Впервые Брок увидел ископаемого паранорма в столовке через пару месяцев после того, как того нашли и разморозили. Смотреть было особо не на что: щуплый, сутулый шпингалет, на вид можно дать и двадцать, и сорок. Лицо, если приглядываться, выдавало в нем взрослого мужика, видавшего в этой жизни некоторое дерьмо: морщинка между бровей, тени под глазами, он весь осунувшийся был, только нос и торчал. Брок проводил глазами нового человека и забыл бы мгновенно, но Джек ткнул локтем:
— Гляди-ка. Роджерс.
— Это?!
Брок аж обернулся. На легенду шкет не тянул, но что-то в нем было. Дух времени. Даже шмот на нем ложился как-то старомодно, будто свитер-оверсайз был не трендовый с витрины бутика, а с плеча старшего брата. Прическа на пробор, как хорошие мальчики носили в церковь. Подумать только, и вот этой креветке хватило духа направить во льды самолет, жертвуя собой ради спасения других!
Черт побери, этой креветке хватило духа сесть за штурвал самолета... Брок вспомнил, как выглядели те летающие консервные банки, которые считали самолетами в те времена.
Стива Роджерса называли лучшей ошибкой старика Эрскина. Тогда, в сороковые, будоражила умы идея суперсолдат — сильных, быстрых, метких, во всем превосходящих противника, созданных в лаборатории. Роджерс был в числе первых подопытных и считался проваленным экспериментом: ни роста, ни рельефа мышц сыворотка ему не прибавила.
Одна только вылезла способность, неожиданная, не предсказанная никем... Недосолдат говорил с мертвыми.
Что там намешано было в той сыворотке — знал один только Эрскин, но полвека спустя, когда начали рассекречивать это все, много всплыло всякой херни типа древних артефактов предположительно неземного происхождения. Брок с разной ебаниной не раз сталкивался по долгу службы, он и его парни сами притаскивали в хранилище Щ.И.Т.а все, что плохо лежало в местах силы и аномалий, а умники в белых халатах потом творили с этим... ну, вот такое. Эксперименты на людях. Сейчас-то с этим куда как строже, но время было другое, война, Эрскин тогда под годмоудом ходил. Коновал херов.
Роджерса быстро приспособили к делу. Это поначалу он кис в тылу, спиритические сеансы устраивал на публику, акции продавал, а потом придумали допрашивать мертвых, своих и чужих, и на Роджерса разведка только что не молилась. Мертвяки оказались сговорчивее живых, говорят, у него в отряде пленных вообще не брали. Сначала стреляли, потом задавали вопросы.
Брок некоторое время сверлил взглядом спину некроманта времен Второй Мировой, думая о том, что не хотел бы, вот однозначно не хотел бы с ним работать. Мироздание поржало и поставило себе мысленную зарубку, чтобы как следует поиметь Брока Рамлоу не далее как через три месяца, когда это чудо генной инженерии в резиновых сапогах (синих в белые звезды) протопало прямиком на середину объекта с подотчетной ебаниной.
Ебанина выдалась на все деньги: «библейский пояс», городишко посреди прерий, резня в церкви — все двадцать четыре жителя городка свисали с потолка, капая кровью из перерезанных артерий. Багровый дождь, лужа от стены до стены, залитый алтарь, залитые скамейки и ни одного выжившего. Их нашли туристы, заглянувшие в церквушку, которую строили еще первые переселенцы.
Артефактов, требующих кровавых жертв для активации, в одном только хранилище Щ.И.Т.а лежало с дюжину, под лужей могла прятаться какая-нибудь пентаграмма вызова — дельце по контрольным точкам проходило по профилю. Страйк полдня, матерясь, снимал трупы, ходил кругами с аппаратурой, пытаясь засечь следы нечеловеческой активности, но не поймал ничего.
К вечеру Щ.И.Т. прислал своего нового (а на самом деле старого) штатного некроманта.
Роджерс раскрыл зонтик в цветах флага, с красными кругами и звездой посередке, вошел в церковь и встал прямо в центр огромной кровавой лужи. Брок наблюдал от тяжелых резных дверей. Он не очень знал, чего ожидать. Спецэффектов? Все это походило на грамотный развод, Роджерс постоял, переминаясь с ноги на ногу, потом достал альбом для рисования из сумки на боку, неудобно зажал зонт между щекой и плечом и принялся что-то стремительно черкать карандашом, заполняя страницу за страницей.
— Чего он там? — спросил Чак, сопя Броку в затылок.
— Рисует что-то, — отозвался Джек, прислоняясь к дверному косяку.
— Может, сказать ему, что мы отфоткали тут уже каждый угол с дронов?
Брок шикнул на этих болтунов и послал грузить тела в труповозку.
Роджерс проторчал в церкви еще час, после чего выполз оттуда, едва перебирая ногами. Сунул Броку альбом.
— Здесь ничего профильного, обычный безумец. Убил всех, подвесил, последним вскрыл вены сам себе.
Брок пролистнул рисунки. На каждой странице было одно и то же лицо в нескольких ракурсах, очень похожее на одного из мертвецов. Двадцать три фоторобота из потустороннего мира. Последняя страница была заполнена от края до края демоническими рожами, ножами, крестами — по всей видимости, показания самого психа.
Что ж, можно было возвращать дело местным властям.
Страйк хоть формально считался стратегическим резервом, то есть, строго говоря, офицерами запаса, но работал как все в Щ.И.Т.е — на износ. Когда не было тех самых «ключевых чрезвычайных ситуаций», ради которых они тренировались до седьмого пота, Страйк кидали во всякие дыры, которые надо было кем-то заткнуть. Дыры бывали разные, по какому принципу начальство их подбирало — Брок давно перестал гадать.
Обычно это вот так и выглядело: где-то происходила необъяснимая хуйня, Страйк приезжал, махал корочками перед полицией, ФБР или шерифом, оцеплял место и начинал разбираться. Иногда расследование выявляло какого-нибудь шарлатана с инопланетным артефактом, иногда — обычного человеческого психопата-маньяка, как здесь.
Брок отошел подальше от зловонной церкви, к импровизированной парковке, вдыхая деревенский воздух, пахнущий дорожной пылью, сеном и домашней скотиной. Растер лицо, уставшее от плотно прилегавшего респиратора. С Роджерсом, надо сказать, все разрешилось значительно быстрей и без лишней вони — ну, помимо той, которой шибало из дверей, все же двадцать четыре трупа в теплый день, хоть и в условно прохладном помещении. Брок еще подумал было, что у старой-то гвардии крепкие орешки — без респиратора соваться в эту клоаку, но потом обернулся и увидел, как Роджерса выворачивает за джипом.
Фыркнув, он достал из багажника бутылку воды и сунул горе-некроманту. Роджерс сдержанно кивнул, принимая подношение. Прополоскал рот, сплюнул, присосался к бутылке. Вид у него был похуже тех покойников: бледный до синевы, осунувшийся, под глазами темные тени. Опустив бутылку, он оперся на джип, будто пережидая новую волну дурноты.
— Ну-ну, Роджерс, ну чего уж ты, — хмыкнул Брок, — вроде жмуров повидал на своем веку досыта.
Роджерс помотал головой, пошатываясь, будто пьяный. Его так трясло, что дрожь заметна была на глаз.
— Я прошу меня простить, Рамлоу. Я собирался потерпеть до базы, но... Двадцать четыре сразу, хором — это очень много, кажется, я немного перестарался.
— Потерпеть?..
— Ник не проинструктировал вас? Чудесно. — Роджерс поморщился, потом выпрямил спину и, глядя строго в глаза, пояснил: — Мне требуется контакт с чем-то живым... после. Много контакта, лучше всего интимного, кожей к коже.
Челюсть отвисла. Херассе дела...
— Слышь, Белый Ходок, вы там охуели? Где я тебе бабу найду в голой прерии на ночь глядя?!
Роджерс пожал плечами.
— Я не привередлив. В вашей группе найдется человек без предрассудков? Можно сразу двое.
Брок понял, что разевает рот как рыба, пытаясь найти адекватную реакцию. Вот так «старая закалка», и они еще порывались базар фильтровать, чтобы не оттоптать ископаемому эдельвейсы!
— Ты, э...
Роджерс пошатнулся, неловко переступил с ноги на ногу, сбледнул с лица — хотя казалось бы, куда уж сильнее — и начал медленно заваливаться вбок. Выругавшись сквозь зубы, Брок подставил плечо и привалил тщедушное тело к джипу, нагретому под осенним солнцем Оклахомы. Роджерса развернуло вслед прикосновению как подсолнух к свету. Он вцепился в руку — пальцы оказались ледяные, совершенно окоченевшие, несмотря на еще вполне себе летнюю по меркам Нью-Йорка жару.
— В тебе жизнь просто кипит, — пробормотал он, уставившись Броку в лицо светлыми глазами.
— Это подкат такой?
— Да. Вы мне подходите, Рамлоу.
— Ну охуеть теперь. И что ты, собираешься из меня энергию тянуть, как вампир?
— Что вы, всего лишь немного погреться. Просто обнимите меня, если, конечно, это не слишком серьезный вызов вашей маскулинности. — Сарказмом в голосе Роджерса можно было резать воздух.
Брок покосился на ребят, возившихся с трупами за церковью, распахнул дверцу джипа и толкнул легкого как пушинка Роджерса на заднее сиденье. Стянул угвазданные кровью сапоги, чтоб не уделать салон. Не то чтоб он дрочил на твинков, но в Роджерсе что-то было, да и отказываться? Что он, в конце концов — повесит такое ответственное задание на кого-то еще? Из всей группы по парням был только Джефф, да и тот злоупотреблял стероидами так, что у него уже пару лет как не стояло.
Нет уж, это задание для командира.
Отделив их обоих от мира тонированными стеклами, Брок затащил это горе себе на колени и облапал всего, сверху донизу. Острые колени, тонкие запястья, впалый живот, поджарая задница — кожа да кости, как птица весь, хрупкий и легкий. Брок помог ему стянуть через голову неизменный свитер, вжался лицом в ключицы, вылизывая полупрозрачную кожу над воротом футболки. Под ней, бледной, вздрагивали голубые венки. Брок содрал с его плеч подтяжки — чертов раритет носил брюки на самых натуральных, функциональных, не ироничных подтяжках — и провел ладонями вниз по худым рукам и обратно.
