Сердечный приступ

— Ну и жара. Сэ-Бёк рассеянно моргает, отрывает взгляд от маленьких кристаллов песка под своими босыми ногами и переводит его на девушку, сидящую рядом с ней. Джи-Ён с сердитым прищуром глядит на раскаленное солнце, как будто пытается перещеголять его в состязании на моргание. Нелепость этой картины вызывает тихий смешок. Она одета в самый откровенный купальник, что Кан видела в своей жизни, если его вообще можно назвать таковым. Джи-Ён, скорее всего, согласится с ее мнением, но, зная ее, этот факт несильно ее тревожит. К слову, купальники они покупали вместе, и поход в магазин вызвал столько стыда и внутреннего дискомфорта, что даже сейчас хочется свернуться в клубочек и умереть при одном только воспоминании о нем. Джи-Ён убедительно настояла на покупке самых нескромных моделей, ссылаясь на «ее право бывшей католички, которая все подростковые годы проходила в религиозную школу». Следующие пять минут были наполнены возмущенной тирадой о запахнутых формах, двойных стандартах и монашках. Сэ-Бёк не поняла и половины из услышанного, поэтому отодвинула ее болтовню на задний фон и время от времени согласно мычала, что вполне удовлетворило ее собеседницу. (Однако позже, вернувшись в квартиру, в которой она жила со своей мамой и младшим братом, Кан все-таки загуглила, как выглядела католическая школьная униформа. И по пути из торгового центра ей пришлось изображать солнечный удар, настолько мысли о Джи-Ён в черном длинном платье и белой рубашечке заставляли ее щеки гореть. Но эта тайна уйдет вместе с ней в могилу). — Тут похлеще, чем на Гавайях, — Джи-Ён кивает словно в подтверждение собственных слов. На этот раз Сэ-Бёк действительно не сдерживает позабавленное фырканье. — Ты еще не успокоилась? — завороженный взгляд возвращается к мерцающему на свету практически белому песку. Он очень мягкий и похож на личное одеяльце, сотканный заботливыми руками самой матери-природы. Джеджу покоряет своей иллюзорной возвышенностью, и никакие возмущенные крики «но Гавайи!» не изменят сей факт. — Гавайи куда элитнее, — надув губы, бормочет Джи-Ён. — А Джеджу дешевле. — Сэ-Бёк, мы миллиардерши! За время, проведенное на этих чертовых играх, она узнала, что что-что, а деньги Джи-Ён считать не привыкла. Как оказалось, ее семья была весьма обеспеченной. И, будучи единственным ребенком, она была безоговорочной наследницей всех богатств. И поначалу от этого признания кровь бешено вскипела в жилах, потому что какой смысл ей было вступать в смертоносные соревнования, если у нее и так не было проблем с финансами. Но Джи-Ён завербовали сразу после выхода из тюрьмы, потому ей было невдомек о цифрах на личном счету. Как она сказала, ей было нечего делать. «Мне больше некого терять», — то, что осталось неозвученным. Сэ-Бёк прекрасно понимала ее чувства. Не сказать, что полностью. Все-таки после побега из Северной Кореи братик и мама стали для нее приоритетной целью в жизни. Но, если бы не они, она бы тоже не знала, куда себя приткнуть. — Поедем туда в следующем году, — предлагает Кан, с наслаждением зарываясь пальцами в горячий песок. — Т-Ты что творишь?! — Джи-Ён испуганно хватает ее за руки и рывком вытягивает их из кучи песчинок. Еще одна свойственная ей небольшая странность — она разводит панику по самым незначительным причинам. Вокруг умирают люди? Да пожалуйста. Любимая к-поп группа выступает по телевизору? Восторженные визги и море слез. — Бога ради, не суй свои руки в песок. Посмотри теперь на свои ногти! Они грязные! С пухлых губ снова слетает смешок. — Все нормально, — Сэ-Бёк меланхолично стряхивает липкие крупицы с ладоней. — Мы на пляже, а ты беспокоишься, что я трогаю песок? Серьезно? Не успевает взвинченная девушка открыть рот, как к ним подходит официант, элегантно несущий поднос с двумя бокалами. Маргарита. Внимание Джи-Ён быстро переключается на напитки. Еще один факт, который Кан узнала о ней: ее очень легко отвлечь. — О-о-о! — Джи-Ён