Диалоги

— Это не совсем реальное интервью, Сергей, — раздался в тишине незнакомый мужской голос и мужчина, сидящий в роскошном резном кресле, слегка оживился, — точнее, его не существует ни в вашем реальном мире, ни в чьем бы то ни было. Все происходящее здесь — просто игра воображения и не более того. Вы должны это знать и помнить. — Чьего воображения? — Сергей недоверчиво сдвинул брови и медленно оглянулся по сторонам, пытаясь на слух определить локализацию звука. Но ни понять, ни разглядеть ему так ничего и не удалось. Голос исходил отовсюду и как будто бы одновременно и сверху, и снизу, и справа, и слева, а само помещение освещалось лишь тремя высокими свечами на массивном подсвечнике. Тусклого желтого света хватало лишь на небольшой столик, который располагался прямо перед Сергеем, да точно такое же резное кресло напротив, только пустое. Все остальное — кромешная тьма, и как Сергей ни пытался, но так и не смог понять, каким было это помещение — большим или маленьким, студия или комната, номер в гостинице или какой-то подвал. Ни запахов, ни звуков — ничего. Только всеобъемлющий и совершенно незнакомый мужской голос. — Это не важно, — спокойно продолжал он, — впрочем, к концу нашей беседы вы, может быть, сами все поймете. Но не советую на этом зацикливаться. — Понятно. — Сухо ответил Сергей, нащупав в правом кармане брюк свой мобильный телефон. Повисла пауза. Слегка откашлявшись и переменив позу ног на более удобную, Сергей мельком глянул на пустующее кресло напротив него и подумал, что, наверное, эта пауза не случайна. Сейчас из мрака выйдет его таинственный собеседник, сядет напротив и попытается задать этой передаче или интервью какой-то нестандартный формат. Все эти «оригинальные» вещи Сергей мог предсказать уже сейчас до мелочей. Например, сначала беседа неспешно потечет о кино, потом о чем-то глобальном, далее, если повезет, то только о жене и семье, а если не повезет, то не обойдут стороной и Настю. Вот, собственно, и всё. Вся эта мрачность и таинственность больше его совершенно не интриговала, поскольку он понимал, что всё это просто очередное шоу. Где-то там за пределами его видимости стоят камеры, гримеры в последнюю секунду пудрят лицо ведущего, а режиссер курит в соседней комнате за монитором. Пафос и выпендреж начинал постепенно подгонять волну раздражения, а пауза все не заканчивалась. — Я извиняюсь, — не выдержал Сергей, — но я надеюсь, вы помните, что моё нахождение здесь не вечно. Может, мы как-нибудь ускоримся? — Это всё только в вашей власти, Сергей. — Раздался уже знакомый голос. — И что я должен делать? Объясните тогда правила… — Их почти нет. Просто попробуйте начать говорить. Брови Сергея резко взметнулись вверх от удивления. — Я что, должен разговаривать сам с собой? — Здесь нет ни камер, ни диктофонов, ни зрителей, ни организаторов. Здесь только вы и я. — Как-то слишком странно это звучит, вы не находите? — Сергей облокотился локтями о стол и снова попытался осмотреться. Но ничего нового ему увидеть не удалось — в помещении было по-прежнему очень темно. — И, тем не менее, это правда. Не пытайтесь что-либо рассмотреть здесь, — голос звучал очень ровно и спокойно, — вы ничего не увидите, поскольку всего этого не существует в материальном мире. — О, Боже, — устало вздохнул Сергей, — знаете, я как-то слишком быстро начинаю терять интерес ко всему происходящему, поэтому извините, но у меня нет ни времени, ни желания разговаривать с самим собой. Все это немножко не мой формат… — Сядьте, — спокойной интонации этого голоса можно было только позавидовать, — вы не сможете отсюда выйти. — Что еще за ерунда? — Возмутился Сергей, пытаясь нащупать в районе груди петличку с микрофоном, однако, вспомнив, что ее ему никто и не одевал, он снова нахмурил брови. — Я сюда как-то зашел, а значит и выйду. — А вы помните, как вы сюда зашли? И тут Сергей замер. Он хотел было ответить, что