Проигравшие победители

Иди ко мне, забытое чувство.. (с) Мария Чайковская – Иди ко мне - Что ты здесь делаешь? Да, Невилл, что ты делаешь в насквозь прокуренном маггловском баре со стаканом виски в руках? Почему ты страдаешь? Зачем ты пришел сюда, если мог выпить в Дырявом котле или в любом из забегаловок Косого переулка или Хогсмида? Уж там-то тебя точно встретили бы как героя, а здесь ты простой подвыпивший парень в потертых джинсах. Да, Невилл, нам было по десять-одиннадцать лет, мы познакомились в Хогвартс-экспрессе, мы были одинаково напуганы, мы вместе боялись того, что ожидает нас в неизвестном будущем, а теперь мы случайно встретились в маггловском районе Лондона. Ты герой, а я просто девчонка. Просто потеряла мать, каждый день наблюдаю за потерянным отцом, по инерции пишу старшему брату, что у нас все хорошо. Поздравляю его с беременностью жены, желаю здорового малыша, обещаю приехать, когда родится племянник или племянница. Да, Невилл, меня зовут Ханна Аббот, ты помнишь меня? Помнишь, у меня были белые волосы, заплетенные бабушкой в две косички? Бабушка умерла, когда мы были на третьем курсе, волосы я перекрасила. Я работаю в Министерстве Магии под началом Перси Уизли и мечтаю когда-нибудь слетать в Испанию. А сейчас я села за твой столик просто потому, что хочу с кем-нибудь поболтать. С кем-нибудь, кто не будет меня жалеть. - Ханна? Это ты? - Да, - улыбаюсь я. – Привет. Давненько не виделись. - Это точно. Два года, да? - Я не помню. Наверно, - я не думаю, что это важно. Я совсем не хочу говорить о прошлом. – Так что ты тут делаешь? Невилл смотрит на меня каким-то странным взглядом, которого я никогда не видела. - Я тут сижу. Пью. Знаешь, у них отличный виски. А еще тут тихо и спокойно. Это уж точно, бар находится на таком отшибе, что посетители здесь только свои, только те, кто живет неподалеку. Я сама-то набрела на него случайно, загулявшись после работы, отвлечься от моих внезапно ставших «взрослыми» проблем. От моей жизни, совсем не похожей на ту, которой я жила первые пять лет в Хогвартсе, как жаль, что я, наверно, его больше не увижу. - С тобой все в порядке? – я произношу эту чудовищную глупость, даже не подумав о том, что с тем, кто выглядит так потеряно и так отрешенно, по определению не может быть все в порядке. - Ну, знаешь... Он вдруг улыбается, смотрит на меня таким теплым взглядом, который прожигает меня насквозь. Да, на меня давно никто так не смотрел. Невилл как будто ищет что-то. Оправдание? Для меня? Для него самого? - Покажи мне человека, с которым все в порядке, Хана, - он не успевает сказать это, а я уже все понимаю. Он не сдался, нет, он просто не верит в то, что у кого-то удалось выиграть битву с прошлыми страхами, несмотря на то, что победа в реальном сражении уже давно осталась за нами. Потому что правда в том, что мы не смогли справиться. Ему, мне – нам было по 17. Девочки и мальчики в 17 лет прячутся по кладовкам, смотрят квиддич, ругаются с родителями, бунтуют против экзаменов и все равно сдают их, выбирают профессию… мы в 17 лет сидели в гостиных наших факультетов и дрожали от страха. Залечивали самые настоящие, еще свежие раны, полученные во время так называемой учебы. В наши 17 лет мы боялись жить. И мы привыкли к этим неправильным ощущениям. - Ты живешь в этом районе? – я хочу поиграть в наивную девочку, поддержи наш непринужденный разговор, давай же! - Нет, мы живем в пригороде. Мы с бабушкой, - он конфузится, чуток краснеет и вновь наполняет стакан. – В этом доме вырос отец, она так привыкла.. И я не хочу ее бросать, ну знаешь, она все-таки бабушка.. Хотя ты не подумай, она отлично справляется, просто со мной ей привычнее.. Мне так странно, что он оправдывается, -- это же его бабушка! Я бы, если бы могла, жила бы