Роджерса трясло и выгибало навстречу прикосновениям.
Сам он тоже не остался в долгу, вылущивал Брока из униформы — хорошо хоть уделанный кровью пластиковый гондон защитного комбеза давно был сброшен у церковных дверей. Роджерс на ощупь, интуитивно расстегивал все подряд, пока не добрался до голого тела. Вытянул полы футболки из штанов, задрал и со стоном прильнул всем собой к животу, к груди Брока. Руки у него были все еще ледяные, и температура к этому не имела ни малейшего отношения. Весь он сам был какой-то не по-живому прохладный, будто его недоразморозили в лабораториях.
Но строго говоря, в такую жару — самое то. Всяко лучше, чем капать друг на друга по́том.
— М-м-м, да, детка, — прошептал Брок ему в шею, подаваясь бедрами навстречу. В штанах уверенно потяжелело, становилось неудобно, но даже согнутым членом было сладко потереться о Роджерса, сидевшего на нем верхом.
— Не заставляйте меня сомневаться в правильности выбора, — процедил тот ядовито.
— Понял, заткнулся. — Брок хмыкнул и расстегнул на себе штаны. Свобода, о боже, да.
Роджерс покосился вниз и задышал чаще, запрокидывая голову к близкому потолку джипа. Одно счастье, что мелкий, Брок бы так башкой звезданулся. При всей своей условной нескладности этот шкет оказался горячей штучкой! Брока уже все устраивало в растанцовке. Даже выступающие ребра, от вида которых в момент просыпалась где-то в спиралях ДНК покойная бабка с желанием накормить всех сирых и убогих. Брок проследил ребра пальцами, щипнул бледные розовые соски, задрав футболку до самых подмышек. С нажимом провел вниз, по животу — Роджерс терся всем телом и давал себя лапать.
Уже не походил на трупак из морга, потеплел.
Брок ухватил его за пояс штанов и ловко подмял под себя, укладывая спиной на сиденье. Проехался головкой по гладкому чужому прессу. Навалился своим весом, путаясь в ногах — чертов джип! Роджерс обвил руками, едва дыша, пробрался под расстегнутую куртку, под футболку, через все ремни кобуры и разгрузки, впился ногтями прямо под лопаткой, будто предупреждая, что его так просто не расплющишь. Брок расстегнул, наконец, его чертовы брюки и дернул вниз. Твердый, по-хорошему, по-живому горячий член упруго шлепнул Роджерса по животу. Красавец. Опираясь на локоть у Роджерса за головой, Брок приподнялся, облапал за задницу. Ягодица практически уместилась в ладони и была гладкой, почти безволосой.
Вдул бы, как есть вдул бы, хотя, конечно, не в джипе в двух шагах от отряда и двадцати четырех трупаков, без гондонов и смазки. Но в целом — да.
— Раздавишь, медведь, — прошипел Роджерс таким тоном, будто грязно выругался.
Брок машинально ткнулся губами ему в подбородок, примеряясь, как углубить их знакомство, но Роджерс отшатнулся, закрывая ладонью рот. Обидно, если так уж.
— Ну ясно все, — проворчал Брок.
Роджерс помотал головой.
— Я... не в том смысле. Я не против целоваться, но... Рамлоу, меня, черт возьми, стошнило пять минут назад!
Настроение вернулось к предыдущей отметке, с которой слегка было сползло. Брок фыркнул и запустил язык Роджерсу в ухо. Колени наконец удалось пристроить кое-как, Роджерс стал теплый, как положено живому человеку. Бестолково терся обо все, что попадалось, обнимал за шею одной рукой, гладил другой — грудные мышцы, бок, поясницу под курткой. Жетоны Брока, звякнув, выскользнули из-под футболки, нагретые теплом тела, и теперь болтались, щекоча торчащие ребра. Роджерс намотал на кулак цепочку, притягивая поближе, почти придушив. Похоже, любил грубости в койке, что ж, Брок не особо возражал.
Рация зашипела на поясе: хватились-таки. Суки. Не ответишь — еще начнут разыскивать. Брок лениво нащупал провод, закрепленный на разгрузке, прижал кнопку микрофона пальцем:
— Я отошел, ща, пять минут.
И правда, пора было заканчивать разврат, не в отпуске. Брок плюнул себе на ладонь, ловко ухватил ею оба члена, прижав друг к другу. Роджерс задохнулся, дернулся навстречу, проходясь всей длиной ствола аккурат по уздечке, аж искры из глаз. До стремительного финала оставалось практически десять, девять, восемь, семь, но за спиной щелкнуло, и в салон ворвался поток воздуха и света.
— Фигассе ты раскорячился, — хмыкнул Джек где-то там, где приспущенные штаны Брока являли миру умеренно волосатую ложбинку. — Некроманта-то не сломай, а то Фьюри тебя сам потом...
— Съебись, гоблин! — рявкнул Брок, даже не пытаясь обернуться. Роджерс демонстративно прочистил ухо.
Шлепнув Брока по заднице и заботливо подтянув сползающие штаны, Джек захлопнул дверь.
— У тебя будут проблемы? — спросил Роджерс серьезно. — Я имею в виду, с твоей группой. Из-за... этого. — Он обвел взглядом композицию.
— Да кого ебет. — Брок дернул плечом и вернулся к столь грубо прерванному занятию.
— Двадцать первый век, — выдохнул Роджерс, жмурясь, — ну хоть что-то.
— Роджерс, ты много болтаешь для человека, который должен уже стонать.
— Вот как? Должен?! — Он рассмеялся, и Брок укусил его в шею, запоздало подумав, что на такой тоненькой коже явно оставит след. Что ж, все равно уже спалились. Он прихватил зубами и всосал, чувствуя, как Роджерса бьет дрожь. — Еще.
— Так точно, сэр, — фыркнул Брок и повторил, потом еще раз, под нервно дернувшимся кадыком.
Он уже ловил волну. Потер себя так, как любил, как надо. Цапнул Роджерса зубами за ухо, вкусно, длинно лизнул в шею и подставил руку себе под головку. Кончил в ладонь. Роджерс недовольно заворчал, лишившись ласки, но тут же застонал в голос, когда его взяли в кулак. Подался навстречу, в скользкую от чужой спермы тесноту. Судя по тому, что плоская грудь ходила ходуном, а по лицу расползался румянец, пора было принять меры. С трудом балансируя на одном колене, Брок дотянулся до коробки бумажных салфеток в кармане дверцы и надергал штук пять. Иногда жрать приходилось на ходу, так что запас там был всегда, и простых, и влажных. Как бы ни здорово было обкончать Роджерсу всю грудь совместными усилиями, сейчас это не совсем уместно. Роджерс зажал себе рот ладонью, запрокинул голову, подставляясь под зубы, и салфетки едва справились с тем гейзером, который брызнул из его члена.
— Согрелся? — спросил Брок с ухмылкой, когда они оба отдышались. — Фьюри серьезно готовил тебе поход в бордель по приезде?
Роджерс придирчиво обтерся чистой салфеткой. Спихнул Брока с себя, одернул футболку, привел в порядок одежду.
— Нет, конечно. В питомник — гладить щенков.
Брок едва не задохнулся от возмущения.
— А что, так можно было?! То есть меня ты затащил в машину из любви к искусству?
Роджерс открыл дверцу со своей стороны и выбрался на свежий воздух. Чиркнул зажигалкой, закурил. Брок застегнул штаны и встал с ним рядом.
— Строго говоря, Рамлоу, в машину затащил меня ты. Мне хватило бы постоять в обнимку, чтобы перекантоваться. Конечно, секс куда эффективнее, мне теперь хоть снова в дело. Так что... спасибо, что уж там.
— Обращайся.
— Ловлю на слове. Боюсь, мне действительно придется еще не раз воспользоваться твоей готовностью помочь, если мы будем работать вместе.
— Меня все устраивает, — мурлыкнул Брок и прижал его к джипу, приобняв за талию.
Солнце садилось, заставляя каждую травинку отбрасывать длинную тень, и Брок залип, разглядывая тени выгоревших ресниц, упавшие Роджерсу на веко. В кустах надрывались не то цикады, не то кузнечики — какая-то там, одним словом, хитиновая поебень. Пора было ехать в аэропорт.
— Я прямо предвкушаю чтение твоего рапорта, — хмыкнул Роджерс, докурил и втоптал окурок в пыль.
— Сфигали? Это не касается...
— Это касается. Напрямую. Меня и работы со мной.
— Ну охуеть теперь, — пробормотал Брок, понимая, что он прав.
Им придется написать для Фьюри порнорассказик про дрочку в машине.
По дороге назад он осмысливал перспективу и пытался облечь в слова тени от ресниц, голубые венки и холодные ладони под футболкой. В машине пахло так, как будто в ней занимались тем, чем в ней занимались, а Роджерс, сука такая, поехал с Чаком. Парни подъебывали — аж из кожи лезли: Джек, конечно, не поскупился на подробности.
Брок пригрозил, что в следующий раз грелкой для некроманта будет назначать самых разговорчивых, и шутки быстро сошли на нет.
Так и повелось: возили Роджерса с собой, прикрывали — он вечно совался куда не надо, как бессмертный. Держался молодцом, даже когда пули свистели вокруг. На боевых вылетах ему, как оказалось, цены не было: стоило подстрелить кого-нибудь из вражин — и Роджерс, окунув палец в вышибленные мозги, неизменным карандашом в неизменном скетчбуке рисовал карты укреплений и потайные ходы, фоторобот главаря, место расположения заложников и прочие бесценные разведданные.
После Брок валял его в палатке, минивэне или гостинице, если до цивилизации было близко, и за два с лишним года это начало походить на отношения куда больше, чем все, что у Брока случалось до.