конечно помнит, но спустя секунду вдруг понял, что это не так. Он не помнил ничего. Совершенно. Словно, кто-то подсыпал ему снотворное и очнулся он уже сидя в этом самом кресле, перед этим столиком. Некомфортное чувство какого-то тотального непонимания происходящего вдруг сковало тело. — К сожалению, вы не сможете уйти отсюда, пока не догорят эти свечи, — в голосе не чувствовалось и доли сожаления. Сергей повернул голову в сторону массивного напольного подсвечника с тремя свечами и снова сел в удобное кресло. Свечи были довольно высокими, а, значит, времени было много. Он попытался нащупать часы, которые всегда носил на левой руке, но их не было. — Прекрасно, — едва слышно произнес он и, помассировав пальцами вдоль переносицы, устало выдохнул. — Что вы хотите от меня услышать? Или это тоже я должен придумать сам? — Самое откровенное интервью лишь то, которое человек может дать самому себе. Я могу вам только немного помочь в начале. Сергей едва заметно ухмыльнулся. К нему вернулось ощущение того, что за пределами этой комнаты происходит обычный съемочный процесс. Возможно, он просто недооценил этот антураж с несуществующими материями и прочим вздором этого шоу. — Ну, давайте, — он откинулся на спинку кресла и лениво закинул ногу на ногу, — помогайте. — Какой вопрос вы задаете самому себе чаще всего? — Даже не знаю… — Сергей слегка пожал плечами и на секунду задумался, — мне кажется, я все как-то больше веду внутри себя монолог. Нет вопросов или ответов, я сам у себя ничего не спрашиваю, а просто анализирую, рассуждаю… Самокопание — это вообще неотъемлемый от меня процесс. Он происходит постоянно. Впрочем, как, наверное, и у всех нормальных людей. — На какую тему вы последний раз рассуждали внутри себя? Сергей нахмурился. Остановив свой взгляд на поверхности стола, он заметил на нем стакан с водой, которого точно не было раньше. Или он просто не обратил внимание? — Не могу так сразу вспомнить, но, наверное, относительно работы. Это все-таки большая часть моей жизни, поэтому логично, что и мыслей о ней у меня больше, чем обо всем остальном. — То есть, вы хотите сказать, что о чем-то личном вы думаете меньше? — Ну… — задумчиво протянул Сергей, беря в руки стакан с водой, — моя работа и есть моё личное… в какой-то степени. Всё еще очень зависит от того, что происходит вокруг, — добавил он тут же, — у меня был довольно большой кусок жизни, когда мысли, скажем, о личной жизни вытесняли все остальные. А сейчас, когда в этом плане у меня всё хорошо и спокойно, то это перестает меня волновать в первую очередь. Я люблю анализировать те сферы жизни, где есть трудности, ведь в этом весь смысл — проанализировать — понять проблему — найти путь её решения, — улыбнулся Сергей и пригубил немного воды из стакана, — а когда проблема в той или иной области перестает остро со мной сосуществовать, то я теряю к ней интерес. — Значит, любовь в вашей жизни не самая острая внутренняя тема? — На данный момент нет. Это, наверное, и неправильно, когда любовь слишком долго является острой темой. Человек не может постоянно вариться в одном и том же котле собственных эмоций и переживаний. Всё проходит и меняется рано или поздно. В конце концов, мы не в вакууме живем, вокруг всё время что-то происходит. — Любовь в вашей жизни — она вообще какая? — Сложная, — без промедлений ответил Сергей, — витиеватая. — Значит, она по определению не может отойти для вас на второй план. — Я и не сказал, что она на втором плане, — слегка дотронувшись рукой до мочки уха, Сергей немного с прищуром посмотрел в темноту помещения, словно, его таинственный собеседник находился где-то там. — Вы не очень откровенны. — Резюмировал голос, чем заставил Сергея слегка ухмыльнуться. — Я достаточно откровенен. Другое дело, что вы пытаетесь меня на чем-то подловить, а мне от этого не очень комфортно, учитывая тот факт, что я не имею ни малейшего понятия о том, кто