***
Спустя четверть часа обновлённый Камерун стоял перед требовательными очами Разум-Дара. Команда сработала неплохо, особенно в экстремальных условиях – вместо неприметного наряда слуги малыша-босмера нарядили в кожаные штаны с чужого эээ, плеча, облегающие настолько, что вот-вот – и разойдутся по шву на заднице, и какую-то рыболовную сеть, имитирующую, видимо, эротическую накидку. На шею повесили шнурок с пошлым зеленым камнем. Помимо прочего, Камеруну подкрасили глаза – и без того большие, они теперь и вовсе занимали пол-лица – и тщательно причесали, уложив привычное гнездо на голове в красивое и аккуратное каре. И Разум-Дар подумал, что, может быть, у босмера и получится. До этого он справедливо считал, что Камерун обладает эротизмом табуретки, но теперь, пожалуй, мог представить, что им удастся заинтересовать имперского маньяка. По крайней мере, на первые пару секунд, пока босмер будет стоять и молчать. У него хорошо получались лесные простаки, но Разум-Дар не сильно обольщался насчёт его актерских данных – по крайней мере, в столь неизведанной области. – Наш гость любит… уединение, поэтому занял уютный домик на отшибе, а это значит, что на громкий шум, скорее всего, тоже никто не отреагирует. Поэтому сильно не сдерживайся, – напутствовал он Камеруна. Тот кивнул и потянулся потереть глаз, Разум-Дар едва успел поймать его за руку. – Не порть маскировку. И помни, нам нужны от него сведения об имперских частях, орудующих в Марке. Он хоть и прикидывается обычным бандитом, промышляет контрабандой на обе стороны, так что ему есть, чем с нами поделиться. И… – Разум-Дар заколебался, глядя в эти честные и наивные глаза. – Береги себя, ладно? Камерун ещё раз кивнул, подхватил поднос с напитками и лёгким шагом отправился выполнять поставленную родиной задачу.***
Разум-Дар не обманул, Камеруну и впрямь пришлось порядочно отойти от главного здания, прежде чем он оказался перед уединенным домиком в традиционном каджитском стиле. Заодно отметил, что охраны не было, контрабандист явно чувствовал себя здесь, как дома, раз позволял себе расслабляться без присмотра. Что ж, это было ему на руку. Камерун состроил, как ему показалось, подобострастное выражение лица, толкнул дверь и вошёл внутрь. – Наконец-то, сколько можно ждать! – недовольно отозвался имперец, махнув рукой и повалив при этом почти пустой графин. Камерун быстро огляделся. Его объект, имперский контрабандист и разбойник Флавий Каро, был горбонос, как и все имперцы, и к тому же порядочно пьян. Но отметил Камерун при этом не нос, не темные глаза, оценивающе глядящие из-под нависающих бровей, и не короткую военную стрижку, а впечатляющее телосложение. Такого нахрапом не возьмешь, если дело дойдет до открытого столкновения, победитель известен заранее. А значит, и доводить до него не стоит. Осмотрел он и комнату. Помимо кресла, в котором сидел Флавий, столика с фруктами и большой кровати, которые он ожидал здесь увидеть, заметил также… вертикальное устройство с перекладинами крест-накрест, назначение которого ему было неизвестно, ведь ближайшее по функционалу устройство он видел разве что в пыточной, а еще широкий стол, явно перекочевавший оттуда же – до того разнообразный на нем был набор… инструментов. Камерун нерешительно замер в дверях прямо с подносом в руках. Ему говорили, что его объект – большой любитель экзотических развлечений, но он не знал, что развлечения бывают и такими. – Что ты там застыл, крошка? Думаешь, я недостаточно долго тут маринуюсь? – с возрастающим недовольством отозвался Флавий. Камерун сильнее сжал края подноса, посуда на нем мелко задрожала. Такой славный план действий в его голове рассыпался на части, словно потревоженные жуки разбежались со старого пня. Как теперь себя вести, что предпринять и как, сенчи его задери, собирать информацию, будучи накрепко привязанным к дыбе? – Да что за бардак у вас здесь?! То девку прислали, то теперь