восторженно смотрит на грушевидные чаши с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Эта реакция точь-в-точь похожа на ту, что сопровождала ее, когда они вставили золотую карту в банкомат и впервые увидели сумму на ней. — Смотри! Сэ-Бёк, смотри! Как же красиво! Кан смотрит на свою маргариту. Она выглядит как и любой другой напиток. — Ага, — протягивает Сэ-Бёк, с забавой наблюдая, как подруга с энтузиазмом фотографирует бокалы под разными углами. Она никогда не понимала эту одержимую привязанность к своему телефону. Конечно, она тоже падка на использование гаджета (ведомая уговорами Джи-Ён, она приобрела самую новую и самую дорогую модель Самсунга, а не Айфон, поскольку «это компания нашей родины»), но времяпрепровождения с ним у нее строго ограничено, в отличие от некоторых. Джи-Ён не раз говорила, что она — исключение из правил, ведь обычно людей их возраста невозможно оторвать от телефона. Сэ-Бёк монотонно парировала, что обычно люди их возраста не участвует в кровавых играх на выживание ради денег. Она готова поспорить на свою золотую карту, что к концу вечера одна из этих фотографий все же окажется в Инстаграме, подписанная какой-то незамысловатый фразой, которые Джи-Ён так любит оставлять под своими постами. Кажется, что прошло несколько часов, когда девушка наконец откладывает камеру и торжественно поднимает свой бокал. — Сделай вот так, — просит она, кивая на свою вытянутую руку. Сэ-Бёк нерешительно повторяет этот жест. Хрусталь звонко соприкасается друг с другом. Джи-Ён заливисто смеётся. Ее смех громкий и насыщенный, как всегда. Но больше всего Кан поражена детской радостью, от которой светится все ее миниатюрное личико. Только по прибытии в Джеджу она осознала, как легко посторонний взор мог принять их за богатеньких подростков, необдуманно рванувших в очередное путешествие. В какой-то мере, может, это действительно так, но никто из них не знает, каким трудом далась им эта поездка. Глядя на них, никому и в голову не придет, что одна из них с севера, а другая ещё ребенком стала свидетелем того, как ее отец убил мать. Немного странно осознавать, что ты знаешь человека лучше, чем кто либо. И никто не знает ее лучше, чем девушка, раскинувшаяся на соседнем шезлонге. Если бы кто-то сказал, что благодаря участию в «Игре в кальмара» у нее появится лучшая подруга, Сэ-Бёк бы плюнула обидчику прямо в лицо. Она медленно потягивает свой напиток, раскатывая холодную жидкость на языке. Насыщенный вкус богат — как и пляж, на котором они отдыхают. Но завышенная цена оправдывает себя, потому что это и правда вкусно. Она слабо улыбается и поворачивает голову, чтобы увидеть реакцию Джи-Ён. Та молчит. Следы недавнего смеха покинули нежные черты лица. Оно осунулось и внезапно помрачнело, а в глазах застыла пелена страха. (Тогда Кан вспоминает игру, которую они сами придумали спустя пару месяцев после победы, вырванной нечеловеческими силами. Их квартиры располагаются по соседству друг с другом, но большинство ночей Джи-Ён проводит у нее. «Мне одиноко», — объясняет она. Пока Чоль был в школе, а мама восстанавливалась после ужасных событий, они сидели в гостиной совсем одни и смотрели какую-то драму, со скукой распластавшись на диване. — Хочешь поиграть? — спросила тогда Джи-Ён, отчего Сэ-Бёк моментально дернулась. Оказалось, «игра» таковой по сути и не являлась. Она называлась «Правда или правда». Каждый игрок по очереди должен был рассказать один правдивый факт о себе. Серьезное откровение порождало серьезность в ответ и наоборот. Все началось с глупостей. Например, любимый цвет Сэ-Бёк — черный. У Джи-Ён — голубой, а её хобби — пение. У Сэ-Бёк его нет, также у нее нет друзей и не было их даже на севере. У Джи-Ён же была парочка приятелей, но они разорвали с ней связь после того, как ее упекли за решетку. И однажды она призналась: — Я боюсь алкоголя. Дрожащий шёпот сильно отличался от возбужденного голоска, предлагающего рвануть на Гавайи и пить