Он знал, к примеру, что такой специфический дар сыворотка наворотила не случайно. Эрскин тренировал кандидатов мысленно визуализировать себя сильными, ловкими, быстрыми — идеальными солдатами. У Роджерса была четкая картинка перед глазами: как он, мощный и плечистый, швыряет мотоциклы и прыгает с высоты даже без парашюта, но за день до эксперимента он получил плохие вести. Погиб его друг. Учитывая, что Брока Роджерс тоже называл другом... Словом, в день Икс он хотел только одного: еще раз поговорить с погибшим. Может, признаться, может, проститься, мало ли что люди хотят сказать в такой ситуации.
Роджерс получил у сыворотки ровно то, что просил. А друг, как оказалось, на тот момент еще был жив, они потом еще весь сорок пятый наводили шороху плечом к плечу. Такие дела.
Еще Брок знал, что здоровье сыворотка подправила новоявленному некроманту даже без визуализации, просто так, в качестве бонуса. Что, в общем, имело смысл, иначе после первого же трупака ослабленного Роджерса в момент доконали бы стрептококки, астма, сердце и все остальное, что там было в его внушительном анамнезе. Сейчас на нем все заживало как на собаке, и для Брока это означало, что можно безбоязненно ставить засосы, царапать щетиной в нежных местах и засаживать от души, не боясь что-нибудь повредить. Вопреки слухам о своем пуританском воспитании Роджерс давал и в рот, и в задницу, что было охуенно.
Брок ему тоже давал, не столько даже из любви к процессу, сколько из нежелания что-то доказывать человеку с обостренным чувством справедливости.
Разница в габаритах немного нивелировалась за эти пару лет, что было бы нормально, когда б он рос только вширь — Роджерс качался под чутким руководством, — но он и в росте умудрился прибавить пару дюймов. Брок грешил на выверт сыворотки и регулярный секс: на исходе второго года они трахались уже не только на миссиях.
Иногда Роджерса гоняли без Страйка, тогда всю обратную дорогу Романова держала его за руку, позволяя дотянуть до базы, а уж там Брок приводил его в чувство старым добрым проверенным способом. За два года подшучивать над всем этим надоело даже Джеку. Брок удалил приложения для знакомств, перестал ходить в бары для одиночек и уже всерьез подумывал предложить Роджерсу съехаться.
Мироздание опять поржало и запаслось попкорном, а на ближайшей миссии стряслась жопа.
На первый взгляд, дело принципиально мало отличалось от того, с чем им периодически доводилось сталкиваться. Расчлененка в заброшке, кровища, руки и ноги жертвы отрезаны, выломаны под неестественными углами, кишки фигурно разложены по полу, голова без лица уложена на торс кровавым черепом к потолку — в общем, груда мяса, да и только. Роджерс нахмурился, еще с порога обронил:
— Гидра.
Брок сначала не понял, потом поднялся на второй ярус и сверху разглядел: красный череп и правда будто лежал в окружении щупалец. Свастику из трупа выложить было бы куда проще, все равно что одни, что другие злодеи времен Второй Мировой были одним миром мазаны. Неведомый мясник заморочился.
А потом случилось то, чего Брок еще никогда не видел: Роджерс вырвал из альбома лист, скомкал и раздраженно отбросил прочь.
Пока Брок спускался к нему, скомканных листков на полу прибавилось.
— Что-то пошло не так, — сказал Роджерс, не отрываясь от рисования, — мне что-то мешает. Застит глаза.
Брок подобрал пару смятых рисунков, расправил на коленке. С листа смотрел угрюмый мужик с пикантной ямочкой на подбородке и крышесносными минетными губами. Неровно отросшие патлы свисали на глаза. За исключением длинных волос этот парень сильно напоминал Баки Барнса, которого Роджерс нередко рисовал дома, для души.
— У всех бывают осечки, — сказал Брок, коснувшись его плеча.
— Не у меня.
— Все когда-то случается в первый раз. Это ничего не значит. Может, ты устал, вот и все.
Роджерс невесело усмехнулся:
— Я благодарен тебе за попытку, но это полная чушь.
— Эй, Роджерс! Эту чушь слово в слово ты мне гнал, когда у меня хуй не встал тогда, ну, помнишь, на Рождество.
— Мы так надрались, что я сам едва стоял. То, что случилось сегодня...
— ...скорее всего, не повторится. Пошли. Поваляем тебя в минивэне.
— Я подвел команду!
— Как-то же мы работали до тебя.
Роджерс вдохнул, выдохнул и дал утащить себя в укромное местечко, где Брок долго и обстоятельно отвлекал его от лишних сомнений всем офигенным собой.
Расчлененка в итоге так и зависла — неведомый маньяк сработал чисто, если к кровавой мясорубке вообще применимо подобное определение. Никаких следов: ни отпечатков, ни обломков ножа, застрявших где-нибудь в кости. Профессионал. Сделал дело и испарился как призрак. Сделал стремительно — останки были до абсурдного свежими, то есть он запланировал все именно так, выбрал место и время, и в решающий момент не дрогнула рука, ни малейшего сомнения не закралось в его голову. К чему там была Гидра — Брок не знал, впрочем, мало ли неонацистов прячется по темным углам. Другое дело, что на преступление на почве ненависти и розни было не похоже — слишком безупречным и продуманным было все, слишком демонстративным, несмотря на скрытное место.
Как будто маньяк специально для них накрыл поляну. Для тех, кто придет расследовать это говнище.
Единственной зацепкой была личность жертвы: груда мяса оказалась известным политиком либеральных взглядов, выступавшим резко против излишнего контроля со стороны государства. Кому он мог перейти дорогу — вариантов было немало, но и не то чтобы много. Мотив был почти наверняка политический — разве что бедолага попался под горячую руку обычному маньяку, который распотрошил его точно так же, как любого другого. Как ни парадоксально, картинку это значительно усложняло: если убийство было заказное, то человек, которого они искали, был контрактным киллером.
А контрактные киллеры не выкладывают осьминожек кишками жертв.
Роджерс выспался у Брока, нормально поел, сходил на тренировку. Через пару дней они улетели в Анголу допрашивать сушеные мумии шаманов, Роджерс загонялся, но в итоге справился без проблем. Оба они на этом выдохнули, трахнулись в хижине на циновках и вернулись в Штаты отдохнувшими и посвежевшими, как из отпуска, хотя вообще-то шарились там промеж баобабов в полной выкладке.
И тем неожиданнее было, когда через пяток успешных дел его шандарахнуло опять.
Брок уже с порога понял, что будет жопа. В громадном ангаре, наполовину заставленном раритетными ретро-автомобилями, обнаружилось штук пятнадцать трупов разной степени свежести. На нескольких четко видны были следы земли, кости торчали из полуразложившейся плоти; позже экспертиза показала, что все жертвы были убиты в разное время и захоронены в разных местах. Даже без фото с дрона было ясно, что это снова композиция в форме символа Гидры — неведомый психопат выложил из трупов загнутые щупальца и череп.
— Тот же самый псих, интересно? — спросил Джек, поправляя респиратор.
— Если он же, то придется для ФБР рапорты писать, тут серийник явно, — вздохнул за спиной Чак, — они, черти, въедливые...
Брок задумчиво рассматривал отснятое дроном сверху. Здесь, в отличие от заброшки, маньяку даже неоткуда было полюбоваться на свою работу. То есть вся эта гребаная композиция — послание кому-то. Не для себя. Для людей. Сука. Для каких таких людей, если это закрытая территория?
— Гидра растет, — сказал Брок задумчиво, — он становится смелее. Или отчаяннее...
Роджерс с неизменным альбомом вошел в ангар бодрым шагом, но изменился в лице, стоило ему приглядеться к месту работы. Брок выматерился: надо было не подпускать его к ангару, пока трупы не разложат рядами, теперь накрутит сам себя и привет.
Он как в воду глядел. Роджерс торчал в ангаре несколько часов, изрисовал весь альбом, довел себя до полуобморочного состояния — и никакого толку. Глаза Баки Барнса смотрели с каждого рисунка. Глаза, глаза везде. Некоторые Роджерс дорисовывал, аккуратно штриховал тень под пухлой губой, яростно перечеркивал длинными волосами. Некоторые бросал, едва поняв, что снова промахнулся.
Брок вынес его из ангара практически на руках и долго обнимал в фургоне на чистом белье: подсуетился, лежбище подготовил заранее. Роджерс пытался психовать, рвался обратно, потом сдулся и молча плакал. Не самая та реакция, которую хочется видеть, когда нанизываешь парня на член. Черт, несгибаемый Роджерс на его памяти вообще ни разу не прослезился за эти несколько лет. Что-то там перемкнуло, видать, раз его так растащило.
Он правда любил того парня, Баки Барнса, с которым не смог даже проститься.
Наутро вид у него был совершенно побежденный. Что за херня с ним творилась? Брок подумал грешным делом, не он ли тому виной, но тут же нашел еще дюжину возможных причин: от артефакта, глушащего способности Роджерса, до коллеги-паранорма, телепатически насылающего деморализующие видения погибшей первой любви. На месте, впрочем, никаких признаков воздействия не обнаружили, хотя следы вибраниумного излучения были.
Но их и не могло не быть после того, как там потусил Роджерс.
Дело сдали ФБР, однако у Брока были в таких местах приятели, и он продолжал держать руку на пульсе. Паранормальный анализ — так в бумагах называли некромантию Роджерса — не выявил конкретики, что не означало «непрофильности» дела. Как раз наоборот: стоило приглядеться пристальнее да в случае чего перехватить дело снова.
Ничего такого сногсшибательного от ФБР он не узнал. Трупы были в основном относительно недавние — последние несколько лет, но парочка гнила в земле и с прошлого века. Один совсем свежий — двухдневной давности. Убиты с близкого расстояния: ножи, пара свернутых шей, один выстрел в затылок. Всех удалось опознать — заняло это дольше, чем при участии Роджерса, но и у ФБР были свои методы. Все жертвы оказались из тех, кого заказывают: активисты, политические деятели, свидетели в громких делах. Как если бы киллер распотрошил коллекцию старых заказов.
Зачем?