малахольного! К даэдра всё, пойду, подпалю хвост вашему папочке – может хоть это меня развеселит… – буркнул Флавий и принялся подниматься. Камерун коротко вздохнул, потом вдруг резко подкинул всё, что стояло у него на подносе, вверх. От такого зрелища даже разозленный имперец невольно замер! Одной рукой Камерун поймал бутылку, а второй, что с подносом, бокалы – один из них, жалобно звякнув, приземлился вверх тормашками, но Камерун с непроницаемым лицом, будто и не заметил этого, зубами откупорил бутыль, залихватски разлил содержимое по уцелевшим бокалам и, отставив руку, присел в артистическом полупоклоне. – Ха, жонглер! – Флавий плюхнулся обратно в кресло и посмотрел на него благосклоннее. – Может быть, ты еще и акробат? Это пришлось бы кстати... Камерун прошел вперед, безбожно виляя бедрами, поставил поднос на столик, взяв с него только один бокал. И произнес вкрадчивым, глубоким голосом, которому могли бы позавидовать даже здешние ветераны труда: – Для вас, мой господин, я могу быть кем угодно... – Для начала я хочу, чтобы ты был хорошим мальчиком и подошел ко мне, – Флавий поманил его рукой, и Камеруну ничего не оставалось, кроме как все той же устрашающе-эротичной походкой продефилировать ближе. Недолго думая, он забрался к Флавию на колени, ведь так делали многие агенты в зале, и разбойникам, кажется, это нравилось. Флавий тоже оказался доволен его прытью, судя по тому, как расплылся в улыбке и по-хозяйски облапил за задницу, на которой туго натянулись кожаные штаны. Камерун, обворожительно улыбаясь, вручил ему бокал, чтобы занять вторую руку, чуть отклонился назад, прогибаясь в спине – и с размаху заехал лбом прямо в переносицу. Добавил с правой в челюсть, сорвал с шеи кулон, накинул шнурок от него удавкой на шею имперца и прыгнул за спинку кресла. Повис, используя весь вес своего тела для удушения. Где-то здесь, по его расчетам, цель, беспомощно похрипев, должна была обмякнуть и достаться ему для допроса тепленькой. Что ж, считать явно надо было лучше. Флавий и правда захрипел, но потом поднялся с кресла, утаскивая за собой удивленно вздохнувшего Камеруна с непреклонностью мамонта, в пятку которому опрометчиво вцепился лесной клещ. Слепо пошарил огромной ручищей за спиной, ухватил Камеруна за локоть и без труда вытянул оттуда, отшвырнув как котенка. Кое-как сгруппировавшись в полете, Камерун спружинил от пола и быстро выпрямился. Флавий оказался даже выше, чем он прикидывал, и теперь нависал над ним, как шагающий грат-дуб над незадачливым путешественником. Сорвал с шеи шнурок и отбросил в сторону, недобро оскалившись – глаза, налившиеся кровью, этому оскалу и вовсе придавали совсем уж нехороший вид. Камерун виновато улыбнулся и бросился вправо. Флавий тут же перегородил ему дорогу, тогда Камерун отскочил влево, к столу. Во Флавия полетели бокалы, фрукты, графин, последним в ход пошел поднос – Камерун успел дважды с короткого замаха заехать ему подносом по лицу, но только смял без толку посуду. Его подхватили за шкирку и без труда подняли над полом. Плетеный воротник врезался под шею, поднос выпал из руки. – Хана тебе, малявка, – зло процедил Флавий, встряхнув его так, что клацнули зубы. – И всему вашему бардаку тоже. Камерун поднял руки и выскользнул из накидки, рыбкой нырнул между расставленных ног Флавия – тот успел ухватить его за ногу и поволок обратно, но только поднял над полом, как получил хлестким краем ткани в лицо. Камерун извернулся и укусил его за руку, вынудив разжать пальцы, приземлился на пол, вскочил, подтягивая покрывало руками. В два прыжка оттолкнулся от стола и оказался у Флавия на плечах, намотал ему покрывало на голову и от души приложил локтем по затылку раз, другой… Флавий, вслепую схватив за что пришлось, стащил его и отшвырнул в сторону. Камерун ударился о стол и упал на пол, пыточные инструменты разлетелись во все стороны. Не прекращая приглушенно ругаться, Флавий не с первой попытки, но