вы. — Мы говорим только о том, о чем хотите вы. — А вы считаете, что тема любви — это единственное, что меня интересует? — Немного отклонившись от спинки кресла, Сергей положил руки на стол и тут же сцепил их в замок. — Да, — уверенно ответил голос, — потому что все остальное для вас выглядит значительно проще — вы просчитываете все на несколько шагов вперед и не по одному сценарию, потому развитие ситуации для вас предсказуемо практически в любом случае. Я пытаюсь подвести вас к тому диалогу, который вы тщательно избегаете даже наедине с собой. — Тогда с какой стати я должен обсуждать это с вами? — Спокойно спросил Сергей, немного сдвинув брови к переносице. — Почему вы считаете, что я обязан вывернуть вам всю свою душу наизнанку?  — Как только вы прекратите упираться и, наконец, поймете, что здесь происходит — вам и самому станет легче. Сергей не был зол или раздражен. Он был абсолютно спокоен, и сейчас им руководило любопытство, может, даже в большей степени, чем тем человеком, который вел с ним эту странную беседу. Он действительно очень хотел понять, что происходит, где он находится, и что всё это означает. То, что это было ни шоу и никакое не интервью — совершенно очевидно. Слишком необъяснимым было всё, что он видел вокруг и чувствовал. Сделав глоток воды из стакана, он аккуратно поставил его на стол, но из рук так и не выпустил. — Я не очень понимаю, к чему ведет весь этот разговор, — произнес Сергей, принявшись вертеть в руках стакан. — А вы не заметили, что все это время мы на самом деле говорили только об одном конкретном человеке и о том, какие чувства вас с ним связывают? — А, по-моему, мы не углублялись в конкретику. — Но это очевидно. — И что вы хотите, — Сергей отодвинул стакан в сторону и снова откинулся на кресле, — чтобы мы говорили о Насте? — Вы почти сразу начали говорить о ней сами. Сергей, вам здесь не от кого и некуда бежать. Это ваш единственный внутренний монолог, который вы уже несколько лет не можете ни продолжить, ни завершить. Так неужели вам нечего сказать? Неужели у вас не осталось никаких вопросов? — Я не вижу смысла в том, чтобы задавать вопросы, на которые я всё равно не узнаю ответы. Я устал от них. — Значит, они все-таки есть. Вопросы. — Значит. Сергей замолчал. Сделав один большой глоток воды и совершенно не почувствовав от этого облегчения, он накрыл ладонями свое лицо и несколько секунд просидел так, пытаясь восстановить внутреннее равновесие. Весь этот разговор разбередил в нем старую рану, которая несколько лет, словно, плохо залеченная болячка всплывала в нем в самые неожиданные моменты. Хотя по большому счету, голос был прав — всё лежало и так слишком близко к поверхности и не давало надолго забыть о себе. — А если бы Настя сейчас оказалась здесь? — Спустя длительную паузу внезапно раздался голос. — Это невозможно. — Довольно резко ответил он. — А если бы было возможно, то что бы вы хотели ей сказать? — Не знаю. Сергей резко встал. Погрузив руки в карманы брюк, он медленно прошелся взад и вперед. Впервые за всё время, проведенное в этом изысканно-мрачноватом месте, он почувствовал себя как в капкане. Он вдруг понял, что действительно не мог отсюда уйти… просто потому что от себя всё равно не убежишь. Тупая боль обволакивала тело, и, хотел он этого или нет, но этой боли придется снова посмотреть в лицо. Остановившись спиной к креслу, в котором он только что сидел, Сергей коротко вздохнул и только спустя длительную паузу произнес: — Наверное… я бы спросил, всё ли сложилось у нее в личной жизни так, как она хотела. — Да, ты всегда любил задавать прямые вопросы, — услышал он до боли знакомый женский голос и резко развернулся. Сергей замер. В туже секунду он почувствовал, как его тело сначала бросило в жар, а затем резко в холод — на том самом пустующем кресле сидела Настя. Несколько секунд он смотрел на нее, не отрываясь, и просто не мог понять — это