Октябрьский вечер

      Я выхожу из своей многоэтажки, так похожей на бесконечное множество стоящих рядом древних, покрывшихся почти вековой старостью панельных домов. Некоторые из них вот-вот придут в аварийное состояние и сотни людей будут вынуждены покинуть свои родные квартиры, построенные ещё во времена Великого и Могучего Советского союза, и войти в новые коробки из бетонных стен, столь молодых, невинных и не видящих всей той невероятно тоскливой русской жизни, что в один момент кажется, что эти современные дома и вовсе блекнут на фоне мощёных и едва стоящих на ногах старых хрущёвок.       Я встаю на тропинку в сторону главного заброшенного места в своём городе — места, которое значит для меня настолько много, что всего словаря Владимира Ивановича Даля не хватит, чтобы детально описать все эпитеты, что я хочу выразить в сторону столь священного для меня места.       Осторожно ступая на коварную, едва разваливающуюся тропинку, повсюду покрытую трещинами, я поднимаю свой взгляд на небо — такое тёмное и зловещее, что кажется, будто в одно мгновение из этой непроглядной тьмы, сквозь пелену огромных туч ко мне спустится сам Ктулху и Шуб-Ниггурат. От одного их вида мне станет настолько страшно, что все мои мысли, все воспоминания, и все чувства, что я когда-либо испытывал, улетят далеко в космос, оставляя на земле лишь моё окаменевшее от ужаса бездыханное тело.       Чрезвычайно бурный полёт фантазий незаметно привёл меня к тому самому великому месту. Я едва ли не падаю на колени при входе в эту священную обитель, что так много значит для моей маленькой души. По сторонам от входа распластали свои могучие ветви многолетние ели, как бы закрывая от простого посетителя все секреты, что таит в себе это место.       Я ступаю на тропинку вдоль заброшенного стадиона и мир будто бы заливается красками, выкручивая контраст на максимум и… будто бы уменьшая насыщенность до предела. Знаю, насколько противоречиво звучат краски и отсутствие насыщенности в цветах, но передо мной случай, когда иное сравнение будет просто неуместно. Где-то вдали, сбросившие свои золотые сентябрьские листья и мёрзнувшие сухие ветки осин красиво контрастируют со зловещим тёмным небом, проходя сквозь него, словно вены. Немного ниже виднеются тусклые, постаревшие как панельные дома, старые фонари. Стоят ли в них старые лампы накаливания, или что-то другое… не знаю. И знать не хочу, сейчас это не имеет абсолютно никакого значения.       Проходя вдоль могучих постаревших елей, я спускаюсь ниже на протоптанную сотнями безликих тропинку. Едва не спотыкаюсь о не пойми откуда взявшийся кирпич, но… не ругаюсь, как если бы эта ситуация была в любой другой момент времени. Я холерик и часто довольно импульсивно реагирую на подобные события, но сегодня… сейчас… в этом месте… я просто не могу себе такого позволить. Даже в голове не пролетело ни единого матерного слова, или менее экспрессивного ругательства. Это священное место. Я не могу позволить себе ругаться здесь.       Поднимаясь к озеру, прилегающую и к стадиону, и к близлежащему лесу, я сажусь на изрядно побитый бетонный блок, который в свои лучшие годы ограждал дальнейшую просёлочную дорогу по лесу. Сейчас его перенесли поближе к некой обочине и теперь от прежнего могущества и непоколебимости перед проезжающими рядом машинами не осталось и следа. Я сажусь на свой бетонный трон, закуриваю, достаю телефон и тщетно пытаюсь запечатлеть на плёнку столь внеземную для меня красоту. не выходит. Снова. И снова. На экране показывается сплошная темень и спустя несколько снимков, на одном из кадров мне показалось, будто из темноты сквозь дисплей телефона на меня смотрит чьё-то недовольное лицо. Я всё понял и положил телефон обратно в карман. Не стоит лишний раз тревожить это место. Оно такого не любит.       Я докурил сигарету, потушил её о землю и с чувством некой светлой тоски отправился в сторону своего дома, провожая могучий заброшенный стадион лёгкой прогулочной походкой. В наушниках у меня заиграла акустическая гитара, столь старая и расстроенная, что извлекаемые из неё звуки больше похожи на какой-то скрежет, но… Мне это нравится.       Я не скажу вам своего имени, впрочем, это не так уж и важно. У этой истории нет кульминации, развития, персонажей (кроме меня), или ещё чего-то, присущего всем художественным произведениям. Я просто отдаю дань уважения месту, внесло весомый вклад в формирование моей личности.