Доверься

Солнце медленно уходило за горизонт, забирая с собой тепло. Не сказать, что ночью было очень холодно, но днём находиться на улице приятней. Ветер не кажется таким холодным и можно вовремя увидеть падающий предмет… — Твою мать! — Что-то твердое упало на голову и это было мягко говоря неприятно — Какой идиот, — через минуту в руках оказалась игрушка. — Что… Странно, игрушки просто так с неба не падают. Посмотрев на небо, — вернее, через на небо через ветки деревьев, — стало видно два силуэта. Теперь понятно. Опустив взгляд на игрушку, стало понятно, почему так больно. Птица, судя по крыльям и клюву. Вот только она была странная: наполовину мягкая, наполовину деревянная. Может, дети решили поэкспериментировать? — Простите пожалуйста! — сзади подбежали два ребенка. — Мы случайно ее уронили. Верните, пожалуйста! — Слишком много пожалуйста. Для него. Хотя, сразу видно, что воспитание. Маленькая девочка быстро затараторила, явно переживая, что взрослый рассердится еще больше. — Держите. Больше не роняйте, иначе она сломается. — Как только игрушка была протянута к девочке, её подруга облегченно выдохнула. — Я не буду вас ругать — это могут сделать ваши родители. — Спасибо большое! — С этими словами, девочка взяла игрушку, схватила свою подругу за руку и побежала. — Дети, — Легкий смешок, и путь был продолжен. Главное, вновь не заблудиться. Деревья, деревья, деревья и еще раз деревья. Ну когда же появится хотя бы один огонек? Радует одно: он нашел тропинку, а значит, к чему-то да и придет. Или к кому-то. — Оцукин! Названный обернулся. — Отыскался! Где ты был все это время?! — Ох, Тайо, ты не представляешь как я рад тебя видеть и как я устал! — Подойдя к своему другу, Оцукин обессиленно уткнулся в его плечо. — Естественно, тебя не было трое суток — Его тут же обняли, придерживая. В следующую секунду послышался облегченный вздох. — Мы тут с ума чуть не сошли, особенно при учёте того, что ты один, а у тебя скор-. — Да-да-да, я знаю. Не напоминай. — Настроение тут же упало: не хотелось думать об этом вообще. Хотелось забыть, как про страшный сон, но, к сожалению, подобное невозможно. — Наоборот, когда приближается нужно чаще думать и больше дома сидеть, чтобы ничего не произошло. Ни у кого не бывает ничего стабильного, по крайней мере не всегда. Если прошлый цикл у тебя закончился раньше, то этот у тебя уже начнется раньше. Так что пошли уже, путешественник и всезнайка. — ЭЙ! — что ж, стеб удался. Дорога с кем-то уже не казалась такой мрачной и скучной. Разговоры прыгали с тему на тему, что помогало отвлечься от счета времени и расстояния, в особенности от неприятной для алхимика темы. Деревья перестали быть темным занавесом с непонятной пустотой наверху: сквозь листья можно было увидеть луну и звезды. — А мне казалось, что верхушки плотные. — На удивление Оцукина, через листья можно было многое увидеть. — Так всегда, когда нет настроения. Скучно, страшно и так далее. Сложно заметить что-то красивое, когда ты сам этого не хочешь. — Но ведь… — Ты заметил улыбку Кориторы неделю назад? — Как бы немного переводя тему, Тайо немного замедлил шаг. — Но тогда же была самая громкая ссора.- В голове сразу всплыл момент самой громкой ссоры, которая была у них всех за все года. Нервы потрепало всем — Это было днем, а тебе про вечер, когда уже все закончилось. — Но тогда я был на улице, с Адукин — Ну вот. Немногие заметили, потому что, во-первых, не отошли от ссоры, а во-вторых, не хотели что-либо замечать. Сигукин проигнорировал Бачи, которая довольно быстро отошла от всего, Уйя так вообще ушла непонятно куда, а Марикин не замечал грубость в свою сторону на смене. У всех разная реакция. Я немного удивился, когда увидел твое спокойствие. — Ну, а смысл так нервничать, когда уже все решилось и все всё друг другу высказали? — На самом деле он прекрасно понимал, что нервы дело трудное, но ведь.Муравью никогда не понять слона, а слону никогда не понять муравья. — Вот. О чем я и говорю, разная реакция. — У меня сейчас пойдет разная реакция на то, что начали мы одну тему, а закончили на другой. Смех оказался заразным настолько, что через некоторое время, им обоим пришлось остановиться. Вдалеке виднелись маленькие огоньки. Они близко. Но уже не хотелось так быстро ходить, а наоборот — погулять. — Слушай, Тайо, может еще на пару минут пройдемся? Так спокойно стало. — Оцукина немного напряг тот факт, что на улице никого нет. — Ага. И получить свернутую шею от Кориторы? — Так он ж- — С учетом твоего отсутствия, он… Эм, взъелся, что-ли? Ну, в общем, когда темно, мы уже должны быть в доме — Так стоп, я ведь не один «гулял». — Ну да. Только ты один, кого так долго не могли найти. — Тоже мне, долго. Всего три дня. Ребят не было и по неделе! — Возмущению, казалось, не было предела. Он уже не маленький ребенок, за которым нужно следить. В противном же случае он залезет в дупло и будет жить там. — Мне тебе еще раз напомнить причину или ты уже успокоишься? — А с чего бы ты такой спокойный? — кажется, факт того, что Тайо ведет себя очень спокойно, только до него дошёл и стало немного напряжно, зная привычный характер священника. — Я не спал эту ночь, вымотан. — А поконкретнее? — От Кориторы спасался… — Весело. — Весело будет тебе, когда он тебя увидит, — чуть промолчав, священник добавил, — Шкаф мой! Идёшь лесом! Уже перед дверьми, ребята остановились и, словно прочитав