действительно она или это какой-то бред, сон, мираж… — Да, это я, — сказала Настя, словно отвечая на вопрос, не озвученный вслух, но возникший в его голове. Сергей только сейчас понял, что всё это время он не дышал. Осторожно выпустив из легких воздух, он сделал один небольшой шаг вперед. — — Неожиданно, — немного не своим голосом произнес он, все еще не отводя от Насти своего пристального взгляда. — Для меня тоже. — Ответила она, точно так же глядя Сергею прямо в глаза. Повисла долгая и мучительная пауза. Это оказалось сложнее, чем они предполагали. Намного сложнее всего того, что они когда-либо вообще переживали… вместе или врозь. Это было так пронзительно и в тоже время так пусто, что не находилось слов. Глаза в глаза впервые за последние несколько лет. Лицом к лицу. И некуда бежать, негде скрыться. Эта темнота сдавливала виски, отсвета свечей катастрофически не хватало, а воздух, словно, каким-то образом сузился, не давая возможности дышать им одновременно, а только по очереди. — Ты… изменилась, — голос Сергея прозвучал негромко, но как-то хрипло и сдавленно. Ничего не ответив, Настя медленно отвела взгляд в сторону и прикрыла глаза. Ей нужно было время. Не так сразу. От его глаз и голоса внутри всё болело и жгло, а в горле стоял слезный ком. Оказывается, ей понадобилось всего-то несколько секунд для того, чтобы понять, что ничего не забыто. Ни взгляд этого мужчины со всем его диапазоном от безумно нежного до испепеляюще-сурового, ни голос, ни даже манера держаться — ничего. К сожалению. Сергей тоже замолчал. Сделав несколько шагов по направлению к своему креслу, он осторожно опустился в него. Он не лгал — Настя действительно изменилась. Нет, она была по-прежнему красива, эффектна, она была почти такой, какой он запомнил ее тогда, когда видел в последний раз, но буквально сквозило в ней что-то новое, незнакомое Сергею. И дело не в изменившейся прическе, макияже или в чем-то еще — она просто была чужой. И в тоже время до безумия родной. От этого странного коктейля из собственных ощущений Сергею было не по себе. Он смотрел на нее и как будто бы всё еще не мог поверить, что это действительно она. Все эти годы они находились друг от друга так далеко, что, казалось, совершенно невозможным то, что Настя даже теоретически может быть здесь и сейчас. А она рядом — всего в паре метров от него и не знает, что сказать. Выдохнув из легких очередную порцию воздуха, Сергей коротко глянул на свечи — они сгорели чуть больше, чем на половину, а значит, молчать и дальше было просто непростительно. Слишком мало времени у них осталось. — Если ты думаешь, что мне сейчас легко, то ты ошибаешься, — произнес он то, что действительно чувствовал. Настя чуть шевельнулась и медленно подняла свой взгляд. Сергей сидел напротив, очень близко, всего на расстоянии вытянутой руки, и смотрел на нее спокойно, ожидая ответной реакции. — Я… знаю, — ее голос звучал негромко, но до боли знакомо. Она всегда говорит тихо, едва слышно, если разговор касается чего-то очень личного — переживаний, мыслей, эмоций. — Мы оба здесь, а значит, нам есть что сказать, тогда почему же… — Не можем сказать и слова? — Продолжила Настя. — Именно так. — Наверное, потому что, когда мы разговаривали в последний раз, то умудрились сказать друг другу слишком много обидных слов. — Да… — Сергей горько ухмыльнулся. Глаза Насти немного блестели то ли от свечей, то ли от чего-то еще. Он подался вперед и, облокотившись локтем о стол, лениво подпер рукой подбородок. — Сколько же мы не виделись, Настя? — Три года. — Три года… — медленно повторил Сергей. — Три года. — Он немного помолчал, словно, пытаясь прикинуть в голове настолько это много или мало, а затем продолжил, — Никогда бы не подумал, что спустя столько времени и, не смотря на всё то, что мы уже пережили отдельно друг от друга, мы сможем вот так просто сидеть и пытаться о чем-то говорить. Опустив взгляд куда-то