И почему именно сейчас? Судя по разбросу во времени, если все это жертвы одного и того же киллера, то он был активен еще в восьмидесятые, но тогда этому маньяку хорошо за полтос. Для того чтобы выкладывать такие композиции из трупов, надо обладать недюжинной физической силой. Теоретически работать могли и в группе, но чем больше народу — тем больше вероятность наследить, а в плане улик что ангар, что заброшка были прямо-таки стерильны.
Дело не давало Броку покоя, и не только из-за мелтдауна Роджерса.
Кто-то выкладывал из трупов символику времен Второй мировой. Гидру, с которой боролся Роджерс. И этот кто-то не то глушил голоса мертвых, не то заставлял их петь по своим нотам. Многовато для простого совпадения, Брок готов был поклясться, что таинственный киллер, во-первых, паранорм, а во-вторых, подбивает клинья к Роджерсу лично.
Так это или нет, но съехаться с Роджерсом давно уже стоило в любом случае. Брок убедил себя в том, что просто хочет держать его в поле зрения, пока не прояснится эта херня с Гидрой, и через пару дней Роджерс уютно вписался в его теперь уже не вполне холостяцкую берлогу.
Он много рисовал. Брок давно привык видеть его всегда с карандашом и блокнотом даже в самые неожиданные моменты. Он скетчил позы, пока смотрел фильмы, набрасывал еду, которую ел, рисовал Брока, хоть сидя на его члене.
Одним таким уютным вечером Брок позировал, завороженно наблюдая за движением карандаша.
— Ты всегда начинаешь с глаз? — спросил он Роджерса.
Тот прищурился, что-то одному ему видное высматривая в лице Брока.
— Не всегда. Но часто.
— Фотороботы тоже?
— Да. Нередко это последнее, что они видят: глаза своего убийцы.
— Я подумал... Что, если бы ты попробовал, ну не знаю, наоборот? Может, тогда получилось бы.
Роджерс опустил альбом на колени.
— Ты про гидровского киллера?
Брок кивнул.
— Тела все еще лежат в морге. Мы могли бы съездить.
— Не ты ли говорил мне не думать об этом деле? — Роджерс скрестил руки на груди. Брок хмыкнул.
— А когда это ты слушал, что я тебе говорю?
Роджерс отложил на журнальный столик альбом с карандашом, и это могло означать только одно: Броку пора раздеваться.
...В морге Роджерс некоторое время задумчиво стоял у открытого ящика, в котором, как брокколи в холодильнике, лежал один из покойников. Первые линии рисунка были несмелыми, но чем четче вставала на листе мощная мрачная фигура, тем увереннее становилась рука. Плечистая черная тень, видно, непохожа была на Баки Барнса — Роджерс с воодушевлением подбирался к лицу. Однако стоило начать — и он нахмурился, застыл, кусая губы. Стер лицо и перелистнул страницу, чтобы начать новый рисунок.
Стив Роджерс всегда был упрям. Нащупав способ борьбы с неизвестной помехой, он погрузился в процесс. Он рисовал в деталях военные ботинки, штаны с набедренной кобурой, кожаную куртку с разными рукавами, руки в тактических перчатках. И чем дольше он рисовал, тем больше Броку казалось, что он где-то уже это все видел. Черт побери!
Пазл сложился, когда Роджерс нарисовал этому парню звезду на плече.
— Поехали отсюда, — сказал Брок.
— Я еще не закончил.
— Поехали, Роджерс, тебя уже шатает.
Роджерс покосился на него недоверчиво и убрал альбом в сумку. Они оба отлично знали, что один труп и полтора часа времени — это не «шатает», это потискаться в кабинке туалета минут пять. Как бы ни был упрям Роджерс, он работал в разведке и отлично понимал намеки. В здании ФБР, где все прослушивается, не стоило говорить о делах.
— Я знал его, — сказал Брок в машине. — Эта рука... Не спутаешь ни с кем.
— Кто он?
— Зимний Солдат. Он модификант, как ты. Суперсолдат Щ.И.Т.а.
— Я его не встречал, — удивился Роджерс. — Я даже не знал, что в Щ.И.Т.е работают еще улучшенные.
— Он засекречен. Зимний Солдат считается самой охуенной боевой единицей в США. Он настолько охуенен, что между миссиями его замораживают в криокамере, чтобы не старел и подольше сохранил боеспособность. Это человек-супероружие. Рука — металлический протез. Однажды лет пятнадцать назад его отправили навести порядок в Венесуэле, мой отряд сопровождал, так что я видел его в деле. Формально мне грозит расстрел за слив такой информации, но мы с тобой при исполнении.
— Как он выглядит? — спросил Роджерс деланно равнодушно, но Брок понял, о чем вопрос. Действительно ли этот парень настолько похож на Баки Барнса, что его близкий друг может так обмануться. Увы, Брок ничем не мог помочь.
— Я не видел лица. Он носит маску.
— Он мог убить всех этих людей?
— Легко. Но тогда это значит...
Роджерс нахмурился.
— Договаривай.
— Зимний Солдат — оружие. А за любым оружием стоит стрелок. Человек, который спускает курок. Либо эта винтовка слетела с катушек... либо все наши жмуры были его целями в разные годы.
— Если Щ.И.Т. посылал его устранить цели, почему не свернули расследование, как только стало ясно, чьи там трупы? И почему такой странный контингент? Никто из этих людей не подозревался в шпионаже или терроризме, я не вижу ни одной причины их устранять, это неконституционно и противоречит всему, за что мы стоим! И при чем тут Гидра?
— Не нравится мне это все, Роджерс. — Брок отбил пальцами дробь по рулю и завел двигатель.
Через сорок минут они входили в хранилище, замаскированное под банк.
Строго говоря, у них обоих был не самый высокий уровень доступа. Охрана на проходной заартачилась. Брок сунул коллегам под нос удостоверение и донес свою точку зрения матом: во время активного расследования он имел доступ хоть к президенту в жопу.
Правда, дело в данный момент вели коллеги из ФБР, но упоминать об этом не стоило.
Плешивый клерк за пуленепробиваемым стеклом позвонил куда-то, вытянув палец к потолку в призыве к тишине. Не иначе как высокому начальству. Брок решил не мелочиться и на всякий случай связался аж с Фьюри, на ходу запрашивая информацию по миссиям Зимнего Солдата. Фьюри слегка прифигел от постановки вопроса, но заговаривать зубы вопреки своему обыкновению не стал.
Последней операцией, в которой принимал участие Зимний Солдат, оказалось «Копьё Нептуна» — когда кокнули бен Ладена. То есть он не выходил из крио больше двух лет.
Но этого не могло быть. Жмуры в ангаре напели Роджерсу про Зимнего Солдата, то же свидетельствовал и тот, первый бедолага в заброшке. Вся эта история начинала скверно пахнуть.
В комплекте с устным разрешением лично от Фьюри документы сделали свое дело, и тяжелые сейфовые двери наконец открылись. Роджерс нехорошо покосился на вооруженный конвой, выделенный для их сопровождения, и шагнул в хранилище. Брок последовал за ним. Он примерно помнил дорогу: в тот раз, когда они летели в Венесуэлу, весь отряд согнали наблюдать за процессом разморозки. Чтобы, так сказать, прониклись. Что ж, зрелище было то еще: громадный аппарат открылся, выпуская опутанного трубками стремного мужика в кевларовом поддоспешнике. Пар заполнил все помещение. К тому времени суперсолдата уже разморозили, он встряхнулся, экипировался в считанные минуты, выслушал вводную, кивнул и прогудел в маску:
— Готов приступать.
Что и говорить, группа прониклась, даже вытянулись по стойке смирно. Рядом с этим сверхчеловеком хотелось, черт возьми, соответствовать. Шутка ли — отказаться от личной жизни, от всех ее радостей, это ж какое там должно быть чувство патриотизма? Брок потом собрал яйца в кулак, доебался до него в джете: как, мол, с этим делом.
Так, слово за слово, он и отсосал Зимнему Солдату.
...В хранилище было тихо, в полумраке светилось только окошко криоустановки. Разбуженный лаборант, торопливо натягивая белый халат, щелкнул выключателем, и под потолком тихонько загудели лампы. Роджерс впился взглядом в лицо Зимнего Солдата. Брок глянул через плечо: маска на пол-лица, сосульки волос, иней на бровях, глаза, конечно, закрыты. Тут родную маму не опознаешь со стопроцентной точностью.
— Когда его последний раз активировали? — спросил Брок.
Лаборант замялся, косясь на конвой, заблеял что-то невнятное, Брок рявкнул на него и наконец добился ответа. Две недели назад. Таймлайн совпадал с последним убийством и композицией в ангаре.
— По утверждению директора Фьюри, последняя миссия у Зимнего Солдата была два года назад. Причина активации? Номер приказа? Кем подписан?
— Рутинная проверка функциональности, — сглотнул лаборант.
— График разморозок есть?
Лаборант засуетился, дергая на себя один за другим ящики письменного стола. Наконец выдернул тетрадь из стопки бумаг.
— Двадцать первый век вроде? — удивился Брок, листая линованные страницы в поисках последних записей.
— У нас тут повышенная секретность, — пояснил лаборант, — начальство не доверяет цифровым технологиям.
— Или предпочитает не оставлять следов, — хмыкнул Брок. — Роджерс, взгляни.
Разморозок за последние два года было с десяток, и они были чем угодно, но не «рутинными проверками». Неравномерные промежутки, разная продолжительность активности — не отличить от тех страниц, где Солдата будили для миссий. На переломанного политика в заброшке алиби у него тоже не оказалось: гулял, родимый.
— Разморозьте его, — велел Брок, но лаборант встал насмерть: без приказа сверху — нет, нет и нет. Снять копию с журнала им тоже не позволили, но тут проблемы не было: Роджерс обладал фотографической памятью. Удалось только осмотреть форму и внушительный арсенал, но тут толку было мало: все оказалось вылизано до блеска, в операционной палате и то было больше шансов найти следы крови и грязи.
По факту, они ушли ни с чем.
По дороге домой Брок молчал, пытаясь разобраться в раскладе. Чуйка вопила, что где-то наеб. Зачем Зимнего Солдата размораживали? Явно для миссий, но Фьюри утверждал, что никаких миссий не было. Либо Фьюри темнил, либо...
