*
Воистину, ходить на свидания — ужасно затратно, даже если каждый платит сам за себя. Деньги идут, во-первых, на то, чтобы выглядеть хорошо — это включает в себя спрей для волос, гель для волос и что-то кроме обычной белой футболки, во-вторых, на покупку духов себе и пассии, и, в-третьих, на общественный транспорт. Чимин говорит Чонгуку заткнуться, потому что тот живет в старой квартире своего старшего брата. Это означает, что ему не нужно париться об оплате адской ренты демоническим домовладельцам или трудностях выживания в комнате размером с электрон. Справедливо. Когда Чонгук был у Чимина последний раз, он, будучи бухим, сделал одну целую и сорок пять сотых шага в темную комнату и тут же расшиб нос о край койки. — Сам виноват, — сказал тогда Чимин, протягивая Чонгуку лед. Лед предназначался для быстро распухающего носа Чонгука. На глазах тот приобрел вид небольшого баклажана, совершенно случайно оказавшегося у Чонгука на лице. — У тебя нос размером с политическое эго Америки. Та неделя выдалась тяжелой. Суть в том, что Чонгуку — как ни парадоксально — правда не стоило бы тратиться на жареную утку для двоих проглотов, когда его свидание с Сольхён уже завтра. Но это неплохое место. Относительно. — Ты даже не так сильно потратился с учетом того, что я дал тебе двадцать тысяч вон. — Думаешь, почему я предложил, — Чонгук широко зевает. Это был длинный день. Ранним утром он забронировал арт-студию, чтобы поработать и иметь возможность взять на один вечер отгул. Три недели как начался новый семестр, и Чонгук уже нашел как отстать — он был бы очень благодарен, не задавай профессоры сдачу работ на одно и то же время. У Чимина есть привычка приходить поздним вечером, только чтобы проверить, жив ли Чонгук. Привычка появилась после одного Великого Кофеинового Фиаско. Чимину оно показалось ужасным, тогда как другие студенты художественного либо поняли из-за своего личного опыта, либо поржали и пошли за очередным американо. — Эй, эй, угадай что. — Ну. Чимин стоит возле заляпанной краской раковины и пытается вывести со своего лабораторного халата коричневое пятно загадочного происхождения. — Что? — Я сегодня слышал химическую шутку. — Да ну? — Ага. Рассказал бы тебе, но не уверен, что будет реакция. Отчетливая секунда тишины — и Чимин поворачивается, так и не выключив воду. — Надеюсь, тебя собьет машина, — говорит он. Чонгук ржет так сильно, что его правое легкое начинает хрипеть. — Я всю неделю об этом молился, — горячо говорит он. — У меня в понедельник экзамен, и я еще ничего не читал. — Тогда надеюсь, что тебя почти собьет машина. — Фу как... — Но потом тебя спасут самым тошнотворно банальным возможным образом. Скорее всего, ты не будешь следить за дорогой. Начнешь переходить улицу, но тут, когда по дороге будет ехать черный Мерседес, тебя оттолкнет кто-то одновременно очаровательный и немного странный. У этого человека за ухом будет подсолнух, он будет пахнуть старыми дневниками, может быть, океаном. Его глаза будут цвета свежевспаханной земли или патоки... — Ужасно скучные подробности. С тобой все нормально? — Нет. Чонгук откладывает стилус, потягивается с неприличным стоном и зевает. — Чувак, как жаль, что я не могу присутствовать на церемонии твоего ежегодного жизненного кризиса, в этот раз посвященного двадцатипятилетию, — говорит он, — потому что мне нужно готовиться к свиданию. — Тебе до него еще три часа. — Да, но... — Чонгук перестает собираться. — Подожди, а ты откуда знаешь? — Айклауд синхронизирует все твое говно на рабочий стол, ты в курсе? — говорит Чимин. Чонгук хлопает себя по лбу. Блядь. Однажды он дал Чимину поработать за своим компьютером, потому что вай-фай у того снова сдох и «Чонгук, пожалуйста, помоги, у меня на завтра доклад». — Кстати, у тебя очень странный вкус в порно. — Ага, то есть ты его смотрел. Чимин затыкается. — Неважно, — Чонгук наслаждается видом того, как Чимин проходит стадию розового цвета и наливается свекольным, — да, у меня еще три часа, но к твоему сведению, сегодня утром мне чуть не зажевало молнией член, потому что у меня больше нет белья. И это означает одно. — Что пора заняться стиркой? — Нет, — отвечает Чонгук, — что мне нужно купить новое белье, чтобы не заниматься стиркой.*
Стирка все равно случается. Если что-то Произойдет™© [♪ в этом месте на фоне тихо играет Careless Whisper (https://www.youtube.com/watch?v=izGwDsrQ1eQ) ♫], Чонгук не хочет, чтобы у Сольхён и ее симпасной банды сложилось впечатление, будто он не безупречен. Он уж точно не безупречен, но никому не нужно это знать. Чонгук думает об этом, когда пыхтит и пытается засунуть все свое барахло в шкаф. Одежда, обувь, книги, коллекция пустых флаконов из-под духов — слишком красивых, чтобы выбрасывать. Попытки успехом не увенчиваются, и дверь стонет под натиском тонны XXXL-футболок. Как трагично, что Чонгук не может оставить эту лавину тому, кто следующим откроет дверь. Этим несчастным будет он сам, и Чонгук-из-Будущего точно захочет прикончить Чонгука-из-Прошлого, уж это ему знакомо. Еще десять минут, и Чонгуку придется выйти и сесть на метро до ресторана, а он все никак не найдет ремень. «У себя в заднице поищи», — звучал был совет Чимина. Точно такой же он дал, когда Чонгук потерял свой айпод, половину обеда и волю к жизни. Он уверен, что ничего такого в его заднице нет, но вообще было бы удобно. — Привет! — говорит Сольхён. Чонгук наконец-то доставил вышеупомянутую задницу куда нужно, облачив в джинсы, которые так и норовят сползти вниз. Чонгук старается не слишком уж демонстративно поправлять их каждый раз, когда встает. Сольхён выглядит так хорошо, что это наверняка незаконно минимум в трех странах. — Ты долго ждал? — Нет, не волнуйся. Когда Сольхён подошла, Чонгук встал, и теперь понимает, что не знает, что ему с собой делать. Поцеловать ее? Блин, они пока не то чтобы встречаются, а обнимать ее, как двоюродную сестру, он не будет. Это не деловая встреча, чтобы жать руку. «Ты вообще знаешь, как с кем-то встречаться?» — вопрос Чимина сейчас со смехом бьет ему по лицу своим членом. — Я боялся опоздать. — О, ты упоминал про летнюю школу! Когда Сольхён снимает пиджак, вырез на платье оказывается глубже Марианской впадины. Чонгук с почти осязаемым напряжением смотрит ей в лицо. — Надеюсь, я тебя не отвлекаю. — О нет, мне нужны были выходные. Чонгук подвигает меню в ее сторону. Кухня итальянская — неплохая и умеренно романтичная. — А тебе? — О, это свидание было моим светом в конце тоннеля всю неделю. Сольхён открывает меню и наклоняется к лампе, и ее черные локоны до плеч будто танцуют на свету. — Моя соседка вчера вернулась поздно, с какой-то девушкой, лифчик которой приземлился мне лицо. Она клялась, что я спала, ага, сама она не проснется, даже если под ее носом что-то взорвать. Чонгук давится и вдыхает воду в такое место, которое вообще не предусмотрено в его организме. — Ага, — кивает Сольхён. — Так что я сказала ей просто подождать до пятницы. — Оу, — говорит Чонгук. Сольхён стреляет в него улыбкой и с ее ярко-красными губами это рейтинг 19+, что совершенно возмутительно в итальянском ресторане в семь вечера. Чонгук хватает меню и прячется за ним — он весь вспотел, даже голени мокрые. Чонгук и не подозревал, что у голеней есть потовые железы. Оставшийся ужин проходит спокойнее. С Сольхён легко поддерживать беседу и можно хорошо посмеяться. Она охотно говорит о себе, и, когда Чонгук спрашивает, подробно рассказывает об актерском отделении. Сольхён мило дуется, когда понимает, что ужин уничтожил ее помаду, и она не взяла тюбик с собой, чтобы поправить. — Ты в любом случае прекрасно выглядишь, — говорит Чонгук. — Авв, — Сольхён изучает свое отражение в телефоне, а потом включает, чтобы прочитать сообщение. — Спасибо. Но без помады как-то странно. — Ну, — начинает Чонгук. — Тут недалеко есть Nature Republic. Хочешь сходить? — Что, правда? — Ага, правда, почему бы нет? — Хмм. — Я за тебя заплачу, только скажи. — У меня и так много помад, — Сольхён пожимает плечами. — Думаю, переживу. — Ты уверена? — спрашивает Чонгук. «Заткнись, дебил» — вклинивается его кошелек. — Моя соседка не дома, — Сольхён откладывает телефон. — Скукота. Может, купишь мне тортик? — Отличная идея, — соглашается Чонгук.*
Итак, поскольку вариант пойти и вволю поиздеваться над соседкой Сольхён отпадает, они покупают два куска торта и партию макарунов, которой хватит на целую армию. В метро по пути обратно они держатся за один поручень. Посреди поездки Сольхён перемещает пакет на локоть и достает из кармана телефон. — Я даже не сделала фотку еды! — жалуется она и поворачивается так, что их лица рядом. — Селфи, селфи. — Ха, а я сделал. Чонгук наклоняет лицо, прижимаясь щекой к ее лбу. — Чимин называет это выебонами. — Ну, может, чуть-чуть. Она скроллит фильтры, в итоге выбирает какой-то с маленькими геометрическими фигурами и дважды нажимает на экран, наводя на их лица фокус. — Но иначе весь труд шеф-повара по украшению блюда пойдет насмарку. Она улыбается и делает жест виктории у лица. Чонгук улыбается следом. — Ах, мы лапочки, — Сольхён сохраняет фото. К селфи, как и к денежным тратам, Чонгук готов. Черт, да он даже выжил после ее ужасно отвлекающего платья. Но он оказывается не готов к тому, как Сольхён высовывается над перилами двери его квартиры — та на втором этаже — и спрашивает: — Постой-ка, у тебя есть бассейн? — Да, он крутой, — Чонгук еще не осознал надвигающуюся опасность. — У него полетела подсветка, и управление недвижимостью никак ее не починит. Но я люблю плавать по ночам, так что мне нормально. — Давай заберемся в джакузи. Чонгук вставляет ключ в дверь, но не успевает его провернуть. — Подожди, что? — В джакузи же подсветка работает? — Сольхён выпрямляется. — Люблю отмокать в джакузи. Чувствуешь себя человеческой пельмешкой, офигенно. — Эм, — красноречиво изрекает Чонгук, — ты не взяла с собой купальник, так ведь? — Нет, — то, как Сольхён закатывает глаза, буквально слышно. — Но купальник не сильно отличался бы от того, что у меня под платьем. Логично. Учитывая то, что от секса они где-то на расстоянии двадцати минут и примерно полбутылки соджу, Чонгук слишком парится из-за, ну, он даже не знает, вида груди. — Конечно, — говорит обалдевший Чонгук. — Нам лучше оставить вещи? — звучит как предложение, а голос неожиданно высокий. У Чонгука есть плавки, и он думает, не стоит ли ему их найти, точнее, откопать из катакомб шкафа. К счастью, Сольхён решает за него, а именно: они разденутся возле бассейна. Чонгук в жизни не представлял себя в такой ситуации — он стоит на краю угольно-черного бассейна, рядом крышесносно горячая девушка, и их освещает только одинокая лампочка над джакузи. По словам Сольхён, правильный порядок действий таков: сначала бассейн, потом джакузи для максимально пельменного эффекта. Что за хуйня. Но ладно, Чонгук все-таки стягивает штаны и пинает их подальше. — С обогревом тут не заморачивались, да? — Сольхён болтает ногами в глубокой части, и в воде слышно тихий плеск. — Вода ледяная. — Наверное. Чонгук сидит рядом. Он не знает, куда ему, блядь, смотреть. Не смотреть на нее — грубо? Наверное, да. Одно дело поклоняться Груди, когда ты в процессе всяких непотребств, но другое — когда пытаешься транслировать волны «Эй Возможно Я Хочу С Тобой Встречаться». Чонгук не хочет налажать. — Да, так что ты говорила про… Чонгук удивленно замолкает, когда Сольхён прислоняется к нему и целует в щеку. — Ты милый. Но много болтаешь. Она хихикает и в этот раз целует в губы. Сольхён обнимает его за плечи, Чонгук чувствует мурашки по коже, и наконец-то просыпается нужная часть мозга. Чонгук хочет предложить отправиться наверх — он видел много порно, где действие происходит в общественных местах, но не особенно торопится повторить это в реальной жизни. Но тут Сольхён вскрикивает и отодвигается — кажется, в шоке. Она выдергивает ноги из воды и окатывает Чонгука брызгами. — Что такое? — Что-то меня только что… пощекотало! — Сольхён отскакивает от края бассейна и встает на колени, вглядываясь в воду. — Серьезно? — Да! Она звучит достаточно встревоженно для того, чтобы Чонгук посмотрел ей прямо в лицо, не отвлекаясь на цветочный бюстгальтер, ха-ха, шутка. — Ты почувствовал? — Нет. Чонгук тоже наклоняется вперед и вглядывается в черноту. Разглядеть что-либо невозможно, тем более с тусклой лампочкой над джакузи. — Но я тебе верю. Может, это было просто… В этот момент свидание мечты (???) превращается в самый настоящий ужастик. Слова Сольхён находят подтверждение, когда лодыжку Чонгука хватают в теплые и плотные тиски и дергают так сильно, что по ощущениям бедро прощается со своим суставом. — Чонгук! Его крик боли и страха — Чонгук не будет притворяться, что не напуган — заглушает вода, накрывающая с головой. Чонгук паникует, и воздух пузырьками выходит из его рта и носа. Эта часть бассейна такая глубокая, что выглядит бездонной, и Чонгуку кажется, что он тонет в океане. Над водой глухо слышно слышится плач Сольхён. Сердце Чонгука выбивает дробь, и его ногу так сильно сжимают, что кажется, лодыжку раздавят в тисках — но тут его чудом отпускают. Одну, две секунды ошеломленный Чонгук покачивается в мутной и взбаламученной воде. Что-то большое и тяжелое придвигается к нему так близко, что боком он чувствует сильную струю воды. И вдруг — лицо. Чонгук не очень хорошо помнит, что произошло между этим моментом и следующим. Дальше две руки сгребли его за подмышки и вытащили из бассейна. Он только видел вспышку белого и красного, ореол волос вокруг лица, а потом… — Что случилось? Сольхён сказала… — Чимин замолкает на полуслове и оглядывает Чонгука, проверяя, все ли конечности на месте. Так точно. — Блядь, ты в порядке? На Чимине нет рубашки, волосы прилипли ко лбу, и он вымок так же, как Чонгук. — В воде что-то есть, ладно, — слабо говорит Чонгук. — Кто… что-то. Чимин смотрит на темную воду, потом снова на Чонгука. Вода колышется и задевает его ноги, торчащие над бассейном. — Что бы это ни было, тебе повезло, что я проходил мимо с макколли, — говорит Чимин. — Что, если бы меня не оказалось поблизости? Сольхён дрожит. На ней по-прежнему только белье, но с холодом дрожь не связана.*
Это мог бы быть очень странный и неприятный сон, но на следующее утро Чонгук просыпается с чувством, что его сначала сбила машина, а остатки разогрели в микроволновке. Делу также не помогает то, что он открывает шкаф — и его тут же придавливает месячной кипой нестиранной одежды и целой кучей бутыльков из-под духов. Полный нокаут. — Блядь, — говорит Чонгук в пустоту. — Блядь. Вывод: свидание с девушкой прошло неплохо, если не считать внезапно воплотившийся ужастик. Он даже название придумал: «Акула из глубин», рейтинг 57% на Rotten Tomatoes. Только два куска тортика и тонна макарунов сглаживают ощущения от поцарапанной и налившейся синяком щеки и жизни прямиком из трэшового ужастика. После того как Чимин помог им одеться и проводил наверх, потрясенная Сольхён ушла. Чимин по-геройски отдал ей свою рубашку, когда она попыталась натянуть обратно платье, и Чонгук так сильно закатил глаза, что увидел свой мозг. Лодыжка почти в порядке. Она не так болит, как ожидаешь, глядя на нее — по коже растекся длинный зеленовато-фиолетовый синяк. Чонгук понимает, что это глупо, но все равно опасается выходить из квартиры за продуктами. У него на это только выходные, и на улице день. Нет никаких причин думать, что как только он ступит за порог, на него кто-то нападет. Утро до необычного обычное. Сосед Чонгука уже колотит по барабанам в гараже. Через дорогу над тазом пекинской капусты на стуле восседает старушка в своих перчатках, фартуке и прочей красоте — отличный день, чтобы заготовить на лето кимчи. Бассейн пуст. Чонгук даже слегка огорчен, что теперь не обладает лицензией хвастаться перед всеми из художественного и Чимином своим контактом с монстром из «Вторжения динозавра». Нет, бассейн спокоен и чист, как побережье Мальдив, и у Чонгука нет никаких героических объяснений пострадавшему лицу. Но это лучше, чем Случай С Носярой-Баклажаном. Так что жизнь Чонгука продолжается, обычная до необычного. Субботним утром в метро полно туристов и парочек. Чонгук даже не осознает, что его пальцы в ссадинах, а ногти обломаны — наверное, из-за того, что он цеплялся за стены бассейна — пока на него не начинает пялится маленький мальчик, сидящий у матери на руках. Ладно, это вранье. Необычно обычное — это последние слова, которыми можно описать последние двадцать четыре часа жизни Чонгука. Нет ничего обычного в том, какую странную цепочку событий запускает то, как Чонгук чуть не утонул в бассейне с максимальной глубиной три метра. Чонгук выходит на станции за два квартала до рынка, и поправляет в толпе рюкзак. На переходе у светофора полно народа. Чонгук вставляет наушники, и все звуки — сигналящие машины, кричащие тетушки, стук обуви по асфальту — затихают. Когда свет светофора меняется, Чонгук чувствует, как толпа устремляется вперед, и шагает следом. Улица широкая и уже нагрета летним солнцем. Последний переход, затем поворот за угол, и Чонгук выйдет на маленький рынок со свежей и дешевой едой. Чонгук ничего не видит, потому что не обращает внимание. Кто-то кричит, и, кажется, со злостью — но Чонгук не слышит. Все его внимание сфокусировано на квадратике на телефоне. Он тянется пальцем к значку мессенджера и почти нажимает, когда в него с огромной силой врезаются. — Ой, — говорит сила явно не металлическо-машинной природы. Чонгук лежит на земле, переводя дух. Он приоткрывает один из зажмуренных до этого глаз. — Простите, больно, наверное? Где-то на другом конце города ржет Чимин. На Чонгуке кто-то с глазами цвета свежевспаханной земли — или что там было, патока? — и цветком за ухом. Чонгука даже не спасли от наезда машины. Его сбили вместо машины, а вот настоящая машина, перед которой Чонгук сейчас валяется, изображая вышеупомянутую жертву наезда, разогретую потом в микроволновке, — даже не Мерседес. Чон Чонгук, жизнь которого на глазах теряет всякую обыкновенность, только что получил двойную порцию земли без сахара перед Хёндэ Генезис. — А-гх, — стонет Чонгук. Он чувствует поцарапанной щекой легчайшее прикосновение и открывает глаза. Прямо перед ними подсолнух, который был у незнакомца за ухом — что звучит неправдоподобно как с точки зрения логики, как и грамматики — и с которого на лицо Чонгука падают вянущие лепестки. Современная романтика. — Слезь с меня, — говорит Чонгук, все еще чувствуя тяжесть. — Ой! Парень с подсолнухом подпрыгивает, по-детски неуклюже слезает с него и поднимается. Он не протягивает Чонгуку руку, чтобы помочь встать, и Чонгук видит, что у него голые и грязные ноги. — Прости. Я не думал, что тебя так легко сбить с ног. — Все в по… стоп, что? — Ловите того говнюка! Через переход к ним бежит тетушка в грязном цветочном фартуке, в ее глазах огонь, а в правом кулаке — охапка не до конца обрезанных роз. Чонгук честно не хочет связываться с человеком, что держит необрезанные розы голыми руками. — Простите! — последний раз восклицает парень с подсолнухом. Он огибает Чонгука со с неожиданной скоростью, машет рукой — и смывается в толпу утренних горожан. Чонгук провожает его глазами, пока он появляется и исчезает, двигаясь против движения. Чонгук хмурится, когда понимает, что футболка на парне была надета задом наперед. — Почему не остановил его, как я говорила? — тетушка кричит на Чонгука, тряся перед его лицом розами. Кажется, Чонгук издает какой-то невразумительный возглас, и тетушка сердито топает обратно к своему цветочному прилавку. — Что? — говорит Чонгук. Светофор загорается зеленым, и Хёндэ сигналит ему, пока мимо проезжают другие машины.*