мысли друг друга, принялись отступать назад. — И куда вы собрались? — До боли, в прямом смысле слова, знакомый голос, — Если вы думаете, что вас что-то спасет, то зря думаете. — Коритора. — Я знаю свое имя. Главное, чтобы вы свои не забыли, — Кристаллы начали медленно набирать свечение. — Дай хотя бы в себя прийти и умыться, — Оцукин чуть ли не заскулил от понимания, что его мозги скоро начнут выедать чайной ложечкой. — Да хоть с крыши прыгайте. Через двадцать минут жду вас в зале, — с этими словами, он прошел мимо них — внутрь дома. — Ну что ж, у нас есть двадцать минут, а потом можно готовить гробы. Стоять на улице, на свежем воздухе скажем так, было прикольно, но время постепенно уходило. Не давая более ценным минутам улетать так просто, Оцукин и Тайо вошли в дом. На их удивлениие, на ногах были все, что подтвердил шум из зала и кухни. Последние минуты, икенумовцы провели за мини беседок, за кружкой чая. И все-таки, Тайо слишком спокойный. — Ну что, господа. Вы объяснитесь, где же вы так долго были? — в зале находились не только Оцукин с Тайо, но и другие икенумовцы: Шумитаро, Сигукин, Бачикин, Джек и Фукуро — Что ж, видимо они будут последними, кому будут вкручивать мозги.  — Вас не было почти сутки. Хотите повторить ту историю, которая произошла на прошлой неделе с Бачикин и Фукуро? — злой взгляд уставился на Бачикин, как бы тонко намекая ей на свою ошибку, которую она чуть не повторила второй раз — Или вам стало настолько скучно, что вы захотели приключений себе на голову? Или же вам напомнить, что не все Хомоби-роботы уничтожены? — Его речь была медленной, но грозной. Заставляла сжаться в комочек, а иногда и вовсе, вывернуться наизнанку, чтобы поскорее уйти. Да уж, правильно говорят, что Коритору лучше не злить. — У нас есть оправдание! — Сигукин так громко и неожиданно это сказал, что некоторые присутствующие вздрогнули. — Вариант с тем, что вы искали Оцукина, не канает. Как и то, что вы потерялись. Кто-кто, но ты, Сигукин, знаешь это место лучше всех. — спокойствие кристального начинало не на шутку пугать. Тишина длилась мучительно долго. Но вскоре её прервал следующий вердикт: — Значит так. Мне надоели все эти лекции и ваше молчание на это. Ещё одна такая выходка и я вас запру в подвале. Свободны все, кроме Оцукина и Тайо. С вами отдельный разговор. О нет. Только не это. Все, кроме названных, сорвались со своих мест и мигом исчезли из поля зрения. Даже Шумитаро предпочел промолчать и скрыться. Видеть злого Коритору — редкость, так как если его что-то раздражает, то он лишь на секунду повышает голос, пока его кристаллы принимают ослепительный вид, после чего быстро успокаивается. — И так, мои дорогие друзья, теперь ваша очередь объясняться, — сев на дзабутон, Коритора внимательно обвел их взглядом, после остановившись на Тайо:  — То, что ты искал Оцукина, мы и так прекрасно знаем. И спасибо, что нашел его. Но почему ты не сообщил об этом через телефон? — Мы начали болтать и я забыл об этом.- Правда оказалась настолько глупой, что даже Оцукин это понял. — Хорошо. А теперь вопрос к тебе, Оцукин, — кристаллы снова загорелись, — Как к тебе в голову пришла идея отойти от нас во время забега? Повторюсь, ЗАБЕГА. — Руки были скрещены на груди, что не позволяло толком понять, насколько Оцукину может влететь, если он не придумает отмазку. — Мне показалось, что я увидел робота. А там могли быть люди, — он специально смотрел на иероглиф Кориторы, чтобы тот поверил. — Хорошо, тогда почему не начал звать нас, когда ты увидел, что мы ушли? — Я потерялся. — Суть вопроса не меняется. Глубокий вздох, взгляд падает на пол. Он не знает, что сказать. Он сам не знает, почему не позвал, почему развернулся и пошел дальше, почему не позвонил, ведь Коритора дал каждому по телефону, в случае чего. Ведь никто не знает, что может произойти в следующую секунду. Ведь он понимает, что Коритора беспокоится, как и все друг за друга. Даже не смотря на перепалки и ссоры. В команде нужны все, лишних не существуют. — Ну? Я дождусь ответа или я могу начинать читать лекцию? — звучит смешно, а на деле еще смешнее. Он ведь знает, что Оцукин все прекрасно понимает, и что он сейчас копается в своих мыслях, обдумывая все, что произошло за эти дни. — Не стоит, не трать свои нервы и время, — голос Оцукина стал… мёртвым. — Так, а теперь посмотри на меня. — взгляд и вправду поднялся, — Я понимаю, что у каждого могут быть спонтанные решения, которые могут привести к последствиям. И я так же прекрасно понимаю, что в голове может быть туман, и ты можешь не понимать, зачем что-то сделал, — Коритора делал паузы между предложениями, словно давал трижды обдумать услышанное и намекал, что он понимает. Ругать-то не будет. Лекции с нотациями, на то и есть лекции с нотациями, но они лишь напоминание об информации, которую могли забыть.  — Но не забывай о тех, кто может о тебе волноваться, о своих слабостях, которые имеешь.- Тут его речь немного ускорилась, чтобы остановить возмущения в свой адрес- Они есть у всех, ты не подумай, что тебя принижаю или что-то в этом роде.- Пришлось сделать небольшую паузу, чтобы Оцукин остыл- Просто иногда вы ведете себя как дети малые. Делаете что-то, а потом думаете, что само решится. Нет, к сожалению, это так не работает. Либо эту проблему решаешь ты, либо кто-то другой. И порой не всегда кто-то может решить твою проблему, помочь, так сказать.