— Ты заметил графу в журнале, возле времени? — спросил Роджерс, который явно думал о том же. — Узкая, в ней было каждый раз по одной букве. Либо Ф, либо П. Как ты думаешь, что это?
— Ты сможешь восстановить по памяти?
Роджерс кивнул. У него был глаз на детали: не то талант художника так проявлялся, не то от сыворотки перепало, но к вечеру на кухонном столе лежал шершавый альбомный лист, на котором воспроизведено было все вплоть до скрепок и загибов на уголках тетради.
— Ты гребаный ксерокс, — хмыкнул Брок и поцеловал его в висок. Роджерс был очень удобного роста для этого.
Они сели рядом, разглядывая строчки, аккуратный почерк лаборанта был изображен точно таким, каким его запомнил Брок. Пробежавшись взглядом по непонятной узкой колонке, он сказал:
— Миссия в Пакистане отмечена как «Ф», все, что после — «П». Похоже, «Ф» — это Фьюри.
— Лаборанта звали Пальмер. Возможно, в этой графе отмечены люди, инициировавшие разморозку? Но Пальмер утверждал, что не может провести процедуру без приказа сверху.
— Фьюри, думаю, будет интересно знать, если кто-то втихаря играет с его суперсолдатиком. Спросим у него. Если он подтвердит, что те несколько миссий раньше, отмеченные «Ф», были санкционированы им, мы будем знать, что я прав.
Роджерс склонился над бумагой, нервно покусывая губы. Он становился таким красивым, когда был погружен в работу, Брок смотрел на него и не мог оторваться. До одури хотелось дернуть его на себя, усадить на колени и целовать долго-долго, пока совершенно не размякнет.
— Ты думаешь, что кто-то посылал его убить всех тех людей, которых он выкопал и сложил в ангаре?
— Либо он сваливал в самоволки и маньячил от случая к случаю. Нет бы по бабам и в запой...
— Если бы меня доставали из холодильника только для того, чтобы воевать, я бы тоже с ума сошел. Может, он физически уже не способен «по бабам и в запой».
— Способен. — Брок плотоядно улыбнулся и тут же стушевался под взглядом Роджерса. — Что? Я был зеленый и без тормозов, мы летели в такое говно, что не чаяли вернуться, а тут целый суперсолдат. Парни делали ставки, все ли у него такое большое, как он сам. Я бы сорвал банк, если б не эта херня с «не говори и не спрашивай».
Роджерс скрестил руки на груди. Черт его знает, как у такого цыпленка получалось делать это внушительно.
— То есть мы расследуем дело о маньяке, который некоторым образом твой бывший.
— Эй, мы перепихнулись один раз в джете в девяносто восьмом, и между прочим, ты все еще подозреваешь, что этот маньяк — Баки Барнс!
В лице Роджерса промелькнуло что-то, что Брок уже научился распознавать как «я сделал опасную хуйню».
— Что ты выкинул?
— Ничего, — сказал Роджерс с таким видом, что Брок резко начал паниковать.
— Роджерс, ты меня, сука, знаешь, выкладывай прямо сейчас, пока я не поседел!
Роджерс поморщился, сел за стол, сложил перед собой руки. Примерный мальчик, блядь.
— Я оставил ему записку.
— Что?
— Я написал записку Зимнему Солдату. Спрятал в кармане костюма. Он найдет, когда в следующий раз будет одеваться.
— Ты окончательно ебанулся, Роджерс! И что в записке? «Хочешь со мной дружить, да/нет, обведи»?
— Что если он — Баки Барнс, то нам надо поговорить.
— И все?
— И адрес.
— Адрес. Ты дал маньяку-убийце наш домашний адрес и пригласил его в гости? Роджерс, ты...
Он встал из-за стола и обнял Брока.
— Это он. Я почти уверен.
— Семьдесят лет прошло, Роджерс, окстись.
— Если он проводит почти все время в крио, это ничего не значит. Я пролежал во льдах все это время и, как видишь, прекрасно сохранился. Рамлоу, он никогда не говорил о том, что с ним делали в Крайшберге, но я был там, я отстегивал его от стола. На пленных ставили эксперименты, Зола и Красный Череп пытались создать своих улучшенных солдат, это исторический факт.
— Как и то, что Барнс упал с поезда.
— Тело так и не нашли.
Брок вздохнул ему в волосы. С Роджерсом было очень сложно спорить, особенно когда он прижимался к Броку и вот так пах... домом.
— Надеюсь, он не прирежет нас во сне.
***
Зимний Солдат вышел на контакт через три недели самым нетривиальным способом: подкинув им на порог свежую расчлененку. Руку и сердце, да этот пиздюк издевался! Будто мало было самого факта, что он припер куски свежеубитой добычи под дверь, как чертов кот!
Стояло чудесное осеннее утро, светило солнце, чирикали воробьи. Соседские окна опутались декоративной паутиной, улица обросла скелетами и пенопластовыми надгробиями вдоль тротуара еще с сентября, и в первый момент Брок подумал, что рука и сердце — дофига реалистичные для силиконовых, но металлическая вонь крови пробивалась даже сквозь запах опавшей листвы и не менее оранжевой куркумы из соседской кухни.
— Он нам угрожает? — спросил Брок, снимая с предохранителя Глок, хранившийся в ящике в прихожей.
— Сейчас узнаем.
Роджерс опустился на колени, переплел пальцы с мертвой рукой, положил ладонь на окровавленное сердце и замер. Мертвец быстро выдал свои тайны: отсутствие всего трупа не было для Роджерса помехой.
— И?
— Он назначил встречу. Время и место — это было последним, что слышал в своей жизни мистер Лейхи.
— Лейхи?
Роджерс помахал отрубленной рукой.
— Надо вызвать коронера. Но тогда нам придется объяснять, что ты затеял игру в догонялки с психопатом...
— Думаю, нам стоит пока придержать эту информацию.
Со вздохом убрав Глок обратно в ящик, Брок принес из кладовки кулер, который использовал для пива во время выездов на природу. Аккуратно сложил куски мистера Лейхи в пакет и сунул в контейнер.
— Твой дружок должен мне новый кулер, — проворчал он, и Роджерс язвительно отбил подачу:
— Из нас двоих ты общался с ним более интимно.
— Надеюсь, ты понимаешь, что это свидание, которое он тебе так романтично назначил, скорее всего, ловушка? Черт, вот чего ты такой нетерпеливый, а? Мы могли продавить разморозку через Фьюри и допросить твоего... окей — нашего общего дружка в нормальной обстановке, не рискуя оказаться частью его следующей художественной композиции!
Небольшая аккуратная лужа крови осталась на ступеньке, но Брок справедливо рассудил, что под самый Хэллоуин на это никто не обратит внимания. Он водрузил контейнер на столик в прихожей и мрачно уставился на него. Роджерс ушел на кухню.
— Бюрократическая возня с бумажками заняла бы месяцы, — сказал Роджерс, пытаясь перекричать шум воды, — к тому же сдается мне, что он не смог бы говорить свободно в допросной Щ.И.Т.а.
— Схуяли?
Вода стихла, и Роджерс появился в дверном проеме с полотенцем в руках.
— Потому что он предупредил меня никому не доверять.
— Паранойя отлично вписывается в клиническую картинку, а?
— Рамлоу, он предупредил не просто так. Что-то происходит в Щ.И.Т.е, что-то пугающее.
Нерезкое осеннее солнце ложилось квадратами на пол, витражное стекло в кухне расцветило Роджерса в нежные оттенки сахарной ваты. Брок сглотнул. Такой... черт, такой весь он...
— Я знаю этот взгляд, — улыбнулся Роджерс лукаво.
— Тогда почему ты еще одет и не на столе своей костлявой задницей кверху?
— О, ну я даже не знаю, может быть, потому, что у нас в коридоре кулер с кусками трупа, а улучшенный солдат-убийца почти наверняка следит за домом?
— Ну так давай сделаем, чтоб ему было на что посмотреть. — Ухмыльнувшись, Брок сдернул с себя футболку и в два шага оказался рядом.
В присутствии Роджерса одежда имела тенденцию слетать с него как-то сама по себе.
— И моя задница не костлявая, — добавил Роджерс капризно, расстегивая на нем джинсы.
— Ну конечно нет, детка. У тебя самая лучшая задница на Восточном побережье. Маленькая и твердая, как орех.
— Баки всегда говорил: что не помещается в ладонь — лишнее.
— Вот приревную к твоему Баки, — пригрозил Брок, но его ловко ухватили за яйца, и все мысли моментально выдуло из головы.
— Смотри, чтоб он к тебе не приревновал, — сказал Роджерс со смешком, — а то сам понимаешь, снайпер — такое дело...
— Вы ж вроде не мутили?
— Тогда казалось невозможным признаться в таком. Я так и не узнал точно, испытывал ли он ко мне чувства, кроме дружеских. Подозревал, но... У нас было, как это сейчас говорят, «все сложно».
Слава яйцам, у Брока с этим той-терьером от закона и порядка все было несложно совсем. Роджерс погладил по свежевыбритой щеке, потер против роста волос подбородок и над верхней губой, проверяя гладкость, и Брока аж прошила дрожь: он отлично знал, как любит, но почти никогда не делает этот неженка. Только сразу после бритья, Брок ради этого жертвовал модной щетиной, которую обычно равнял триммером, и хоть раз в неделю брился начисто.
Роджерс провел по губам, и Брок коротко стрельнул языком по кончикам пальцев. У них был привкус мыла, который почти сразу исчез, точно призрак, растаял на языке. Роджерс смял верхнюю, проталкиваясь под нее, провел шершавым пальцем по десне, по кончику клыка. Взгляд у него сделался темным, горячим и тяжелым, и в ответ тяжело и жарко стало у Брока внизу живота. Брок цапнул за палец почти всерьез, и Роджерс неумолимо вдавился ему в рот, едва не сцарапывая костяшки о резцы, пришлось распахнуть пасть пошире. Пальцы проехались по языку, ткнулись за щеку — беспардонно и похабно. Прошлись по кругу, очерчивая зубы, будто оценивая лошадь. Выскользнули, чтобы вернуться снова: средний и безымянный, большой мокро скользнул по щеке, размазывая слюну. Роджерс любил грязно и грубо. Аж ноги подкашивались. Брок даже не осознал момент, когда колени ткнулись в ковер, а он сам начал смотреть на Роджерса снизу вверх, а не сверху вниз, как это бывало обычно.