в пол, Настя ответила не сразу. А когда заговорила, то ее голос зазвучал достаточно твердо: — Ты же знаешь, что в нашей нормальной, реальной жизни это и невозможно, Сергей. Он не ослышался. Она действительно назвала его Сергеем. Замерев на какую-то долю секунды, он тут же почувствовал, как по спине пробежался холодок. Наверное, еще никогда в жизни его собственное имя не звучало из её уст так отчужденно, не знакомо и больно. — Да, — охотно согласился он хрипловатым голосом, — ты меня всеми силами избегаешь и делаешь вид, будто бы меня в твоей жизни вовсе и не было. — А ты хочешь, чтобы мы мило улыбались друг другу при встрече? Настя снова подняла свой взгляд на Сергея и тут же почувствовала, как у нее закололо где-то в груди — он смотрел на неё так, как умел это делать только он. Пронизывающе, остро, словно видя её насквозь. Именно этого взгляда боялись те, кто хоть раз становился его причиной. Именно так он смотрел на неё, когда увидел в первый раз много лет назад. И, как бы это ни было странно, но именно этот взгляд однажды свел её с ума. Отчаянно сдавив пальцами подлокотник кресла, она нашла в себе силы выдержать его от начала и до конца. — Я хочу, чтобы ты, по крайней мере, перестала отрицать тот факт, что я существовал в твоей жизни, Настя. Вот и всё. Она молчала, а Сергей никак не мог отпустить её взглядом. Он знал, что она ничего ему и не ответит, но он надеялся хотя бы понять, что она чувствовала в этот момент. Но то ли он давно утратил способность читать её, как раскрытую книгу, то ли сама Настя превратилась в совершенно другого человека, но он так и не смог понять по ней ровным счетом ничего. — А, может, это именно то, что нам обоим и нужно? — Её тихий голос раздался именно тогда, когда Сергей этого меньше всего ожидал. — Что? — Его собственный голос стал мягче и почти тонул в тишине. — Мы не смогли остаться ни друзьями, ни врагами… — Она хотела было назвать его по имени, но вдруг поняла, что больше не может этого сделать. Это официальное «Сергей» слишком резало слух даже ей. А имя, которым она называла его в их общем прошлом, застревало где-то в горле и казалось неуместным, тяжелым, как и все воспоминания о нем. — Мы остались просто никем… — продолжала она, окончательно срываясь на шепот. Отчетливо распознав вязкую горечь во рту от Настиных слов, Сергей медленно откинулся на спинку кресла и перевел взгляд на её сцепленные в замок руки. — Неизменным осталось только одно, — произнес он, вставая со своего кресла, — я по-прежнему хочу курить только тогда, когда дело касается тебя… Сделав всего пару шагов куда-то в темноту, Сергей остановился там на некоторое время, заправив руки в карманы брюк. Он постоял там совсем недолго, а затем, резко развернувшись, подошел обратно к своему креслу и на вытянутых руках облокотился о спинку стула. — Но ты здесь, Настя. И я тоже. А значит кем-то друг для друга мы все-таки остались. Только вот кем? — У меня нет ответа на твой вопрос… — Уверенна? — Его губы сложились в едва заметную улыбку. — Мы оба достаточно постарались для того, чтобы убить последние чувства друг к другу. Мы оба сделали все возможное для того, чтобы никогда не оборачиваться назад. Разве я не права? — Права. — Слишком быстро согласился Сергей, от чего Настя инстинктивно напряглась. — Мы сожгли за собой все мосты. — Тогда что еще ты хочешь от меня услышать? — Я хочу знать, как часто ты вспоминаешь о нас. Внутри все молниеносно вспыхнуло, как будто бы кто-то поднес горящую спичку. Его серо-голубые глаза снова смотрели на нее в упор — пристально и внимательно, отчего она в собственном теле чувствовала себя неуютно. — Я ничего не вспоминаю. — Насте казалось, что ей удалось произнести эту фразу достаточно жестко и убедительно, но, похоже, Сергей так не думал. Снисходительно ухмыльнувшись, он оттолкнулся руками от спинки мощного кресла. — Да-да, я помню. — Он принялся медленно приближаться к