ко дну... Отодвигает занавеску и уводит меня в сторону, дальше от окна и спасительного света, потому что сейчас здесь будет темнота... Случайно или специально задевает крючок у стены и тонкие занавески, насквозь промоченные неоновым, рекламным светом, закрываются тяжелыми, портьерными шторами, чудовищно заглушающими любой звук с улицы. И любой звук в этой комнате - для никогда не спящего города... Держит мою руку, не отпускает. Смотрит в мои глаза... не отпускает. Переворачивает мою руку ладонью вверх и легонько тянет к себе, прижимая ее к губам, целуя переплетение линий, в котором одна красная лента - его имя, на все времена. Глядя в его глаза, послушно подхожу почти вплотную. Еще мгновение смотрит на меня. Заключает в объятия и я прижимаюсь к его груди, закрывая глаза. Достигаю своего дна... Гладит меня по спине, опускаясь ниже; кладет горячие ладони на поясницу и тут же приподнимает край моей рубашки, заставляя меня вздрогнуть, дернуться и оказаться в тисках крепких объятий. Успокаивающе целует в висок и опускается губами чуть ниже. Касается уголка глаза, заставляя меня закрыть их, довериться - и аккуратно, нежно целует веки. Кажется, будто бы решил сжечь мою кожу своими губами, против которых у меня нет ни противоядия, ни спасения, ни лекарства. Только не против его губ... Поднимает мою рубашку, выпуская меня из объятий, и снимает ее с меня через голову. Одна из застегнутых пуговиц задевает меня по губе и заставляет поморщиться, хотя это совсем безболезненно. Это совсем не та боль, которую умеет и может причинять он. Это совсем не боль... Проводит руками по моей груди и животу, кладет ладони на талию и чуть сжимает. Немного отстраняется от меня корпусом и оценивающим взглядом скользит по моему телу. Любуется. Океан серо-голубых глаз сегодня удивительно спокоен. Но надвигается буря, которую я чувствую всеми своими фибрами и клетками; которая повисла в этой комнате ядовитым затишьем и которая медленно окутывает легкой пеленой глаза, которые я так люблю; глаза, затуманенные от удовольствия и желания. Мои океанические глаза. Тянется к пуговице на моих джинсах, не отрывая взгляда от моего лица. Расстегивает - и тут же запускает пальцы за пояс, слегка касаясь кожи. Мурашки бегут по всему телу, перерастая в лихорадку; меня трясет, будто от дикой болезни. Если бы Европу постигла такая лихорадка, в живых бы не остался никто. Отступает назад и тянет меня за собой, а потом вдруг обнимает и резко разворачивается со мной в объятиях на девяносто градусов. Не успеваю ничего понять, а он уже отпускает меня и легонько толкает. Падаю на кровать и тут же касаюсь плечом чего-то металлического, холодного. Глаза, привыкшие к темноте, против воли перемещаются с его лица на кровать; поднимаюсь на локтях и осматриваюсь. Цепи и кожа. Его любимые игрушки... Адам встает коленями на кровать и наклоняется ко мне. Расстояние - сантиметров десять; дыхание - чуть сбитое; пульс - раза в два выше. Скольжу взглядом по его телу, сильным рукам и обтягивающей одежде; раздеваю его взглядом, в котором отчетливо написаны все мои - и его - желания. Потому что они совпадают. Потому что он в моей голове. Потому что ад еще никогда не видел таких дьяволов и такого огня... Наклоняется еще ближе и целует в губы, почти тут же, с короткой заминкой, получая ответ. Чувствует эту заминку и в отместку кусает мою нижнюю губу, но тут же проводит по ней языком. Боли нет, но есть ее вкус - солоноватый и чуть ноющий, вызывающий желание облизнуться. Не может сдержаться. Все должно быть намного медленнее и мягче, но он наваливается на меня и прижимается своим телом ко мне; поцелуи - еще опаснее; руки - еще горячее; гладит мое тело, слегка прикусывая кожу на шее, и опускается ладонью по джинсовой ткани до колена, а потом проводит по внутренней стороне бедра и замирает. Никогда, даже намеком, не спрашивает разрешения. Можно... Не переставая меня целовать, убирает руку и тянется за чем-то, чего я не могу видеть, но еще через секунду моего запястья касается что-то холодное и раздается щелчок, чем-то напоминающий фотокамеру, но яркая вспышка - лишь иллюзия в моей голове, а щелчок - наручники на моей руке. Сжимаю