Брок подумал — а вот интересно, если спрятать за щекой кольцо, получилось бы вот так надеть ему ртом? Не то чтобы он прям планировал, но вот еще, скажем, годик, ну просто для приличия, и почему бы и не пройтись по ювелирным, в конце концов, хотя бы чтоб быть уверенным, что ему позвонят, если с этим придурком что-то случится в поле.
Роджерс трахал его пальцами в рот, и перед самым носом натягивались, очерчивая встающий член, мягкие трикотажные штаны. Для такого тонко-звонкого телосложения у Роджерса были крупные кисти и внушительный шланг. На Броке и то, и другое смотрелось бы заурядно, но на фоне этих хрупких костей выделялось.
Он потянул штаны вниз, и потяжелевший член упруго качнулся перед лицом. Во рту скопилась слюна. Роджерс смотрел сверху вниз, смотрел так, что у Брока поджимались яйца. Легонько подался навстречу, головка мазнула по щеке. Он по-всякому любил, но вот это, кажется, было на вершине топа: потереться об губы и спустить на лицо, Роджерс делался после этого дивно податливым и послушным.
Что ж, у всех свои фетиши.
Мокрые пальцы, выскользнув, нажали на челюсть, заставляя раскрыть рот. Роджерс ткнулся членом наугад, не помогая руками, проехался по щеке, мешая слюну с предэякулятом. Снова двинул бедрами, навелся по своим костяшкам и врубился аж до горла. Брок едва не закашлялся. Блядский боже, для хорошего парня Роджерс в койке бывал на редкость больным ублюдком, не то чтобы Брок жаловался — отбитыми краями они совпадали просто по всему периметру.
Про кружки в раковине могли сраться, про политику, но стоило снять трусы — и наступала полная гармония.
Роджерс придержал его под затылок свободной рукой, не давая отстраниться, и бесконечно долго не двигался, держа член в горле Брока. Смотрел жадно, как наливается краснотой лицо. Иногда Брок думал о том, что для Роджерса было бы катарсисом заебать его до смерти и услышать наконец все его мысли, врывающиеся в него тугой струей.
Вот из кого получился бы офигенный маньяк.
Роджерс наконец дал ему вздохнуть, задвигал кулаком по члену, трахая в рот одними пальцами.
— Зажмурься, — сказал он тихо, и Брок мгновенно послушался, зная, что за этим последует.
Теплые тяжелые капли повисли на ресницах, пометили собой щеку, переносицу, вяжущий свежий запах пришел следом. Брызнуло в рот, в следующий миг Роджерс захлопнул его так, что аж лязгнули зубы. Сжал ему челюсть, кончая на губы, растер головкой. Шлепнул членом раз, другой по щекам, по губам, потерся, глухо постанывая.
Брок не дергался, аккуратно пытаясь отдышаться через нос.
Наконец Роджерс выпустил его и отошел, оставляя стоять на коленях, в растегнутых джинсах, из которых торчал, пульсируя, побагровевший член. Брок оттянул мошонку, пытаясь облегчить напряжение.
— Терпение, Рамлоу, — одернул его Роджерс, и лица коснулось влажное полотенце, устраняя беспорядок. — Ну вот. А теперь давай подумаем, что можно с этим сделать.
Он отдалился, и Брок открыл глаза. Роджерс, одетый в одни лишь теплые шерстяные носки, лег грудью на кухонный стол, до предела разведя руками ягодицы. И слава яйцам, что он любил грубо, а сыворотка это позволяла. Брок взял его по слюне и спустил внутрь раньше, чем всунул хоть на половину.
— Как ты думаешь, Барнс сейчас блюет или дрочит? — спросил Брок выпирающие позвонки.
— Возможно, и то, и другое одновременно?..
— Надо будет спросить. Чисто из человеческого любопытства.
— Тебе больше нечего у него спросить?
— Ну про Кеннеди я еще в тот раз поинтересовался. Так когда свидание?
— Сегодня вечером.
Брок переступил с ноги на ногу, и задница Роджерса в ответ сжалась на постепенно обмякающем члене.
— На Хэллоуин? Вот же скотина.
Роджерс дотянулся до влажного полотенца, ждавшего продолжения банкета на спинке стула, спихнул Брока с себя и технично протер ложбинку между ягодицами. Натянул штаны, сунул полотенце Броку и между делом включил кофеварку.
— Можно подумать, ты прям весь год дожидался возможности одарить конфетами соседских детишек в костюмах из Парти Сити.
— Я рад, что ты понимаешь, что я иду с тобой.
— Ну, мы с тобой все же напарники.
— Это теперь так называется? — хмыкнул Брок, помахав ему вялым членом.
Роджерс посмотрел на него с укоризной, и черт, при его лице это смотрелось настолько органично, будто это не у него в прямой кишке резвились сперматозоиды Брока.
Ближе к вечеру Роджерс выставил на порог миску с конфетами, чтобы дом в их отсутствие не закидали туалетной бумагой. Брок позвонил Джеку, велел пробить его локацию с утра на случай, если что-то пойдет по пизде. Не то чтобы их возможно было спасти, если маньяк, снайпер и контрактный киллер Щ.И.Т.а решит пустить их в расход, но хоть трупы забрать — Броку совершенно не улыбалось разлагаться в качестве третьего левого щупальца.
По дороге к машине он успел отжать кошачьи ушки на ободке у соседкиной внучки. С соседями у Брока всегда были теплые, иногда чрезмерно теплые отношения — объем бицепсов и зверских размеров внедорожник отпугивали с их улицы мелкое хулиганье, зато привлекали непристроенных племянниц с матримониальными планами. Когда к нему переехал Роджерс, мамаши и бабульки поначалу настороженно затаились, но потом Роджерс случайно облокотился на стену у соседского подвала и нашел замурованный труп времен постройки браунстоунов. Тут же стал всеобщим любимцем. Матримониально настроенных дев, слава яйцам, поубавилось — они с Роджерсом все же бывали достаточно шумными в койке, чтобы никто не принимал их за «просто друзей».
Кошачьи ушки он нацепил на Роджерса, они были бело-розовые, нежные и трогательные. Ну как такого убьешь? Сердце ж не камень, даже у киллера-маньяка.
Уже стемнело, и город пестрел рыжими тыквами-фонарями и бледно-зелеными привидениями в каждом втором окне. У Брока едва хватало нервов вести машину — на любой улице туда-сюда носились дети, он выдохнул с облегчением, когда они доехали до промзоны, где народу не было вообще. Старый завод возвышался темной громадиной, он был пустым, с кучей коридоров, переходов и выходов, Брок нехотя одобрил: по крайней мере, здесь не возникало ощущения мышеловки. Он был морально готов приковать Роджерса наручниками к машине, если местом встречи окажется какой-нибудь бункер.
Стоило машине въехать в гостеприимно распахнутые ворота, как на втором этаже зажегся свет. Завод давно был обесточен, кто-то заморочился парой прожекторов вроде тех, которые используют строители. Брок хмыкнул и захватил прибор ночного видения.
Они поднялись по ржавой лестнице, направляясь к свету. Как гребаные мотыльки. Темная фигура выступила навстречу, вышла в круг света. Блеснула металлом рука. Брок издалека продемонстрировал Дезерт Игл в знак мирных намерений — все равно ни один человек в здравом уме и трезвом рассудке не явился бы на такую встречу безоружным. Осторожно обошел помещение, проверяя, не спрятались ли по темным углам какие-нибудь сюрпризы. Зимний Солдат наблюдал, не препятствуя. Наконец Брок вернулся к Роджерсу и кивнул.
Роджерс шагнул в пятно света, давая рассмотреть себя. Зимний Солдат медленно стянул маску, и даже Брок узнал его лицо по многочисленным рисункам.
— Баки Барнс, — сказал Роджерс, качая головой, будто все еще не мог поверить глазам.
— Стиви Роджерс, — отозвался Зимний Солдат, — черт возьми, это и правда ты.
Он повернул голову к Броку, и Роджерс торопливо пояснил:
— Он со мной.
— Брок Рамлоу, — кивнул Барнс. — Вместе работаете, вместе живете.
— Вместе спим, — добавил Брок, и между ними повисла неловкая тишина. — Ничего не хочешь объяснить? Насчет трупов, выкопанных из черт знает каких безымянных могил в лесу, насчет органов, подкинутых нам на порог?
— Мне нужно было убедиться, что человек, оставивший мне записку, действительно Стив Роджерс. Я пытался привлечь его внимание, я старался сделать достаточно отбитую композицию, чтоб дело гарантированно попало на радар Щ.И.Т.а, и мне удалось, но всегда оставался вариант, что меня загоняют в ловушку.
Брок набычился.
— Ты про бумагу и карандаш слышал когда-нибудь, нет? СМС, сука, не мог прислать? Какого хера было убивать чувака... ради чего, чтоб передал войсмейл?!
— Лейхи был целью, я всего лишь воспользовался подвернувшейся возможностью.
Окей, они наконец подобрались к тому, с чего все началось. Убитые были его целями. Модус допроса моментально включился, и Брок пожалел только, что не мог усадить Барнса на низенький стул и впереть прожектор в самую рожу.
— Кто отдал приказ на устранение?
— Александр Пирс.
Брок переглянулся с Роджерсом. Предшественник Фьюри, рекомендовавший его на должность, член Совета Мировой Безопасности? Этот вариант они не рассматривали, хотя ничего удивительного — уровень доступа у него был выше всех, секреты Щ.И.Т.а он знал лучше, чем свои пять пальцев, а фрагментация информации позволяла не отчитываться перед Фьюри, даже если официально делами Щ.И.Т.а заведовал он. И да, «П» в той графе в таблице означала «Пирс», теперь это казалось очевидным.