Дышать тяжело.

— С учетом нынешней обстановки, нужно быть более внимательным и осторожным. Если тебе что-то показалось или тебе нужно отойти, возьми с собой кого-то. Пускай будет в десяти шагах от тебя, но он или она будет рядом. Ты не знаешь, что может произойти в следующую минуту. Да и что там минуту — секунду.

Черт

— Не буду больше тебя мучать, вы двое — можете идти. Но впредь думайте о своих действиях. Даже если они уже произошли, помните, что все углы можно сгладить. — Но не все будут вспоминаться с такой же гладкостью, — тело двинулось в сторону лестницы, плечи были опущены. — Ты всегда можешь высказаться, — но ответа не последовало. — Чувство вины? — Тайо аккуратно подошел к Кориторе. — Именно. Его сейчас лучше не трогать. Пускай покопается в своих мыслях. Дверь прикрыли с тихим щелчком, шторы закрыли окно, настольная лампа включилась, а на стол упала папка. — Ненавижу это, — папка раскрылась, и на глаза бросилась фотография —Стоп. Что это? — едва прикоснувшись к ней, Оцукин начал чуть ли не миллиметрово рассматривать ее. На ней были все, только вот вопрос, когда эта фотография была сделана? Он на ней есть, но… Он не помнит этого… Надо будет потом у кого-нибудь спросить.  — Ладно. Пускай полежит тут, — отложив фотографию на полку, икенумовец принялся что-то заполнять в своей папке. Осталось совсем немного, и она будет закончена На удивление, время за работой проходит быстро, если в неё погрузиться с головой. Глаза, что только открылись, тут же зажмурились от луча солнца, падающего на них. Сначала не было понятно, где он и в каком положении, однако, легкое движение заставило резко все понять. Тело ужасно затекло, идея вытягивать руки вверх, дабы разогнать кровь, была не совсем правильной. Судорога… Разве она бывает на.? А, ладно. Все равно. Взгляд опустился вниз на стол, а точнее, на заполненную папку. Оцукин уже не помнит: как и во сколько именно он ее закончил. У него ведь не было идей, как это сделать? Быстрый взгляд по тексту даёт понять, что его посетила некая «удача». Хм, разве это слово сюда подходит? Все равно. Главное, что оно закончено и можно… Едва он сделал попытку встать, как через все тело прошлась дрожь. В глазах резко помутнело: — Какого черта? — резкое ощущение слабости и ватности тела.  — Кровать. — несмотря на то, что она близка, забраться на неё было трудно, но он смог. — Возможно, это из-за того, что я заснул на столе… У него уже был опыт, так сказать, после которого приходилось несладко. Что ж, видимо, последствия перешли на новый уровень. Надо будет снова отпроситься у Кориторы. Хоть и есть шанс получить по голове, но это лучше, чем потом получить по голове в момент боя из-за плохого самочувствия. Всё лучше, чем проигрыш. — Так стоп. Мы же неделю– А… Вот и отпрашиваться не надо, — перевернувшись на другой бок, на глаза бросился список, прикрепленный к стене. Разве кровать всегда была так близко к стене? Ладно. Не суть. Почитаем, — Сходить с Адукин на рыбалку, заставить Джека извинить… Стоп, что? Почему я…?! — но как обычно бывает: не смотришь до конца, а потом хватаешь ртом воздух. — Просьба Фукуро. Но почему именно я? Я не мастер отношений. Какого черта я вообще согласился? Тихий стук заставил вырваться из своих мыслей, которые начали разрастаться словно ветки. — Кто? — Коритора. — Входи, — Кровать под боком оказалась очень удобной, однако, поясница резко заболела. Дверь открывается, и в дверном проеме показался Коритора. Он закрывает за собой дверь и подходит к кровати. — Я присяду? — кивок служит ответом. — Если я перегнул палку — прости. Если тебе что-то нужно будет или ты чем-то недоволен — говори. Не стоит молчать. У каждого из нас есть изъяны. Поэтому не стоит умалчивать о чём-то, — рука аккуратно легла на плечо и несильно сжала. — Я понимаю, но… Я не понимаю почему ты так заботишься! А вообще, просто смотря на это все, не хочется как то приносить еще больше проблем, — голова наклонилась в бок, а взгляд ушел в сторону. — Ну и что эта за грусть? Давай, рассказывай. — Да поплохело мне. Сон непонятный, то есть, то нет. Температура скачет. Сегодня вообще поясницу потянуло, — Оцукин приподнялся и потянулся, но почти тут же об этом пожалел, и, прислонив руку к пояснице, чуть нагнулся. — А у тебя случаем не течка? — втянув воздух, кристальный почувствовав запах бананового молочного коктейля, — Поясницу тянет, затуманенный взгляд, запах. — Твою мать, я всегда поражался твоей сдержанности! — А что, я должен кинуться на тебя и изнасиловать? — бровь поднялась вверх и достаточно долго находилась в таком положении. Из-за тишины, он продолжил: — Я расположил всех так, чтобы при таких случаях вы не пересекались. Если что-то надо будет — позвони. Телефон у тебя есть, все нужное я пополнил. Каюсь, заходил в твою комнату, — поднявшись с кровати, икенумовец направился к двери, но приостановился на секунду из-за чужого голоса. — Погоди, можешь принести пожалуйста бутылку воды, негазированной? — под конец своей просьбы, Оцукин стал говорить тише. Ему было…стыдно? Не совсем, но можно и это. — Минуту, — когда Коритора покинул комнату, Оцукин упал на спину, взял подушку и прислонил к лицу. Какое-то странн… ДА! КАКОЕ-ТО! КОНЕЧНО! Кхм. Надо успокоиться. Перевернувшись на живот и удобнее устроившись, он всего на пару секунд прикрыл глаза. Но как мы знаем, этого может хватить, так что, финал очевиден. Глаза снова открылись, только на сей раз, солнце не слепило. В комнате было темно, но не настолько, чтобы ничего не видеть. Пока что, состояние Оцукина было нейтральным. И пока это так и есть, стоит ловить момент. Подойдя к окну, он аккуратно отодвинул штору и посмотрел. Ночь. Что ж. Он проспал долго, но зато выспался. Обернувшись, икенумовец посмотрел на пол. Бутылка с водой и пакет. Пакет? Подойдя к кровати, Оцукин поднял его и раскрыл. — Что это? Я же вроде ничего более не просил. Верно же?.. — на его удивление, там были шоколадки, — А. Адукин… Спасибо. Буду должен, — он не смог сдержать усмешки, уже представляя, как она будет отказываться и не принимать подарок. Положив пакет с содержимым на стол, Оцукин направился к своей двери. В ней был ключ.