— Господи, — часом позже говорит Чимин, все еще вытирая слезы. Чонгук прикладывает к затылку пакет со льдом. Там шишка размером с драконье яйцо, и даже подушка делает больно. — В следующий раз ты напорешься на хрустальную туфельку, или сонное проклятие, или отравленное яблоко… — Не каркай, — говорит Чонгук, пытаясь ровно держать стилус. — Ты опасный. То, что произносят твои чертовы губы, может и правда сбыться. Чимин недовольно смотрит на Чонгука, бросает ручку на стол и складывает руки. — Дорогой Боженька, — Чимин устремляет взгляд на потолок, — Пожалуйста, высуши член Чонгука — как он хвастает, неприлично большой — под стать его сказочной жизни. Прокляни его, чтобы, например, чем больше Чонгук возбуждался, тем меньше становился его член. Обратный стояк. Боженька, спасибо и приятного вечера. Чимин довольно смотрит на Чонгука. — Иди в жопу, — слабо говорит тот. Отсутствие настолько же язвительного ответа стирает довольство с лица Чимина. — Чувак, ты правда выглядишь не очень, — говорит он. — Может, пропустишь пару после экзамена в понедельник, лето же. — Я об этом думаю, — отвечает Чонгук. — Но летняя школа так быстро проходит. Засни на пять минут занятия, и ты уже пропустил материал целой главы. Чимин с этим не спорит. — Твоя нога как баклажан, синяки на лопатках и по хребту, — говорит Чимин. Они были в ванной Чонгука, оценивали новые повреждения. — Что, хотел бы я заметить, выглядит довольно круто. А, и у тебя отваливается копчик. Ты правда хочешь сидеть три часа на паре после трех часов экзамена? — Баклажан, — говорит Чонгук. — Что-то новенькое. Чимин не смеется, и Чонгук вздыхает. — Это просто синяки, ясно? Много синяков. Переломов нет. Если в понедельник утром я все еще буду чувствовать себя использованным гондоном, тогда подумаю, не свалить ли после экзамена домой. Но жить буду. — Если какая-то старуха попытается тебе что-то впарить, не соглашайся. — Какого хрена, Чимин, я в порядке. — Ты пришел, — напевает Чимин, и Чонгук понимает, что потерял его, — ко мне много снов тому назад.*
Наибольший испуг в жизни Чонгука случается, случается ночью, когда Чимин уже ушел. Чонгук чистит зубы, против своей воли мурлыкая ту песню, что днем пел Чимин. Бежит вода, так что вначале Чонгук думает, что ему показалось, как другой голос, ниже, подпевает следом. Чонгук, выпрямляясь, закрывает кран — никаких звуков, кроме капель, падающих в быстро исчезающую в сливе воду. Чонгук на пробу снова начинает мурлыкать, зажимая щетку как оружие, и да, снова этот голос. Низкий богатый тембр, который красиво звучит и дополняет его собственный. Чонгук выглядывает из ванной в коридор. Там никого нет, дверь в комнату в тени, и Чонгук бежит на кухню за телефоном. [в моем доме что-то есть если умру знай. я тебя ненавижу] [что уверен?? ты сказал ЧТО-то а не КТО-то, я очень волнуюсь. поясни. т е свали оттуда и объясни] [нет я закрылся в ванной. и я сказал что-то потому что оно поет.] [я запутался. если ты понял что оно поет значит это кто-то. разве что это телефон который у тебя в руке.] [ну если бы меня хотели убить они бы не пели да?] [не факт. поют колыбельную?] [ЧИМИН…] [и это не ребенок ли. если да и да, чувак тебе пиздец] Чонгук слышит в ванной стук, подпрыгивает и вдыхает глоток пасты. Звук был такой, как будто упал шампунь, что нормально. Но. [о боже что если оно здесь СО МНОЙ] [ААА ВАЛИ ОТТУДА СРОЧНО Я ДУМАЛ ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ СТАТЬ ГЕРОЕМ ХРЕНОВОГО УЖАСТИКА] Все к этому идет, даже бежит. Чонгук прижимает телефон к груди и держит щетку как пистолет, тыкая ей между стеной и душевой занавеской. Раздается вскрик, такой же испуганный, какой издал бы Чонгук, если мог. Он рывком сдвигает занавеску. — Какого хрена? — бубнит Чонгук приглушенно из-за пасты во рту. Кажется, эта фраза в топе того, что он говорил за эти выходные. — Как ты… — Я не смог нормально извиниться, — говорит утренний парень с улицы. У него за ухом больше нет подсолнуха, но футболка так же задом наперед, а ноги еще грязнее. — Так что я… — Как ты сюда забрался? Парень моргает, глядя, как Чонгук брызжет пастой изо рта на ванну. Чонгук оборачивается, умывается и снова обвинительно наставляет на него щетку. — Кто тебя впустил? — Ты, — парень следит за щеткой. — Ты оставил окно открытым. — Это не… что? — Чонгук машет руками. — Минутку. Что за хрень происходит, ты вломился ко мне в дом, чтобы извиниться за то, что врезался на улице, но не за то, что вломился? — О, мне не нужно было сюда приходить? Чонгук смотрит во все глаза. — Ты кто? — Тэхён, — гордо говорит тот, выпрямляясь. Учитывая высоту ванны, он возвышается над Чонгуком на добрые полголовы. — Из Бермудского рода. — Меня это не волнует, спасибо за извинение, но я был бы крайне благодарен, если бы ты убрался из моего дома, — говорит Чонгук. — Давай, кыш. — О. Ладно, извини, что пришел, я не знал, — говорит Тэхён. — Ага. Чонгука уже сбивает с толку их странный разговор. Тэхён, кажется, искренне недоумевает, что сделал не так. Чонгук пытается понять, слышал ли о чем-то таком. — Ты сказал, что из Бермудского рода? — А ты сказал, что тебя это не волнует. — Отмена, теперь волнует. Это вообще где? — Бермудский регион, — отвечает Тэхён. — Остров в Атлантике? — Нет, просто в Атлантике. — Ладно, — тянет Чонгук, пытаясь не замечать темные пыльные следы, которые Тэхён оставляет на белом кафельном полу. — Вы там просто ходите по чужим домам, не спрашивая? — Мы там просто не ходим. — Вот как, надо же. Еще пара шагов, и они будут у входной двери. Чонгук уже тянется к дверной ручке. Он мечтает покончить с этим вечером, забраться в кровать и надеяться, что воскресенье не выдастся таким же кошмарным, какой была суббота. — Ну, у себя я предпочитаю предупреждение, прежде чем кто-то войдет. Стук, например. — Стук, я понял, — говорит Тэхён. Его походка утратила утреннюю неуклюжесть, но он все еще двигается как-то ненатурально, почти болезненно. Как будто только недавно восстановил контроль над конечностями после долгого паралича. — Спасибо и прости за, — он делает широкий жест рукой, — все. — Ничего страшного, — врет Чонгук. Тэхён даже не оглядывается и спускается по коридору, все еще босой, в футболке, которая плохо на нем сидит и неправильно надета. Он ни разу не субтильный, но выглядит таким маленьким, пока уходит, что что-то в груди Чонгука заставляет его крикнуть: — Эй! Тэхён тормозит и оглядывается. — Да? — Можешь сходить в душ, а потом уже уходить… куда ты там шел. Тебе не нужна обувь? — Обувь? — Ну да, у меня есть старая обувь, которую я хотел выкинуть, она разваливается, но все лучше, чем ходить босым. Кажется, у нас примерно совпадает размер, где-то сорок первый? — Что? Чонгук моргает и открывает дверь шире. — Ладно, возвращайся и мы разберемся. — Спасибо, — Тэхён колеблется, стоя в коридоре. — В этот раз мне можно войти? — Можно. Чонгук закрывает дверь, и Тэхён стоит в прихожей, наблюдая за тем, как Чонгук роется в горе Тимберленд, высота 3000 м, месторождение замши и шнурков. — Можешь сначала сходить в душ, я не знаю, где они, нужна разработка местности. — А, ладно, — говорит Тэхён. — Как он работает? — Поворачивай кран на себя, влево — холодная, вправо — горячая. Нажми, и вода выключится. Господи, я думал, что потерял эти туфли в прошлом году — так вот, там все просто. Шампунь в фиолетовой бутылке. — Понял. Чонгук откладывает в сторону черные вэнсы — после того, как они пропали первый раз, он каждую неделю в течение месяца обвинял Чимина в том, что тот спиздил их по пьяни. Чонгук знает, что где-то здесь лежат выцветшие синие конверсы, потрепанный жизнью привет из старшей школы. Кажется, он краем глаза замечает их в углу между горой обуви и косяком, когда раздается сильный глухой стук, металлический звон и вопль боли. — Тэхён? — Чонгук зовет с одной туфлей в руке, но не получает ответ. — Тэхён? Только когда Чонгук подходит к самой двери в ванную, он слышит звук рвущейся чем-то острым ткани. — Тэхён. В голосе Чонгука уже слышна тревога, а на него самого нападают два противоположных желания: развернуться и убежать или вломиться и узнать, что происходит. — Ты в порядке? — Не входи! — кричит Тэхён. — Эм, кажется, тебе нужна помощь. Злой стон, и снова еще более громкий звук разрываемой ткани. — Ты не сказал, — что-то продолжает рваться, — что душ означает воду! — А ты что, блядь, думал? — размахивает руками Чонгук. — Вы не моетесь? — Нам не нужно! — Что это, блядь… так, я вхожу. — Нет, стой, стой! В мыслях Чонгук уже начал составлять список возможных объяснений этих выходных. Вариант первый: Тэхён — кровавый убийца-сектант, посланный, чтобы устранить Чонгука. Вариант второй: в пятницу вечером Чонгук поймал передоз от какого-то психоделического наркотика, и эффект все еще продолжается. Вариант третий: это эпичный розыгрыш, и Чонгук сейчас светит своим лицом где-то в прямом эфире. Или вариант четвертый: — Ебаный в рот. На полу ванной валяются с виду пожеванные диким животным ошметки баскетбольных шортов, что были на Тэхёне. Стержень занавески торчит из ванны и продолжается до пола возле унитаза. Из ванны также торчит веер красных и кремовых плавников длиной с руку Чонгука. — Я же просил подождать, — Тэхён сидит спиной к стене напротив душевой головки. — Я же просил… — Русалка, — говорит Чонгук в том числе самому себе, а потом его мозг садится в поезд отрицания и вырубается.*
И поскольку это сказка о русалах, вот обязательное упоминание снов на тему океана, воды или того, как кто-то тонет. Чонгуку снится сон из этой серии — он на море, плывет на спине. Вода чуть покачивается, и кажется, будто он находится в компании одних звезд. Чонгук не тонет, вода теплая и мягкая, в отличие от моря с жестокими волнами и ледяным дыханием. Тепло. Море никакое не теплое и не приятное, во всяком случае то, что знакомо Чонгуку. Реальность обрушивается на него приступом паники, и пол, на котором он лежит на спине, внезапно оказывается холодным и твердым. — Блядь, — бормочет Чонгук. — Что случилось? — Ты отключился, — говорит голос не Чимина, и Чонгук тут же открывает глаза, — и сильно ударился головой. Никогда не слышал такой громкий звук. Я положил тебя на пол, но тут ты очнулся… — Блядь, — повторяет Чонгук. Он пытается приподняться, но инстинктивно отползает назад по-крабьи. Тэхён выпрямляется, когда Чонгук отползает как можно дальше, упираясь спиной в шкафчик под раковиной. В спину Чонгука впиваются ручки шкафчика. — Ничего не понимаю. Тэхён опускает голову. Он, а точнее, его хвост — факт, который Чонгук все еще пытается осознать — огромный, настолько длинный, что доходит до противоположной стены. По бокам хвост обрамлен плавниками, из которых растут иглы. Плавниками. Кажется, Чонгука подташнивает, и это не так стыдно, как потеря сознания, но потенциально куда грязнее и однозначно унизительнее. — Русалка, — повторяет за Чонгуком Тэхён. — Точнее, русал в моем случае. Ну, ты знаешь. Мифологическое морское существо, наполовину человек, наполовину рыба. Чонгук закрывает глаза и прижимает к ним костяшки больших пальцев. — Ты мне пел? — А нужно было? — хмурится Тэхён. — Как бы это помогло? — Я думал… неважно. Джинсы Чонгука мокрые, кажется, ткань намокла из-за лужи на полу. Наверное, она образовалась, когда Тэхён выбирался из ванны. Влага доходит и до спины Чонгука, ему холодно и неудобно. — Так это был ты той ночью в бассейне? — Прости! — снова извиняется Тэхён. — Я не знал… не знал, что ваши ноги присоединяются к телам! Я просто хотел попробовать их на ощупь. — Ты не знал, что наши ноги присоединяются к телам. — А так всегда? Чонгук размышляет над ответом. — Почти всегда. Мы исходим из того, что да. — Буду иметь в виду. — У тебя они тоже есть, — говорит Чонгук. — Ноги. С осознанием этого многое становится на место: странная походка Тэхёна, то, что он говорит, то, как плохо сидит на нем одежда, будто снятая с чужого плеча. — Бермудский род, — повторяет Чонгук, и его лицо озаряется пониманием, за чем наблюдает Тэхён. — Ты живешь в верхней части Атлантики? В Бермудском треугольнике. — Ну вот, а я уже думал было, что вы здесь все глупые. Чонгук возмущенно фыркает. — И да, у меня есть своя пара ног! Круто, да? Пока у меня есть вот это, — Тэхён показывает нитку на шее, где жемчуг перемежается с маленькими ракушками каури и кусочками морского стекла, настоящее морское ассорти. — Они появляются по моей воле. Пока их не намочить, соответственно, — Тэхён жестом охватывает нижнюю часть себя. — Подарок на совершеннолетие. — Понятно, — слабо говорит Чонгук. Все это по-прежнему кажется нереальным. Чонгук почти тянется вперед, чтобы потрогать Тэхёна и убедиться, что тот не врет, а его хвост на самом деле не гиперреалистичный костюм. — И часто ты, э-э-э, выбираешься на сушу? — Это первый раз, — отвечает Тэхён. — С переменным успехом, но я должен. — Почему? — Пытаюсь доказать кое-что родителям. Чонгук поднимает брови. Он не думал, что Тэхён действительно ответит. — И не собираюсь возвращаться, пока это не сделаю.*
— Твой хвост по виду, — Чонгук делает паузу, размышляя над русалочьим этикетом, — не такой как типичный русалочий хвост. Они изучили новый синяк Чонгука — выдающийся экземпляр, поселившийся у того на скуле — потом вытерли пол в ванной, а теперь сидят друг напротив друга за столом в гостиной. Чонгук обнимает чашку очень крепкого чая с женьшенем, и пар поднимается к его лицу. У Тэхёна стакан воды. — А чего ты ждал? — Голубую расцветку, — отвечает Чонгук. — Не знаю, голубую или зеленую. — С чего бы мне иметь голубой хвост, — говорит Тэхён. — Разве ты не понял, какого вида я наполовину, глядя на хвост? — Я не ихтиолог, — ворчит Чонгук, у которого пульсируют виски, и эту боль догоняет бессонница. — Просвети меня. — Крылатка, — говорит Тэхён. — Наполовину крылатка, наполовину тигровая акула. Мама у меня акула, а папа крылатка. — О, разные виды. — Почему бы нет? — пожимает плечами Тэхён. — Было бы так скучно, будь у нас всех голубые хвосты. — Нет, я имел в виду, кроссбридинг? — Ага, — говорит Тэхён. — В мире рыб это невозможно, но человеческая часть допускает буквально все. — Все? — Ну, почти. Чонгук смеется над тем, как Тэхён делает точно такую же паузу, как когда Чонгук думал над ответом про ноги. — Но думаю, это не так распространено, все мои друзья общих видов. Ким Сокджин со мной в Бермудском роду. Он огромный, русал-косатка. Хм-м, Юнги! Мин Юнги, видимся с ним не часто. — Тэхён наклоняет стакан, чтобы коснуться воды пальцем, — Он живет в Заполярье, маленькая белуха. Хосока я иногда вижу во время миграции, он живет возле Гольфстрима. Он скат, так что мы называем его морским блином. — О! — Тэхён встает. — Шучу. Ой, не все. Намджун — синекольчатый осьминог… — Осьминог? — И каракатица! Он обитает внизу, в Синдикате глубокого моря. Такая сильная биолюминесценция, не поверишь. Его видно за двадцать тысяч лье. Давно не пересекались. Возьми двух самых продвинутых головоногих, добавь человеческую часть и получишь Намджуна. Но, по его словам, на суше он сущая катастрофа. — О, да? Почему? — Ну ты представь: родиться с восемью ногами и вдруг очутиться только с двумя. Я бы тоже не мог бы функционировать, не сея на своем пути разрушение. Чонгук моргает. — У тебя есть соль? — нарушает тишину Тэхён. Чонгук молча указывает на полку над плитой. Он встает, тянется и берет целую упаковку. Соль переливается, когда Тэхён открывает упаковку и сыпет целую горсть себе в стакан. — Извини, много всего, — когда соль растворяется, Тэхён пьет воду. — Тебе нужно это обдумать. — Куда ты пойдешь? — спрашивает Чонгук. — О, я как раз хотел спросить, — наклоняется вперед Тэхён. — Не подскажешь, где мне найти любовь? — Что? — Чонгук отрывает взгляд от чая. — Любовь? — Ага. Мне нужно доказать родителям, что она существует. За этим я сюда и выбрался. — Ты не знаешь, что такое любовь? — Конечно, знаю, мы все знаем, — раздражается Тэхён. — Но для нас это и есть только знание, идея. Не реальность. — Любовь для вас не реальность? Для вас всех? — который раз за ночь Чонгук сбит с толку. — Но почему нет-то? — Долго рассказывать. Самое главное, что мне нужно доказать им обратное. — Это не так просто. — Чонгук прижимает колени к груди, а ступни устраивает на краю стула. — Любовь не встречается на каждом углу, и это не что-то осязаемое, что легко найти. — Это я тоже знаю, — говорит Тэхён. — Поэтому мне нужно, чтобы ты сказал, где и как ее найти. — Но это очень сложно. И у тебя может не получиться. — Я все равно хочу попробовать, — настаивает Тэхён. — Все что мне здесь нужно — добиться своей цели. — Ладно. В общем, тебе надо…*