— Как насчет остальных жмуров? В ангаре, вся эта композиция...
— Пирс — это Гидра, — перебил Барнс, — они повсюду. Мне приходилось быть очень осторожным, собирать информацию по крупицам. Они не знают, что я знаю. Не знали. Думаю, Пирс быстро сложит два и два, если до него дойдет, что я откопал старые скелеты в его шкафу. Я убивал для них, Стив. Убивал плохих парней для Щ.И.Т.а и хороших — для Гидры. Все те люди представляли опасность для Гидры, мешали планам, и Пирс устранял их моими руками. Я заподозрил, когда они перестали укладываться в шаблон. Когда постоянно занимаешься этим, начинаешь видеть закономерности. Это как фокстерьера, выведенного для охоты на лис, послать на гребаную зебру.
— Фьюри знает? — спросил Роджерс, и в голосе его было столько скрытой ярости, что Брок уставился на него, будто впервые увидел.
— Пока все указывает на то, что Пирс водит его за нос. Но я не уверен. Я ни с кем не могу быть уверенным, кроме тебя, Стиви.
— Все это звучит как бред параноика, — оборвал его Брок. — Гидра? Семьдесят лет ни слуху ни духу, и вдруг — в верхах? Нацисты, вон, маршируют периодически, а эти...
К его удивлению, Барнс не стал спорить. Он сунул руку в один из своих многочисленных карманов и извлек небольшой футляр. Присел на корточки, поманил к себе, устраивая футляр на колене.
— В это сложно поверить, — сказал он, — я это предусмотрел. Есть ровно один способ убедиться в том, что я говорю правду.
— Что это? — спросил Брок, и Барнс открыл футляр. Внутри было два шприца.
— Доза рассчитана на мой метаболизм, этого хватит, чтобы остановить мне сердце. В этом — адреналин. У вас будет три минуты, чтобы меня вернуть. Если, конечно, ты не раздумаешь меня оживлять, когда узнаешь все, что знаю я. — Он невесело усмехнулся, зыркнув на Роджерса из-под завесы волос.
Чертов серийный киллер с замашками самоубийцы. Если вдуматься, он как раз вполне укладывался в шаблон, маньяки нередко кончают свой путь, спровоцировав полицейских на расстрел — а это дело нехитрое, копы в США легки на подъем в плане пострелять в людей. Но вот так? Барнс, похоже, всех их переплюнул по уровню ебанутости. «Давайте это будет как бы самоубийство моими руками, но при этом в моей смерти будете виноваты вы», заебись придумал.
— Баки, нет. Это слишком опасно.
Барнс покачал головой. На своем веку Брок не видел ни одного человека упрямее Стива Роджерса и ни одного, который мог бы его переспорить, не давя званием. Сам факт, что Барнс спорил, говорил о том, что он либо не знает Роджерса совсем, либо знает его лучше всех, со всеми лайфхаками.
— Мертвые не лгут. Я хочу, чтобы ты был уверен во мне.
— Я верю тебе и без доказательств.
— И это самая веская причина согласиться с моим планом. Ты слишком доверчив, Стиви, всегда был. Ты, — он обернулся к Броку, — Рамлоу. Ты согласен, что это разумно?
Брок присел рядом, осторожно взял шприц с адреналином, взвесил в ладони. От одного взгляда на диаметр иглы становилось дурно.
— Сто восемьдесят секунд и захуярить в сердце. А если не вытянешь?
Роджерс пытался возразить, Барнс пожал плечами.
— Массаж сердца. Можешь шокером въебать, есть с собой табельный?
— А если не вытянешь? — повторил Брок.
— Закопаешь меня на заднем дворе, чтобы Стиви мог приходить поболтать, — Барнс улыбнулся, — и это... Я сказал бы «позаботься о нем», но ты, кажется, и без моих указаний справляешься неплохо.
— Ладно, ты мне нравишься, хоть ты и психопат, — хмыкнул Брок.
Роджерс опустился на колени, убрал волосы от лица своего дружка, заглянул в глаза.
— Ты уверен? У тебя не останется тайн от меня.
Каково это было бы — так раскрыться перед ним? Выложить все разом в одно сияющее мгновение. Про кольцо. Про то, как в Ираке трясся от страха в те первые ночи, чуть не ссался, как щенок. Про ту девчонку в третьем классе, господи, как же ее звали-то, эту злую глупую пигалицу, которая выставила его на посмешище. Про похороны деда, когда первый раз коснулся смерти. Про чертовы выгоревшие ресницы Роджерса и как внутри точно пузырьки в шампанском, когда он спит рядом, такой чертовски серьезный даже во сне.
Смог бы. Да.
Барнс опустился на пол, лег на спину, головой на колени к Роджерсу. Тот отвел волосы со лба, погладил по щеке, глядя сверху вниз.
— До последней черты, Бак.
Барнс аккуратно ввел себе иглу и пустил по вене собственную смерть. Ставший ненужным шприц выскользнул из металлической ладони. Брок очень четко почувствовал момент, когда сердце перестало биться. Накатил запоздалый страх. Брок видел много смерти, она всегда была непоправимой. Что, если не получится? Если что-то помешает? Да что угодно, вплоть до группы захвата, которой хватит и меньшего срока, чтобы вломиться в помещение через все его десятки входов и выходов и приставить дуло к затылку. Брок покрепче вцепился в телефон, где таймер отсчитывал три минуты. Сто восемьдесят секунд клинической смерти Баки Барнса.
Брок держал его жизнь во вспотевшей ладони.
Роджерс смотрел в пустоту застекленевшими глазами, по щекам текли слезы. Девяносто с лишним лет чужой жизни в одно касание. Неловкие первые поцелуи. Первая пуля в чужой затылок. Страх, страсть, боль, грусть, стыд, радость, холод и металл. Вся правда. Истина. Весь Баки Барнс, распятый, раскрытый, как труп на прозекторском столе.
Телефон завибрировал в ладони, и Брок всадил иглу в сердце Барнса, как не всаживал нож врагу.
На бесконечные десять, одиннадцать, двенадцать секунд казалось, что не изменилось ничего. Что перед ними остывающий труп, и уже больше ничего не изменишь. Из-под ног ушла земля, но потом Роджерс издал то ли всхлип, то ли смешок, то ли все сразу, и под пальцами заколотился пульс, ожило чужое сердце, и у Брока закружилась голова от облегчения.
— Я сейчас свалюсь, — прошептал Роджерс с улыбкой, жмурясь и смаргивая слезы с ресниц.
— Я здесь, детка. Я с тобой.
Брок прижался к Роджерсу со спины, обнял поперек груди, и Роджерс откинул голову ему на плечо.
— До последней черты, Брок?
— Да как скажешь, детка. Хоть до, хоть за. Барнс дело говорит, прикопаешь на заднем дворе, если что, и будешь навещать.
Роджерс рассмеялся, шмыгнул носом.
— Обними крепче.
Брок прижал его к себе, куснул в шею, запустил руки под футболку. Роджерс был ледяной, будто впитал за Барнса могильный холод.
— Как ты думаешь, миссис Фернандес опять перестанет с тобой здороваться, если ты притащишь домой еще и здоровенного мужика с железной рукой?
— Думаю, да.
— Да?
— Да. И еще я думаю, что мне насрать на миссис Фернандес, ее горшки с петуньями и ее незамужних племянниц всех разом.
— Я когда-нибудь говорил, что люблю тебя?
— Нет, Роджерс, потому что ты чертов сухарь. Но я знал. Честно, знал, ты вообще меня видел? Я охуенный, конечно ты меня любишь, как иначе-то.
— Наглый засранец.
Барнс зашевелился, потер грудь в том месте, куда Брок всобачил иглу. Уставился, не мигая, снизу вверх на то, как рука Брока гладит Роджерса под футболкой. Кряхтя, сел, подобрав под себя ноги. Покосился из-под завесы волос.
— Я тебя тоже, — сказал Роджерс, и суровое лицо просияло, будто враз скинуло полвека.
— Потеснишься немного, здоровяк? — спросил он Брока.
— Грязные кружки ставить в посудомоечную машину, а не в раковину, никаких трупов дома, прибирать срач за собой хотя бы раз в неделю и давать мне выспаться в воскресенье, условия не обсуждаются, но если ты согласен — я потеснюсь.
— Заметано, — улыбнулся Барнс и прижался к Роджерсу спереди. Обнял, не чувствуя границы между ним и Броком, ткнулся губами одному в висок, другому в скулу.
— Эй. Прекращайте, — строго сказал Брок, — оба в машину, шустро. Не хватало еще трахаться на бетонном полу, вы в своем уме?
— А мы собираемся трахаться? — спросил Барнс хитро, поднимаясь на ноги как ни в чем не бывало. — Втроем?
— Посмотрим.
— Стиви, а мне нравится твой мужик.
Роджерс уже очухался достаточно, чтобы самостоятельно встать. Они выключили прожекторы и вышли в темный двор. Если Барнс и добирался на машине, он оставил ее где-то в другом месте — внедорожник Брока был единственной тачкой на парковке. Барнс нырнул на заднее сиденье, как будто не умирал.
— Строго говоря, ты до него добрался первым, — сказал Роджерс, пристегиваясь.
Барнс высунулся вперед и с недоумением уставился на Брока, пристально разглядывая. Брок пожал плечами.
— Девяносто восьмой, мы летели в Венесуэлу.
— О, черт, неудивительно, что мне твоя рожа показалась знакомой! Годы тебя не пощадили, сладкая детка. Стиви, джекпот!!! Святые пассатижи, этот рот потом годами снился мне в эротических снах.
— Пристегнись, — велел Брок, усмехнувшись.
Двигатель заворчал, брызнул гравий из-под колес, и машина вырулила на растрескавшийся асфальт.
— Меня, наверное, уже хватились, — задумчиво протянул Барнс.
— Ты туда не вернешься, — сказал Роджерс, подразумевая, видимо, хранилище Щ.И.Т.а. — Утром я поставлю на уши Фьюри, ты семьдесят лет отпускные не брал, пусть разбираются без тебя.