Спасибо, Коритора

Иногда ему становится стыдно за свое поведение. Коритора словно взял всю ответственность на себя. Помогает залечивать раны, следит за ними, дает моральную и физическую поддержку. Помогает решить споры и дает советы. На этот раз, стало стыдно за всех. Надо будет сказать спасибо за всё. За такими мыслями, он немного проглядел тот факт, что стоит на кухне. Надо бы поесть. Открыв холодильник, икенумовец сразу натыкается на записку:

Оцукину. Здесь твоя еда. Если что-то нужно — звони.

И так всегда. Когда случается подобное, в конце каждого диалога или монолога он говорит эту фразу. Как бы да, забота, но уже немного стыдно просить о помощи. Да, глупо, но… Решив отвлечься от мыслей, Оцукин достал еду и, поставив в микроволновку, запустил на две минуты. Главное никого не разбудить. Кстати, сколько времени? Повернув голову и взглянув на часы, он чуть ли не присвистнул. Три часа ночи. Если правильно посчитать, то проспал он, если не считать то… Пол часа? Думаю да, то тогда выходит 18 часов… А не много ли? Хотя, в данный момент, это лучший метод «борьбы» с этим. Пускай так продолжается. Писк микроволновки вырвал его из раздумий. Взяв столовые приборы и достав тарелку, он направился обратно к себе в комнату. По дороге никого не встретил. Уже хорошо: значит, не облажался. Поставив тарелку на стол, Оцукин вернулся к двери всего на пару секунд, чтобы закрыть на замок. Рядом с дверью был выключатель, по которому он щелкнул. Не сильно яркий свет осветил комнату и позволил увидеть ее печальное состояние: На полу лежат книги, видно, брошенные в порыве злости. Какие-то крошки и грязь, что особенно заметна около каких-либо предметов. Запачканное зеркало, открытый шкаф и перерытые вещи. Что ж, за них можно сказать отдельное спасибо Фусакину. И откуда у него столько плащей? Несколько кружек с давно остывшим кофе. А он ведь не особо помнит, как делал его. — Надо будет провести уборку, — ещё раз окинув свою комнату взглядом, он сел за стол и принялся есть. Неспеша пережёвывая еду, он снова погрузился в свои мысли. Сколько времени прошло — неизвестно. Но когда он очнулся, то понял, что давно всё съел и просто сидит, смотря в одну точку. Медленно поднявшись, икенумовец решил, что пока есть время, сделать хоть что-нибудь. Хотя нет. Лучше перестраховаться. Он полез во второй ящик и достал таблетки. Сколько там надо пить? Вроде две, если он не сильно сбросил вес. Закинув в рот таблетки и запив их водой, Оцукин направился к выходу из комнаты. Благо, что двери не скрипят. Хотя некоторые уже начинают. Ну, значит удача решила разок улыбнуться ему и не подставила, ибо у двоих из них всех очень чуткий сон. Быстро добравшись до ванной, не включая свет, намочил тряпку и вернулся к себе. Да начнется уборка. Книги были вытерты и убраны на свои полки. Из шкафа достали всю одежду и аккуратно сложили, вернув на место. Пыль была убрана. А веник, который долгое время стоял в углу, наконец был использован. Теперь в этом углу оказался мусор, прикрытый веником, чтобы он не разнесся слишком быстро. Из верхнего ящика достали салфетки, которыми протерли все стеклянные поверхности. Кружки были аккуратно взяты в одну руку, в другую была взята пустая тарелка. Он не закрывал дверь, что позволило без труда выйти на кухню. А вот там уже проблемы. Трубы слишком шумны, но посуду надо помыть. Вроде, если включить маленький напор, они не будут шуметь. Да! Есть. Все тихо. Мойка посуды заняла прилично времени, но оно и понятно почему. Зато, он выполнил свой небольшой список. Низ живота неприятно потянуло. О нет. Оцукин старался как можно быстрее, но и как можно тише добраться до своей комнаты. Уже закрывая дверь, он услышал скрип. Все таки разбудил. Ладно, надо лечь в кровать. Только сначала положить таблетки. Хоть он и обещал, что будет по минимуму пить в доме, но каждый раз сложнее сдерживаться от этого. Слишком плохо. Он только сейчас заметил, что на кровати два одеяла. Один он был укрыт, а на втором… лежал… Коритора. Закрыв лицо руками, чуть ли не взвыл. Надо будет с ним поговорить. Утром. Всё, а сейчас поспать, пожалуйста. У него же всегда удавалось почти все дни проспать? Верно же?.. На третий раз его разбудила тряска. Открыв глаза, Оцукин наткнулся на взгляд Тайо. — Доброе утро, соня. Вернее день. Тебе не стоит спать так долго. — потрепав Оцукина по голове, Тайо немного отошел. Подобная манера общения озадачила омегу. — Почему со мной сюсюкаешься? — Мы не сюсюкаемся, а помогаем. В этот период вы более нежные. Ты разве не наблюдал такое за собой? — подойдя к окну, Оцукин раздвинул шторы, впуская солнечный свет. — Нет… Разве я… но… — Да. Прими этот факт. Ты тоже просишь уделить тебе внимание. Просто ты этого не помнишь из-за состояния, — по комнате начал разноситься банановый аромат, — Я лучше пойду, — не успел он сделать и шаг, как ощутил хватку на руке, — М? Что такое? — Не уходи, пожалуйста, — Оцукин начал дрожать и сжимать ладони сильнее. Ответа не последовало, но зато последовало действие. Его обняли. Прижали к себе и уткнулись в макушку. Нельзя сказать точно, сколько времени прошло, но