Однажды при странных обстоятельствах человек встретил русала в бассейне, на оживленной улице и у себя в ванне. Русал спросил, где найти любовь. Человек ответил: «Не знаю, но думаю, смогу научить», не подозревая, что правильным ответом было «прямо здесь». Но ничего страшного. — Любовь познается в процессе, — говорит Чонгук. — Некоторые люди верят в любовь с первого взгляда, в судьбу. Не думаю, что я один из них. — Потому что нужно знать кого-то, чтобы любить. — Зависит от того, какая любовь, но в отношении той, которую ищешь ты, думаю, что да. — А какую ищу я? — Романтическую. Чонгук поправляет очки, которые сползли на кончик носа. Солнце светит на крышу арт-студии, и после того, как ранее на неделе сдох кондиционер, одногруппники Чонгука перенесли работу над своими проектами по домам. Чонгук сделал бы так же, но он знает, что дом гарантирует прокрастинацию, провал и смерть и необязательно в таком порядке. — Ну, любовь к родителям отличается от любви к тому, с кем ты хочешь провести остаток жизни. — Ясно. Чонгук смотрит поверх очков, которые снова сползли. Тэхён залез пальцами в порцию влажной краски, которой Чонгук сказал ему себя занять. — Ты не согласен? — Скорее, никогда не думал об этом в таком ключе, — отвечает Тэхён. — Некоторые вещи трудно уместить в голове. Чонгук садится на место. И правда, как научить кого-то каким-то чувствам, если их всю жизнь учили, что этих чувств не существует. Ты не можешь познать что-то за пределами своей реальности, и попытки раздвинуть эти границы сложны сами по себе. — Ты же знаешь, что значит быть счастливым? — Конечно! — Представь, — говорит Чонгук, — счастье, потому что ты поел… что ты любишь из еды? — Живых барракуд, — отвечает Тэхён. — Господи Боже, — Чонгук откладывает стилус. — Но ты правда счастлив, когда ими лакомишься, так? Но это не такое же счастье, как когда ты видишься с другом после долгой разлуки. Или, если ты грустишь, то грусть из-за чьего-то предательства отличается от грусти из-за смерти. Тэхён кладет голову на руку в краске, и Чонгук морщится, когда она размазывается по его щеке. — Я вроде бы понял, — говорит Тэхён. — Это разное и в то же время одно и то же. — Одно и то же, иди сюда, пока еще больше не запачкал лицо и мою футболку. Чонгук держит в руках влажное бумажное полотенце, скомканное утром студентами курса традиционного искусства. Вещи Чонгука подходят Тэхёну лучше, чем те, в которых Чонгук встретил его впервые. Чонгук предполагает, что это были вещи какого-то бедного серфера, что тот оставил на пляже вечером, когда Тэхён вышел из океана. Чонгуку все еще приходится напоминать Тэхёну о некоторых фактах о суше, который тот понимает не сразу. Например, сложным оказался концепт мгновенной гравитации, и у Чонгука на данный момент на три стакана меньше. — Спасибо, — говорит Тэхён, пока Чонгук как может вытирает ему лицо и руки. — Для тебя должно быть странно, что чернила остаются там, куда ты их нанес, — говорит Чонгук. — Очень странно, — Тэхён поворачивает руки с синими ногтями. — Шум очень громкий, и он везде, а не только от кораблей. Резкий, высокий. У Чонгука звякает телефон, и Тэхён передергивается. — Вот как сейчас, — говорит он. — Что это? — Телефон, то есть со мной кто-то разговаривает, — Чонгук за ним тянется. — Кто-то отправил мне сообщение из другого места, я его получил и отвечаю. — На этой маленькой штуке? — Ага, хочешь глянуть? [у тебя выходной?] Это Чимин, который, вероятно, покончил с лабами на неделе и готов биться головой о стену. — Кто-то отправил тебе это из другого места? — Да, а эта фиговина это получила и показывает мне. [ты хотел сказать водяной лол] [слушай сюда хрен плавучий когда я до тебя доберусь — завершу то что начал монстр из бассейна] — Я не монстр, — говорит Тэхён из-за плеча Чонгука, и тот подпрыгивает. — Блин, не знал, что ты все еще читаешь, — Чонгук убирает телефон. — Это была шутка. Той ночью я думал, что умру здесь. — Я так больше не буду, — обещает Тэхён. — Не знал, что люди такие хрупкие. — А дело точно не в том, что ты просто не в курсе, насколько у тебя крепкая хватка? — возмущается Чонгук. — Я совсем не хрупкий. — Это гены тигровой акулы, — гордо улыбается Тэхён. «Акула из глубин», — смеется про себя Чонгук, пока Чимин ноет о том, что у его партнера по лабам наблюдается нездоровая любовь к химической пиротехнике. Чонгук решает, что это хорошее название для второсортного комедийного ужастика.*
Чонгук на собственной шкуре испытывает тот факт, что самые банальные и обыденные для Чонгука вещи для Тэхёна таковыми не являются. Утром понедельника Чонгука и его уже зажившую лодыжку поднимает будильник. Летнее солнце нагрело душную и влажную комнату. Футболку, в которой Чонгук спал, ему приходится с себя сдирать. Он сонно шарит по полу в поисках более-менее чистых вещей, задевая лицом джинсы. На кухне что-то со звуком оживает, а затем слышится возглас удивления. Тэхён поселился в квартире Чонгука как какой-то добрый и безобидный полтергейст, и вечерняя тишина теперь часто нарушается внезапным стуком, лязгом и другими звуками. Это Тэхён познает человеческий мир — во многом как ребенок, но одновременно с такой смекалкой, что Чонгук не всегда за ним поспевает. — Чонгукки! Чонгукки. Теперь Тэхён зовет его только так. Как-то Тэхён взял трубку, когда Чонгуку звонила мать — Чонгук без понятия, как Тэхён понял, что нужно делать, но: «Я видел достаточно раз, как вы это делаете, чтобы разобраться, и ответ на звонки — наименьшая из моих проблем». И тут Тэхён прав. Но сейчас он врывается к Чонгуку в спальню. — Я нажал кнопку на штуковине на… на кухне, — запинается Тэхён, и Чонгук на него пялится. — И она засветилась, начала гудеть и не… Тэхён делает паузу, пристально осматривает Чонгука с ног до головы и показывает тому между ног. — А это что такое? — Господи! — кричит Чонгук, судорожно прикрывая очень голое стратегическое место. — Вали отсюда! — Постой, но что это? — Тэхён все равно заходит внутрь. — Я думал, у людей только две ноги! — Это не нога… — А выглядит как нога, только очень маленькая… — Это не нога, я этим не хожу! Боже, да уйди ты… — А ты можешь этим что-то схватить? — О Боже, нет, это было бы ужасно! — вопит Чонгук и бросает одеждой Тэхёну в голову. — Убирайся! — Ухожу я, ухожу, — Тэхён снимает с себя одежду Чонгука. — От тебя после душа воняет, не понимаю, зачем ты его вообще принимаешь. — Я… что? — Ты должен рассказать мне потом, для чего эта третья нога! Так что и помимо третьей ноги, Чонгуку есть чему поучиться. Тигрово-акулий нос Тэхёна чует любые запахи на коже Чонгука. Он не осознает это до тех пор, пока однажды не выходит из душа, свежевымытый и чисто побритый. Тэхён, лежащий на диване, резко поворачивает к нему голову. — У тебя идет кровь. — Что? Где? Тэхён внимательно его осматривает, и Чонгук в одежде, но при этом все равно чувствует себя голым. — От тебя ей несет. — А, — отвечает Чонгук. — Наверное, порезался, когда брился. — Ненавижу, как от тебя пахнет после душа, — морщит нос Тэхён. — Я все хотел у тебя об этом спросить, — Чонгук задирает бровь и достает из холодильника ледяную воду. — После душа я пахну лучше всего. — Если ты всерьез думаешь, что «тропический океанский бриз» так пахнет, мне лучше помолиться за твое обоняние, — говорит Тэхён. — Ты воняешь химикатами, такими же, которые твои люди выливают в океаны со своих кораблей. — Прости, — говорит Чонгук. — Это реальная проблема. — Это расстраивает, но… — Тэхён резко садится, и Чонгук тут же напрягается. — Стой! Ты должен был рассказать мне о секретной третьей ноге! — Это не нога, — Чонгук краснеет, кажется, даже лопатками. — Значит, это?.. Чонгук резко наливает кофе, расплескивая его по столу. — Репродуктивный орган. — И все? — спрашивает Тэхён. — Прикольно. Разделение зачетное. — Разве у тебя своего нет? — страдальчески выдает Чонгук. — Почему так интересен мой? — Блин, не проверил! — встает Тэхён. — Я был немного… — Ты не проверил? — Ты правда хочешь, чтобы я сейчас углубился в анатомию и биологию морских экскретов? Потому что я так и сделаю. — Я пас. Тэхён просовывает большие пальцы рук в штаны — это штаны Чонгука, которые на его бедрах сидят свободно — и Чонгук давится круассаном. — Нет, не проверяй здесь! О Боже мой. — Черт, — Тэхён пялится на себя вниз. — Оно и должно вот так непринужденно болтаться? — Можно и так сказать, — выдавливает Чонгук, закрывая круассаном глаза. — Надень штаны обратно! — Ты как будто никогда такое не видел, — говорит Тэхён. — Мило. И правда как третья нога. Чонгук бросает взгляд поверх круассана, но потом снова закрывает лицо. — Ой, ты прав. Им нельзя ничего схватить. — Пожалуйста, — начинает Чонгук, но его прерывает дверной звонок. Чонгук переводит взгляд на дверь и ставит чашку, Тэхён следует его примеру. — Не двигайся. И натяни уже обратно штаны. — Кто-то пришел? Чонгук ему не отвечает, проверяя телефон. От Чимина нет сообщений в духе «я иду с чокопаями готовь свой молочный коктейль», так что есть шанс, что это сосед снизу, которому надоел шум от Тэхёна по ночам. Это не сосед. — О, Сольхён, привет! Эм. Что ты здесь делаешь? Сольхён недоуменно улыбается. — Я подумала, не голоден ли ты, — она пытается осмотреться. — Все нормально? — А, да, все отлично. Чонгук делает щель, через которую говорил, шире на три сантиметра. Сзади он слышит Тэхёна. — Все замечательно. Как дела? — Если ты занят, я просто… — Нет-нет! Я просто. У меня в гостях друг. Неожиданный визит. — Чимин? — Нет, не он. Чонгук смотрит вниз и видит у Сольхён в руках пакет с едой на вынос, как будто она хотела зайти в гости в выходной и вместе перекусить. Он невольно улыбается. — Ты с ним не знакома. Он в гостях на несколько дней. Можешь зайти, он э-э-э интересный? Из Америки, — последнее Чонгук добавляет драматичным шепотом. — Чонгукки, — говорит Тэхён, и Чонгук со стоном закрывает глаза. — Кто там? О, она такая красивая! — Нет, ничего страшного, — смеется Сольхён. — Ты действительно занят. — Честно, все ок. — У тебя футболка навыворот. Чонгук смотрит вниз. — Блядь. Я думал, что близок к успеху. — Давай лучше выберемся куда-нибудь на неделе? — Уверена? — Чонгук закусывает губу. — Ты не помешала. — Я проходила мимо, не переживай, — Сольхён уже обернулась и машет рукой. — Ладно, — говорит Чонгук. — Извини. Платить буду я! «А-ха-ха», — говорит его кошелек. Сольхён оборачивается и, спускаясь, «стреляет» в Чонгука указательными пальцами. Дверь со стуком захлопывается. — Кто это был? — спрашивает Тэхён. — Девушка, — Чонгук вздыхает и надевает футболку правильно. — Но не моя. — Есть разница? — Со своей девушкой встречаются. Чонгук запинывает обувь обратно на нижнюю полку обувной кучи — стиль уборки побитого щенка. — Но мы не встречаемся. — Встречаться? Что... — Слушай, — встает Чонгук. Тэхён выше него, но судя по всему, выражение лица Чонгука становится холодным и жестким настолько, что Тэхён делает шаг назад, как будто думает, что Чонгук на него набросится. — Послушай, я просто никто, обычный студент. Даже не самый прилежный. Большую часть своего времени я страдаю фигней. Я не знаю так много о том, что ты хочешь узнать про человечность и любовь или зачем ты здесь. Я не знаю, что не так с тобой и твоей неспособностью понять идею личного пространства, и почему ты пристаешь ко мне с вопросами по поводу и без... не знаю! Я не знаю... не могу... Тэхён больше не смотрит на него и только бросает взгляд на лицо Чонгука, когда тот начинает запинаться. — Мне нужно многому научится, — мягко говорит Тэхён. — Но и тебе тоже. — Ага. — Много всего. Слишком много для тебя, да? — Ну... — Мне не нужно здесь быть, просто скажи, куда мне идти. — говорит Тэхён. — Я смогу разобраться. Научиться. Может, тебе, людям, я кажусь странным, впечатлительным и наивным, но под водой я был одним из самых сообразительных в своем косяке. — Тэхён... — Мне не нужна твоя помощь, — говорит он. — Просто с ней было приятнее. Тэхён проходит так близко, что Чонгук чувствует щекой колебание воздуха. — Куда ты? — спрашивает Чонгук. Но Тэхён поворачивает дверную ручку молча. И только когда дверь за ним захлопывается, Чонгук срывается с места и распахивает ее. В коридоре пусто. И так этот престранный сон заканчивается.*
Ну почти. — Но почему мы так напрягаемся от вида чужих гениталий? Не то чтобы они у всех кардинально различались. Чимин очень медленно отрывает взгляд от своей домашки. — Еще раз? — Ну в смысле, член есть и у тебя, и у меня, — говорит Чонгук. — Без обид, но я могу представить, как выглядит твой. И у нас всех есть соски? Почему общество так сходит с ума от вида женских сосков? Почему общество так сходит с ума от вида прослойки жира на груди? Чонгук смотрит на Чимина через стол, и тот хмурится в ответ. — Ты скурил целую пачку травы? — Я ничего не курил. — Тогда ты просто обязан поделиться со мной дилером. Или тебя завербовали на конференцию феминисток? #ОсвободимСоски, да? Боже, надеюсь, ты не подсел на что-то жесткое типа крокодила. Не поступай с собой так, конечности отвалятся! На прошлой неделе я уже замечал, как ты рассматриваешь свои ноги со странным интересом. Чонгук заминает уголок тетради. — Последние две недели у нас не было возможности поговорить, — Чимин переворачивает страницу лабораторного журнала и поднимает взгляд на Чонгука. — Хочешь сходить за картошкой фри? С кетчупом? — Блин, я выгляжу так плохо? — Так плохо, чтобы я отколол плохую шутку? — фыркает Чимин. — Ты выглядишь, как будто профессиональный броу-стилист выдрал волосы с твоего паха и свил из них нитки, чтобы зашить ими задницу. Чонгук рисует линию, а потом стирает, рисует и стирает. — Чимин, я облажался. — Да ну? Рассказывай. — Ну... — Тебе, кажется, почудилось, что я правда просил мне что-то рассказывать. Чимин показывает палец одной руки, другой продолжая писать со скоростью света. — Я имел в виду, что это никакая не новость. — Я послал того, у кого никого кроме меня не было. Чимин поднимает голову. — Какого хрена? Мне казалось, я тебя лучше воспитывал. А ведь я даже не твоя мать. — Я не напрямую это сделал, — пытается оправдаться Чонгук. — Ой, как будто с твоим лицом вообще нужно такое делать, — закатывает глаза Чимин. — Эй, в смысле? — давится воздухом Чонгук. — Это, бро-братишка, означает, что с твоим лицом тебе категорически нельзя нести всякую фигню, — Чимин кладет ручку на стол. — Твои густые брови четко под углом в сорок пять градусов, когда ты смеется, кричишь или срешь. Чимин делает жест рукой. — Твой рот кривится по умолчанию, разговаривая, ты не особенно улыбаешься, но что хуже всего, у тебя подбородок-задница. — Он харизматичный, — дуется Чонгук, потирая подбородок. — Ты хотел сказать, злодейский, — говорит Чимин. — Ты когда-нибудь видел в фильмах злодеев с гладкими подбородками? Нет. Чимин проводит рукой по лицу. — Но я отвлекся. Это ужасно и возмутительно, но твое лицо по-злодейски красиво. Из чего следует вопрос: какая девушка из банды отрежет тебе член? — Что? Нет, это была не Сольхён. — Не Сольхён? — задирает бровь Чимин. — А кто тогда? — Друг, — отвечает Чонгук. — Мы с ним недавно познакомились. — Мне ты о нем не рассказывал. — Ага. Странный, я не знал, что о нем и думать. — Хм, студент художественного, который не знает, что делать со странным товарищем, — говорит Чимин. — Он, должно быть, тот еще персонаж. И что именно ты сделал? — Ему нужна была помощь. И он настаивал, что я могу ее предоставить. Я мог бы, наверное, но, — Чонгук пожимает плечами, — я правда не лучшая кандидатура. — Ему что, нужен был мозгоправ? — Тоже нет, — Чонгук чешет нос кончиком стилуса. — Он хотел узнать о любви. — Любви, — повторяет Чимин. — И ты послал его нахер? — Я сказал, что ничего о ней не знаю, — отвечает Чонгук. — Ну, ты хотя бы ответил честно. — Спасибо, — сухо говорит Чонгук, но это правда. — Но он будто был в отчаянии, поспорил с родителями, что-то такое. И думаю, он... был не из наших мест. Ему нужна была помощь со всем на свете. Я не знал, что делать. — Он был не отсюда, но ты его понимал, — Чимин выглядит скептично. — То есть говорил он по-корейски. — Ну да? — хмурится Чонгук. — Да, это странно. — Ты уверен, что у тебя не приключился плохой контакт с призраком? — Со всеми последними событиями я бы не стал это исключать, — тяжело вздыхает Чонгук. — Что мне делать? — Ты можешь сделать одно, горе ты мое луковое, — отвечает Чимин. — Поплакать, написать отстойные стихи о скоротечности человеческого бытия и пережить это. — Что? А вдруг ему все еще нужна помощь? — Что ты хочешь от меня услышать? — спрашивает Чимин. — Что ты должен пойти и поискать его, и тебе улыбнется удача, и у фонаря ты найдешь его, промокшего под дождем в одинокий летний вечер, и из сотен и тысяч прохожих только ты протянешь над ним зонт — и это будет зарождением лавстори, которая поколениями будет передаваться как сказка, а потом станет диснеевским фильмом? Я тебя умоляю. * В списке всех странностей человеческого мира новый пункт: 454) с неба падает вода. Он идет сразу после 453) над водой смех звучит громко и жутковато и 452) в некоторых витринах есть светящиеся коробки, которые показывают движущиеся картинки, которых, как Тэхён выяснил, там на самом деле нет. Вода, которая падает с неба, на вкус не такая, как в океане. Она маслянистая, резкая, с привкусом кислот и химикатов, что даже хуже той кремообразной штуки, которой Чонгук пользовался в душе. От воды штаны Тэхёна темнеют, и он с усталой паникой понимает: если намокнет еще сильнее — вернется хвост. К счастью, сейчас темно — наверное, поздно, потому что движение в соседнем парке почти иссякло. Человеческие мальки крошечные, намного меньше привычных Тэхёну. Он сидит на качающейся резиновой полоске, которая резко скрипит каждый раз, когда Тэхён толкается назад и качается вперед. Итак, сегодня в Операции «Найти Любовь» ноль прогресса. Если не считать девушку, которая улыбнулась Тэхёну в ответ. То, как быстро незнакомцы отводят взгляд, когда Тэхён обращается к ним за помощью, приводит в уныние. И как быстро меняется выражение их лиц, когда они понимают, что он не спрашивает о чем-то простом вроде направлений. Неудивительно, что Чонгук не смог дать ему ответы. Тэхён качается. Чонгук. В конце он тоже не был особенно любезным, но хотя бы старался вначале. Тэхён знает, что это было искренне. Но чем больше он здесь, тем больше боится, что любви действительно нет. Никто ему не ответил. Никто, кажется, и сам не знает, что это. Ожерелье из жемчуга и ракушек давит на грудь как тихая насмешка о том, что Тэхёна ждет провал. Небо грохочет, как будто тучи стонут под тяжестью воды. Становится темнее, и вода льется на Тэхёна как потоки криля. Когда на темных силуэтах соседних зданий исчезают почти все квадратики света, Тэхён чувствует возле бедер характерный треск. Он по-настоящему паникует и пытается стянуть штаны Чонгука до того, как хвост разорвет их на части. А потом полоска света пронзает небо, окрашивая его в темно-синий, и дождь прекращается. Тэхён поднимает глаза — и нет, дождь не прекратился и все еще льет вокруг штормовыми потоками. Но над Тэхёном стоит кто-то с полукруглым сооружением на палке, с которого стекает вода. — Потерялся? — Чонгукки, — Тэхён сжимает цепи качелей. — Как ты меня нашел? Чонгук наклоняет черный-колпак-на-палке и одинокий фонарь освещает его лицо. — Я не думал, что найду, — признается он. — Я шел домой с метро. Ты напугал меня до смерти, но потом я узнал твой хвост. Тэхён сгибает хвост, и спинной плавник выглядывает между мокрыми штанинами чонгуковых брюк. — Да, он чудесный, правда? — Так, хватит самолюбования. Тебе нужно отсюда выбираться, пока не появился кто-то не такой дружелюбный. — Я открыт для новых идей, если таковые у тебя есть, — говорит Тэхён. — Я не был приспособлен к скорости и ловкости на суше. — Подержи мой зонтик, — Чонгук протягивает Тэхёну колпак. — Я живу не очень далеко отсюда. Можешь разгладить плавники? — Что происходит? — Тэхён исполняет просьбу. — Вы пользуетесь этими штуками, чтобы вода с неба на вас не попадала? — Дождь, да. Чонгук наклоняется, пристраивает подбородок у Тэхёна на плече и говорит: — Так, а теперь обхвати меня руками. Чонгук поднимает его, и Тэхён чувствует, как отрывается от качелей. Он неловко взмахивает руками, а потом хватается за шею Чонгука. — Что ты делаешь? — Несу тебя, а на что еще похоже? И ты меня душишь, отпускай... нет, не отпускай-отпускай... — Ты такой противоречивый, — бормочет Тэхён. Он легко держится за Чонгука, стараясь не паниковать от того, что сейчас протаранит лицом асфальт. Тэхён как можно сильнее заворачивает хвост в штаны Чонгука — так почти все плавники спрятаны. — И идея так себе, я ужасно тяжелый. — Слушай, рыбья морда, я не для того делаю по пятьдесят подходов каждого упражнения, чтобы во мне так сомневались, — судя по голосу, Чонгук уже задыхается. — И прекрати ерзать, иначе точно уроню, ты скользкий. — Авв, спасибо, — говорит Тэхён. — Маска для чешуи из слизи медуз и водорослей. Творит чудеса. — Какая мерзость, — беззлобно огрызается Чонгук. Остаток их путешествия проходит в относительной тишине — ее нарушает шум отдаляющегося от них шторма. Чонгук доходит до выступа своей квартиры на втором этаже, и тут: — Блин. — Что? — Мои ключи в заднем кармане, а я не могу тебя поставить и их достать. — О, я могу. — Нет, — говорит Чонгук, — не можешь. — Иначе тебе придется положить меня на землю, а потом снова поднять, и этого ты делать не будешь. Не говоря уже о том, что, если будешь поднимать меня обратно, вероятность межпозвоночной грыжи составит для тебя сто один процент. Чонгук, кажется, готов убивать. — Ключи в правом заднем кармане, — говорит он, и Тэхён победно улыбается. — Нет, для меня правом! — Ой-ой-ой, — Тэхён тянется в другую сторону, испытав неудачу с первым карманом. — О, а это что такое? — Что такое чт… Не лапай меня за задницу! — Она мягкая! — Задницы и должны быть мягкие, а теперь открывай дверь! Сосед снизу, тот самый любитель барабанов, высовывает лицо в окно, прижимаясь носом к сетке, и кричит: — Можно потише? Я тут спать пытаюсь! — Мы тоже, алкаш ты вонючий! — кричит другой сосед. Тэхён переводит взгляд на Чонгука и смотрит неодобрительно. — Добро пожаловать в человеческий мир, — безучастно говорит Чонгук. — Чувствуй себя как дома.*