маргариту. Уязвимость в нем заставила напрячься. Сэ-Бёк не привыкла к интиму и таинству обмена сокровенными секретами. Не привыкла к доверию. Но шаг за шагом Джи-Ён вошла в ее жизнь, разрушила все стены, кропотливо выстроенные годами одиночества, и осталась там. «Я здесь», — как будто говорила она. — «Я обнажаю тебе всю себя, пожалуйста, сделай то же самое». — Почему? — спросила Сэ-Бёк. — Из-за папы. Я боюсь, что стану такой, как он). — Можешь не пить, — произнесено это с осторожностью, потому что даже за два года знакомства близость дается ей нелегко. Но сказать что-нибудь нужно. — Я выпью вместо тебя. Джи-Ён отводит взгляд от бокала и заглядывает прямо в ее глаза. На миловидном лице проступает удивление. — Нет-нет, — поспешно произносит внезапно затвердевший голос. — Я сама. Это, конечно, не Гавайи, но… — она закидывает голову назад и опрокидывает содержимое бокала в рот. Затем отводит его от сжатых губ и озадаченно моргает. — Боже! Ничего вкуснее в жизни не пробовала, — звучит восторженный щебет. Сэ-Бёк не сдерживает удивленный смешок. Следующие полчаса они расслабленно потягивают свои напитки, хохочат (в основном этим занимается Джи-Ён) и время от времени подзывают официанта. Уже к третьему бокалу, в котором переливается разноцветная жидкость, в голове царит головокружительная лёгкость. Она даже ухмыляется и мурлычет под нос ненавязчивую мелодию, которой мама убаюкивала их в родной деревне. На душе необычайно спокойно и блаженно. Алкоголь творит чудеса. — Ты поешь, — Сэ-Бёк поворачивается к своей подруге. Потому что да, Джи-Ён — ее подруга. Лучшая и единственная. — Сэ-Бёк, ты что, пьяная? — М-м? Я? Нет, — она очень убедительно трясет головой, чтобы доказать свою трезвость. — Я не пьянею. Джи-Ён звонко смеётся. — Да, ты пьяная, — она обхватывает ее разгоряченные щеки своими тёплыми, невероятно нежными ладонями. — У тебя очень красное лицо. — Красное? — меж тонких бровей образовывается хмурая складочка. — Из-за жары, наверное. — Нет, это потому что ты пьяная. Ты?.. — Ты жалеешь, что поехала со мной в Джеджу, а не на Гавайи? Джи-Ён замирает. На секунду мир обволакивает кокон тишины. — Давай поиграем в «Правда или правда», — неожиданно предлагает Джи-Ён. Не успевает ответ сформироваться в чуть тормозящем разуме, она продолжает: — Я начну. Тишина затягивается на десяток долгих секунд. — Я очень-очень рада, что ты со мной. — В Джеджу? — она ненавидит нерешительность в собственном голосе. Джи-Ён плавно качает головой: — Везде. Сэ-Бёк моргает и издает тихий вздох, ответом на который служит смешок: — Ага. Как будто одно признание, унесённое порывом соленого бриза, высасывает все внутренние силы, Джи-Ён откидывается на приподнятую спинку шезлонга, закрывает глаза и подставляет фарфоровое личико ослепляющим лучам солнца. Она очень красивая. Да, это давно не новости: Сэ-Бёк не слепая и ещё при первой встрече не могла не отметить привлекательные формы другой девушки. Однако раньше это воспринималось через призму совершенно иного виденья. И понимание этого пережимает горло, перекрывает доступ к кислороду, а взгляд впивается в ее единственную подругу далеко не по-дружески. Тонкие нитки, которые язык не повернется назвать купальником, обнимают упругую грудь. В их ложбинку скатывается солоноватая капля пота, обогнувшая линию утонченной шеи. Полоски ткани кажутся настолько ненадежными, что их можно перекусить одними зубами. В следующее мгновение она открывает бездонные глаза и смотрит на нее бесконечно пронзительным взглядом, который, сердце хочет верить, предназначается ей одной. Сэ-Бёк облизывает шершавые губы и до потери сознания жаждет узнать, такие же ли мягкие и шёлковые губы напротив… — Можно я признаюсь ещё в кое чем? А ты после меня. — Что? — Сэ-Бёк яростно смаргивает наваждение. — А. Да. Конечно. — Супер, — с улыбкой отвечает Джи-Ён. Затем она наклоняется так близко, что их лица оказываются всего в паре сантиметрах. Короткие пальчики касаются ее