одно можно сказать точно — Тайо теперь навряд-ли уйдет. Подняв личико Оцукина за подбородок, икенумовец аккуратно его поцеловал. Губы едва соприкасались, но спустя время начались активные действия: руки проскользили к талии и чуть сжали ее, поцелуй постепенно становился горячее. Предвкушение обжигает, подобно адскому пламени. Мягко отстранившись от таких нежных губ, Бог начал целовать и слегка покусывать изящную шею, сжимая и поглаживать бедра. Кожа словно горит в тех местах, где касается Тайо, а воздуха просто не хватает из-за сбившегося дыхания. Хочется как-то выделиться, хочется показать, насколько его действия оказываются приятными. Касание за касанием, и поцелуи из невинных и чересчур целомудренных постепенно перетекают в востребованные и страстные: шершавые губы, исполосовывающие нежную шею, оставляют мокрый след, которые постепенно превращается в красноватый. — Ещё… — Оцукин ненароком стонет, когда ладони Тайо снова сжимаются, разнося по телу приятную дрожь. Нахлынувший адреналин в крови увеличивается с каждой секундой, от осознания своего положения. Грубый, нещадный шлепок, приходящийся на бархатную белоснежную кожу ягодиц, ощутимо обжигая и заставляя место удара заалеть, в одно мгновение заставляет сжаться всем телом из-за тока, пробирающегося по телу до колких, сладких мурашек. Именно в этот момент заходит Коритора. Есть догадки, почему он зашел так резко и так же резко закрыл за собой дверь: запах мог распространиться за пределы комнаты. — Надо же. — Не уходи, — Оцукин тут же смотрит на кристального пьяным взглядом и тянет к нему руку. Эти запахи заставляют расслабиться и отдаться, лишь бы это не прекращалось. — Я и не собирался, — медленно шагая к паре, что до сих пор стояла в первичном положении, Коритора протянул руку Оцукину. Его ладонь сжали в ответ. Немного переведя взгляд в сторону, кристальный слегка удивился, что Тайо даже на секунду не прекращал кусать и вылизывать чужую шею. Что ж, раз так, то и он будет делать то, что хочет. В рамках разумного, конечно. Губы соприкасаются и становится понятно, что Оцукину страшно. Несмотря на течку, которая должна была подавить этот страх и на то, что разум должен понимать, что ему не причинят вреда, он все равно боится. — Тайо, отстранись, — его голос был немного холоден, что показывало серьёзность и последствия, если не сделают так, как он сказал. Тайо послушно отстраняется, отходя на пару шагов.  — Оцукин, послушай меня, — ладони аккуратно прикасаются к чужим щекам. — Мы не причиним тебе вреда. Если будет больно, говори сразу, не стоит терпеть. — его запястья аккуратно сжимают холодные ладони, — Если ты чего-то захочешь — скажи. — их медленно поцеловали, после, смотря в глаза, ища согласие и отсутствие страха. Поцелуй, на который шагнул не Коритора, а Оцукин, дал понять, что все в порядке. Тело поднимают на руки и ненадолго прижимают к себе, после чего, укладывают на кровать. Горячие ладони медленно проходят вдоль рёбер, и скользя ниже, огибают талию. Тихий стон вырывается из столь желанных губ, которые целуют, не давая услышать эти стоны кому-либо ещё. Но нависающее тело сверху отстраняется, уступая другому. Омега разочарованно смотрит на альфу, который отходит от кровати на пару шагов. Что он делает далее — не видно, из-за начавшего его кусать Тайо. Боже, нежные поцелуи и грубые укусы — это сводит с ума. Это все ощущается впервые, от чего Оцукин теряется в чувствах. — Приятно? — Тайо едва шепчет на ухо, когда проводит рукой от основания к головке пару раз. Тихий стон сквозь сжатые губы, когда язык двигается ниже, на живот. Казалось, движения не думали останавливаться, язык продолжал спускаться ниже. И вот, дойдя до колом стоящего члена, он аккуратно ведет по нему. Но почти тут же уводит ладони на талию, из-за чего слышит разочарованный вздох. Однако, ладони вдруг пропадают с талии, снова играясь, и резко перехватывают под коленями, немного спуская с подушек. Тайо тоже опускается ниже, не прерывая зрительного контакта — всё так же твёрдо смотрит в глаза Оцукина и ожидает того же от него. Легкие, дразнящие укусы проходятся по внутренней стороне бедра, и от этого жар в животе лишь усиливается, будто отдавая током по всему телу. — Ну чего же ты? ~ — Тайо позабавило смущение омеги. Нравилось смотреть на то, как он пытается в смущении прикрыть личико руками, а сам податливо раздвигает ноги. Но наслаждаться ему не дал рык с правой стороны. Коритору явно раздражал тот факт, что Тайо забавляется с его омегой. Знает же все детали. Кристаллы начали потихоньку набирать свечение. Явная угроза, которую видеть в действии Тайо не хочет, поэтому приступает к действиям. Бог помогает встать в коленно-локтевую позу, но не выдержав, Оцукин почти тут же падает на грудь. Но так даже лучше. Для Тайо. Он зачарованно смотрит на вид сзади и поглаживает свой член. Терпения практически не осталось, как и сил бездействовать, поэтому в этот же момент гладко-шёлковая головка аккуратно сжимается ко входу. От взгляда Бога не ускользает то, как омега пытается плавно насадиться на ствол, и от этого ему окончательно сносит крышу: