Глисты в сердце

      Шел *** год, как мир стал совершенно другим, таким удобным для Шишио Цукасы, что на смерти послушных бойцов и красивых женщин ему стало всё равно — он стал легендой, идолом, что позволил людям жить и без него. Он ушел глубоко в махровые леса, любил каждое живое существо, и с легкой полуулыбкой на лице наблюдал, как одно убивало другое ради жизни и выживания.       Навевает воспоминания.       Сколько раз он убивал Ишигами Сэнку, который с задорным и злым смехом возвращался вновь, качал головой и критиковал всё и вся, перемешивая язвительные шутки с научными терминами? Цукаса сбился со счета, и начал медленно сходить с ума от неопределенности.       Каждый раз, как он видел кровь, в его голове всплывала улыбка одного ученого, который рубиновыми глазами способен был раздеть догола. Каждый раз, как до него доносился чей-то смех, он вспоминал его — такого энергичного, бодрого и до невозможности неправильного. Но они могли бы быть друзьями? Цукаса это произносит раз за разом, ответом получая только покачивание головой и два шепотом произнесенных слова:       — Скорее всего.       Сэнку — грешник, сам себе бог и слуга науки. Цукаса — праведный гнев природы, направленный на таких, как Ишигами.       Но легче от этого не становилось.       Забыться в природе и в наслаждении — лучшее решение. Плевать на людей, что там у них, и плевать на одного глупого парня, что как не убивай, воскресал и приходил. Своего Цукаса добился, и только вдыхал цветочный запах и наблюдал за пестрыми птицами, что не боялись его.       Сколько раз он эгоистично и самодовольно пытался показать Сэнку красоту этого мира без науки, без технологий, без зла, что привносит прогресс? Сколько раз пытался одарить того любовью? А тот только ядовито улыбался и выдыхал клубы смерти прямо в лицо, отчего глаза непроизвольно слезились. Ишигами Сэнку любил Цукасу, потому что тот его враг, но благородный, как лев. А Шишио Цукаса любил Сэнку, потому что тот был неудержим, как сама жизнь.       Однажды Сэнку подарил ему поцелуй — от этого до сих пор Цукаса покашливал, прикладывая руку к груди. Ему тогда показалось, что Ишигами собирался его убить — так нежно и неуверенно прикоснулся к губам, но впрыскивая кислотные, с привкусом гнильцы, химикаты, что сразу разлились так быстро по венам, что Шишио это даже понравилось на короткий миг. Потом всё поплыло перед глазами, и только он видел черный силуэт своего врага, словно вырезанный из черной картонной бумаги, и алые глаза, что не переставали смотреть в одну точку.       почему ты убил стольких, львёнок? почему убиваешь меня?       Сэнку любил показывать людям, как наука выше их всех, но дана каждому — иной раз из-за этого погибали люди. Цукаса не мог понять — было ли Ишигами стыдно? На лице ученого от очередной смерти, что случилась по его вине, отражалось смятение и меланхолия. Однажды, одна маленькая девочка уронила на себя ядовитую смесь, отчего её кожа сгорела, оголив мышцы. Всю остававшуюся жизнь она была живым трупом — без пульса, без стука сердца, пока не умерла в старости, а её труп разнесся бабочками по всей окресности. Ученый тогда надолго куда-то пропал.       Но не только Сэнку был таким гадким. Иной раз сам Цукаса делал нечто плохое — жестоко убивал паренька-ученого, улыбаясь по-королевски. Мог столько раз наносить тому шрамы, лишь бы куда-то деть свою злость. Выворачивал до костей его руки, дробил тело ученого одной лишь силой своей могучий руки, или скидывал того, едва полуживого и дышащего, в море, в скалы и волны. Когда тот падал — всегда кричал, так весело и решительно, что вернется.       И возвращался. А потом они, как ни в чем ни бывало, танцевали под луной, так неловко, но счастливо кружили под звездами у костра, босыми ногами прикладывая высокую осоку к земле. Взглядами обещали друг другу уничтожить до крошечных атомов или ничтожного духа.       Сколько лет прошло с их последней встречи? Когда Цукаса волнительно и серьезно повторял, как догму, что любит Ишигами Сэнку — грешника с наукой в голове. А тот впервые разозлился за всё то время, что они знали друг друга:       — Перестань, иначе в аду вместе сгорим, чертов абориген!       Это же был конец?       Цукаса шел по лесу, рассматривая птиц. И не заметил, как рядом с ним появился он. Сердце ушло в пятки, но Шишио только остановился, и мрачно взглянул в лицо Сэнку.       Всё тот же. Улыбка, что обнажила клыки, те же глупые и непослушные волосы, и рубиновые, живые глаза.       Он протягивает мертвую птичку с красным оперением на своей ладони, и от этого на душе стало невыносимо тяжело. Цукаса только молча на неё смотрел, чувствуя плечом, как Ишигами к нему прижался.       — Вот твоя любовь, Цукаса. — мелодично произнес он, и прищурил глаза, а в уголках улыбки была какая-то добрая ненависть — Всего-то мышцы, сухожилия, да кровь.       Цукаса резко отпрянул от парня, с невыносимой злостью взглянул на него и томно, медленно и вкрадчиво произнес:       — И ты хочешь меня убить, как это несчастное существо на твоих руках?       — Конечно. — парень отвел взгляд в сторону и внезапно покраснел. Выдержав короткую паузу, он мечтательно спросил — Позволишь тебя поцеловать?       Шишио закрыл глаза. Когда же это всё кончится?       — Конечно… — размеренно произнес, нахмурившись и медленно раскрыв глаза, как ото сна — Но для начала, Ишигами Сэнку, сходи со мной к тому лазурному озеру. — он не сдержал короткой и кривой ухмылки.       Ишигами бойко рассмеялся, кинув мертвое тельце куда-то в сторону, как наскучившую вещицу.       — А пошли, действительно.