Насте. — Меня ведь, кажется, и не было в твоей жизни. Или ты все-таки что-то припоминаешь? Она понимала, что Сергей намеренно загоняет её в угол. Вжавшись в кресло, Настя лишь с ужасом наблюдала за тем, как он медленно наклонялся к ней всем корпусом, как его руки плавно переместились на подлокотники её кресла, а его лицо с каждой секундой оказывалось всё ближе и ближе. Тело и разум вдруг совершенно отказались ей подчиняться и она, глядя Сергею в глаза, просто покорно ждала кульминации. — Неужели никакие смутные эпизоды из прошлого не всплывают? — Продолжал он тихим, вкрадчивым голосом. Задержавшись всего в паре сантиметров от ее губ, он чуть помедлил, а затем слегка наклонился, и уже в следующую секунду его дыхание защекотало её нежную ушную раковину. — Настя, — отчетливо произнес он её имя таким мягким и волнующим шепотом, что она перестала дышать, — я помню каждую твою родинку. Помню на ощупь каждый миллиметр твоего тела, его запах и вкус. Я помню в тебе всё до таких мелких деталей, как будто бы ты только что выпорхнула из нашей горячей постели. Я помню всё и знаю, что ты тоже это помнишь, поэтому прошу тебя, перестань делать вид, будто бы ты всё забыла. Лучше бы он просто выстрелил ей прямо в висок. Или в сердце. Тогда бы всё закончилось намного быстрее, и она бы точно не успела ничего почувствовать. Но он выбрал другое оружие, свое любимое. Ей на секунду показалось, что он хочет психологически сломить ее, разрушить всю ту защиту из стен, которые она возводила долгие три года. И самое ужасное то, что ему это удавалось. Ей казалось, что Сергей не говорит, а делает — именно в эту минуту касается своими теплыми губами той самой родинки на её теле, а его руки нежно и плавно скользят по коже, горячее дыхание вызывает в ней целую волну всепоглощающего желания и других давно забытых ощущений от его близости. Тяжелая реальность обрушилась на неё в тот момент, когда его голос стих. Едва придя в себя от этого настойчивого дежавю, она распахнула ресницы и увидела Сергея, который успел переместиться на край стола и теперь с нескрываемым удовольствием наблюдал за ней. — Ну? — Чуть хрипловатым голосом произнес он. — Что ты теперь скажешь? — Скажу, — она с трудом подбирала слова, боясь смотреть Сергею в глаза, — что ты не изменился… Ты такой же законченный эгоист, каким и был раньше. — Зато видишь, как ловко я смог освежить твою память. — Да, ты прав. — Настя сделала глубокий вдох, пытаясь унять внутреннее волнение. — Зато я в очередной раз поняла, из-за чего все эти годы я так старательно вычеркивала тебя из своего прошлого. — Правда? — С нескрываемым раздражением произнес Сергей. — А теперь посмотри мне в глаза, Настя, и скажи, что тебя не мучают воспоминания. Скажи, что ты не думаешь обо мне и что ты больше ничего не чувствуешь. Скажи, что я… — Сережа, я прошу тебя… прекрати… — она оборвала его на полуслове, уже почти не слыша ничего из того, что он говорил. Ее голос сорвался на шепот, а глаза заполнились слезами. — Не надо… Сергей замер. Его злость куда-то резко испарилась, оставив лишь сладкую боль, которая ныла в области сердца. Настя сидела почти неподвижно, закрыв ладонями лицо, а он смотрел на нее, и ему казалось, что к нему снова вернулась способность чувствовать ее на расстоянии. — Наконец-то ты назвала меня так… — с нескрываемой болью в голосе произнес он, — я знал, что ты ничего не забыла… Медленно опустившись перед Настей на корточки, он взял её за руку — она не сопротивлялась. Её ладонь была холодной, как лед, и Сергей, чтобы согреть её, бережно прикоснулся к ней теплыми губами. Всё это было просто невыносимо… Закрыв глаза, он вдыхал запах ее тела, губами впитывал нежность её кожи и думал о том, что он снова стал причиной её слез. — Прости… — тихо произнес он, сжимая её ладонь сильней. — Я знаю, что перегнул палку… Но ты должна понять, всё это время мне было невыносимо больно от мысли, что