размотал покрывало, стащил его с головы, яростно уставился перед собой, ища глазами проклятого босмера. И получил прямо в челюсть внушительного размера клещами. Флавий пошатнулся и рухнул на пол. Камерун осторожно потрогал его носком сапога, не выпуская клещи из рук, убедился, что он не реагирует и выдохнул. Скособочился, оберегая ушибленный бок, повертел этот внушительный «инструмент любви» в руках, хмыкнул и огляделся. Бардак вокруг и правда царил порядочный – во всех смыслах этого слова. Кажется когда Разум-Дар говорил про проваленную операцию, он имел ввиду именно что-то подобное. Камерун прохромал вперед, пощупал пульс у Флавия на шее. Разбойник был жив, а значит пора было придумывать новый план «Б».***
Флавий начал приходить в себя, когда Камерун заканчивал раскладывать инструменты. Шумно вздохнул, мотнул головой. Пошевелил пальцами на руках. И бешено задергался, пытаясь вырваться из пут. Камерун не обратил на него ровно никакого внимания, а ремни на дыбе держали крепко. Флавий даже попытался рывками ее раскачать, но без особого успеха – местный бордель предоставлял оборудование, сделанное на совесть. Поняв, что освободиться не удастся, Флавий перестал дергаться и начал говорить. – Ах ты мелкий... – от ярости он перешел на какой-то сиродильский диалект, и большую часть его прочувствованной тирады Камерун попросту не понял. Впрочем, по общему тону вполне догадался, о чем там шла речь – несомненно, перечислялись его шпионские таланты. Просто в несколько негативном ключе, пропущенном через призму взгляда побежденного. Выговорившись, Флавий замолчал и грозно засверкал глазами, пытаясь отдышаться. А потом веско произнес: – Развяжи меня. Живо! Камерун покосился на него, не замедлившись, впрочем, ни на секунду, красиво разложил по столу разномастные пыточные приспособления и осторожно потер саднящий бок рукой. – Развяжи меня – и умрешь быстро, а ваш притон, возможно, уцелеет, – повторил Флавий. Камерун полез под стол, чтобы достать залетевшую туда мелочь. – Ты тупой или глухой? Я сказал – я обрежу уши каждой остроухой шлюхе и заставлю их сожрать, живьем сдеру кожу с каждого кошака, а когда мне надоест с вами развлекаться – сожгу здесь всё даэдра на потеху. Может быть, продам уцелевших червекультистам, должна же от вас быть какая-то польза. Камерун достал из-под стола толстую свечу, повертел ее в руках, пожал плечами – и выкинул обратно. – А тебя – о-о-о, для тебя у меня приготовлена особая программа. Я выдеру тебя насухую так, что ты сидеть не сможешь, использую каждый из любезно собранных тобой инструментов, чтобы заставить тебя кричать, а когда кричать ты уже не сможешь, я с превеликим удовольствием трахну снова тот тупой кусок окровавленного мяса, что от тебя останется, в любое из отверстий, какое мне понравится – или наделаю новых! Камерун, который как раз занес руку над стеком, застыл. Недобро покосился на сыпящего угрозами пленника и вместо этого взял сразу «кошку». Подошел к Флавию и остановился перед ним. Задумчиво попробовал пальцем острый «коготок» на конце одного из «хвостов». – У тебя нет никаких шансов, – зачастил Флавий, его пробило испариной. – Мои люди повсюду! Они придут по моему зову и не оставят от тебя мокрого места! Камерун покивал в ответ всё с тем же непроницаемым лицом и замахнулся в первый раз. За ударом сразу последовал крик.***