хоть с кем-нибудь из своей родни, я бы готовила завтраки на всю семью, разбирала белье после стирки, старалась не опаздывать к семейным ужинам. Но этому не бывать, поэтому мне так грустно. - А ты где живешь? – Невилл смотрит на меня уже немного пьяным, но все равно честным взглядом. - Я снимаю квартиру неподалеку. Она совсем крохотная, зато окна выходят на сквер. Я люблю смотреть по утрам на школьников, магловские дети учатся около дома, я бы тоже так хотела. Жить с семьей – это, наверно, здорово. Еще я завела кошку, на улице подобрала. Она такая маленькая была, мне так жалко стало. Раньше я не могла, у брата аллергия. Кстати, у него скоро будет ребенок.. Я без умолку рассказываю Невиллу про свою жизнь, я говорю так быстро, что слово некуда вставить. Он забывает про стакан с виски, его взгляд осмысляется, я верю в то, что он меня слушает. Я верю в то, что ему интересно. Потом, минут через 20, он начинает улыбаться, посмеиваться и я радуюсь этому, как будто только об этом и мечтала. И Невилл правда меняется – он тоже начинает говорить. Не так много, как я, конечно, он никогда не был особо разговорчивым, но он рассказывает мне про соседей-маглов, про бабушку, про учебу. Оказывается, он осуществил свою мечту – он изучает травологию на высшем уровне. Он говорит, что ему нравится, мы начинаем вспоминать профессора Стебль, а потом и весь Хогвартс. Мы совсем не говорим про последний год, мы не хотим грустить. Мы перестаем пить, мы идем гулять по ночному Лондону. Пара улочек – и мы стоим перед домом, в котором я снимаю квартиру. Невилл улыбается, говорит, что мы очень здорово посидели и что нам надо будет встретиться еще. Он обещает сразу же аппарировать домой, я передаю привет его бабушке. Мы неловко машем друг другу, и я ухожу. Когда я смотрю в окно со своего четвертого этажа, на улице пусто. Пара фонарей, пара машин, мигающая вывеска напротив. И впервые за очень долгое время я думаю, что это был очень хороший вечер. Я стала забывать, каково это, слишком давно я не испытывала подобных эмоций. Из-за ста грамм виски мне совсем не холодно, поэтому я открываю окно, и из комнаты уходит старый, спекшийся, как говорила мама, воздух. *** Я не верю в будущее. Нет, не так. Я не верю в настоящее. Оно проходит мимо меня, так что я и не живу вовсе. Я хожу на занятия, но и там у меня совсем нет друзей. Я слушаю преподавателей, но не вижу в них авторитетов. Я изредка встречаюсь со школьными приятелями, но и с ними я не могу общаться. Никто из нас не может честно говорить о своей жизни. Я, например, никогда не мог. Я всегда был трусишкой, мне легче было читать сказки, чем слушать бабушкины наставления. Мне было проще уйти в себя, чем находить общие темы для разговора с однокурсниками. Я боялся бабушку, я боялся Хогвартса, я боялся принимать важные решения. Потому что бабушка всегда ставила в пример родителей, в Хогвартсе все смелые и отважные, а от моих решений действительно может что-то зависеть. Теперь бабушка мной гордится, в Хогвартсе я стал героем, а решения стали приниматься сами. Но вот легче не стало. Даже наоборот. В 11 лет твоя главная проблема – это распределение. Счастливчики из магловских семей понятий не имеют о важности факультета в будущем. Ребята из чистокровных семей с рождения уверены, что их место на Слизерине. Все остальные во время первой поездки на Хогвартс-экспрессе паникуют. Бабушка и мама учились на Равенкло, дедушка – на Хаффлпафе, а вот папу угораздило попасть на Гриффиндор. И все, само собой, требовали от меня повторения пути моего отца-героя. Я же был уверен, что мне прямая дорога к Хельге, но Шляпа почему-то решила иначе. Бабушка была счастлива, я – не очень. Меня не приняли, меня избегали. И какой толк в том, что я оказался на самом «лучшем» факультете? Ведь