вторую руку в кулак и прижимаю ее к телу. Не хочу, но чувствую, как он проводит кончиками пальцев по венам до моих пальцев и переплетает их, крепко сжимая. - Я на минуту, - шепчет на ушко. - И помогу тебе переодеться... Не хочу отпускать его, но он, воспользовавшись моей растерянностью, вдруг ловко цепляет наручники к кровати и резко поднимается. Приоткрыв рот от удивления, смотрю, как он, не глядя на меня, выходит из комнаты. Здесь чертовски темно; плотные шторы не пропускают ни капли света. Дергаю рукой, прикованной к кровати, но наручники лишь тихо звякают. Свобода - пустое слово. Витает в воздухе тонкий аромат надвигающейся бури и призрачной боли, но тает в глотке свежего воздуха, который приносит с собой сквозняк от приоткрывшейся двери. Адам появляется на пороге и тут же захлопывает дверь за собой. В немом восхищении я смотрю на его костюм: черный латекс обтягивает его тело, будто вторая кожа, и я уже представляю, какой он гладкий на ощупь. Подходит к кровати, наклоняется и отстегивает наручники от кровати. Тянется ко мне, чтобы взять меня за руку, но я отпираюсь и пытаюсь отстраниться от него. Немая борьба продолжается несколько секунд, пока он не сжимает мой подбородок руками, не поворачивает к себе и не целует в губы - сильно, властно, по-хозяйски. Пытаясь следить за его манипуляциями, теряюсь, когда его губы отвлекают меня, и оказываюсь на спине, прижатый к кровати, а Адам крепко сжимает мою свободную руку. Еще немного пытаюсь сопротивляться, но он физически сильнее, и не проходит даже одного моего вдоха, как щелкают наручники, и вокруг второй руки оказывается крепкий, холодный, металлический обруч. Своеобразный знак подчинения... - Сегодня ты не хочешь играть, - безмятежно замечает Адам, отстраняясь от меня. Он тянется к кляпу и вновь приближается ко мне, но получает угрюмый взгляд в ответ, заставивший его замереть и улыбнуться. - Каждый раз - одно и то же, - произносит он. Его пальцы мягко берут меня за подбородок и подносят кляп к моему лицу. Чуть приоткрываю рот и когда он надевает кляп, опускаю голову, чтобы он мог застегнуть его. Касаюсь языком шара и понимаю, что теперь мне нельзя говорить. Говорить и кричать... Адам поднимает мою голову за подбородок и оценивающе осматривает кляп на моем лице, а потом наклоняется и мягко целует меня в щеку, поцелуями двигаясь по моему лицу к губам, а натыкаясь на холодную кожу ремешка - проводит по ней языком. Сумасшествие в крови зашкаливает... Следующий атрибут его любимых игр - ошейник. Черный, плотный, с кольцами для поводка и небольшими шипами. Застегивает его на моей шее и запускает под него два пальца, проверяя, насколько он прилегает к коже. Молчу и не дергаюсь. Нужно беречь силы и лучше не злить его сейчас. Стягивает с меня джинсы и трусы и отбрасывает в сторону, а потом обнимает со спины. Прикосновение моей кожи с его гладким костюмом заставляет меня чуть поежиться, потому что я бы предпочел тепло его тела, но знаю, что он раздеваться не будет. Во всяком случае, не сейчас... - Хочешь еще какой-нибудь аксессуар? - тихо спрашивает. Забываю о том, что не могу говорить, и издаю невнятное мычание, но тут же отрицательно качаю головой. Он садится на кровать и прижимает меня спиной к своей груди. Одной рукой он обнимает меня поперек груди, а второй обхватывает мой член. От первого же прикосновения я откидываю голову ему на плечо и закрываю глаза; кажется, будто кляп и ошейник душат меня. - Ты уверен? - тихо спрашивает Адам и целует меня в мочку уха. Его рука продолжает ласкать меня и от этих ласк хочется лезть на стенку, кричать, раствориться, умереть... кажется, что я не выдержу и сердце остановится прямо сейчас. С трудом вспоминаю, как кивать; мышцы не слушаются, а низ живота блаженно ноет. Хочется, чтобы он набрал темп, ускорился, дал мне почувствовать эту волну, накрывающую с головой и отключающую разум, но он, словно назло, замедляется. Кажется, что я сейчас зарычу. - Я мог бы переодеть тебя... в кожу... - шепчет он, щекоча меня дыханием и целуя мою шею и плечо. Представляю себя в кожаном костюме рядом с ним на кровати; в его сильных руках, глаза в глаза, сладкие губы. Представляю этот дуэт