в следующую секунду Оцукин чувствует, как член легко проникает, задевая металлическими шариками пирсинга нежные стенки влагалища, судорожно и быстро сокращаются вокруг его члена, и будто втягивают его в себя. не особо думая, омега протянул руку к Кориторе и сжал его ладонь. Кристальный поворачивает голову, откладывая телефон, и смотря на Оцукина, сжимает его руку в ответ. — Тайо, пожалуйста — стоны прерываются почти осмысленной фразой — Быстрее, Тайо, я скоро… От его голоса, такого умоляющего и интимного у Бога внизу живота сводит внутренности, а яички предупреждающе сжимаются. Руки, все это время лежащие на боках, и насаживающие его на член, сейчас отдают прохладой, которой не было в начале. От переизбытка ощущений бросает в жар, а непрекращающиеся толчки заставляют сжаться на члене так сильно, что Тайо сдавленно застонал. Не выдерживая такого напряжения, Оцукин кончает, сильно вздрагивая. Бога это тоже подводит к пределу, он глубоко погружается в последний раз, перед тем, как излиться ему на спину. Тело устало падает на бок, пытаясь отдышаться. Перед глазами плывет. Он чувствует, как чужие ладони бродят по его телу, словно успокаивая, только он не может понять, чьи они. Слишком мягкие движения, но тело сжимают в некоторых местах. Тихо промычав, омега пытается подняться, однако, руки прижимают к кровати, отчего становится немного страшно. Перед глазами еще плывет и движения ограничены. Словно чувствуя страх, Коритора наклоняется к Оцукину и целует его в щеку, как бы без слов говоря, что все в порядке. И ему верят. Тело расслабляется, а дыхание выравнивается. — Подай моток веревки — ладони, вероятно Кориторы, продолжают блуждать по телу. Рядом с ухом что-то приземляется, вернее не что-то, а веревка. Пелена перед глазами окончательно спадает, и Оцукин видит то, что хотят с ним сделать. Страх сковывал тело не хуже веревок, которыми вот вот должны были полностью ограничить движения. Руки стали холодными, а глаза забегали. — Ну ты чего. Все хорошо — его обняли сзади и поцеловали шею со спины — Ты же знаешь, что надо сказать в крайнем случае — Да. Знаю — страх пропал так же быстро, как и появился Теплые руки прошлись по холодным, слегка сжав и заведя за спину, чтобы связать. Изящная шея, обнаженная спина, красивые плечи и обнаженные крылья лопаток; прикрытая связанными руками поясница, переходящая в ягодицы, еще не исполосованную следами от его рук. Красно-алая крученая веревка туго связывала его руки: начиная с кистей — запястья, предплечья и локти — были заведены за спину, раскрывая голодному взору голую спину. Тонкий канатик, несмотря на изначально безобидный вид, держал многочисленные узлы и заломы так крепко, что вряд ли из такого плена возможно будет когда-либо выпутаться без посторонней помощи. То, что нужно. — Скажи, если руки сильно затекут — Коритора, все это время стоявший в нескольких шагах от кровати и наблюдающий за такой картиной, все же подходит к кровати и касается горячими ладонями его плеч, ощутимо массируя напряженные мышцы. Коритора склоняется над столь манящей шеей, не может сдержать себя в желании чуть прикусить загривок. Мурашки, словно ток, быстро бегут вниз по позвоночнику, от чего алхимик вздрагивает — еще когда кристальный только начал затягивать узлы на сведенных руках, вожделенное, вызывающее чувство сладкого изнеможения, томление постепенно усиливалось. — Какая жалость — Коритора хрипло протягивает гласные — Я еще не сделал ничего существенного, а ты уже так реагируешь. Сильные руки мягко поглаживают бедра, сжимая. — Кор — неосторожный стон разносится по комнате прежде, чем Оцукин успевает что-то предпринять — Да? — Кристальный интересуется чересчур любезно и наиграно — Я не прикоснусь, пока ты не попросишь об этом — Садист — омега демонстративно выдыхает. но все-таки выполняет данное условие, немного краснея — Пожалуйста Коритора На смену терзающим ленивым укусам приходит горячий, по сравнению с температурой кожи, язык, обводя все самые чувствительные зоны шеи. Будто намеренно оставляя влажные дорожки, Коритора немного отстраняется, для того, чтобы в следующую секунду легко подуть на следы. — Недостаточно Оцукин стонет от нетерпения. — Умоляю — голос ожидаемо становится выше от неимоверного желания и неудовлетворенности — Пожалуйста Коритора, трахни меня. Я так хочу тебя, прошу! Сжимающие его бедра руки с нажимом ведут вверх, перемещаясь на талию — кристальный вдруг придавливает его тело своим весом, вынуждая опереться грудью о постель. Ладони соскальзывают на поясницу и скрываются за его запястьями, перевязанными грубой веревкой, чтобы надавить. Алхимик прогибается в пояснице, призывно широко разводит колени и делает все возможное хотя бы для малейшей реакции со стороны альфы. Он все так же медлит — все его движения плавные. Пальцы с поясницы неторопливо соскальзывают к промежности, надавливая и проникая внутрь. Коритора прокручивает ими, разводит на манер ножниц и оглаживает бархатные стеночки изнутри. Вторая рука в последний раз надавливает на спину, прежде чем кристальный ведет по своему члену ладонью. — Как тебе веревки, малыш? — он