Разум-Дар изо всех сил пытался не выдавать чувств, но хвост всё равно рассерженно мотался из стороны в сторону, портя все притворство. Клятый старик Урсельмо не то, что не помог, он еще и ворвался в самый неподходящий момент, испортив всю тщательно выстроенную операцию – и теперь всё вокруг заполонили его солдафоны. Большую часть членов шайки Каро переловили и упаковали для доставки под суд, а агенты самого Разум-Дара теперь хмуро слонялись по борделю под смешки упакованных в благообразную доминионскую броню соотечественников. Мало того, Урсельмо умудрился притащить сюда саму королеву! Не иначе, чтоб продемонстрировать ей, как Глаза Королевы проедают бюджет и маются ерундой вместо настоящей работы! Так они и стояли втроем – Королева Айренн, Разум-Дар и Урсельмо – перед уединенным домиком, из которого то и дело доносились дикие вопли, и решали, что им делать. Точнее, Разум-Дар и Урсельмо ожесточенно спорили, а Айренн выжидала, пока не вмешиваясь. – Нечего тут думать! – горячился Урсельмо. – Мало того, что ты устроил тут какой-то идиотский балаган, так теперь еще и саботируешь проведение моей кампании! Выбить двери – и дело с концом! – Это многоуважаемый военачальник Урсельмо устроил здесь балаган, – Разум-Дар едва удержался, чтобы не оскалиться угрожающе в ответ. – Когда ворвался прямо посреди тщательно спланированной операции и поставил эту операцию под угрозу срыва. А теперь хочет окончательно всё испортить, прикрывая некомпетентность принятого решения якобы промахами Разум-Дара. – Какую операцию? Да ты даже не знаешь, что там происходит! – Там работает агент королевы. Глаз королевы. Не мешайте. Или Урсельмо думает, что королева слепа? – Урсельмо думает, что кто-то здесь совсем заигрался! Почуял вседозволенность и решил, что ему все можно! А между прочим… – Достаточно, – предупреждающе подняла руку Айренн. Потом устало потерла висок и добавила. – Никто никуда не врывается. Дадим агенту доделать его работу, – и прежде, чем Разум-Дар успел торжествующе встопорщить усы, осадила и его тоже. – У него есть четверть часа. После чего разбойником займутся королевские дознаватели. Спорщики выжидающе уставились на дверь, из-за которой теперь не доносилось ни звука, что выглядело еще подозрительнее. У Урсельмо залегла напряженная складка между бровей, Разум-Дар то и дело хлестал себя хвостом по ногам – вот уж поистине решающий момент в споре хитрости и грубой силы! Дверь домика открылась, и они оба, кажется, даже дыхание затаили. Оттуда вышел Камерун: в одних кожаных штанах, босиком, полуголый – но зато щедро забрызганный кровью, даже сразу и не разберешь, чьей. Столь почетные встречающие его почти не смутили, Камерун деловито подошел к ним, стукнул себя кулаком по груди, напротив сердца и произнес, глядя на королеву: – Служу Доминиону! Айренн кивнула ему, слегка заинтригованная: – Доминион благодарит тебя за службу. Повисла некоторая пауза, во время которой Камерун продолжил во все глаза смотреть на королеву, как на дивное виденье. Разум-Дар кашлянул, решив, что восторг от встречи с правителем это, конечно, хорошо – но не настолько же. – Докладывайте, агент. – А, да, – Камерун запустил руку за спину и достал из-за пояса штанов пучок засаленных, смятых бумажек. – Пароли для прохода через патруль на имперской границе на ближайшие две недели, – первая бумажка перекочевала в лапы к Разум-Дару, – заказ на большую поставку имперского оружия эльсвейрским бандам с отмеченным местом встречи и условными знаками приветствия, – второй листик отправился следом, – местонахождение трех имперских лагерей на территории Марки и количество скумы, которую они ждут к концу недели, – следующий листик, на котором витиеватые строки на тамриэлике чередовались с корявыми приписками камеруновой рукой, – и карта, на которой отмечен тайный склад контрабандистов со всем добром. Брови Урсельмо неудержимо поползли вверх. Он опомнился и махнул своим солдатам, мол, пакуйте контрабандиста. – Флавий Каро отдал тебе всё это? – Разум-Дар смотрел на бумажки в своих лапах, как на какой-то подарок к Празднику новой жизни. Он-то планировал вытащить из Каро смутные обрывки информации о местонахождении имперцев, может быть, их следующую цель для атаки – а Камерун принес ему много больше, чем они все смели надеяться. – Да, собственными руками, – ответил Камерун так, будто это было само собой разумеющимся. – Но… как? – слухи про имперца ходили самые разные, но в том, что разговорить его даже под пытками не получится, сходились