Во второй раз Тэхён хочет все сделать как положено. Здесь требуется план. — Ладно. Чонгук переворачивает магазинный чек обратной стороной и открывает шариковую ручку. Наверху слева он пишет «Тэхён», а справа — «Чонгук». — Начнем с целей. — Моя — доказать, что любовь существует, — без запинки выдает Тэхён. — Пока отстаешь, — говорит Чонгук. — Хмм, мои цели. — Заполучить красивую девушку? — Наверное, — Чонгук это записывает, потом ему в голову приходит что-то еще, что он тоже записывает. — Итак, как мы будем достигать твоей цели? — Если бы ты меня научил… — Я не особый спец. — Знаю. Но ты все равно знаешь больше, чем я, так что этому и научи. — Хм, звучит выполнимо, — Чонгук прикладывает ручку к подбородку. — Шаг за шагом. — Звучит приемлемо — кивает Тэхён. — Шагать я могу. «Шаги, — пишет Чонгук. — 1)». — Итак, встречая кого-то, кого можешь полюбить, начинаешь с основ. — Основ. — Хорошенько их рассмотреть. — И все? — В смысле, внимательно к ним присмотреться, — говорит Чонгук. — Хм-м-м. Тебе надо попрактиковаться. Попробуй на мне. — Я тебя не раз видел. — Ну то есть, притворись, что мы не знакомы, и окинь взглядом с ног до головы. — Это странно. — Но так надо, давай-ка. Они сидят на диване, и с помятого чека между их коленями растекаются липкие чернила ручки. Наблюдая за Чонгуком, Тэхён тоже научился складывать ноги по-турецки, чтобы занимать меньше места. — Ладно, готово, — говорит Тэхён. — Ты милый. — Отлично, ищи тех, кого считаешь милым. Дальше… — То есть похожих на тебя? — Я… если тебе этого хочется, наверное, — Чонгук краснеет. — Но не обязательно. — Но если хочу? — Ты можешь любить, кого захочешь, — отвечает Чонгук.◖✮◗
Законченная схема выглядит следующим образом: https://i.imgur.com/gl7CksY.png План, прямо сказать, говно. Это даже не план, но Тэхён вверил себя в руки человека, который пять раз официально предупредил, что точно не шарит в вопросах любви. К счастью, Тэхён, кажется, не против, и в ответ пытается вести себя ночью максимально тихо и не мешать Чонгуку спать. — Ты просто лежишь, — Тэхён свернулся на постели рядом с Чонгуком, — не знаю даже, часами. Не совсем неподвижно, но спишь целый оборот солнца. Так странно. — А ты нет? Чонгук сонно щурится одним глазом. Чтобы закончить и сдать свой анимационный проект, он встал в дикую рань, и три чашки кофе помогали ему пережить занятия в аудитории, где все еще не починили кондиционер. — Я не могу спать дольше времени, которое нужно солнцу, чтобы сдвинуться по небу на отрезок в ширину бурой водоросли. Я иначе утону, глупый. — говорит Тэхён. — И все равно я так долго не сплю. — Да, точно, — зевает Чонгук. — Жабр-то нет. — Будь у меня жабры — нужно было бы плавать без остановки, — говорит Тэхён. — Еще хуже. — Ты тонешь во сне? — Не-а, — отвечает Тэхён. — Ну, может, в одиночестве и тонул был. Но мы спим только в своем косяке, чтобы кто-то плыл снизу, когда другие отдыхают. — Круто, — сонно, но уверенно говорит Чонгук. — И на ком ты обычно спишь? — Раньше на матери или отце, — говорит Тэхён. — Когда подрос брат, он стал давать мне спать на нем. Я до сих пор часто плаваю под сестрой, когда спит она. Или другие русалы косяка. Сокджин замечательный спящий, широкий и устойчивый. — Так вот почему ты часто не спишь по ночам. Тэхён согласно угукает. На ощупь он прохладный, кожа всегда холоднее, чем у Чонгука. Время от времени Чонгук вспоминает, что Тэхён частично рыба, должно быть, из-за этого его сердечно-сосудистая система изменена. Неудивительно, что ему нравится летняя жара. По ночам Тэхён греется о тело Чонгука, хотя так жарко, что хочется раздеться, открыть окно и врубить вентилятор на полную мощность. Но хладнокровный Тэхён приятно холодит Чонгука, во всяком случае, сейчас, летом. — Спокойной ночи, Чонгукки. — Ночи. Чонгук спит, по ощущениям, пару мгновений, а потом его сон — странный и нелогичный, какими могут быть только сны — пропитывается страхом и ужасом. Чонгук просыпается, чувствуя, будто задыхается. Что-то зажимает ему нос. — Блядь, — выдыхает Чонгук, дергаясь. По линии роста его волос выступил пот. Нос отпускают со звуком шока, и Тэхён с грохотом приземляется на пол. — Что? Что случилось? — Чонгук щурится в сторону Тэхёна. — Ты меня убить пытался? — Я думал, ты специально! — говорит Тэхён. — Ты во сне дышишь как гром! Почему ты вообще дышишь? — В смысле «почему ты вообще дышишь», а ты чего ждал? — шипит Чонгук. — Ты разве… а. Ты не дышишь во сне, да? — Конечно, нет, мне нужно помнишь о дыхании, чтобы дышать, — отвечает Тэхён. — Почему, как думаешь, я бы утонул, если бы проспал половину солнечного оборота как ты? — Прости, честно, — говорит Чонгук, поднимая простыню. — Давай, забирайся обратно. — Правда? — Ага. Только больше не пытайся убить меня во сне, — говорит Чонгук. — Давай. — Спасибо, — душной летней ночью Тэхён — приятная прохлада. — Ты тоже прости, что чуть не убил. — Не в первый раз, — говорит Чонгук и на этот раз засыпает крепко. * — Твоя лодыжка уже получше? — Да, все замечательно, — Чонгук вытягивает ноги на траве, и она щекочет его икры. — Как новенькая. В тот редкий свободный вечер Чонгука, когда у него нет насыщенных летних занятий, он пригласил Сольхён посидеть в тени на траве за футбольным полем с напитками. Начнется обычный учебный год, и здесь будет полно других девятнадцати- и двадцатилетних студентов, которые будут туда-сюда бегать под солнцем и обливаться потом. — Я хотел еще раз извиниться за прошлую субботу. Сольхён морщится от холода мороженого и смеется, когда Чонгук костяшкой массирует ей виски. — Ничего страшного, — уверяет она. — У Чимин-онни аппетит раненного тигра. Я сделала вид, что купила ей еду, и теперь она мне должна, так что все в порядке. Сольхён поворачивается к Чонгуку и кладет голову на руки, которые уже сложены поверх согнутых коленей. — Что это был за друг? Кажется, он тебе близок. Чонгукки, хм? — Он друг… детства. — говорит Чонгук. — Обращение осталось. Ложь так легко сорвалась с губ, и Чонгук даже не знает, почему ответил так, не дал Тэхёну менее личную характеристику. «Да так, один знакомый» или типа того. Вряд ли Тэхён бы его выдал. Телефон Сольхён коротко звенит в кармане, она достает его и хмурится при виде уведомлений. — Уф, мне пора. — Что такое? — Хечжон накручивает себя, что беременна, — отвечает Сольхён. — Она случайно коснулась руки кассира в магазине, Господи. Она лесбиянка. Чонгук давится кофе с льдом. — Ладно, пойду выступать группой моральной поддержки и писать в фейсбук очередной пост о реформе секс-образования, — Сольхён встает и стряхивает с шорт прилившие травинки. — Спасибо за угощение! — она машет смузи. — Конечно, увидимся! У Чонгука на глазах выступили слезы, и, когда Сольхён обнимает его на прощание, он очень сильно старается быть крутым и не обращать внимание на Грудь. Пункт первый: провал. — Береги себя на жаре! — Ты тоже. Сольхён влажно, с липким привкусом манго целует Чонгука в щеку и уходит по солнечному тротуару. Чонгук машет ей рукой, но его улыбка тает, стоит Сольхён отвернуться, и он думает, как же это странно. Когда она его поцеловала, Чонгук ждал, как ускорится пульс, но ничего не произошло. Раньше сердце просто заходилось бы, как взбудораженный гном, который бьет по ребрам ломом изнутри, но сейчас там только внезапная тишина. Тишь да гладь. * — Я принес еду, — Чонгук заходит в квартиру и пинком отправляет обувь в направлении горы Тимберленд. — Так что надеюсь, ты хочешь жрать. — Что на обед? — спрашивает Тэхён. Он выглядывает из-за башни книг, которые взял из библиотеки — Чонгук научил, как это делать. Стопка учебников по всемирной истории на корейском, серия про Гарри Поттера на трех языках, один из которых Чонгуку абсолютно незнаком даже по виду, и «Как жить с огромным пенисом: советы, размышления и упражнения для мужчин, которым повезло слишком сильно». Последняя на японском. У русалов невероятные способности к пониманию языков без свойственных людям трудностей. А еще «языки есть не только у людей, я знаю почти все китовые языки и диалекты и парочку рыбьих. Родители знают больше, но они никогда не учили нас ничему на пресноводном». — Рыба, — говорит Чонгук. — У тетушки на рынке была моя любимая, так что… Чонгук резко замолкает — он как раз снимал рюкзак и тянулся за сковородой на стене. — Твою мать, прости меня, наверное, это очень оскор… Чонгук поворачивается и видит, что Тэхён одной рукой занырнул в пластиковый пакет, а другой держит хвост окровавленной рыбы, туловище которой уже у него во рту. — Что. Ты делаешь? — Я э-э-э, — Тэхён достает изо рта рыбу, и на ее чешуйчатом боку виден четкий отпечаток его зубов. — Гм. Чонгук делает глубокий вдох и ставит сковороду на стол. — Иди сюда и поешь ее над раковиной. Тэхён вгрызается в рыбу, не ущемляя в правах кости и кишки, и по белому фаянсу стекает кровь. Это ставрида, и запах от нее идет едкий и сильный. Чонгук осторожно подает Тэхёну бумажное полотенце. — Спасибо, — говорит Тэхён. Вытираясь, он размазывает по щеке кровь. Чонгук комкает полотенце и чистым краем промокает лицо Тэхёна. — Ты и под водой такой неряха? — Там не особенно запачкаешься, — отвечает Тэхён, и хвост с концами исчезает у него во рту. — Мне стоило догадаться, — Чонгук смеется и качает головой. — Надо было раньше достать тебе рыбу, а ты все это время ел всю ту дрянь, что я закидываю в свое тело студента-нищеброда. — Тигровые акулы, Чонгукки, мы едим все подряд, — говорит Тэхён. — А у вас очень даже неплохая еда. Чонгук вытирает кровь с губ Тэхёна — почти чисто — и мягко улыбается. Тэхён улыбается в ответ так же нежно, но его красные зубы портят эффект, и Чонгук резко выпадает из окружившей их мечтательной тишины. — Что ты делаешь? — спрашивает Тэхён, когда Чонгук включает плиту. — Готовлю, Немо, — отвечает он. — Что? Огнем? Ты испортишь вкус! — А если я буду есть ее сырой, пострадает мой желудок. Кыш, мне нужно достать масло. Тэхён молчит, пока Чонгук наливает на горячую сковороду рапсовое масло, и оно шипит и дымит, соприкасаясь с поверхностью. Чонгук продолжает готовить, но Тэхён и дальше ничего не говорит. Они устраиваются на диване в гостиной и смотрят повтор «Истории двух сестер». — В воде у нас есть брачный танец, — нарушает тишину Тэхён. — М-м-м, — Чонгук проводит языком по зубам, счищая остатки еды. — Брачный танец? — Да. Он — самое близкое к любви, что у нас есть. Мы исполняем его из чувства долга. Ритуал показывает, что да, мы теперь связаны и вместе должны создать семью. — Тэхён обхватывает колени и тычет руку Чонгука. — А вы что делаете? — Имеешь в виду, когда нам кто-то нравится? — Ага. — Ну. Можем обнять. Если сильно нравится — поцеловать. — О, покажи! — Уверен? — спрашивает Чонгук. — Тебе правда нельзя это делать, не спросив сначала разрешения. Не всем людям такое нравится. — Ну, я не пойму, нравится мне или нет, если ты не покажешь мне, что к чему, так ведь? — рассуждает Тэхён. — Если только ты не против. — Нет-нет, я… — Чонгук закусывает губу. — Я не против. — Что проще, если можно так поделить? — Объятия. Обнимать можно много, кого — тех, кого любишь, и тех, кто нравится. Друзей. Когда тебе весело, и когда грустно. Когда ты счастлив. Я бы сказал, это довольно гибкий способ выразить чувства. — Покажешь? Чонгук кладет тарелку на кофейный столик и вытирает салфеткой рот. — Вытяни руки, — он придвигается ближе, поднимает руки Тэхёна над своими плечами, а своими обхватывает его вокруг ребер и прижимает к себе. — А теперь можешь сжать. Тэхён так сильно прижимает Чонгука к груди, что вышибает из того дух. — Тэхён, не так сильно. — Прости! Они сидят в объятиях друг друга. — Мы обнимаемся, — Чонгук озвучивает очевидное. — Мне нравится, — говорит Тэхён над плечом Чонгука. — Объятие. Тэхён ерзает, принимая более удобное положение. — Ты вкусно пахнешь. Чонгук хмурится и, повернув голову, чувствует щекой ухо Тэхёна. — Я был в зале и готовил обед. От меня несет. — Ну, пахнет лучше, чем когда ты выбираешься из душа с запахом тропического океанского вранья, — говорит Тэхён. — Это так круто. Нам надо обниматься постоянно. Чонгук закрывает глаза и решает не говорить Тэхёну, что рано или поздно любое объятие придется разорвать. Некоторые объятия длятся мгновения, некоторые — подольше. Но все заканчиваются. Чонгук не знает, почему не хочет, чтобы заканчивалось это. * После Обнимательного Открытия Тэхён хочет обниматься при каждом удобном случае. Чонгук понимает, что не против, «только не когда я работаю, Тэхён», и это означает, что большая часть обнимашек происходит ночью в постели. Возможно, поэтому, ничего не чувствуя, Чонгук просыпается посреди ночи, а ведь обычно он оттягивает пробуждение до последнего. Просыпается Чонгук в одиночестве. Из ванной светится красным, и блики танцуют по кафельной стене и стеклу. Явно слышен плеск воды в закрытом пространстве. Чонгук лежит в кровати, смаргивая сон, и несколько минут смотрит на пляшущий свет, а потом встает. У Тэхёна есть привычка сидеть в ванне, когда его что-то беспокоит. Иногда ванна пустая, а иногда заполнена до краев, хвост Тэхёна вытянут вдоль стены, а спинные плавники торчат у краев. — Снова в ванне? Тэхён поднимает глаза, и вода идет рябью у его груди. — Почувствовал, что слегка пересох, — говорит Тэхён, и голос отскакивает от высокого потолка. — Маленький дом вдали от дома. Чонгук опирается на шкафчик и зевает до хруста в челюсти. Тэхён нетипично тихий, он просто двигает хвостом вперед-назад, вперед-назад. — Не знал, что ты можешь так им двигать. — Да? — Тэхён выпрямляет хвост. — Наверное, ты видел русалочьи хвосты вот в таком положении? — М-м-м, думаю, да. — Частично рыба, — объясняет Тэхён. — Так что я двигаю спиной из стороны в сторону, а не вверх-вниз. Это у млекопитающих. Чтобы так изгибаться, у меня есть суставы, как кости твоих рук. — Покажешь мне как-нибудь. — Ага, с удовольствием, — Тэхён едва заметно улыбается. — Когда-нибудь. Вдалеке ночь разрывает звук сирены. Из окна ванной видно низко висящую луну. Ночь почти закончилась. — Как вы можете не верить в любовь? Тэхён не делает ни малейшего движения, чтобы показать, что услышал Чонгука. Этой летней жарой вопрос висел на кончике языка Чонгука уже пару недель. Конечно, он знает, что любовь объективно существует. Тэхён здесь, чтобы это доказать, но чем дольше он живет рядом с Чонгуком, тем яснее тот понимает, как сильно с ней все так или иначе у людей связано. — Все просто, — Тэхён не поднимает глаз, только перебирает пальцами серебристую поверхность воды, ровную как стекло. — В океане нам ничто по сути не принадлежит. У нас есть роды и кланы, косяки и регионы, где мы живем, но вода вечно в движении. И вечно меняется. Мы не выживем без этих изменений. Океан не принадлежит нам, мы принадлежим океану. Вы, люди, вечно говорите о земле, как о своей — или чужой — собственности. Так много всего, что вы называете своим. В конце концов, то единственное, что у нас есть своего — это сердце. Единственное, чем не нужно делиться ради выживания. Чонгук моргает. — Прости. — Не извиняйся, — говорит Тэхён. — Мы выбрали такую жизнь. На самом деле, нам нужно ее так жить. Тебе не стоит извиняться потому, что мы не тоскуем без того, чего у нас нет. — Но ты тоскуешь. Тэхён смотрит на Чонгука. — И из-за этого даже выбрался на сушу. — Наверное, ты прав. — Откуда ты знаешь о существовании любви, — спрашивает Чонгук, — если ее нет в вашей реальности? — Я слышал о ней в песнях, — отвечает Тэхён, — которые пели моряки. Видел на пляжах, где вы, люди, надеваете неудобную и тесную на вид одежду, сидите на песке и наблюдаете, как двое держатся за руки и смотрят друг на друга. Тэхён трясет головой. — И в этом, в том, как они это делали, что-то было. Они смотрели друг на друга в окружении других людей, но кажется, не видели больше никого в целом мире. — Пляжная свадьба, — бормочет Чонгук. — Свадьба? — Это продвинутый уровень любви, мы до него еще не добрались, — говорит Чонгук. — На прошлой неделе мы только дошли до объятий. Тэхён вымученно смеется. — Ты правда думаешь, я смогу доказать реальность любви? Вопрос, почему ему так сильно это нужно, Чонгук решает отложить на потом. — Сомневаешься во мне? — Нет. Я сомневаюсь в себе. — А я нет, — говорит Чонгук. — Ты это докажешь. Найдешь ее. И тебе не придется отправляться домой, поджав между ног хвост. — Куда поджимать хвост? Кажется, я так не смогу? — встревоженно спрашивает Тэхён. Чонгук начинает ржать в пять утра на полу ванной в компании русала, который сидит в его ванне. И Чонгук должен сказать, что такого он бы не предположил никогда. * Технологии — особенно электроника и все, что с ней связано — еще несколько внове для Тэхёна. Он уже разобрался, как работает телевизор и телефон, но, кажется, подозревает, что Чонгук немного привирает и прикалывается над ним. — У меня идея, — объявляет Чонгук. Пятница, он вернулся домой и бросает в раковину две сырые рыбины — привычный теперь обед. — Для твоего обучения. — О, должно быть, что-то интересное, — говорит Тэхён, откладывая «Системное проектирование и анализ». В последнее время, пока Чонгук работает, Тэхён может выдать что-то в духе: «Ты знал, что на Рождество в Первую мировую Германия и Франция заключили неофициальное перемирие? Так грустно», а потом оборачивается и продолжает: «Так почему, говоришь, Рождество такое важное?». И это несколько удручает. Тэхёну не очень понравился ответ: «Мы покупаем вещи для близких. И любимых! Дарим им подарки. Если родных и близких много, праздник может получиться веселым, но если нет — тогда все будет плохо. Как и если у тебя нет настроения или денег на подарки». Тэхён также не пришел в восторг от печальной реальности социально-экономического разделения