черного - его латекс и моя кожа - и медленно схожу с ума... - Хотя какой в этом смысл? - Адам обращается будто бы к себе. - Все равно ведь придется снимать... Так и не дав мне разрядки, он убирает свою руку с моего члена, и у меня вырывается недовольный стон. Адам тихо смеется и целует меня в плечо, а потом резко опрокидывает меня на живот и, не давая подняться, тут же разводит мои ноги в стороны. Я пытаюсь чуть повернуться на бок, но он не дает мне сделать это и я остаюсь лежать, ощущая, как впиваются наручники в кожу живота. - Придется немного потерпеть, - предупреждает он. Я не могу видеть, что он делает, но и так догадываюсь. Все тело напрягается, когда я чувствую, как он подносит к сжатому колечку мышц рукоять плетки. - Расслабься, - бросает он. Не могу заставить себя успокоиться и расслабиться, и после одной неудачной попытки он убирает плеть и резко ударяет меня по спине. Ощущение такое, будто к моей коже приложили раскаленное железо; вырывается стон и разносится по клеточкам боль. И тут же я чувствую, как он наклоняется и целует место удара. Его губы слегка влажные от слюны и он почти тут же проводит языком по горящей коже, словно снимая боль. - Расслабься, - повторяет. Чтобы избежать боли, пытаюсь расслабиться, но едва чувствую, как рукоять на несколько миллиметров вошла в меня, как тут же тело против воли напрягается. - Том, - укоризненно зовет Адам. Тяжело дыша, с ужасом жду следующей пытки, но ее нет. Кожа на спине так и продолжает гореть, а Адам пытается ввести в меня рукоять, холодную от смазки. Напряженное тело наотрез отказывается от своей самозащиты. Раздраженный вздох - и он продевает два пальца под ошейник и резко дергает меня на себя, заставляя закашляться. - Расслабься, - шипит он мне на ухо и отпускает меня. Я снова падаю на кровать и откашливаюсь, но пошевелиться боюсь. Он вставляет рукоять и потихоньку вводит. Неприятная боль начинает проходить; тело узнает этот источник удовольствия и расслабляется. Рукоять входит до основания и я получаю поощрительный поцелуй в плечо. Он начинает осторожно вытаскивать ее, а потом снова вводит, и я подаюсь навстречу. Двигая ее во мне, он задевает блаженную точку и меня с головой накрывает таким эйфорическим удовольствием, что перед глазами все плывет. Словно со стороны слышу свой стон и следом - его тихий смех. Достаточно растянув меня, Адам вытаскивает плеть и снимает свои кожаные брюки. Я лежу на животе, тяжело дыша, и слушаю, как он раздевается, пока не чувствую его ладони на своей талии: он слегка сжимает меня пальцами и снова целует горящее место на спине. Я чувствую, как он аккуратно входит в меня - сначала головка, а потом, убедившись, что я расслаблен, медленно входит на всю длину, заставляя меня выгнуться. - Мой хороший котенок, - с придыханием шепчет Адам. Он начинает двигаться во мне. Сначала я слышу только себя, потому что он сдерживает свои стоны, но чем ближе мы к этому крышесносному оргазму, тем чаще он дает себе волю и наши стоны звучат одновременно - мои чуть приглушенно из-за кляпа. Я могу считать секунды до того момента, как мое сознание будет стерто в порошок, но знаю, что это ничего не дает, потому что игра не считается оконченной. Я чувствую, как он изливается в меня, но практически не чувствую своего тела; я могу лишь догадываться о том, где эта оболочка, которую Адам, упавший в блаженстве на кровать рядом со мной, обнимает рукой, прижимая к себе. - Мой любимый, - шепчет он, целуя мою спину. - Мой родной... Он переворачивает меня на спину и, не дав мне даже прийти в себя, берет мой член, наклоняется и тут же обхватывает его губами. Я выгибаюсь, хочу быть ближе к нему, но он издевается, когда так медлит. Чуть посасывая головку, он отстраняется и проводит языком по всей длине, а потом вбирает его в рот полностью. Причмокивающие звуки, которые он издает, сводят меня с ума; я мечусь по кровати, но он удерживает меня. Я чувствую дрожь во всем теле и нарастающую волну крика, которую подавляю; не столько из-за кляпа, сколько из-за того, что он чувствует меня через кожу - все мои крики, мысли и стоны. И этого достаточно. На краю своего сознания, я еще цепляюсь за реальность и