мне было 11 и я мечтал о том, что у меня будет много друзей. Мне было 13, когда я так по-глупому предал весь Гриффиндор. Нас всех могли убить, а все из-за дурацкого списка паролей. Тогда я был уверен, что жизнь кончена – я не помню, чтобы бабушка хоть когда-нибудь ругалась на меня сильнее, чем тогда. До конца года со мной почти ни разу не заговорили, я даже в своих глаза был худшим предателем на планете. Мне было 15, когда Гарри затеял ОД. Быть в команде, быть вместе со всеми – я всегда об этом мечтал. Меня научили защищать себя, не убегать от опасностей. Вот только невозможно смотреть на моих родителей и мечтать о подвигах. Это был мой самый главный страх – оказаться с ними. Я очень хотел жить, хотел сам воспитывать своих детей. Я не хотел терять это будущее, пусть даже о моей судьбе узнают все. А в 17… Верить в светлое будущее оказалось невозможно, а прятаться от окружающего уже не хотелось. Мы боролись по-детски, как умели, а наказывали нас по-взрослому. Мы как будто играли, как в детстве, понарошку. Что, если мы устанем, мы сможем сказать: «Хватит!» . что мы сможем притвориться, что этого не было. Все должно было быть по-другому, но мы не выбирали настоящее. Мы могли выбрать только одно – бороться. А потом… Мы были детьми, которые ничего не понимают в этой жизни, а проснулись умудренными опытом ветеранами войны. Только вчера в нас никто не верил, а потом, через несколько часов – ты герой. Вот только часы эти были жуткими, с кровью, со смертями знакомых и друзей, с неудержимыми противниками. Нас не жалели, нас воспевали. Но мне по-прежнему было 17. Война не прибавляет ни лет, ни опыта, она прибавляет воспоминания. Кошмары по ночам. Колдографии с теми, кого теперь нет. Мне 20, а я ветеран. На меня оглядываются дети, меня узнают в Косом переулке. У меня пара шрамов на лице и пустота в душе. Мне 20, а идти некуда. А если нет настоящего, тогда и будущему взяться неоткуда. Поэтому я пишу Ханне записку: «Привет, у тебя есть планы на вечер? Ты не против где-нибудь погулять? Невилл.» Ханна живет совсем близко, поэтому Кори прилетает минут через 20. На обороте пергамента совсем немного слов: «Подходи к моему дому к семи. Ханна.» И я правда рад. *** Пабы, магловское кино, сомнительные кафешки входят в мою жизнь как-то очень стремительно ,снося на пути все прежние и уже поднадоевшие привычки. Мы бродим по Лондону, пытаемся разобраться в таких странных магловских традициях. И говорим, говорим… Я уже совсем не верю в прошлое, которое когда-то не могла выбросить из головы. Я живу, мы живем, и нам как-то легче это дается. А одним невероятно солнечным вечером я получаю письмо от брата. Эмили родила девочку, и они назвали ее Маргарет. Мэгги, в честь мамы. Я совсем немного плачу и пишу Невиллу. Мы идем в магазин и покупаем много всякого детского, такого маленького и смешного. Я никогда не видела младенцев, он тоже. Мы смеёмся над кукольными розовыми платьями, покупаем пять штук почти одинаковых, берем розовые пинетки, крохотные носочки. И куклу. Мы выбираем ее полчаса, никак не можем договориться и в итоге бросаем монетку. Покупаем оберточную бумагу с кучей розовых сердечек и вместе заворачиваем подарки. Мы пьем горячий чай и рассказываем про наше детство. Я помню мало, он – еще меньше. Мое – солнечное, беззаботное, со старшим братом в обнимку и любящей мамой. Его – горькое, при бабушке и почти без сверстников, с отцовскими приятелями, взгляды которых вспоминаются и сейчас, покровительственные, жалостливые, с необъяснимым ребенку грузом войны. И Невилл боится, что у него будет такой же. Я, как всегда, провожаю его до крыльца, обнимаю, говорю привычное «До завтра» и смотрю, как он аппарирует. Через неделю я играю с крошкой Мэгги, пробую яблочный пирог своей