людей и спросил: «Если во всем мире много всего, почему у каждого не может быть по чуть-чуть?». На что Чонгук ответил: «Господи, да ты коммунист». — Мы будем смотреть фильм, — Чонгук открывает морозилку и двигает мерзлые куски куриной грудки, освобождая место под рыбу. — Вместо моих попыток объяснить абстрактно будет лучше, если ты сначала посмотришь, а потом спросишь меня. — Спрошу о чем? — О любви, тупица, — говорит Чонгук. На двери морозилки утрамбован огромный пакет картофельных шариков, и после стольких рыбных дней Чонгук готов побаловать себя сложными углеводами. — О любви много фильмов. — Почему ты мне не сказал? — спрашивает Тэхён. — Было забавно наблюдать, как ты продираешься через учебники по химической технологии, — Чонгук громко захлопывает дверь морозилки. — К тому же, начав наобум, ты бы ничего не понял. — Что будем смотреть? — Самую культовую историю о любви нашего времени. — А кто решил, что она культовая? — Не знаю, — отвечает Чонгук. — Но это единственный диск, который у меня здесь есть. Брату досталась пиратская копия в упаковке из-под нового диска, что и обнаружилось, когда он решил что-то на него записать. Не проходит и пяти минут, как Тэхён восклицает: — Стоп, я там был! — Что… серьезно? — Это же Титаник, да? — Тэхён переводит взгляд с экрана на лицо Чонгука. — Точно! Тот самый, что перевернулся в Северной Атлантике возле Северного полярного круга. Это рядом с Юнги. И с Намджуном — ну, который из Синдиката глубокого моря — я там познакомился, когда мы с классом ныряли посмотреть. Тэхён смеется. — У вас есть об этом фильм? — Ого, — Чонгук внезапно чувствует себя очень маленьким и необразованным. — И как оно там, внизу? — Дикий холод, понятное дело, но вода кристально чистая. Почти все мои одноклассники не могли нырять так глубоко, но я хотел посмотреть. Мне удалось только чуть-чуть задержаться, потом пришлось всплывать, — Тэхён скрещивает ноги, и сейчас движение уже выглядит естественно. — Там жутко. Проплывая по коридорам, можно услышать плач или музыку. На том корабле многие любили друг друга. Тэхён переводит взгляд на Чонгука, и их глаза встречаются. — Так ведь? — Думаю, да, — кивает Чонгук. — Да, наверняка. * В целом встреча Тэхёна с Чимином проходит хорошо, если не считать часть, когда Тэхён обнимает Чимина и говорит: — Хочу себе такого же коротышку! — Не понял? — чуть ли не пышет огнем Чимин. — Тебе вломить? — Не надо, он акула, — бормочет Чонгук себе под нос. — Что? — Что? — Эм, Чонгукки хотел сказать, что я… сильнее, чем кажусь, — Тэхён отпускает Чимина, и тот массирует шею. — Прости, забыл спросить, можно ли тебя обнять. — А, да без проблем, — говорит Чимин. — Только не называй меня коротышкой, а то залью тебе в анус горячий шоколадный сироп. — Он же шутит про силу? — чуть погодя спрашивает Чимин у Чонгука. Тэхён как раз извиняется за башню из библиотечных книг в гостиной и предлагает убрать их с дивана, чтобы Чимин по праву занял свое место в углу. — По виду я мог бы переломить его по… Тэхён без видимых усилий поднимает стопку из двадцати или около того книг, и Чимин пялится из-за руки Чонгука. — Он, гм, интересный персонаж, — отвечает Чонгук, пожимая плечами. — Забавный. Пожалуй, к нему нужно привыкнуть. Он не все слова произносит правильно, так что, если говорит быстро, нужно прислушиваться. — Откуда он? — Тэгу, — на ходу выкручивается Чонгук. — Сказал, что родом из сельской местности. — И откуда ты его знаешь? — Мы наткнулись друг на друге в универе, разговорились. У него здесь не очень много друзей, и мне стало его жаль. — Я так понимаю, он, — Чимин снова заглядывает через плечо Чонгука, — инженер? — О нет, он без специализации. Ленивый гений, ну, знаешь этот типаж. Чимин медленно кивает один раз. — Ты что-то недоговариваешь, — делает вывод он. — Что такое? Колись. Что ты ему должен? — Что? — Здесь что-то странное. Не он сам, а ты. То, как ты себя с ним ведешь и вообще… задаешь мне всякие вопросы, — Чимин делает неопределенный жест рукой, — как будто укурился вусмерть. Ты в курсе, что вчера спрашивал у меня, испытывают ли рыбы жажду? Блин, серьезно? Или однажды спросил, мол, как я считаю, что думал первый человек, которого поцеловали. Блядь, я даже не знаю? — Он хороший, — говорит Чонгук. — И видит мир по-другому. — Ладно, — Чимин показывает жестом, что сдается. — Хорошо. Художник говорит мне, что этот парень видит мир по-другому, так что в этот раз доверюсь тебе. Но сближаются они на универсальном языке еды. — В смысле ты никогда не ел корейское барбекю? — неверяще спрашивает Чимин. — Ты что, жил в пещере? — Вообще, я жил в к… Чонгук многозначительно приподнимает бровь. — Квартире, — заканчивает Тэхён. — Маленькой такой. — И никогда не пробовал барбекю, какого хрена. Сегодня мы это исправим. Чимин качает головой, протягивая руку над грилем, а потом наклоняется, чтобы проверить огонь. — Что ты вообще до этого момента ел? Тэхён стонет. — О-о-о, в этом плане летние месяцы лучшие. На рифах просто навалом еды, о которой можно только мечтать. Однажды я попробовал иглобрюхую рыбу, но это не очень хорошо закончилось. Конечно, еще полно груперов, но больше всего я люблю барракуд. — Тэхён облизывается. — Как по мне, лучшая добыча. Чимин смотрит на Чонгука, потом обратно на Тэхёна. — Говоришь, ты из Тэгу? — Ой, — говорит Тэхён. — Да, точно, я оттуда. Тэгу. — Мы с Чонгуком из Пусана, — медленно говорит Чимин, опираясь на локти. — Это портовый город. Но ты только что назвал кучу видов, о лове которых я даже не знал. — Вы просто обязаны попробовать барракуду, — Тэхён похлопывает Чимина по руке. — Я вам ее как-нибудь поймаю. — Спасибо, — Чимин сбит с толку, но соглашается. Тут приносят их мясо — тарелки самгепсаля, чадоля и гопчана — и не успевает Чонгук даже взять щипцы, а Тэхён уже схватил рукой целый кусок самгепсаля. — Воу-воу-воу, — Чимин протягивает руку и прикрывает Тэхёну рот. — Сначала нужно это приготовить. Тэхён смотрит на Чонгука — тот еще выше поднял брови и наклонил голову, всем своим видом показывая, что «мы же это обсуждали». — Точно, извини, — Тэхён протягивает руку над грилем и отпускает кусок мяса, который с веселым шипением приземляется. — Для меня это все правда внове, никаких тебе свиней в… — Чимин, подай мне гопчан, его дольше всего готовить, — громко говорит Чонгук, вытягивая руку. Но корейское барбекю легко завоевывает сердца, и Тэхён не исключение. — Больше никогда не буду есть что-то другое, — объявляет он, хватая кусочки мяса с поразительной скоростью и ловкостью, если учесть, что два десятка лет своей жизни он ел только руками. — Кажется, это даже лучше рыбы. — Что еще хочешь? Выбирай из меню. — Выбери что-то другое, чтобы мы выжали все из этих двух часов, — добавляет Чонгук. — Двух часов? — Временное ограничение, — говорит Чимин. — Иначе люди бы здесь и по пять сидели. — Временное ограничение на еду? — Тэхён открывает меню и пробегает глазами по строчкам. — Ну и отстой. Когда приносят заказ макчана, Тэхён наклоняется вперед и показывает пальцем. — Чонгук, ничего, что оно похоже на твой член? Чонгук выдыхает носом соджу. — Ничего, — сухо говорит он, протягивая к тарелке руку со щипцами, которые он держит как оружие. — Но это не члены. — Салфетку мне, — хрипит Чимин — у него из глаз текут слезы — и тянется в угол Чонгука — тот передает салфетку. — Нет, — Чонгук опускает макчан на гриль, и масло шипит, а гриль дымится. — Это свиные кишки. Ну что, как там дела? — Если захочу призвать на чью-нибудь голову боль и смерть, — странным тоном говорит Чимин, — больше не стану желать наступить на лего или подавиться пылью острых чипсов. Нет. Я пожелаю втянуть носом соджу. — Какой он на вкус? — Он довольно крепкий, — отвечает Чонгук. — Это алкоголь. — Можно попробовать? — Могут быть странные ощущения, — говорит Чонгук. — По сути это наркотик. — О, как медузный яд? — Ты ловишь кайф от яда медуз? — Ага, — говорит Тэхён. — Особенно кубомедуз. — Да, нет, Чимин? — спрашивает Чонгук. Чимин кивает — из его глаз все еще потоком текут слезы — и Чонгук наливает и протягивает Тэхёну полшота. Тот выпивает его с непередаваемым выражением лица. — Вам нравится такое пить? — Тэхён высовывает наружу язык. — На вкус как нефть. — А ты знаешь, какая она на вкус? — Да, корабли везде ее разливают, — Тэхён вытирает салфеткой язык. — Однажды я на целый сезон покрасил ей волосы в угольно-черный. * Чонгука не посещает мысль поглубже вникнуть в ихтиологию до тех пор, пока однажды он не приходит домой и не застает Тэхёна в процессе поедания чего-то явно несъедобного. — Что за хрень ты ешь? — требовательно говорит Чонгук, и Тэхён замирает на полпути. — Это мой калькулятор? Я его вчера выбросил! — Я проголодался, — голос Тэхёна звучит неразборчиво из-за раздробленных кнопок, — и у меня не было денег, чтобы что-то купить. — Это мусор, — Чонгук выхватывает калькулятор из рук Тэхёна и снова выбрасывает. — Как ты вообще… нет, дай сам угадаю. Тигровые акулы. — Ну, — говорит Тэхён. — Мы правда едим все. Чонгук сжимает переносицу. — Я хочу знать подробности? — Можешь спрашивать. — Самое, — начинает Чонгук, — стремное, что ты когда-либо съедал? — Пластиковый пакет, — тут же отвечает Тэхён. — Не самый лучший день в моей жизни, скажу я тебе. — Отвратительно. — Не я его в океан выбросил, так что говори за себя. Тэхён выковыривает из зубов винтик размером с ресницу и закидывает обратно в рот. — Ох, — говорит Чонгук. — Пожалуй, ты прав. Ладно, не ешь мусор… вообще, не ешь ничего за пределами холодильника. Понял? Вот то, что внутри, можешь есть. Они вместе открывают холодильник, обдавая себя холодом. Их приветствуют засохший лайм на верхней полке, две банки грейпфрутового макколи на дверце и чуть начатая упаковка кочхуджана. — Я же говорил, — говорит Тэхён. — Ладно, на этот раз твоя взяла, — говорит Чонгук. — Я три недели не покупал продукты, ясно. Так что на ужин они едят бибимкуксу из доставки. Чонгуку приходится выхватить порцию Тэхёна у того из рук, чтобы он не съел все прямо в пластиковой упаковке. Зато Тэхён берет палочки, а не ныряет руками, и отправляет почти всю еду в рот, а не на щеки. — У тебя получается все лучше и лучше, — замечает Чонгук. Тэхён отрывает взгляд от еды — он почти целиком засунул в рот огромный кусок рыбы. — Попробуй как-то откусывать куски поменьше. На прошлой неделе я увидел, как ты глотаешь целый кусок торта из Tous Les Jours. — Нужно быть очень в себе уверенным, чтобы есть так медленно, — говорит Тэхён. — То есть? — В море нужно запихивать в себя как можно больше еды, Чонгукки, — говорит Тэхён. — Никогда не знаешь, когда из ниоткуда появится хищник, который больше и опаснее, и украдет твою добычу. — Я думал, нет таких хищников, что охотятся на тигровых акул. — Они и не охотятся на нас, — закатывает глаза Тэхён. — Но количество еды ограничено. Кроме нас еще есть реальные хищники, ну, настоящие акулы. Они нас не трогают, но у них нет общества. Нет морали или правил, и выживает сильнейший. — А в ваших правилах нет места любви. Тэхён не сразу на это отвечает. Теперь он в принципе не так быстро отвечает на вопросы о любви, так будто возможные ответы рассыпаются у него на глазах. — Так и есть, — соглашается он. — Особенно в Бермудском роду. — Родился не в той семье, хм. — Все наши пары назначаются, — говорит Тэхён. — Наверное, странно, насколько для наших родителей важны назначения, когда любовью там и не пахнет. — Не сказал бы, — Чонгук пожимает плечами и наворачивает на палочки лапшу. — В человеческом мире тоже такое есть. Просто не у всех такое обязательно. — Наш высший закон обязует передать генетическую информацию, — говорит Тэхён. — Довольно примитивно, правда? Мы существа, обладающие привилегией мыслить, как люди, но так печемся о потомстве. Мои родители знают — поскольку я на часть крылатка, шанс, что кто-то будет меня добиваться, ничтожно мал. Поэтому они отдадут меня в первую согласную семью. — Что? — в груди Чонгука вспыхивает что-то похожее на гнев. — Почему? — Нас не очень любят в Атлантике, — говорит Тэхён. — Мы неместные. — Нашествие крылатки, — Чонгук припоминает, что мельком видел об этом статью в ленте фейсбука. — Вы из… Тихого океана? — Его южной части. Во всяком случае, я так слышал. Родители матери назначили ее отцу-крылатке по единственной причине: он был ловцом жемчуга, русалом, который всю жизнь охотится и делает вот такие штуки, — Тэхён трогает ожерелье. — И русалы отовсюду: из ближних и дальних краев, холодных и теплых морей, глубоких и мелких вод плывут к таким ловцам, чтобы обменяться товаром. — И тебя назначат, — говорит Чонгук, — с учетом происхождения. Тэхён пожимает одним плечом. — Так вот чем ты занимаешься? — спрашивает Чонгук. — В море? Ловишь жемчуг. — Начал с тех пор, как смог самостоятельно плавать, — говорит Тэхён, и в его голосе слышна тихая гордость. — Недостаточно просто находить жемчужины. Нужно вырезать и выстругивать, пока не получится такое. Тэхён ныряет рукой в футболку, развязывает двойной узел и кладет на стол ожерелье. Из каждой жемчужины вырезан человеческий череп, какие-то с челюстью, а какие-то — без. До этого Чонгук не рассматривал ожерелье так пристально, ведь оно всегда было скрыто либо одеждой Тэхёна, либо водой, когда тот сидел в ванне. — Их все вырезал твой отец? — спрашивает Чонгук. — Все до последней. Ремесло у нас ценится превыше всего, — Тэхён снова прячет ожерелье. — И это то, что меня ждет. — Тебя ждет столько всего, помимо семьи, — говорит Чонгук. — Ты поэтому здесь, да? Доказать существование любви, чтобы тебе не назначили пару. Поэтому так отчаянно пытаешься найти любовь? — Иначе меня назначат, ага, — Тэхён улыбается, и улыбка не выглядит счастливой. — У меня есть время до зимней миграции на Бермуды. Если не смогу найти любовь, то. Бибимкуксу резко теряет свою привлекательность. — Прости, — говорит Чонгук. — Но действительно жаль, что ремесло здесь не ценится так же, как в твоем мире. — Правда? — хмурится Тэхён. Чонгук коротко смеется. — У нас никто не уважает художников, — говорит Чонгук. — Все считают, что это легкий труд. Неблагодарный труд, которым не заработать на еду и все остальное. А если ты знаменит, тебя будут уважать, но и ненавидеть тоже. — Ужасно, — качает головой Тэхён. — Только в искусстве можно увидеть чью-то душу. — Ты видел мою, — говорит Чонгук. — Что думаешь? — О, легкотня, — отвечает Тэхён. — Ты извращенец. — Как, блядь, ты вообще пришел к такому выводу? — Ну, пожалуй, повлияло то, как однажды я застал тебя ночью, когда ты ел картофельные шарики и делал 3D-рендеринг обнаженного человека. При этом тени у соска ты обрабатывал с хирургической точностью, — говорит Тэхён. — Я был бухой в говно! — Ты смеялся себе под нос, — продолжает Тэхён, — отправлял Чимину фотки и диктовал телефону — который, я уверен, не был в режиме звонка — «эй, Чимин, посмотри на эти миленькие, чувствительные грудные пепперони». Так что да, судя по всему, ты был пьян. Если что, не осуждаю. Человеческое тело заслуживает оценки по достоинству. — Пожалуйста, заткнись навсегда. — И раз мы об этом, что такое пепперони? — Прекрати. — Насчет других твоих работ, хм, здесь сложнее. Иногда ты слишком много от себя требуешь. Слишком сильно пытаешься сделать все правильно. Ты когда-нибудь терял себя в искусстве? Или постоянно волнуешься о каждой линии и мазке? О совершенстве, так ведь? Чонгук моргает, и его покрасневшие щеки не сразу возвращают себе привычный цвет. — Ты все это понял только по моим работам? — А что, я попал? — спрашивает Тэхён. — Ха! Отец всегда говорил мне, что я не умею воспринимать чужое искусство. — Как? — Как я все это понял без грамма твоих объяснений? — уточняет Тэхён и Чонгук кивает. — Не знаю. Как ты понимаешь, что кого-то любишь? * Как ты понимаешь, что кого-то любишь? Когда смотришь на этого человека, и понимаешь, что да, это он, он самый. Отсюда берется эта уверенность? И откуда берется эта храбрость? — Ты не говорил, что перевелся на философский, — говорит Чимин. — Что? Никуда я не переводился. — А я уверен в обратном. Не слышал столько экзистенционального ужаса уже целых два часа, — говорит Чимин. — С тех пор, как ты спросил меня: «Почему мы поливаем говном тех, кто развлекает нас в трудную минуту?» — Это был честный вопрос. — И я тебе очень честно ответил. — Ты сказал, что гугл бесплатный и всегда мне поможет. — Ну вот, все очень честно. — От тебя никакой помощи, — Чонгук берет килограммов восемь свежевыпотрошенной рыбы и закидывает в корзину. — Напомни, зачем ты за мной увязался? — Потому что испытание взрывчатых веществ куда менее подозрительно, если ты просто странный чувак, который время от времени подрывает у себя на балконе помидоры, — отвечает Чимин. — И, поскольку у меня сегодня прекрасное настроение, я подарю тебе две воны. — Я в восхищении. — Это не такая уж сложная наука, знаешь ли, — говорит Чимин. — Любовь — это когда ты видишь кого-то без прикрас, и думаешь, черт побери, да, я хочу это все. Все и даже больше. И ты желаешь этому человеку счастья, не обращая внимания на себя. Любовь — это «надеюсь, меня любят в ответ, но если любимый человек будет так ярко и счастливо улыбаться кому-то другому — большего мне и не нужно». Чонгук пялится в ответ. — Ты в кого-то влюблен? — изумляется он. — Все, что я знаю, — Чимин смотрит Чонгуку прямо в глаза, — что влюблен здесь ты. * В августе Чонгук просыпается от фортепианной музыки. Он раздраженно вертится в постели и накатывается на Тэхёна. — Знаю, — говорит Тэхён. Чонгук открывает глаза, моргая, а потом снова закрывает их и стонет. — Они и меня разбудили. — Сколько? — Почти рассвет, — отвечает Тэхён. — Небо начинает сереть. — Цифрами. — Четыре сорок два. Звуки фортепиано льются в открытое окно Чонгука с этажа выше. Он узнает мелодию, но не может вспомнить название, что-то Листа. Если Чонгук все правильно помнит, наверху живет пожилая пара. — Как они вообще затащили к себе пианино? — говорит Чонгук сам себе. — Оно так называется? — спрашивает Тэхён. — Постоянно слышу их на круизных кораблях. — Ага, обычно это большие черные штуковины, — Чонгук приоткрывает тот глаз, что не соприкасается с подушкой. — Ты спал? — Песня не особенно спокойная, не находишь? — говорит Тэхён, пока ночь над их головами разрезает пронзительно высокое стаккато. — И да, я спал. — Давно это началось? — Не очень. — У тебя правда отсутствует понятие времени, да? — Вас, людей, так волнует время, — говорит Тэхён. — Но сама его идея полностью искусственная. Чонгук изо всех сил пытается переждать, уткнувшись лицом в подушку. Он мог бы преуспеть — не повторяйся песня снова и снова, от начала до конца. Бесконечные резкие арпеджио и аккорды бьют и бьют ему по мозгам. — Никуда не уходи, — говорит Чонгук. Он слезает с кровати и слепо шарится по темной комнате в поисках обуви посвободнее. — Ты куда? — Поскольку департамент жалоб явно работает в пять утра, пожалуй, я выскажу свою прямо сейчас, — Чонгук хватает со стола ключи и тянется за очками. — Если не вернусь — продолжай без меня. Когда Чонгук возвращается и снимает обувь, Тэхён все еще сидит