изливаюсь ему в рот. Он проглатывает и тихо подбирается ко мне. Усталость такая, что я не могу пошевелиться; лишь тяжело дышу, прикрыв глаза. Он переворачивает меня на живот и на несколько секунд воцаряется абсолютная тишина, а потом он резко обрушивает на мою спину обжигающую, кожаную боль, вырвавшую у меня крик. Игра не окончена. Еще мгновение тишины и молчания, пока отголоски моего крика гасятся в тяжелом дыхании, а боль подавляется. Еще мгновение - и новый удар, новая боль. Я с такой силой вцепляюсь в шар кляпа, что кажется, будто либо я сломаю его, либо свои зубы. Адам знает, что я чувствую, но не успокаивается, потому что игра не закончится до тех пор, пока... Еще один удар. И мой тихий всхлип... ...пока я не попрошу пощады. Еще один удар, попавший по месту первого удара. Боль умножается; все тело поглощено адским пламенем и я мечусь по кровати, в поисках прохлады и спасения. Или до тех пор, пока... Удар. Замираю. Сил на борьбу нет. Слишком больно... ...пока ему не надоест видеть меня таким. Пытаюсь снять кляп и получаю по рукам плетью, тут же их отдергивая. Несколько секунд ничего не происходит, но он бьет снова и я, сдавшись, выплевываю кляп. - Пожалуйста, - молю я. - Прекрати... Больно... Еще один удар. По плечу. Он целился по лицу, но я закрылся руками и зажмурился. - Я не давал разрешение говорить, - жестко произносит он. Я почти физически чувствую его презрение и жестокость ко мне. Молчание... Он отстраняется от меня, тянется за чем-то и бросает передо мной коробочку с фишками-буквами, из которых нужно складывать слова. Обычная детская игра... и мое единственное спасение. Я вытряхиваю фишки на кровать и начинаю искать нужны буквы. Адам молча наблюдает за тем, как я выкладываю пять букв в ряд, отдельно от других фишек. Как я обращаюсь к нему в этой тишине. Всего пять фишек. Пять букв. M.E.R.C.Y. Выложив это слово, я убираю руки, держа их возле лица, чтобы, если что, снова закрыться от его гнева. Мне так страшно в эту минуту, что я почти не могу дышать, хотя кляп больше не мешает. Адам наклоняется к моему уху. Я зажмуриваюсь, ожидая худшего. - Не взывай к милосердию, - шепчет он, и в его голосе я слышу улыбку и нотки нежности. - Тебе еще предстоит испытать так много боли... Он проводит языком по раковине моего уха и чуть прикусывает мочку, а потом отстраняется. Он ждет ответа. Я накрываю дрожащими пальцами выложенное слово на несколько секунд, а потом убираю руки. Это мой ответ - и он остается прежним. Белый флаг выброшен. Я сдаюсь. Молчание. Слышу, как он тихо вздыхает, наклоняется ко мне и берет за руки. Снова щелчок - но на этот раз освобождение; он снимает наручники и я растираю запястья дрожащими пальцами. Адам снимает с меня кляп, повисший на шее, и расстегивает ошейник; я слышу, как он отбрасывает их в сторону, а потом снимает с себя футболку, бросает ее на пол и ложится рядом со мной, прижимая меня к своей груди и крепко обнимая. Такие объятия, когда я чувствую его сердце, а мое тело льнет к нему, я люблю больше всего. Больше всех его игр... - Мой любимый котенок, - шепчет он, зарываясь лицом в мои волосы. - Мой хороший... На дне серо-голубого океана снова тихо и спокойно. Буря отгремела, оставив после себя запах легкой, призрачно-ветреной боли. Я сжимаю его руку в своих дрожащих ладонях и тяжело выдыхаю сквозь сжатые зубы; спина горит, будто кожа сожжена дотла. Он - мой демон, проклятье, исчадие ада; моя слабость и растоптанная гордость, но я люблю его всем своим слабым сердцем. Он - человек, который сведет меня с ума, вырвет душу и распнет меня; человек, из-за которого в моем лексиконе появилось и прочно засело новое слово, которое я раньше и не думал произносить. Которое я раньше никогда не знал. "Милосердие" в переводе на язык детской развивающей игрушки - "M.E.R.C.Y." Слово-отступление, слово-спасение, слово-спокойствие. Команда "стоп". Слово, которое он признает. И я точно знаю, что в этой темной комнате с тяжелыми портьерами, где боль можно попробовать во всех видах - от "на ощупь" до "на вкус" - еще не раз в абсолютной тишине будет раздаваться свист плети, рассекающей воздух и болью выжигающей на моей спине слово "M.E.R.C.Y."