невестки. Они все будто светятся изнутри, много шутят и уже мечтают о сыне, а потом о еще одной дочке. Они такие настоящие, что я заражаюсь их счастьем. Они напоминают мне нашу семью. У них уже нет печатей войны на лице, я их нахожу на всех своих школьных приятелей. Они уже отказались от этого прошлого, они построили свой мир. Они так любят свою Мэгги, что им нет дела, до того, что было 2 года назад. Сидя на чистенькой кухне брата, я понимаю, что готова двигаться дальше. Что мы не должны держать вечный траур во имя погибших людей и погибших мечт. Вечером того же дня Невилл меня целует. Неуверенно в щеку, но я вздрагиваю от неожиданности. - Я устал, Ханна. Я хочу, чтобы мы были вместе, - его шепот едва уловим, но я улыбаюсь и киваю ему. Мы целуемся очень осторожно, боясь спугнуть друг друга. *** Ханна приходит к нам на ужин по субботам, во все остальные дни я выслушиваю от бабушки постоянные похвалы в адрес «маленькой Эббот». Бабушка похорошела, бегает по подругам и много готовит. Совы приносят приглашения на свадьбы моих друзей, от этого бабушка начинает ворчать на меня из-за того, что я «тяну время». Терри Бут женится на Лизе Турпин, их мамы стараются незаметно утереть слезы, а отцы светятся от гордости. Они женятся по-магловски, в маленькой церкви, я сижу рядом с Ханной и держу ее за руку. Мы еще не говорили про свадьбу, я даже боюсь начинать эту тему. У нас все так хорошо, я не хочу ничего портить. Свадьба Перси Уизли и Одри – следующая. Одри из маглов, ее родственники смотрят на нас как на животных в зоопарке, а Артур засыпает отца невесты вопросами про самолеты, метро и компьютеры. Прекрасная Флер держит на руках полугодовалую Доминик, двухлетняя Виктуар сидит на шее у Билла. У Гермионы кольцо на безымянном пальце левой руки, Рон не отходит от нее ни на шаг. Приехавшая на три дня со сборов своей команды Джинни очень похорошела, бегает между братьями, а на банкете танцует только с Гарри. Мы с Ханной решили, что «когда-нибудь» придет и наш черед. Мы часто ездим нянчить ее племянницу, а в один из таких вечеров ее отец знакомит нас с Барбарой. Ей 35, она работает в аптеке на Косом переулке и очень хочет понравиться Ханне и ее брату Кайлу. Ханна улыбается ей сдержанно, Кайл смотрит с примесью недоверия, но они горячо убеждают их, что совсем не против свадьбы. Роберт и Барбара женятся в начале сентября, гостей совсем мало, на Ханне бежевое платье подружки невесты. Прошлой ночью мы договорились, что хотим тихую церемонию и обязательно сыграем ее следующей весной. Я думаю насчет апреля, признаюсь, что 9 апреля – это день рождения моей мамы. Ханна радостно соглашается и говорит, что дарить ей кольцо совсем необязательно. Но уже через неделю я снимаю немного денег со своего счета и покупаю скромное кольцо. Я приглашаю ее в ресторан и делаю предложение «по всей форме». В следующий субботний ужин мы рассказываем обо всем моей бабушке. Она обнимает нас и совсем ничего не говорит. Через час после ухода Ханны бабушка плачет на кухне. И обнимает меня так, как никогда этого не делала. *** Крошка Мэгги, одетая в белое платье, рассматривает мой букет невесты и лопочет что-то непонятное. Папа одет в новую чёрную мантию, он, смущаясь, рассказывает мне, что Барбара ждет ребенка. Я обнимаю его изо всех сил. Я верю, что мама смотрит на нас и совсем не винит его. Во время первого танца молодых Невилл шепчет мне: - Мы смогли. Мы больше не несчастны. И мне нравится это новое ощущение. Я долго не могу ничего сказать, а потом наконец-то говорю: - Я люблю тебя. Мэгги роняет какую-то вазу, Августа до сих пор плачет, Эмили и Барбара что-то обсуждают, сидя за столом, Сьюзан Боунс, Джастин Финч-Флетчли и Эрни МакМиллан разговаривают, как будто они в гостиной Хаффлпафа. А мы танцуем, танцуем…