на кровати. В глазах Чонгука рассеялась сонная пелена, и он четко видит Тэхёна. Тот подпирает подбородок кулаком, облокотившись локтем на подоконник, и свет с улицы серебрит его волосы. Тэхён оглядывается на Чонгука, когда тот заходит, стягивает футболку через голову и бросает на пол. — Прекратилось. — Я был очень вежлив, — признается Чонгук, — и все равно чувствую себя последним говном. — Что, почему? Тэхён сдвигается, чтобы освободить Чонгуку место, и тот забирается обратно на кровать. Тэхён смотрит на потолок и переводит взгляд на Чонгука, который лежит на боку. — У пожилой женщины над нами Альцгеймер. Ее муж сказал, что играет на фортепиано, потому что так она успокаивается. Возвращается к нему, — Чонгук зевает, устраиваясь на подушке. — Я этого не знал. — Ты и не мог знать. — Я чувствовал себя отвратительно. Тэхён поворачивается на бок лицом к Чонгуку, а Чонгук переворачивается на спину — кровать прогибается посредине, если вес распределен по матрасу неравномерно. — Ты поймешь в следующий раз. — Постараюсь. Тэхён молчит, не слышно даже его дыхания. Чонгук только чуть вздрагивает, чувствуя в душной жаре прикосновение холодной руки. — Эй, Чонгук, что насчет поцелуев? Слова произносятся Чонгуку в шею — Тэхён уткнулся в нее лицом. Чонгук отвечает не сразу, и Тэхён чуть поднимает голову, проверяет, не заснул ли он. Нет, глаза открыты, но. — Поцелуев? — попугаем повторяет Чонгук. — Ну. Джек и Роза в фильме много целуются. — Ага, — говорит Чонгук. — Это типа следующий после объятий уровень. — Следующий уровень, говоришь? — Да, — отвечает Чонгук, решая не посвящать Тэхёна в сложные объяснения случайных связей и секса по дружбе. — Хм-м-м, — Тэхён улыбается краешком рта. — Но я не думаю, что они случаются, только когда ты счастлив. — Думаю, ты прав, — признает Чонгук. — Но не целуйся с теми, кто на тебя дико злой, это грубо. — Можно? Чонгук распахивает закрывшиеся было глаза. Тэхён над ним нависает, и свет фонаря из окна погружает его лицо в тень. Чонгуку не видно, что Тэхён думает и как выглядит, но он задается вопросом, какое у него самого сейчас выражение лица — открытого и честного в этом желтом искусственном свете. — Ты хочешь меня поцеловать? — спрашивает Чонгук. — Не собираешься сохранить первый поцелуй для любимого человека? — Я хочу быть уверенным, что, когда его встречу, не буду в этом полным профаном, — отвечает Тэхён. — Не могу поспорить с такой логикой. Чонгук издает самоуничижительный смешок, и его сердце — непонятно почему — болит. Он сам согласился выступить для Тэхёна учебным пособием по любви для начинающих. — Хорошо. Ты знаешь, как это делается? — Думаю, да. Чонгук моргает — раз, два — и закрывает глаза. Тэхён ставит руки у головы Чонгука, и подушка оседает справа и слева. Чонгук чувствует неровное дыхание Тэхёна, вдох и выдох напротив губ, но поцелуй не случается. Чонгук открывает глаза. — Давай быстрее. — Я нервничаю! — говорит Тэхён. — Мне нужно собраться с духом. Чонгук облизывает губы. — Хочешь, чтобы я это сделал? — О, — говорит Тэхён. — А можно? — Конечно. Не дергайся. Чонгук протягивает руку и сжимает запястье Тэхёна рядом со своим виском. Он делает вдох, наклоняется, и их губы встречаются. Поцелуй такой быстрый и легкий, короткое теплое касание. Чонгук вздрагивает от тихого звука, с которым их губы разъединяются. — Видишь? Вовсе не квантовая физика. — Справедливости ради, — говорит Тэхён, — теория струн не такая уж и сложная, если дать ей шанс. — Ты разбираешься в квантовой физике, но не отличаешь съедобное от несъедобного. Тэхён смеется в ответ тихо, но от души, и этот звук отдается у Чонгука по всему телу, от груди и до самых стоп. — Наверное, мне надо было бы об этом почитать, м? Чонгук смотрит Тэхёну в лицо. — Ни объятий, ни поцелуев, — говорит он. — Вы совсем друг друга не касаетесь? — Помимо необходимых прикосновений? Нет, — говорит Тэхён. — Хм, хорошо сочетается со всем этим «мое сердце — только мое». — Так и есть, — Тэхён закусывает губу — он нечасто выглядит так неуверенно. — Ладно, я попробую еще раз. — Жду только тебя. Еще миг Тэхён явно колеблется, а потом Чонгук чувствует, как снова прогибается кровать, и его щеки касается холодная ладонь. Боковым зрением Чонгук отвлекается на пятно пальцев Тэхёна, но успевает перевести взгляд, когда тот приближается и целует его. Тэхён ни разу не искусен, даже не совсем аккуратен, но по спине Чонгука проходит дрожь. Тэхён достаточно хорош, чтобы Чонгуку хотелось спросить: «Так сколько раз ты смотрел Титаник?». Но он не собирается отрываться ради таких глупых вопросов, не когда ему так сильно нравится прикосновение губ Тэхёна к своим. На вкус Тэхён как соль и бальзам для губ, который Чонгук ему дал, когда он жаловался, что на суше у него вечно трескаются губы. Сердце Чонгука колотится. Оно грохочет вдали, с любовью, и Чонгук наблюдает за приближением шторма. Он стоит под дождем вместе с Тэхёном, и у них нет зонта. * Прежде чем закончить свой финальный анимационный проект к концу летних занятий, Чонгук встречает пять рассветов подряд. С тем, как долго Чонгук не спит по ночам, он наконец-то точно выясняет, как спит Тэхён. — Никогда к этому не привыкну, — бормочет Чонгук. Это предпоследний день его кофеиновой горячки, и только что начали петь птицы. Тэхён всегда просыпается с резким вдохом, и звучит так, будто он задыхается и тонет. — К чему? Чонгук бросает взгляд на мерные движения грудной клетки, в которой бьется сердце Тэхёна. — К тому, как долго ты можешь обходиться без кислорода. Там, где я жду белый шум — одна пустота. Немного жутко. Тэхён переворачивается на бок. В комнате душно, но его ноги укрыты одеялом, и под ним слегка видно их изгибы. — А ты издаешь больше звуков, чем я вообще ожидал, даже когда молчишь, — Тэхён закусывает губу. — Тебе получше? Чонгук поднимает взгляд. Тэхён, должно быть, говорит о том, как этим утром Чонгук принял не очень здравое решение — выпить четыре таблетки кофеина разом. Он думал, что одна таблетка равняется одному американо, а потом прочитал инструкцию, в которой говорилось: «Одна таблетка содержит количество кофеина, примерно равное четырем чашкам свежесваренного черного кофе». То есть Чонгук напоил свой организм примерно шестнадцатью чашками кофе. Тэхён нашел его свернувшимся в клубок и дрожащим так сильно, что он расцарапал себе руки. Великое Кофеиновое Фиаско 2. — Получше. Если учитывать плюсы: я могу читать мысли. Минусы: я был в туалете, и, кажется, пописал стопроцентным раствором крови. — Ну ты и безмозглый моллюск, — Тэхён зевает и тянется за бутылкой мутной соленой воды, которую держит у Чонгука на столе. — Иди сюда. — Я еще не закончил. — Знаю. Я сказал «иди сюда», а не «иди в кровать». — Я засну в ту же секунду, как коснусь кровати, Тэхён. — Я тебя разбужу. — В прошлый раз ты это пообещал, но не сделал. — Во сне ты выглядел так мирно, — Тэхён приподнял одеяло. — Спящие люди всегда выглядят мирно, и я отвлекся, разглядывая тебя. — Ну, — Чонгук трет глаза, и их печет так, будто его руки измазаны в чили. — Ладно, хорошо, но если засну — разбуди. — Так и сделаю, иди сюда, — садится Тэхён. Когда Чонгук забирается к Тэхёну, на ощупь тот прохладный и мягкий, совсем не жесткий и колючий, как когда сидит в ванне, прижимая кулак ко рту. Чонгук наблюдает за этой стороной Тэхёна нечасто, когда просыпается посреди ночи в одиночестве, а в ванной горит красно-оранжевый свет. Такой маленький дом вдали от дома. На прошлой неделе Чонгук заметил длинные, зловещие царапины на ванне от плавников Тэхёна. Ему сложно сопоставить того Тэхёна с этим, который сейчас его обнимает. Тэхёна прижимается к спине Чонгука грудью, и она начинает музыкально вибрировать, пробирая Чонгука до костей. — Твою мать. Тэхён замолкает. — Ты поешь? — Для человека, который после сильного удара головой спросил, пою ли я, ты звучишь очень удивленным. — Ты ведешь себя вопреки всем моим ожиданиям о русалах, — Чонгук кладет голову Тэхёну на плечо. — Пой дальше. Песня о любви. Сон волнами наплывает на край сознания Тэхёна, тянет за лодыжки, но Чонгука удерживает звук голоса Тэхёна и то, как он не только слышит, но и чувствует ноты. Тэхён замолкает, и они еще долго сидят в тишине. — Спишь? — шепчет Тэхён. — Не-а, я тут, — двигается Чонгук. — Откуда ты знаешь эту песню? — Однажды слышал, как ее пел моряк. Он в одиночестве плыл на лодке посреди океана. Была необычно ясная ночь, ни облачка. Он спал под морем звезд. Чонгук тяжело кладет голову Тэхёну на грудь. — То, как ты говоришь о любви, — говорит Чонгук, — навевает мне мысли о волшебстве. — Почему? — Знаешь, у нас, — начинает Чонгук, — нет настоящей магии. В этом мире ее не существует. Быть может, она есть в другой вселенной, должна быть в какой-то из них. Но мы знаем, что есть нечто. И если не можем что-либо объяснить — называем волшебством. — Зачем вы придумываете истории о том, в существовании чего не уверены? — Ты отправился искать любовь по той же причине, — Чонгук берет Тэхёна за руку, что лежит у него на животе. — С надеждой, что существует нечто более прекрасное, и ты в него веришь. Чонгук засыпает и не видит сны. * Чонгук все-таки переживает последнюю неделю летней школы, и это стоит отпраздновать. Идея Чимина — напиться или пригласить Сольхён и показать Викторию ее Секрету — «я понял все эти слова по отдельности», — дает свой вердикт Тэхён. Идея Чонгука — дать себе купить в местном книжном магазине пять томов додзинси с Осомацу-саном. — Здесь все такое милое, — Тэхён держит горсть гелевых ручей и механических карандашей, все с брелоками, и показывает Чонгуку. — Почему твое не миленькое? Разве вы, люди, не любите покупать все, что попадается на глаза? — Я пытаюсь таким не быть. Заткнись, — защищается Чонгук, когда Тэхён задирает брови при виде кучи манхвы у него в руках. — Ты что-то присмотрел? — Я хотел одну из тех штук, — говорит Тэхён, — но на ценнике куча нолей, а ты говорил, чем их больше, тем больше денег. Тэхён указывает на огромного плюшевого Рилаккуму. Он выставлен на витрине и окружен тонной аксессуаров. — Ага, нет, — говорит Чонгук. — Но я куплю тебе поменьше. Лицо Тэхёна озаряется улыбкой. — Правда? — Ну да. Маленькие стоят не так дорого, иди, выбери. Очередь длинная, и Чонгук бредет в самый конец магазина, чтобы в нее встать — к тому времени, как Тэхён выберет, он успеет расплатиться. Чонгук уже прилично продвинулся в очереди, когда Тэхён определяется и что-то сует ему в руки. — Серьезно? Игрушка настолько маленькая, что легко помещается у Чонгука в ладони. Это Рилаккума в комбинезоне с Тоторо. — Такая крошечная. — Да, мне правда нравится эта, — говорит Тэхён. — Я видел фото, на котором ты еще малек и одет в точно такой комбинезон. — Что? — удивляется Чонгук. — Как ты нашел… — Твоя комната как пещера с сокровищами, — Тэхён дает Чонгуку кошелек, который вытащил из его заднего кармана, пока Чонгук тупо застыл, лишившись дара речи. — Я даже нашел письмо, которое ты написал на бумаге в клубничку кому-то по имени Мун Джехва. Притом таким ужасным почерком, тебе что, было лет семь? — Не ройся в моих вещах, — Чонгук краснеет как помидор. — Вы пишете другим письма, которые они никогда не прочтут? — спрашивает Тэхён. — Они больше не очень популярны, да? Вы их просто пишете и собираете. — Наверное, — Чонгук сгружает покупки на кассу. — Зачем? — Не хотим их отправлять. — Почему нет? Если кассир и слышит их разговор, то никак не реагирует. Чонгук пожимает плечами, увидев сумму на аппарате, отсчитывает нужные купюры и собирает сдачу, пока кассир упаковывает покупки. — Знаешь, — говорит Чонгук. — Иногда не хочется, чтобы другие знали, что у тебя на сердце. — О, — приглушенно говорит Тэхён, как будто вдруг понял больше, чем хотел. Они выходят из магазина, и Тэхён веселеет, слыша звон дверного колокольчика. Чонгук роется и шуршит в пакете. — Вот, — он держит Рилаккуму. — Тебе. — Спасибо, — говорит Тэхён. Тэхён тянется к своему ожерелью и достает его из-под футболки. Он начинает развязывать нейлоновую нить, на которой держатся все бусины, а Чонгук стоит на тротуаре и не понимает, что происходит. — Что ты делаешь? — Ты дал мне подарок, — говорит Тэхён. — А это все, что я могу дать тебе. — Не надо, стой, — Чонгук хватается за ожерелье и Тэхён поднимает на него глаза. — Оно твое, часть тебя. А игрушку я просто купил в магазине. — Есть разница? — Мне не нужно было тяжело работать, чтобы ее получить. — Ага, — Тэхён прячет ожерелье обратно под футболку. — Ладно. Значит, что-то, для чего мне не нужно тяжело трудиться, чтобы дать тебе. — Да, что-то простое. Тэхён наклоняется вперед и целует Чонгука прямо на залитой солнцем улице. Прохожие пялятся; кажется, весь мир застыл. Честно сказать, это не самый лучший поцелуй, который у Чонгука был, но он в нем тонет. На одно биение сердца, на один прилив волны к берегу Чонгука затягивает сила, которую он чувствует на губах Тэхёна. Потом мир возвращает свою скорость, и Чонгук отходит назад. — Не целуй меня на людях! У Чонгука горят щеки, он садится на корточки и закрывает лицо руками. Даже пальцам горячо. — Особенно на людях, Тэхён, серьезно. — Но ты сказал, что это следующий уровень после объятий, — хмурится Тэхён. — А объятия было бы мало. — Я… ну да, наверное, я так и… — Тогда кого мне целовать? Тэхён опускается к Чонгуку и отнимает его руки от лица. Чонгук все еще не встречается с Тэхёном глазами и смотрит себе на колени. — Кого-то… кто тебе нравится, наверное, — Чонгук до боли закусывает губу. — Кого-то особенного. — Кого-то особенного, — повторяет Тэхён. Он смотрит на Чонгука, и когда тот чувствует прикосновение пальца к подбородку, поднимает глаза и встречается с Тэхёном взглядом. В глазах Тэхёна — глубоких и темных как океан — ничего не прочесть, как тогда, когда он сидит в ванне и думает, что рядом никого. — Кого я люблю? В воде акула из глубин. Чонгук изо всех сил пытается не прильнуть. — Кого любишь.*
— Эй. — Мгм. — Чонгукки, эй, просыпайся. — Дай поспать, — стонет Чонгук. — Сегодня у меня первый день настоящего лета. — Да, знаю, — Тэхён показывает телефон. — Но я понял, как этим делать фотки! Почему ты мне не сказал, что надо просто нажать на кнопку? Чонгук переворачивается и видит, что позади него Тэхён сидит, опираясь на локоть. — Ты читал книги по промышленному конструированию, пока я ходил на занятия, и думаешь, что я сомневался в твоих способностях пользоваться камерой? — Не то чтобы у меня была возможность строить армированные мосты, так что читал я скорее из любопытства, — говорит Тэхён. — Это про ваши повседневные штуки нет книг. Так рано, что на небе лишь полоса розового рассвета, и за окном соседние здания виднеются темными миражами. На проводе между фонарными столбами сидит птица. Чонгук закрывает глаза, делает глубокий вдох и такой же выдох. — Ладно. Что? — Сфоткайся со мной! — Эм, нет, я только проснулся и страшный, — отвечает Чонгук. — Потом. — Нет, ты милый и вкусно пахнешь, — говорит Тэхён. — Одну фотку! Чтобы поместиться в кадр, Тэхён прижимается к Чонгуку, и его мягкие волосы щекочут тому щеку. Ради Тэхёна Чонгук приоткрывает глаз и скорее слышит, чем видит, что кадр сделан. — Можно я теперь посплю, — снова стонет Чонгук. — Да, теперь поспи. Чонгук скатывается обратно на свое место, и Тэхён устраивает голову у него на плече. — Когда проснешься? — Когда солнце будет низко, — отвечает Чонгук, зная, что «три вечера» абсолютно ничего Тэхёну не скажет. Естественно, Чонгук просыпается и приходит в себя не раньше четырех. Такое чувство, что его тело наверстывает все упущенные часы — десятки часов — за два последних изнурительных месяца. Чонгук находит Тэхёна на кухне — тот с убитым видом держит в руках разбитую скорлупу от яйца и миску с самим яйцом. — Что случилось? — Оно никогда не родится, — Тэхён сует надколотую миску Чонгуку. — Я не знал, что это было яйцо! Чонгук зевает, изучает желток и через штаны почесывает бедро. — Это естественный отбор, Тэхён, все нормально. — Естественный отбор так не работает! — Все нормально, говорю, — Чонгук наклоняется вниз, влажная после душа кожа остывает. — Хочешь его съесть? Я… — Оно погибло, — горюет Тэхён. — Тэхён, — Чонгук звонко ставит сковороду на плиту и зажигает газ. — Оно не оплодотворено, пожалуйста, успокойся. — О, — хмурится тот. — Правда? — Яйцо куриное, они все не оплодотворяются, а просто каждый день выскакивают из куриц. — Ну и почему ты мне это не сказал, — Тэхён резко придвигается к Чонгуку и выхватывает у него из рук миску. — Я просто… — Чонгук решает не продолжать эту бессмысленную тему. — Что на обед хочешь? Стой, не… — Что, — Тэхён на волосок близок к тому, чтобы заглотать сырое яйцо. — Снова будем это обсуждать? Твоя готовая еда на вкус как резина. — Ладно, — кривится Чонгук. — Вообще, знаешь, что? Я знаю, чем нам пообедать. — Да ну, правда? — Тэхён вытирает с уголков губ ярко-желтый желток. — И чем же? — Осьминогом. Недалеко от здания университета Чонгука есть уличная лавка с едой. Там подают лучшие саннакчи и соджу, и мало что сравнится с танцующими осьминожьими тентаклями, заполированными жидкостью для снятия лака. — Не похоже оно на жидкость для снятия лака, — Чимин закатывает глаза и наливает Чонгуку шот. — Тэхён, тебе налить? — А какая на вкус жидкость для снятия лака? Суун краем глаза косится на Чимина, как будто сомневается, реален ли этот парень. — Если тебе интересно, — говорит Сольхён, — по пути сюда я как раз ее купила. — Я не думаю, что… Плохая идея. Очень плохая. Сольхён передает баночку, и Чонгук провожает глазами ее путь до загребущих рук Тэхёна. Все как на иголках следят, как он ее открывает, подносит к носу и принюхивается. — Ого, — говорит Тэхён. — Я так понимаю, пить это нельзя. — Однозначно. Сольхён возвращает баночку в сумку. Чонгук вздыхает с облегчением, понимая, что в напряжении задержал дыхание — Тэхён вечно сует в рот что попало. — Налейте немного. Это же тот напиток, что по вкусу напоминает нефть? — Тэхён протягивает пустой стакан и серьезно смотрит на Чонгука, а потом поднимает стакан. — Если умру — пожалуйста, выбросьте тело в океан. — Не умрешь, ты же пережил нефтяное пя… Тэхён пялится на Чонгука. Весь стол пялится на Чонгука. — Пережил, э-э-э, вещи и похуже, — слабо исправляется Чонгук. Идея — то есть посиделки с Тэхёном, Сууном, Сольхён и одноклассницей Чимина Юджин — принадлежала не Чонгуку. То, что не-совсем-его-девушка сидит рядом с парнем, который не только видел его член, но и имел честь — читать как «несчастье» — много и с разной степенью мастерства целоваться с Чонгуком — уже достаточно странно. Но теперь полтора незнакомца наблюдают, как Чонгук и Тэхён у всех на виду перенастраивают свой человеческий словарь. Суун незнакомец только наполовину — однажды он не дал вусмерть пьяному Чонгуку раздеться. Кажется, в ту же ночь Чонгук исполнил пародию на Легендарный Рэп Про Кисок Шин Чимин. Спасибо, Суун. — Ладно, доверюсь тебе, — говорит Тэхён и глотает, откидывая голову назад. Он со стуком ставит стакан на деревянный стол. — Вышло как-то скучно, — говорит Чимин. — Все равно на вкус как