чуть ли не хрипит, пристально палясь на аккуратные узлы — Ты уже абсолютно готов к тому, чтобы я вошел в тебя, не так ли? — Кор… — из-за тянущей неудовлетворенности голос дрожит, никак не поддаваясь контролю — Прошу… Как только мошонки касается шелковисто-гладкая головка, Оцукин невольно стонет, слегка вздрагивая и поддаваясь бедрами навстречу, ожидая, наконец, такие желанные движения. Веревка на запястьях в процессе легко царапает кожу, а когда Коритора немного тянет за связанные руки, появляется мимолетное натяжение, от которого рефлекторно хочется свести лопатки. Твердый член гладко проникает в тело, раскрывая и растягивая изнутри — долгожданное ощущение отдается спазмом, а колени грозятся вот-вот разъехаться в стороны. Развратный звук шлепков кожи о кожу отдается током по всему телу, поэтому омега стонет, почти закатывая глаза. Однако, эти стоны поглощает резкий поцелуй, который заставляет немного выпрямиться. В глазах снова туман, но даже это позволяет увидеть Тайо, который явно не остался в стороне. Его руки начали блуждать по грудной клетке и задевать соски. Поцелуй прекращается, когда Оцукина дергают на себя. Глубокие вдохи едва ли помогают обеспечить мозг кислородом, но даже это не мешает стонам вырываться наружу. Кристальный, который двигался поступательно, постепенно увеличивал амплитуду. А еще нашел просто идеальный угол, доводящий до умопомрачения с каждой фрикцией. Когда толчки стали настолько глубокие, что сдерживать голос стало сложно, алхимик утыкается лицом в мягкую постель, дабы хоть как-то заглушить громкие стоны; впрочем, икенумовцу эта идея не понравилась — он, не останавливаясь ни на секунду, продолжил таранить его бедра и параллельно с этим потянулся к голове рукой, чтобы поддеть подбородок и вновь услышать сладкие стоны. — Не смей закрываться, я хочу слышать тебя. — Да твою мать… Коритора быстрее — голос дрожит. Как же хорошо — Пожалуйста. Оцукин чувствует, как излишки смазки каплями стекают по внутренней стороне бёдер — между ног невозможно горячо и мокро, а хлюпанье, разносящееся почти эхом по комнате, подстегивает обоих для активных действий. Им осталось недолго: движение кристального стали хаотичными и быстрыми по сравнению с началом, а сам икенумовец ощущает, как мышцы влагалища невольно сжимаются, тесно стискивая член. Наклонившись, Коритора запускает руку под живот и пальцами касается члена. Оцукина почти подбрасывает, ноги дрожат. Оглушающая разрядка не заставляет себя долго ждать. Глаза зажмуриваются до разноцветных пятен перед глазами, а лицо снова утыкается в мягкую кровать. Глубоко толкнувшись в последний раз, альфа кончает, едва сдерживаясь. чтобы не навалиться на изящное тело. Пока неспокойно дыхание восстанавливается, Коритора аккуратно развязывает натирающие узлы и растирает большими пальцами рук покраснения, которые вскоре сойдут. Обмякшее тело укладывают на спину, медленно ведя ладонью по животу. Спустя пару минут, омега приподнимается и натыкается взглядом на Тайо. Как он медленно ведет рукой по своему члену. Этот вид завораживал настолько, что оцукин даже и не заметил, как к нему протянули руку и потянули на себя. Но с кровати слезть пришлось. Не единственные, но самые выразительные звуки, которые были слышны в комнате — мокрое причмокивание, смешивающееся с невольным мужским постаныванием и громкими вдохами, так жадно поглощающими раскаленный воздух. Бог и подумать не мог, что омега способен на такое. — Черт — сдавленно выдыхаем икенумовец, предчувствуя наступающую разрядку, и сжимает в руках простынь — Не торопись, Оцу. Твердый пол под коленями сулит натёртости, и несмотря на это, омега забирает в рот сочащуюся головку, усиленно втягивая щёки. Альфа гортанно рычит и еле сдерживает порыв толкнуться в столь потрясающий рот — слишком сильной и неожиданной была стимуляция. Кожу головки саднит от натяжения. Тайо вдруг поддерживает его порыв поторопиться. Казалось бы, металлические шарики по стволу до всего происходящего выглядели довольно безобидно, но сейчас вся собственная наивность испарилась чересчур доминантными действиями Бога. — Готов к порции вкусной спермы, малыш? — голос чуть хрипит. Тайо усмехается сквозь закатывающиеся глаза — Я буду кончать глубоко, прямо в твоем горло. пока не стану уверен, что ты запомнишь этот вкус. Языком Оцукин облизывает от основания до уже пульсирующей головки, на пробу просовывая его в дырочку уретры. Напряженный член заметно подрагивает, а поджавшиеся яички предвещают скорейшую эякуляцию. Тайо громко шипит из-за его выходки. откидывая голову назад и мельком смотря в потолок, ведь зрелище, которое он с вожделением наблюдал, безвозвратно заводило. Впрочем, все старания оказались напрасными — юркий и гибкий язык с нажимом протирал чувствительную уздечку, а губы, обхватывающие кончик головки, лишний раз передразнивали его выдержку. Немного отстранив голову омеги от себя, так, чтобы кончик ствола упирался в приоткрытый ротик, Тайо густо кончает, обрамляя белёсой жидкостью его губы. Сперма тягуче течет по мокрому подбородку и щекочет мягкую кожу. — Нравится вкус спермы, заполняющей