кожи с гораздо большей лаской, чем раньше. Подушечки проходятся по изгибу острой скулы, поднимаются к носу и опускаются к пересохшим губам. — У тебя очень красивое имя, — внезапно выпаливает она. Сэ-Бёк сглатывает внутреннее разочарование. — Да, ты уже говорила это тысячу раз. — Но знаешь, что ещё красивее? Она боится сделать глоток воздуха, который может разрушить волшебство этого эфемерного момента. — Что? — Ты, — Джи-Ён постукивает указательным пальцем по ее нижней губе, как будто журя за какую-то детскую провинность. — Ты самый красивый человек, что я когда-либо видела. — Сомневаюсь, — без запинки возражает Кан. Она видела, какие видео находятся в избранной папке ее подруги. Концерты молодежных групп, состоящих из симпатичных девчонок. Намного симпатичнее ее самой. Не сказать, что Сэ-Бёк заботится о своем внешнем виде, но красоткой или уродиной ее трудно назвать. Так, посредственный стандарт. Тем более по сравнению с… — Вообще-то я считаю тебя самым красивым человеком во всем мире, — на этот раз палец приземляется на кончик ее вздернутого носа. — Ты этого не видишь, а я вижу. — Я… — так и не рождённые слова зародышем умирают на онемевшем языке. Что она в принципе хотела сказать? Сэ-Бёк забыла. Светло-карие глаза мерцают в бликах небесного огнева. Улыбка на чужих губах опьяняет похлеще любого алкоголя, кружит разум и вызывает слабость в коленях. Они манят своей дурманящей пухлостью. А в голове все звучит вопрос… — Твоя очередь, — слова, произнесенные на выдохе, щекочат кожу. — Я хочу поцеловать тебя, — выпаливает Сэ-Бёк, ощущая непонятно откуда взявшийся прилив храбрости. — Я хочу поцеловать тебя с тех пор, как… Как… Джи-Ён с напором прижимается к ее губам своими. Все слова мигом теряют свою значимость. Они такие же мягкие на ощупь, как и ожидалось. Сладкие, как глотки маргариты, как улыбка, как сама Джи-Ён. Их первый поцелуй до нельзя чуткий, аккуратный и заканчивается так же внезапно, как и начался. Шокированная Джи-Ён отпрыгивает и распахивает рот, готовясь рассыпаться в извинениях. Но Сэ-Бёк резко выпускает задержанное дыхание и словно оголодавшая снова припадает к ее губам. На этот раз поцелуй более настойчивый. Она обхватывает чужое лицо ладонями, стараясь не задеть белоснежную кожу своими «грязными ногтями», и отдается в ритмичные движения со всем отчаянием умирающего человека. Как будто они могут воскресить ее. Как будто Джи-Ён — её спасение. Та зарывается пальцами в ее короткие волосы и пытается притянуть ее ближе. И ближе, ближе, ближе… Они отстраняются друг от друга с запыхавшимся смехом и широкими улыбками, соприкасаясь носами. Скажи кто-нибудь два года назад, что благодаря участию в «Игре в кальмара» она обретёт свое счастье, она бы ограбила этого наивного простачка. Но сейчас? Сейчас это похоже на реальность. — Правда или правда? — горячее дыхание Джи-Ён касается ее приоткрытых губ. — Твоя очередь. — Я тебя люблю, — признается Сэ-Бёк, прежде чем податься навстречу чужим устам. Ее подруга. Лучшая и единственная. — Я тоже тебя люблю, — звучит ответ между непрекращающимися поцелуями. К губам подступает улыбка. Самый важный человек в ее жизни. Позже, а если быть точнее — тем же вечером, они лежат в залитой серебром луны комнате. Руки переплетены в замок поверх скомканных простыней. Сэ-Бёк разглядывает сонное лицо из-под полуприкрытых век. — Ты такая ванильная, когда выпьешь, — шепотом сообщает Кан. — А ты моя девушка, — Джи-Ён не удостаивает ее и взглядом, все так же лёжа с закрытыми глазами. Сэ-Бёк прячет смущенную улыбку в поверхность подушки. Щеки охватывает жар. — Девушка, — она пробует это незнакомое слово на вкус. Оно кажется правильным. — Хорошо. Джи-Ён безмятежно улыбается сквозь сон, и в первый раз в жизни Сэ-Бёк чувствует себя в полной безопасности. На следующее утро она открывает Инстаграм, и в ленте высвечивается ее собственное спящее лицо. Фото выложено несколько часов назад, и надпись гласит: «любимый человечек».