нефть, — причмокивает Тэхён. — Но, как Чонгук и сказал, я пробовал всякое и похуже. Но я не запомнил все ваши имена! Ты Суун, тебя помню, а ты Юджин. И… Сольхён, верно? — Сольхён, все правильно, — она поднимает стакан и чокается с Тэхёном. — Не наговаривай на себя. — А ты типа сестра Чонгука? Было бы забавнее, не попади соджу Чонгука не в то горло. Чимин запрокидывает голову назад и ржет, как пьяный представитель офисного планктона на корпоративе. Суун пытается подавить смех, но у него не получается. Юджин, кажется, вдохнула целую осьминожью тентаклю себе в легкое из-за того, как сильно Чимин лупит ее по спине, хохоча. Тэхён же спокойно наблюдает за развернувшимся вокруг хаосом. — Я э-э-э его, — Сольхён протягивает Чонгуку салфетку. — Его э-э-э. Мы, ну? Мы. Сольхён показывает на Чонгука и на себя, а потом беспокойно дергает локон. — Эм. Типа встречаемся? — О, — на лице Тэхёна отражается понимание. — Ты его девушка. — Нет, гм, да? — Эм, да, типа того, — говорит Чонгук. Сильное утверждение — он знает, что Сольхён не парится и по-прежнему заигрывает с другими парнями, а они оба не пытались как-то назвать то, что между ними происходит. Что бы это ни было. — Все сложно. — Сложно! — повторяет Сольхён. Она поворачивается к Тэхёну, и тот медленно кивает. — Я понял. Сложно. — Тэхён придвигает стакан к бутылке Чонгука. — Нальешь еще? — Чувак, ты пьешь впервые. — Я знаю, что сказал. — Хорошо, — Чонгук наклоняет бутылку, чтобы налить в стакан. — До дна. Они едят и пьют. Когда Чимин по-настоящему пьянеет, его смех становится высоким и визгливым, и через двенадцать заказов соджу и сундэ Суун и Юджин решают, что двух пьяных друзей, которых надо доставить по домам, хватит им с головой. — Уверена, что нормально доберешься? — спрашивает Чонгук, когда Сольхён настаивает, что поедет с ними на такси. — Мне написать смс… — Никаких, блядь, смс Хеджон, — неразборчиво говорит Сольхён и с силой хлопает Чонгуку по груди. — Все нормально. Суун скажет, куда меня отвезти. — Я не собирался, но теперь скажу, — Суун чуть ли не держит Чимина за талию. — Боже, чувак, возьми себя в руки. Зачем ты столько пил? — Я не нарочно, это полный провал, — икает Чимин и его лицо светлеет. — Полный нарвал. Чимин «стреляет» в Чонгука пальцами, а потом откидывает голову назад и ржет. — Да, он все, — говорит Чонгук. — Лан, увидимся, — говорит Сольхён. — Все сложно, хм? Надо это исправить. Чё скажешь? Чонгук издает звук удивления, когда Сольхён наклоняется и целует его на месте. Ее язык липкий и чувствуется вкус сладкого алкоголя. Сольхён тяжело прижимается к Чонгуку, а потом он прихватывает ее за бедра и отодвигает. Суун вздыхает. — Так, ты напилась, — говорит он. — Иди домой и отсыпайся. Не давай Хеджон донимать тебя своей лесбийской драмой. — Хорошо, — Сольхён обнимает Чонгука за шею и не отпускает. — Чонгук, давай, не пропадай. — Удачной дороги домой. Суун наконец сажает Сольхён в машину. Чонгук захлопывает за ними дверь и возвращается на тротуар. — Готов идти? — спрашивает Чонгук. Тэхён оборачивается и смотрит на него яркими и остекленевшими глазами, будто спит наяву. — Эй, ты в порядке? — Немного странно себя чувствую, — отвечает Тэхён. — Как будто стою на воде. Можно взять тебя за руку? На дворе поздняя ночь, и вокруг ни души. Чонгук достаточно захмелел, так что он улыбается краешком рта и протягивает руку. — Это соджу, — говорит он. — После него все себя странно чувствуют. — Здесь тепло, — Тэхён трет грудь там, где сердце. — Мне это не нравится. — Как доберемся домой, дам тебе воды. Ты много выпил, а я тебя предупреждал. — Туда надо будет добавить соли, — говорит Тэхён. Августовская ночь выдалась необычно прохладной, и от ветра на коже Чонгука мурашки. Холодно, тихо, и компанию им составляют только отдаленный шум движения и шелест листьев. Шаги отдаются по асфальту как барабанный стук. — Спасибо, что сводил на саннакчи, — говорит Тэхён. — И за все, что для меня сделал. — Ну, это меньше, что я мог, так ведь? — говорит Чонгук. — Ты буквально рыба на суше. — Ты не был обязан мне помогать. Не должен был найти меня той дождливой ночью. — Конечно, должен был. Я чувствовал себя последним мудаком, когда тебя прогнал. Прости. Ты не сразу научился пользоваться ногами. А я не сразу научился дышать под водой. Тэхён смеется, и, когда они проходят под светом фонарей, видно, что из-за алкоголя он раскраснелся. — Знаю, ты говорил, что нужно целовать только тех, кого любишь, — Тэхён размахивает рукой Чонгука. — Так что знай, если бы я мог тебя поцеловать — так и сделал бы, прямо сейчас. Или… о, я тебя лучше обниму… — Если хочешь, — перебивает Чонгук. Они в том же парке рядом с ближайшей к Чонгуку станцией метро. Вокруг никого, на полосатой пластиковой горке собралась влага, и качели поскрипывают на ветру. — Можешь меня поцеловать. — Можно? Чонгук останавливается, оборачивается к Тэхёну лицом и берет его руки в свои. — Закрой глаза. Краснея от любви и согреваясь любовью. Чонгук ей пьян поздней ночью в одиноком парке, где два парня целуются, словно мир будет повержен не огнем, но всей яростью и безумием моря.*
Уведомление телефона так резко выкидывает Чонгука из сна, что он просыпается с удивленным возгласом и думает, что проспал на занятия. Но потом понимает, что это просто сообщение и падает обратно на подушки. Металл холодит руку, а сообщение всего лишь от Сольхён. [свободен сегодня? как насчет ужина?] Чонгук пялится на потолок. «Чувак, ответь, блядь, на сообщение», — отвечает потолок. Отвечая на вопрос… да, он свободен. Почему нет? Летняя школа закончилась, и у Чонгука больше месяца на то, чтобы заниматься, чем душе угодно. Душе больше всего угодно просыпаться и по тринадцать часов подряд играть в Overwatch. Или ходить с Тэхёном в библиотеку, возвращая мини-армию книг, которая сосредоточилась у них в гостиной. Для человека, который отказывается верить, что влюбился в того, в кого никогда влюбляться не собирался, Чонгук проводит с Тэхёном неприлично много времени. И вот она Сольхён, спрашивает, свободен ли он для нее. И как любой по-умному глупый парень, Чонгук пишет Чимину. [помоги. как кого-то отшить?] Чонгук буквально слышит, как на другом конце города Чимин задирает брови. [хочешь сказать, на тебя запал еще кто-то, кто с тобой хочет встречаться? мне ей рассказать, что ты облизываешь пальцы от чипсов и не моя руки лазишь по реддиту?] [какого хрена] [ну это бы сработало.] Чонгук вздыхает. Постель остыла, как будто Тэхён давно из нее выбрался, чтобы посидеть в ванне. В последнее время он с этим зачастил и находится там подолгу. Иногда Чонгук встает утром в туалет и у него чуть кровь в жилах не стынет, когда в ванне шевелится Тэхён и говорит: «Привет, Чонгукки». Нет, это не кто-то еще. [нечего тут, я мог бы притягивать к себе армии симпатяжек. я хорошо выгляжу] во первых никогда больше не говори про армии красоток. во вторых спасибо, что назвал симпатяжкой. в третьих слушай, не говорю что с тобой согласен, но скажу что наверняка рядом с ней ты набирал полный рот воды. или с ним. хз. суть в том, что делать это нужно аккуратно. кто это вообще?? как так получилось? просвети меня [эээ это сольхён] Видно, что Чимин набирает и стирает. [стоп минутку блядь. сольхён?? ты отшиваешь СОЛЬХЁН??] [так надо эх] [о господи. поясни] [не думаю что я смогу] Чонгук набирает дальше. [ну то есть мы типа встречаемся но я понял что не могу с ней остаться. нужно прекращать пока все не стало серьезно.] [почему не можешь остаться??? ты сбежал от нее после секса или что???] [омг нет] [ок но если ты решил отшить сольхён то должен сказать мне почему, я тебе когда-то двадцать тысяч вон из-за нее продул.] [кажется мне нравится другой человек] Чонгук краснеет из-за собственного признания и сглатывает. [и это не сольхён.] […это тэхён да? это тэхён. я знал, что ты рядом с ним странно себя ведешь, это он] [я не веду себя _странно_ рядом, он просто!!! ТЭХЁН!!!] [ну. лан. отшивай ее во время еды чтобы она могла заесть грусть и если она потом решит напиться еда будет кстати.] Пауза. [тэхён, серьезно?? кто он вообще?? ты сказал что он из тэгу но иногда он выдает странную фигню ну типа ты вообще уверен?] [я тебе потом расскажу… как разберусь с сольхён. долго рассказывать.] [двадцать тысяч вон] [чимин пока] Чонгук с тихим звуком роняет телефон на подушку рядом с головой. В начале лета он был так уверен в своих чувствах и желаниях — до потери пульса влюбиться в красивую девушку из того же университета, и которая согласилась бы с ним встречаться. Но тут Чонгук встретился с кем-то из другой жизни — из другого мира. Чонгук встает с постели и видит из ванной уже знакомое красное свечение. — Привет, Чонгукки, — Тэхён точен как часы. — Ты сегодня рано. — Только проснулся. Тэхён поднимает глаза, и вода плещется у его кожи. — Правда? — он изгибает хвост в тесной ванне. — Ты даже не проснулся, когда я… Он не заканчивает. Чонгук садится на бортик ванны, и Тэхён убирает руку, чтобы освободить место. — Когда ты что? Рисовал у меня на лице маркером? — Неважно, — качает головой Тэхён. Они сидят в тишине. — Может, любви не существует. Эти негромкие слова звучат взрывом, как будто они уже давно были у Тэхёна на кончике языка, а сейчас вырвались на свободу. С душевой головки звонко капает вода, и Чонгук не ожидал того напряжения, что висит в воздухе. — Может, не стоило мне здесь появляться. — Не говори так, — возражает Чонгук. Он сдвигает руку Тэхёна, устраиваясь поудобнее, и влажный бортик ванны мочит его боксеры. — Эти мысли уже давно не дают тебе покоя, а? Тэхён встречает его взгляд, и впервые Чонгук, чувствуя себя неуютно, осознает, кто такой — что такое Тэхён. Его глаза сурово и неумолимо мерцают, а о выражение лица будто можно порезаться, как об осколки ракушек. — Как ты можешь быть в этом уверен, — говорит Тэхён, и в этот раз это не вопрос. Он больше не просит Чонгука объяснить, как будто знает, что у того не найдется ответ. — Ты ее когда-либо испытывал? — Конечно, — защищается Чонгук. Он касается воды, ожидая тепло, и вздрагивает, когда она оказывается ледяной. — Семья… — Кроме семьи, — резко, как раскатом грома говорит Тэхён. — Ты знаешь, что я имею в виду. Он снова переводит взгляд на хвост. Чонгук смотрит на руки у себя на коленях. Тэхён прав. Тэхён, что вглядывается в него, будто явно видит и слышит, что у Чонгука на сердце. Может ли Чонгук назвать Сольхён любовью? Это скорее увлечение. — Если ее нет, — шепчет Тэхён, — зачем я все еще здесь? — Потому что для тебя это важно, — Чонгук говорит с невиданным пылом. — И мы боремся за то, что для нас важно, Тэхён. Если мы в своем человеческом мире чего-то хотим и отчаянно во что-то верим, тогда… даже небо не предел. — Хорошо объясняет, почему вы постоянно друг с другом воюете. Не все могут получить желаемое, как бы ни хотели. — Если кто-то искренне об этом мечтает, — Чонгук уже не уверен, что Тэхён слушает, но все равно говорит, — и в нем горит надежда — пусть даже мечта покоится на дне океана, он все равно не утонет.◖✮◗
Однажды русал влюбился не в того юношу. Может, того и не было вовсе, но казалось, он, в чьих глазах таятся целые океаны и сердце бьется в груди как прилив — и есть тот самый и единственный для Тэхёна. Но это не любовь, не может быть. Чонгук говорил ему, что любовь нежная и теплая. Опьянение было… чувствовалось как любовь, когда он целовался c Чонгуком в том парке, из которого тот когда-то отнес его к себе домой. Но сейчас он чувствует в груди что-то уродливое… ужасное и болючее, как укус осьминога или разряд ската. Чувство темное и нескладное, оно цепляется щербатыми зубами за лодыжку Чонгуку и повторяет: «не уходи, пожалуйста, останься». — Я нормально выгляжу? — Чонгук никак не уложит волосы как хочет, и в его голосе слышна досада. — Ты встречаешься со своей девушкой? — Она мне не девушка, она просто… все сложно, — пожимает плечами Чонгук. — Об этом нам и нужно поговорить. — Для тех, кого любишь, нужно выглядеть на все сто, — журит Тэхён, и Чонгук на него косится. — Что? Ты меня этому сам научил. — Нет, на все сто нужно выглядеть для того, чьей любви ты желаешь, но кто тебя еще не любит, — говорит он. — А если ты кого-то любишь, и это взаимно, им будет все равно, как ты выглядишь. — А, — говорит Тэхён. — Значит, ты выглядишь замечательно. — Ой все. — Нет, правда, — говорит Тэхён. — Пахнешь не очень, а вот выглядишь хорошо. — Я должен пахнуть хорошо для нее, потом это смою, — говорит Чонгук. — Пожелай удачи! Она мне пригодится. — Удачи, — Тэхён снова чувствует в груди что-то колючее, как будто он взял одну из своих игл и проткнул ей сердце. — А для чего она тебе? — Мне нужно кое-что рассказать Сольхён, — Чонгук смиряется со своей прической. — И я вряд ли буду в этом хорош. — Рассказать о любви? — Типа того, — Чонгук смотрит на Тэхёна в зеркале, а затем разворачивается лицом. — Может, она твоя типа того, — говорит Тэхён. — Ты думал, что этот человек будет твоим всем, но он только типа того. Чонгук смотрит на него. — Откуда ты этого набрался? — Не знаю, — коротко смеется Тэхён. — Верь в меня хоть немного! — Как вернусь, все тебе расскажу, — Чонгук снимает телефон с зарядки. — Все объясню. Мне нужно рассказать тебе столько всего. — Хорошо, — говорит Тэхён. — Буду ждать с нетерпением. — Кстати, под раковиной запасная соль, если тебе не хватит, — Чонгук открывает дверь и ступает в коридор. — Я видел, она у тебя заканчивается. — Спасибо, — говорит Тэхён. — Увидимся. — Ага, до встречи! Тэхён делает глубокий вдох и выдох, как будто после длительного нырка. В комнате Чонгука есть бумага и ручки. Ему нужно кое-что написать. ◖✮◗ Почти дежавю, только сегодня они в Coreanos, и кухня мексиканско-корейская, а не итальянская. Чонгук пришел первым и листает меню, не видя слов. Строки с «жареными креветками» и «свиными начос с сырным кимчи» проплывают мимо его сознания. — Привет, долго ждал? — Нет, абсолютно, — отвечает Чонгук. — Только пришел. — Рада видеть тебя в добром здравии, — Сольхён наклоняет голову официанту, и тот подает ей меню. — Наконец-то снова выглядишь высыпающимся. — Ты тоже, — Чонгук устраивает на столе локти. — Как прошло шоу? — Хорошо! — она переворачивает и разглядывает меню. — Ты уже заказал? — Еще нет. У них не получается нормально поговорить, пока они не делают заказ. Чонгук выбрал жареные креветки, которые заметил на пути к чужим столам. Сольхён выглядит как всегда — ну или почти всегда — безупречно, красивая и эффектная. Другой был бы счастлив с ней встречаться. Нервы Чонгука уже начало подтачивать чувство вины. — Кажется, ты хотела чем-то поделиться, — начинает Чонгук, пока Сольхён молчит. — А, да. Я хотела поблагодарить и извиниться за окончание того вечера. Не помню некоторые отрывки, так что, — она прижимает ладони к щекам. — Всего лишь? — удивляется Чонгук. — Тебе не стоило волноваться и только из-за этого назначать встречу. — Ну, еще я хотела спросить… Тэхён завел об этом речь, и, не знаю. Подумала, что пора это обсудить, — ерзает Сольхён. — Эм, как нам себя называть. — Точно, — говорит Чонгук, и его сердце нервно заходится в груди. — Это самое. Сольхён бросает на него взгляд. — Не думаю, что это возможно. — Ой. Не сказать, будто из Сольхён вышибли дух, что Чонгук считает хорошим знаком. Наверное, она удручена и явно немного расстроена, как будто его согласие было бы мимолетной прихотью. — Да, это, не знаю, — Чонгук чешет шею. — Думаю… у нас не получится. — Почему? Чонгук комкает, дергает в руках мягкую салфетку и в итоге ее рвет. — Это будет нечестно по отношению к тебе. Я… мне нравится другой человек. Сольхён молча кивает и не встречает его глаза. Она не улыбается, но не выглядит удивленной. — Ты знала? — Не сказать, что прямо знала. У меня никогда не возникала мысль «должно быть, ему нравится кто-то другой», но было что-то неуловимое, что я не могла понять. Как будто пытаешься зачерпнуть горсть воды руками, знаешь? — Сольхён ведет пальцем по гладкому стакану с водой. — У тебя мокрые ладони, а значит, ты попробовал, но она все равно утекла сквозь пальцы. — Прости, — вешает голову Чонгук. — Мне надо было сказать об этом раньше. — Это и есть раньше, — рассуждает Сольхён. — Бесит ли меня это? Да, но я уважаю твое признание. Чонгук смеется, но только губами. — Ты отправишь Шин Чимин наподдать мне пиздюлей? — Я об этом думаю, — говорит Сольхён и смеется так же невесело. — Так что не подстрекай. — Не спросишь, кто это? — А должна? — Сольхён косится на Чонгука. — Ты же не встречаешься с одной из моих подруг? — Нет, — в этот раз Чонгук смеется искренне. — Нет, у тебя в друзьях нет предателей, расслабься. Сольхён опирается головой на руку. — Этот человек любит тебя в ответ? Чонгук краснеет, но только слегка. — Надеюсь, — он бормочет и переводит взгляд на салфетницу. — Я собираюсь признаться, как только получится. — А если не получишь ответ, на который рассчитываешь? — Пойду в супермаркет, куплю три коробки мороженого и съем все за один присест, ясное дело, — отвечает Чонгук. — А если получишь? — Хм, вообще, наверное, сделаю то же самое. — Блин, — Сольхён отклоняется назад, когда официант приносит и расставляет их еду. — Что бы ты не делал, не признавайся рядом с бассейном. Это несчастливое для тебя место. — Думаю, попытаю счастья.*