твой аккуратный ротик? — Бог тихо смеется, шлепая головкой члена по оттянутой губе омеги — Ты даже не представляешь насколько это завораживает. Рука мягко поглаживает щеку, заставляя прикрыть глаза от нежности. Сейчас любое касание для омеги — это ласка. Не важно какая. Его аккуратно поднимают на руки и укладывают на постель. Короткий взгляд между альфами дает понять, что останется один. — Ты останешься? — Да — Коритора подходит к кровати с влажными салфетками и протягивает несколько штук альфе, а остальное несет к Оцукину. — Это останется между нами — Тайо быстро приходит в себя, немного встряхивая головой. — Иначе быть не может. Проверь, где все остальные. Если на улице, то не возвращайся. Если кто-то в доме, вернись. — Понял. После этих слов, Тайо покинул комнату. Позднее утро. Мягкость пушистой постели незаметно для Оцукина сменяется бережностью прикосновений со стороны кристального. Как он понял, что это Коритора? У него холодные ладони. Перевернувшись, алхимик словно с надеждой смотрит на него. — Ты чего? — немного грубоватая ладонь проходится по мягкой щеке. Когда же тот трется об ладонь, Коритора мягко улыбается и целует в лоб — Доброе утро — Утро — голос был немного хриплым — Я думал, что вы оба ушли — Нет. У Тайо было желание остаться, но логически мы понимали, что остаться должен один. Как видишь, я. Он же пошел проверять обстановку и по его действиям я понял, что все нормально — А почему ты захотел остаться? — Как бы тебе сказать.- почему признание на словах такое простое, а на деле…невыполнимое.- Черт. Я…Ты мне нравишься. Я не хочу, чтобы еще кто-то видел тебя таким. Открытым. — молчание, которое после длилось несколько минут, ни капли не давило — Тайо будет держать это в секрете и если тебе.- к его губам прижимается ладонь, а взгляд Оцукина опускается вниз. Сердце Кориторы сжалось — Почему ты раньше этого не сказал — алхимик утыкается в его грудь, постепенно расслабляясь. Так стало намного спокойнее — Можно пожалуйста больше ничего не говорить — руки прижались к груди, а глаза прикрылись. Появилось желание подремать — Мне и так хорошо. — Прогуляемся? Вопрос ставит в тупик. За окном, во тьме позднего вечера где-то вдалеке виднелась небольшая, но такая яркая луна. Освещающие улицу фонари давно зажглись разными оттенками, создавая необычную атмосферу. Даже сквозь стекло передавалась воодушевляющая эстетика ночного города, поэтому отказаться от такого заманчивого предложения — грех. — Я не против — Оцукин говорит сдержанно, хотя где-то внутри уже с каждой секундой возрастало предвкушение — Дай мне пару минут Когда дверь отворяется, пропуская на улицу двух икенумовцев, не сильный, но прохладный ветерок просачивается под плащи. Свежий воздух щекочет ноздри, заставляет вздохнуть полной грудью и создает такую комфортную обстановку, что начинает казаться, будто ночью город становится другим. Коритора тянет омегу за собой и также увлечённо засматривается на стоящие рядом дома. Они медленно бредут по абсолютно безлюдной улице — даже редкие прохожие не встречаются. Темная аллея выглядит противоречиво: с одной стороны, она кажется жуткой, отталкивающей; с другой же — невероятно притягательной. Фонари блестят желтым, теплым светом, просачиваясь через густую листву деревьев вокруг. Какой-то невнятный, еле слышимый уличный гул словно убаюкивает, отдается монотонно, будто совсем вдалеке едет поезд.создающий шум. Коритора секундным порывом сжимает руку Оцукина, привлекая внимание к себе. Всё окружающее кажется таким сказочным, отчего неожиданный трепет неизвестного предвкушения где-то в районе грудной клетке заставляет затаить дыхание. Он немного притормаживает и осматриваясь алхимик замечает, что они стоят около склона, откуда открывается ночной вид. Удивленное выражение лица вынуждает механика хитрее ухмыльнуться и прижать к себе вплотную. — Нравится? — Коритора говорит очень тихо — Надо чаще выходить с тобой на улицу, я просто обязан показать тебе другие места. А то ты проходишь и даже не обращаешь внимание на это. — Это очень красиво, правда — отзывается омега — Скажи мне, что ты тоже чувствуешь? — Чувствую что? — Это так странно, но описать это можно как полное спокойствие в теле. Именно в теле. — Чувствую. Поэтому и привел тебя сюда. — Погуляем ещё? — Недолго. Нам рано вставать. Они продолжают путь в комфортном молчании, всё так же держась за руки. Вокруг очень темно, но фонари и свет из окон отдают приятным мягким светом. С каждым шагов освещенных окон становится все меньше, Коритора тоже это замечает, потому сворачивает, чтобы срезать путь к дому. Уже около него, алхимик останавливается, тем самым останавливая и кристального. — Ты чего? — Ты красивый, при свете фонарей. — Это была попытка комплимента? — Всмысле попытка?! — прозвучавшие слова очень сильно расстроили — Я вообще-то долго думал, как это сказать! — Это долго, пока мы шли обратно — Подойдя вплотную, Коритора мягко коснулся щеки Оцукина — Мне понравились твои слова — возмущения младшего* так и не были сказаны из-за поцелуя, который ему понравился. Иногда действия звучат громче слов.