женщина, которую я очень любил, так холодно относится к тому, что мне дорого как память. Настя молчала. От искренности его слов легче совсем не становилось. Слезы еще больше душили горло своими колючими объятьями, а сердце выскакивало из груди. Всё что чувствовала она сейчас — это бесконечную нежность к мужчине, который единственный в её жизни был способен держать её на такой тонкой грани любви и ненависти, что она сама не всегда могла отличать одно от другого. Осторожно высвободив свою руку из его горячей ладони, она нежно дотронулась до его щеки. Кожа была чуть шершавой от успевшей выступить щетины, но её пальцы и так прекрасно помнили абсолютно всё, что было под ними. Дыхание Сергея мягко щекотало запястье, и когда он внезапно накрыл её ладонь своей, Настя наконец-то почувствовала, что способна говорить. — Если бы я всё так просто забыла, то меня бы здесь не было, Сережа… — начала она, позволив ему снова целовать свою ладонь, — ты присутствуешь в моей жизни каждый день, не смотря на то, что на самом деле тебя в ней нет. Я всё помню, хоть стараюсь и не вспоминать. Да, я отталкиваю тебя от себя, но лишь потому, что мне так легче. Я живу дальше, стараясь не оглядываться, ведь наша история давно закончилась. А она, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Боль в сердце — это всё, что у меня осталось из чувств к тебе… а это и так много… Она больше не боялась смотреть ему в глаза. В его родные и такие глубокие серо-голубые глаза. Прежняя скованность отступила и теперь она видела, как на его лице прибавилось морщинок, как голова еще больше засеребрилась от седых волос и как всё это ему чертовски шло, придавая его облику зрелого лоска и мужественности. Сергей по-прежнему держал её руки в своих и смотрел на неё очень пристально, чуть сдвинув брови к переносице. Он молчал, но Настя физически ощущала, как он стремительно заполнил собой всё пространство. И в этой способности подчинить себе всё, даже воздух — он тоже был единственным, другого такого мужчины она не знала. Он не дал этой паузе затянуться слишком надолго. Резко поднявшись на ноги, Сергей плавно увлек за собой Настю. Его руки тесно обхватили её талию, и расстояние между ними сократилось ровно до одного вздоха. Огоньки свечей подрагивали, и в помещении становилось всё темнее и темнее. Времени оставалось совсем немного. — Свечи догорают… — её голос был очень тихим и каким-то тревожным. — Я не хочу тебя отпускать… — шепотом ответил он. Смотреть друг другу в глаза становилось просто невыносимо трудно. Напряжение росло, дыхание сбивалось и, казалось, что еще чуть-чуть, еще один полу вздох, еще один удар сердца и их губы наконец-то соединяться, но этого не происходило. Они оба понимали, что не имели на этот поцелуй никакого права даже здесь, находясь в этом несуществующем вакууме и всё, что им оставалось — это ловить тот горячий воздух, который срывался с их губ и чувствовать каждой мышцей пьянящую близость друг друга. — Нам больше нельзя видеться, Сережа, — в её глазах снова стояли слезы, а в его она прочла немой вопрос. — У нас… никогда не получалось ни дружить, ни любить… поэтому лучше наконец отпустить друг друга и больше не мучать… Медленно сделав шаг назад, Настя выскользнула из его объятий и в туже секунду они оба почувствовали, как холодная темнота очень стремительно окутывала их. Оглянувшись, Сергей увидел, что всё вокруг исчезало следом за ними — массивные кресла, стол, подсвечник… и вот уже почти ничего не было видно, как он вдруг понял, что у него остался лишь один вопрос без ответа.  — Ты так и не ответила на мой вопрос, Настя. — Оглушаемый собственным биением сердца, произнес он. Она беззвучно подняла на него свой взгляд и посмотрела прямо в глаза. — Я спросил, всё ли сложилось в твоей личной жизни так, как ты этого хотела? — Да. — Тихо ответила она и последнее, что услышал Сергей, прежде чем все исчезло: — Но только не с тобой…