все. Отчасти поэтому его и ловил гораздый на выдумку Разум-Дар, а не надежный, но простой Урсельмо. – Я решил, что в сложившейся ситуации боль будет приемлемым средством для добычи сведений, – ответил Камерун, тщательно проговаривая, кажется, все умные альтмерские слова, которые знал, чтобы не опозориться перед королевой. И в первый раз за всё время вдруг смутился. – Но он… отреагировал на нее странно. Солдаты Урсельмо как раз выводили из домика Флавия, порядком измочаленного – окровавленная рубаха висела на нем клочьями – но живого и способного передвигаться на своих двоих. Когда его проводили мимо, Флавий вдруг рванулся так, что его не удержали два рослых альтмера, и кинулся к королеве. Айренн выхватила меч, Урсельмо тоже, в руках Разум-Дара как по волшебству оказались два кинжала… Они не понадобились. Флавий рвался к Камеруну. Он рухнул перед ним на колени и произнес, с мольбой протягивая связанные руки: – Не оставляйте меня, господин! Вы же не оставите меня, правда? – отчаяние на его лице, насколько Разум-Дар мог судить, было неподдельным, что немало озадачивало. Камерун, к его чести, не растерялся. Состроив на редкость надменное лицо, он важно ответил: – Веди себя хорошо, и я, может быть, навещу тебя в казематах. – Я буду, мой господин! – часто закивал Флавий. Солдаты, рассерженные своей неудачей, вздернули его на ноги и не без труда потащили прочь. – Я буду вести себя хорошо! Только не оставляйте меня! Не оставляйте… Камерун повернулся к Разум-Дару, от надменного лица не осталось и следа, взгляд у него был испуганно-растерянный. – Видишь? Чего это он? Разум-Дар кашлянул: – Кажется, маленький босмер открыл в контрабандисте стороны, о которых тот и не подозревал. Взгляд у Камеруна сменился на озадаченный. Разум-Дар понял, что не готов объяснять сейчас все тонкости подобных отношений, да и не был уверен, что найдет для этого правильные слова, поэтому он просто выпалил: – Отлично проделанная работа, агент! – и по-отечески сгреб Камеруна в объятия. И заодно тихо спросил: – Камерун в порядке? – Камеруну очень нужен лекарь, – тоскливо отозвался тот, только здесь позволив себе расслабиться. – У нас есть лекарь? – В главном доме. Иди туда скорей. Только – красиво, с достоинством! Как Глаз Королевы, который с блеском выполнил задание, – всё так же тихо произнес Разум-Дар и добавил уже громче, для всех. – Свободен! Камерун кивнул и выпутался из объятий. Еще раз отдал честь королеве, развернулся и пошел к главному зданию борделя. Красиво, непринужденно, с высоко поднятой головой и чувством выполненного долга – как и приказали. Даже Айренн поглядела вслед с интересом – на гордого агента, надеялся Разум-Дар, а не на его туго обтянутую кожей задницу, которая тоже, впрочем, уходила красиво. – И где ты только их берешь, Раз? – задумчиво спросила Айренн. – Для глаз королевы – самые лучшие бойцы, – на редкость двусмысленно отозвался Разум-Дар, самодовольно оскалившись. – Ну-ну, – ничуть не обиделась та. – Займитесь сведениями, которые добыл этот малыш. Я хочу, чтобы к концу месяца все банды, упомянутые Каро, были пойманы. Урсельмо? – Будет сделано, – хмуро отозвался тот. И королева тоже ушла. Разум-Дар хитро посмотрел на Урсельмо – тот как раз с кислым видом наблюдал за тем, как агенты королевы подхватили Камеруна на руки и с радостным гомоном понесли к лекарю, а его собственные солдаты, наоборот, приуныли – как же не насладиться таким зрелищем! Но для полного триумфа чего-то всё-таки не хватало. – Что? – мрачно спросил Урсельмо, заметив, что за ним наблюдают. – Боа, – решил Разум-Дар. – Точно. Стой здесь и никуда не уходи! – Что еще за боа? – Боа! С перьями! Я точно видел одно такое на кушетке, фиолетовое. Тебе пойдет! – с воодушевлением промурлыкал Разум-Дар и исчез. Урсельмо с досадой помянул всуе наглого кота, попросил предков о терпении и, всё так же ворча под нос, пошел наводить порядок в этом трижды проклятом борделе.