— А что там с Гидрой? — спросил Брок, следя за дорогой, хотя мог уже, в принципе, и не спрашивать.
— А Гидре пиздец, — сказал Барнс с нескрываемым ехидством, — ты же видишь — Стив Роджерс вышел на тропу войны. Все, можно заказывать оркестр.
— Едем домой?
— Домой, — кивнул Роджерс.
Эпилог
Стук в дверь повторился настойчивее. Брок мучительно застонал, отбросил одеяло.
— Суки, в воскресенье, — пробормотал он, но встать не успел: кто-то из обалдуев все же отреагировал. Хлопнула входная, потом тихонько приоткрылась дверь в спальню, и Роджерс поправил на нем одеяло. — Кому там неймется? Хэллоуин же еще только завтра!
— Миссис Фернандес принесла тыквенный пирог. Спи.
— Да похуй, я уже встаю.
— Весь? — уточнил Барнс, появляясь в дверном проеме с пирогом в руках и, разумеется, в одних штанах, сидящих настолько низко, что миссис Фернандес, должно быть, переживала тяжелейший эротический шок прямо у них на пороге.
— Даже не думай, — предупредил его Брок, но гребаный Барнс, практически в прыжке сунув тарелку Роджерсу, навалился на Брока, поцеловал, оставив на губах холодок мятной пасты.
— Мне кажется или нам стали чаще приносить пироги с тех пор, как Баки здесь поселился? — спросил Роджерс с набитым ртом.
Брок спихнул с себя тяжесть, заворачивая Барнса в одеяло, как гигантский буррито.
— Еще бы, он открывает дверь в таком виде, что вся улица кончает. Стив, сука, крошки!
Роджерс поставил тарелку на подушку, перелез через Барнса и накрыл Брока собой. Из одеяла высунулась металлическая рука и утащила кусок пирога прямо в кокон. Брок застонал.
— Все равно перестилать после вчерашнего, — сказал Роджерс примирительно и потерся пахом. — Почему бы сначала не испачкать еще больше?
— Капец ты вымахал тяжелый лось, — прокряхтел Брок, пытаясь скинуть и его, но коварный Роджерс поймал за руку, приложил ладонь к своей воистину роскошной заднице. Брок стиснул все это богатство со стоном. — Блядский боже, я думал, ты уже не можешь стать еще охуеннее. Кто там говорил — «что в ладонь не помещается, то лишнее»? Покажите мне этого идиота.
— Я говорил, — сказал Барнс невозмутимо, выпутываясь из одеяла, — но обстоятельства изменились, у нас теперь больше ладоней, которые на эту задницу нужно уместить.
Он пристроился за Роджерсом, лапая его великолепные тылы. Что-то там, видимо, сделал многообещающее, потому что Роджерс мгновенно раскраснелся, приоткрыл рот в беззвучном стоне.
— Вот интересно, если тебя ротой суперсолдат ебать ежедневно, ты вообще тогда до размеров Халка вымахаешь?
— Я думаю, то, что я сплю между вами двумя каждую ночь, тоже немаловажный фактор. Раньше я проводил в контакте с мертвыми больше времени, чем с живыми.
К этому непросто было привыкнуть. За минувший год Роджерс раздался в плечах и вымахал выше Брока. Даже, черт возьми, форма лица и то изменилась — челюсть стала тяжелей, массивней. Брок немного скучал по тем временам, когда мог запросто перекинуть его через плечо, как мешок с картошкой. Немного, но не сильно. Роджерс отрастил себе совершенно очуменные сиськи, кубики пресса, бицепсы и прочий рельеф там, где у него ничего подобного не было и в помине. Роджерса хватало. Делить территорию с Барнсом не приходилось.
— Детка, ты там явно сачкуешь, он все еще говорит связными предложениями, — сказал Брок, косясь Роджерсу за спину.
Спина теперь была широкой, поэтому из положения лежа разглядеть можно было в основном выражение на лице Роджерса. Металлическая рука показала в поле зрения условное военное «вас понял», и стало понятно, что рот у Барнса уже занят делом. Брок усмехнулся. Не можешь победить — возглавь! Он выполз из-под Роджерса, как каракатица, удобно устроился задницей на подушке. Растрепал светлые волосы, не без труда ухватился и пригнул Роджерса к своему паху. С Барнсом это выходило легче, он хоть не особо любил, когда его таскают за патлы, но если аккуратно — разрешал.
Барнс вписался в их отбитую семейку как там был.
Щ.И.Т. под угрозой иска пересмотрел свой формат работы с лучшим киллером века, и Барнс получил возможность жить и стариться как все нормальные люди, проводя дни и ночи с любимыми людьми, занимаясь бесполезной фигней: валяясь на диване с миской попкорна перед экраном, гуляя бездумно по осеннему парку, танцуя в прокуренных клубах, пробуя все подряд, от выпечки до ремонта мотоциклов. В вопросе контроля и надзора за модификантами его случай стал огромным камнем на той чаше весов, которая отвечала за «против».
Пирс сел, и с ним куча народу, оказавшаяся замешанной в возрождении Гидры. Фьюри остался у руля.
...Роджерс с усердием взял в рот. Теперь поверх его спины Броку видна была макушка Барнса над крестцом, и он как наяву представил себе горячую влажную ласку, от которой Роджерс аж подавался назад. Брок лениво подумал, что вот так — отлично, надо трахнуть Роджерса с двух сторон, раз он в таком удачном положении. Член уже окреп во влажном плену умелого рта.
Но в дверь снова кто-то постучал.
Они попытались игнорировать незваных гостей, но стук повторился снова — громче и настойчивее.
— Твой фан-клуб? — проворчал Брок, и Барнс нехотя побрел в коридор, на ходу потягиваясь. — Надень штаны, нудист!
С Барнса бы сталось открыть дверь, помахивая хоботом. Если миссис Фернандес пришла за тарелкой, ее ждало эстетическое потрясение. Брок спихнул Роджерса, поднял ближайшие штаны с пола и рванул в коридор, на ходу заматываясь в одеяло.
На пороге стояла седовласая сухая жердь в брезентовом плащике и алой помаде. В руках она держала пирог, но вместо того, чтобы передать тарелку Барнсу и уйти, странная гостья говорила на каком-то неизвестном Броку языке. Кажется, русском — Брок не блистал в филологических изысках. Говорила она странно, будто читала список покупок. Барнс завис.
— Пардон, мадам, — вклинился Брок, невежливо перебивая ее и задвигая Барнса за дверь, — вы застали нас в момент отдыха. Я нихт ферштейн, ноу компренде, вы вообще кто?
Стремная старушенция выпучила на него глаза, будто он отравил ей любимую собачку, хотя Брок точно встречал эту выхухоль впервые в жизни. Он успел увидеть, как ее рука метнулась к пирогу, нырнула внутрь, сминая накрашенными ногтями плетеную корочку, и выдернула из начинки пистолет. Черный провал дула заглянул Броку в лицо, обдав могильным холодом.
Зимний Солдат захлопнул дверь резким ударом, а потом еще и еще, пока пистолет не выпал из перепачканной ягодами руки.
— Кто тебя послал?! — рявкнул он в самое лицо разъяренной фурии.
— Я ничего не скажу, — оскалилась та, яростно вырываясь. Барнс втащил ее в коридор, прижал к полу железной рукой.
— Брок, наручники!
— С розовым мехом? — огрызнулся Брок, пытаясь удержать мечущееся тело. Для худой старушенции фурия сопротивлялась яростно и со знанием болевых приемов.
Все же вдвоем они быстро обездвижили ее, и гостья замерла, тяжело дыша и с ненавистью глядя то на одного, то на другого. Брок с души не ебал, какую мозоль отдавил ей.
— Ты нам все расскажешь, — сказал Барнс, нащупывая болевую точку у ключицы.
— Хайль Гидра, — прошипела безумная старуха, раскусила что-то с хрустом, потом лицо ее перекосило, и изо рта потекла пена. В считанные секунды все было кончено. Глаза ее застекленели, тело обмякло.
— Старая гвардия, — хмыкнул Барнс, — ампула с ядом в зубе. Олдскул.
— Блядь, просил ведь, никаких трупов в доме, — вздохнул Брок. Барнс пожал плечами. — Придется звонить коронеру.
— Коронер бухает, сегодня ж воскресенье, а завтра Хэллоуин. Оттащить ее пока в подвал? Там дубак, а то начнет разлагаться на ковре, потом фиг отмоешь.
— Нет уж. Когда ты подкинул нам куски мистера Лейхи, мы сунули их в кулер и вспомнили об этом только в июне, когда собирались на пикник.
Барнса передернуло.
— Что у вас тут происходит? — спросил Роджерс, появляясь в коридоре.
Вопрос был на миллион: два голых мужика, мертвая старуха на ковре и все заляпано ягодной начинкой — Брок точно видел такой фильм.
— Привет от Гидры. Какая-то сушеная мумия пыталась нас пристрелить. Похоже, мы серьезно намяли Гидре бока за этот год, если вот это — профессиональные агенты, которых посылают за злейшими врагами.
— Она пыталась зачитать мне коды, — сказал Барнс мрачно, и Роджерс нахмурился. Брок оставался единственным, кто не был в курсе, поэтому специально для него пояснили: — Психопрограммирование. Существует определенный набор слов, после которых я на короткое время становлюсь внушаемым.
— Не хотелось бы, чтобы такая информация попала не в те руки, — кивнул Брок.
Роджерс обвел тело холодным взглядом.
— Если эти твари думают, что ампула с ядом защитит их секреты... Подвиньтесь.
Барнс уступил ему место у бездыханного тела, Брок встал, поправляя на себе одеяло. Смотреть, как Роджерс работает, все еще было довольно скучно. Не было спецэффектов, не было, в общем, ничего. Просто Роджерс сжал своей крупной ладонью горло старухи.
Гидра либо совсем сдулась, либо до сих пор не понимала, с кем связалась. Роджерс вел допрос. Барнс сходил за тряпкой и деловито вытирал ягодный сок, забрызгавший стену. Брок отправился в спальню перестилать белье.
Он был не настолько больным ублюдком, чтобы трахаться на крошках от пирога.