Чонгук не сказал бы, что чувствует облегчение после разговора с Сольхён, потому что он еще на крючке — дома ему нужно рассказать Тэхёну о своих чувствах. Поездка на метро проходит быстро, и станции неумолимо пролетают. Чонгук покачивается в такт движения и держится за поручень. Напротив него сидит парочка с покупками с уличной ярмарки. У девушки в пакете маленькая золотая рыбка. Осень всерьез вступает в свои права, и по вечерам уже холодно. Чонгук вздрагивает и потуже застегивает пиджак. Он устремляется домой, пряча в карманы покрасневшие от холода руки. Последние штрихи заката расцвечивают парк длинными черно-красными тенями, и над облетающими деревьями небо алеет лососевым. Звон ключей четко раздается в коридоре. Не слышно ни соседа-барабанщика, ни пожилого пианиста сверху. Чонгук сует ключ в замок и оглядывается как будто в поисках признаков жизни вокруг. Он открывает дверь. — Тэхён, я дома, — зовет Чонгук, и дверь за ним тяжело захлопывается. Он стягивает пиджак и нашаривает рукой выключатель. — Тэхён? Ответа нет. Наверное, он в ванне, залез под воду с головой и рассматривает потолок, а его крупный хвост опирается на стену и из воды торчат колючие плавники. Чонгук небрежно скидывает обувь. — Тэхён, эй, мне нужно тебе кое-что сказать. В комнате Чонгука тоже темно и закрыто окно. Комната кажется необитаемой, и Чонгук чувствует растущее беспокойство. Как если бы тот, кто живет один, однажды пришел домой и увидел, что все едва заметно, но сдвинуто. — Тэхён? Отсюда Тэхён бы его услышал. В ушах Чонгука звучит его голос: «Тигровые акулы, Чонгукки, помнишь?». Но из ванной не слышно плеск, и в зеркале не отражается красный свет. Чонгук открывает дверь в ванную, и она длинно, болезненно скрипит. — Тэхён? В ванне, как и в остальной квартире, пусто. Чонгук вертится на месте, пытаясь успокоиться. Наверное, Тэхён вышел прогуляться. Он это делает не часто, но когда-нибудь же должен. Наверное, он снова пошел в библиотеку, взять книг двадцать — в этот раз по астрофизике или фармацевтике, или науке о теряющихся корзинах. Чонгук мечется по комнате и ищет библиотечную карту, но ему не нужно сильно стараться. Она тихо лежит на столе, как будто ждет на вершине из книг и художественных принадлежностей. — Тэхён? В квартире пусто. — Тэхён… Чонгук один. — Тэхён! Однажды, юноша опоздал. — Тэхён, — повторяет Чонгук, и слово звучит слабо и повержено. «Как вода сквозь пальцы», — слышит Чонгук голос Сольхён. Чонгук стоит посреди коридора, и чувствует нарастающий холодный ужас, а потом замечает, как на кухне что-то блестит красным. Это не Тэхён, но частичка него — искрящаяся иголка крылатки, которой приколот аккуратно сложенный втрое лист бумаги. Когда Чонгук берет его в руки, на пол падает нить жемчуга и ракушек, с которой Тэхён никогда не расставался. Не знаю, как эти штуки начинать, но кажется, надо делать это так: Дорогой Чонгук. Скоро начнется зимняя миграция на Бермуды, и мне правда пора. У меня с родителями был уговор, и здесь наши пути расходятся. Прости, что не смог сказать тебе это лично, но я думаю, что не смог бы уйти у тебя на глазах. Я нашел, что искал — доказал, что любовь существует. Несмотря ни на что, ты, Чонгукки, доказал мне, что она существует. Может быть, я и должен был доказать это только самому себе. Но я узнал так много из того, чего не знал раньше. Я думал, что любовь — легкая штука и найти ее так же просто, как радость и грусть, что она приходит и уходит так быстро, как злость и недовольство. Но я узнал, что любовь — это намного больше. Это счастье и печаль… и злость и недовольство тоже. Я узнал, что в любви так много противоречий — желание быть с кем-то рядом, но и желание, чтобы этот человек был счастлив, даже если он не рядом с тобой. Прости, я не смог остаться, чтобы услышать, как ты расскажешь мне о Сольхён. Она прекрасная девушка, добрая и красивая. Если рядом с ней ты улыбаешься так, что в твоих глазах — как и всегда — сверкают звезды — я не прошу о большем. Но как я смог понять то, в реальности чего не был уверен до встречи с тобой? О, когда я об этом думаю, все становится ясно. Это как в тот раз, когда ты сказал мне, что вы, люди, не знаете, реально ли волшебство, но в какой-то из вселенных так и есть, ведь у вас об этом так много историй. Я знал, что любовь существует в каком-то из миров — только, наверное, не в моем. Не в том, частью которого я являюсь, а в том, где мне нет места. На бумагу капает полная сожаления слеза, и письмо дрожит у Чонгука в руках. Но не сомневайся, и я это повторю: ты не потерпел неудачу. Ты лучше, чем смог бы кто-либо другой, научил меня тому, что я хотел узнать. Я узнал о любви многое, и вот заметки, которые я составил о том, что считаю любовью. Когда-нибудь ты будешь должен сказать мне, правильно ли я все понял! 1) тот раз, когда мы проснулись в пять утра из-за фортепианной музыки, и поняли, что строгая пожилая женщина умирает и хочет услышать, как ей играет муж 2) тот раз, когда мы увидели, как полицейский спасает утят от штормового дождя 3) когда мы увидели, как твой ровесник дал спутнице съесть всю картошку, хотя это было явно его любимое блюдо 4) когда ты каждый день покупал мне сырую рыбу и уверял, что тоже любишь рыбу, хотя я видел, как ты ешь по ночам картофельные шарики Наверное, ты думаешь, почему я оставил ожерелье! Ну, мы счастливы только потому, что испытывали боль. Любовь теплая только оттого, что нам знаком холод одиночества. Так много всего прекрасного прекрасно потому, что их братья и сестры жестоки, и одно не существует без другого. Так что в существовании Тэхёна-человека без тебя нет нужды. Океан — мой дом, и мне будет лучше его не покидать. Я люблю тебя, Чон Чонгук. Думаю, что это именно так. Мы, члены Бермудского рода, не отдаем сердца никому, но я отдал свое тебе, и не жалел ни мгновения. — Вы, члены Бермудского рода, такие драматичные, — глухо говорит Чонгук и мнет письмо, прижимая к груди. Он теперь может представить, как Тэхён сидит в ванне и массирует часть хвоста, от которого оторвал иглу. Слышит рев океана, наползающего приливом, царапающего берег пальцами из пены. Видит, как Тэхён стоит босой у кромки танцующей воды, снимает футболку Чонгука и последний раз оглядывается на город и его огни вдали. — Ох, Тэхён, зачем? Чонгук не знает, как долго он бездумно сидит на полу кухни, сжимая помятое письмо в одной руке и иглу Тэхёна в другой. Может быть, пару минут. Может, несколько серых и облачных дней. В себя он приходит от стука в дверь. Чимин. — Привет, я тут получил от Чимин сообщение про… — Чимин хмурится. — Чувак, ты что, плакал? — Эм, не-а, — Чонгук поспешно вытирает глаза. — У меня даже слезных протоков нет. — Я думал… Чимин сказала, что вы с Сольхён… ты же не из-за этого плачешь? — Чимин шагает вперед и Чонгук пятится. — Что случилось? Отвратно выглядишь, и почему ты пла… а это что? Чонгук понимает, что все еще сжимает иглу в ладони, а на пальцах висит ожерелье. — О, — говорит он. — Эм. — Тэхён дома? Тебе однозначно не помешало бы подкрепиться, — Чимин протискивается мимо стоящего на обувном коврике Чонгука. — Тэхён! Мы идем кормить Чонгука одэном, у него садится зарядка! — Его здесь нет! Чонгук это буквально выплюнул, и Чимин поднимает брови. — Он вышел? — Он ушел, — Чонгук ненавидит, что на этих словах у него дрожит голос. — И больше не вернется. — Почему, это он так сказал? Чимин усаживает Чонгука на диван, и тот прогибается под их общим весом. Чонгук закоченел, пытаясь удержать рвущиеся наружу рыдания. — Вы поцапались? — Хён, — говорит Чонгук. — Слушаю. — Ты должен поверить тому, что я тебе расскажу. — Ты принимаешь наркотики? — Господи, если бы. — Ох блин. Ладно, — Чимин устраивается поудобнее. — Убей меня. Слушая рассказ Чонгука, Чимин сидит истуканом. Он кивает в нужных местах, но не поддакивает и вообще не издает никаких звуков. Только смотрит, кивает и периодически подает Чонгуку свежие салфетки для слез. Спустя, кажется, часы Чонгук заканчивает и Чимин заговаривает: — И я должен во все это поверить. — Не знаю, что тебе еще сказать, — жалким голосом говорит Чонгук. — Показал бы, если мог. Но у меня есть только это, да? Он дает Чимину иглу Тэхёна, в их руках она кажется огромной. Чимин поворачивает иглу, и в свете лампы ее края блестят. — Действительно большая для обычной рыбы, — говорит Чимин. — Говоришь, он уже не здесь? — Не нужно было рассчитывать, что он поймет, что я имел в виду, когда сказал, что мне нужно будет о многом ему рассказать после встречи с Сольхён, — говорит Чонгук. — Не нужно было. Он изучал наши разговорные нюансы и терпеть их не мог, мол, мы никогда не говорим то, что имеем в виду. Я думал, он понял — но нет. Он думает, что я его не люблю. Чимин возвращает Чонгуку иглу и берет в руки ожерелье. — И это единственное, что позволяет ему выбираться на сушу? — Как я понял. Чимин перебирает ожерелье пальцами, и жемчужины-черепа тихо стучат друг о друга. По лицу Чимина видно, как он пытается вместить все в свою картину реальности. Он думает. — Как думаешь, оно работает наоборот? — Что? — Если он надевает ожерелье и превращается в человека, — медленно говорит Чимин. — Значит ли это, что ты можешь надеть его и превратиться в русала? Чонгук на него пялится. — Да ты шутишь. — Я не говорил, что идея хорошая! — Чимин поднимает руки вверх. — Но она чуть ли не единственная! — Даже если сработает, что потом? — спрашивает Чонгук. — В этом есть смысл? Чимин, нам, людям, тяжело находить и терять любовь, а мы живем на суше, и она имеет границы. Тэхён — русал, он может быть где угодно. Мы о поверхности Марса знаем больше, чем о своих океанах. Я при всем желании не смог бы его найти. — Ты только что сказал, что он из Бермудского рода, и они начинают свою осеннюю миграцию, — Чимин протягивает Чонгуку ожерелье. — Давай, хотя бы попробуй. Я не говорил, что тебе позарез нужно так и делать. Ты хочешь его найти или нет? Нам нужно рассмотреть все варианты. Чонгук рассматривает ожерелье. Если не обращать внимание на черепа без глаз, выглядит оно безвредным. Чимин, затаив дыхание, следит, как Чонгук подносит его к голове. — Стоп. — Что? — Мне нужно забраться в ванну. Что, если у меня и правда появится хвост? — Блин, точно, — встает Чимин. — Пошли. — Что… ты пойдешь со мной? — Для моральной поддержки! — Я не рожать собрался. — Просто заткнись и набирай ванну, — Чимин снимает обувь. — Пойдем. Итак, они оба стоят у Чонгука на коврике в ванной, Чонгук полностью голый, а Чимин держит ожерелье. Когда воды набирается достаточно, он закрывает кран. — Что если я скучная рыба? Чонгук забирается в ванну, а Чимин стоит рядом. — Что? — Слушай, ну Тэхён на часть акула, а на часть крылатка, — говорит Чонгук. — Что, если я золотая рыбка или типа того? — Сейчас не время надеяться, что у тебя есть гены тропической морской рыбы, Чонгук, — Чимин протягивает ему ожерелье. — Давай, надевай. Сердце Чонгука отдается в ушах. Вода слишком теплая, хотелось бы, чтобы она была прохладнее, но он берет ожерелье и надевает на шею. Они ждут. И ничего не происходит. — Может, тебе надо сосредоточиться? — предлагает Чимин. — А ты думаешь, я сейчас мемы в голове прокручиваю? — говорит Чонгук — Блядь. Подожди, может, это не сразу происходит. Они ждут еще немного. — Чувак, не думаю, что это сработает. — Я это понял, — Чонгук сгибает под водой свои по-прежнему человеческие ноги и чувствует, как сморщилась кожа на пальцах ног. — Ну, похоже, не прокатило, — Чимин опирается о раковину. — Ладно, выбирайся. Нам нужен алкоголь. — Что? Нет! — Чонгук срывает ожерелье и бросает в его в угол под шкафчиком. — Я не… Я не хочу напиваться, мне нужно подумать, он ушел, Чимин… — Я знаю! — повышает голос Чимин. — Чонгук, я знаю. Знаю, что завтра утром ты не ответишь на мое сообщение и не захочешь сходить пообедать, когда я позову. А когда начнутся занятия, ты начнешь заливать в себя конские дозы кофе, чтобы все это забыть. Прекрасно знаю. Давай, вылезай из ванны. Начинай выбирать, что будешь пить. — Зачем. — Потому что я соврал, у тебя остался еще один вариант, — говорит Чимин, и тут Чонгук поднимает на него глаза. — Такой же призрачный, как этот, но хотя бы выполнимый. — Какой?*
Чимин предлагает такую чушь, что Чонгук всерьез над ней раздумывает. — Послание в бутылке. — Слушай, оно должно было сработать хоть раз, — Чимин неверным движением подливает себе фруктового вина. — Иначе не стало бы легендарным, так же? — Прилив просто принесет его обратно к тому берегу, с которого мы его забросим. — Ты можешь хотя бы на секунду поумерить свой скепсис? Это всего лишь идея, — говорит Чимин. — Твоя жизнь и так превратилась в гребаную пародию на Золушку, так что мог бы поверить, что послание в бутылке как-то поможет тебе найти Тэхёна. — Что я могу сказать, — Чонгук потягивает свой бокал вина. — Я в этом полный профан. — Он тебе всю душу излил в письме! Сделай то же самое! — Чимин наклоняется назад. — Он говорил, что ничего не знает о любви, но разбирается в ней куда лучше тебя. Чонгук подавляет позыв вылить вино Чимину на лицо. — Ладно, скажу ему правду, — решает Чонгук. — Скажу все, что хотел. — Даже если он прочтет послание, — Чимин на короткий миг трезвеет, — он сможет вернуться без ожерелья? — Мне… как ты и сказал, просто придется в это верить, да?*
Как бы Чонгук не хотел в это верить, он не думает, что Тэхён вернется. Дорогой, Тэхён, да, письма так и начинают. Тэхён живет в Атлантике. Даже если послание Чонгука не выбросит на корейский берег, нет никакой причины считать, что оно пересечет Тихий океан, а потом Панамский канал, и доберется до той части Атлантики, где живет Тэхён. Скорее всего, его вынесет на Западное побережье Соединенных Штатов, кто-то его найдет, прочитает, поинтересуется, что за автор послания с разбитым сердцем — и забудет. Я пришел домой и хотел сказать, что люблю тебя, но ты исчез, и вместе с тобой — мой шанс, что ты это когда-либо узнаешь. Как будто чтобы доказать Чимину, что он неправ — вернее, из желания поступить ему в пику — Чонгук снова начинает ходить на занятия и пытается выжить без кофеина. И все равно случаются дни, когда Чонгук смертельно устал и хочет только американо — но ему кажется, что он слышит, как Тэхён лежит в его постели и поет грустные песни о любви, которую он когда-то не понимал. Или, быть может, понимал глубоко внутри и оттого они все звучали так грустно. Мне больше нечего сказать, но я хочу попросить прощения, мне правда жаль, что из-за меня ты так грустил. Не думаю, что ты когда-нибудь узнаешь, что я тебя люблю. И меня убивает знание, что где-то там под водой ты думаешь, что это не так. Однажды юноша упал в глубокую часть бассейна, и там появилась акула из глубин. Только оставшиеся сожаления служат доказательством времени, что мы провели вместе, и это не было сном, и за это я себя ненавижу. И если это письмо найдет не Тэхён, а кто-то другой, он просто узнает, что однажды юноша и русал полюбили друг друга.*
Время не прекращает свой ход, и жизнь — как это обычно и происходит — идет своим чередом. — Разве на прошлой неделе ты не ходил на пляж, чтобы побыть наедине с самим собой, семь дней в неделю? — ворчит Чимин, когда Чонгук снова, в седьмой раз его прокатывает. Чонгук испытывает по этому поводу легкие угрызения совести, но не более. У него абсолютно нет желания выбираться с Чимином и его приятелями на попойки, где все пытаются всех перепить. — Лето же! — Самое время ходить на пляж. Чимин кладет подбородок на руку. — Ты хотя бы плаваешь? — В одиночестве? Ага, займусь этим до экзамена, к которому весь прошлый год не готовился. Спасибо за предложение. — Я просто к тому, что ты мог бы так развеяться, — говорит Чимин. — И в чем фишка так часто ходить на пляж, но ни разу не поплавать? Чонгук не собирался слушать Чимина. Но тем же вечером Чонгук хватает телефон и ключи, надевает покрытую песком футболку, которую постоянно носит на пляж, и понимает, что невольно начал сомневаться. В его комнате бардак, но в углу, на верхней полке шкафа среди одежды виднеются плавки. Они раскрашены в закатные цвета и как бы машут оранжевой рукой и говорят: «Давай, надень нас!» К счастью, в будние дни на пляже не очень людно — родители заняты и не могут отводить туда своих детей. Никто не увидит огненно-закатные плавки Чонгука. Он топает по неровному песку, ведущему к воде, и к его шлепкам липнет пыль. Солнце висит низко в облаках и готовится закатиться за горизонт. Грохот волн о песок успокаивает, а воздух тяжелый и влажный. Теплый бриз дует Чонгуку на спину — он стягивает с себя футболку, заворачивает в нее телефон и прячет в щель между двумя камнями. Вода прохладная. Чонгук идет дальше в воду, и берег резко отступает. Вода с силой бьет Чонгуку в грудь и плещет на руки. Находит волна и накрывает его с головой, на миг отключая все звуки и оставляя его в оглушающей и пугающей этим тишине. Чонгука тянет в воду сила, злобный омут, с которым он едва ли может бороться, и песок окончательно исчезает у него из-под ног. Чонгук выныривает и делает вдох раз, два, но потом его снова затягивает под воду. Панический цикл судорожных вдохов и погружений в водоворот волн изнуряет Чонгука, и одна особенно сильная волна толкает его намного глубже. Коралловое небо над водой ужасно темное — и ужасно далекое. Кругом бурлят пузыри, и Чонгука что-то хватает. Отчаянно хочется дышать, и, кажется, Чонгук делает под водой вдох, но он не уверен. В следующий миг он откашливает воду и очень человеческий голос кричит: — Ты чем думал вообще? — руки наклоняют голову Чонгука назад. — Заплыть прямо в разрывное течение? Откашливай, давай! Я не для того плыл против Гольфстрима, чтобы ты умер прямо у меня на руках! Темная и мокрая фигура заслоняет от Чонгука закат, и вода с чужих волос капает ему на лицо. Твердый песок неприятно прилегает к спине Чонгука, а еще в нее впивается острый камень. — Кто… — О, слава Атлантиде, ты в порядке. Чонгук чувствует, как его поднимают с песка и стискивают в мокром объятии. — Тэхён? Он боится говорить это вслух, как будто проснется из-за того, что двигал ртом. — Кто же еще? — со слезами в голосе говорят Чонгуку в ухо. Он отодвигается и видит, что это и правда Тэхён. Тэхён! Тэхён, которого он знает и любит, и хотел и надеялся когда-нибудь снова увидеть. — Как? — Чонгук чувствует саднящее из-за морской воды горло. — Ты… у тебя есть ноги! Боже, и ты голый. — К сожалению, в Атлантике штаны не делают. Я тебе говорил… мой отец — ловец жемчуга, а я ремесленник, помнишь? Из-за своей спины он достает и показывает темную массу — на первый взгляд она похожа на покрытый мхом и водорослями камень. — И я получил твое письмо. — Твою мать, — Чонгук с трудом садится. — Твою мать, ты его получил. — Как же ты в этом плох, Чонгукки. Не знаю, как долго оно было в пути, но я его получил. — Тэхён открывает бутылку. — Каким-то образом оно дошло через океаны. Когда я вернулся домой, родители так никому меня и не назначили, представляешь? — Правда? — В ту же минуту, как они увидели, что я без ожерелья — они все поняли, поняли, что я все доказал, — говорит Тэхён. — Я даже сказал им, что все нормально, и я получил то, что хотел, но они знали… знали, как все обернулось. Вообще все. Они велели мне вернуться и найти тебя, но я не мог сделать это без ожерелья. На шее Тэхёна висит новое ожерелье — из розовых и лавандовых жемчужин, ракушек и морского стекла. Чонгук зачарованно его касается. — Ты сам его сделал. — Я сделал его с любовью, — широко улыбается Тэхён. — Даже сам поймал жемчужины — мне нужно было этому научиться. Солнце подсвечивает скулы Тэхёна золотом, и Чонгук прижимает к его щеке ладонь. — Любовь правда есть. — Я знаю, что любовь существует, — говорит Тэхён, как будто повторял это слишком много раз, — потому что она причиняет боль. — Не обязательно, — Чонгук наклоняется к нему с поцелуем. — Любовь существует, потому что я тебя люблю.◖✮◗
Однажды русал и человек полюбили друг друга, и это был логистический кошмар. Но они все равно друг в друга влюбились, и никто об этом не узнал. Летними месяцами любой может увидеть силуэты двух юношей. Они держатся за руки и гуляют по ветреному вечернему побережью Пусана, и закат раскрашивает небо в коралловый и оранжевый. Теплый, нагретый солнцем песок приминается там, где они идут по линии прибоя. Вернее, где идет один из них — его голые ноги лениво омывает пена, которая то прибывает, то убывает вместе с волной. Живой океан дышит ему в ноги. Он качает рукой, которой держится за руку другого парня, и, повернув голову, улыбается, когда тот уходит с линии прилива в своих резиновых шлепках. Издали их слова заглушает ветер и рев волн, а одежда развевается как плавники. Говорят, быль — что смола, а небыль — что вода, но в этой истории все ровно наоборот, ведь все случилось на самом деле, и воды при этом было предостаточно. Это история о том, как юноша влюбился в кое-кого с плавниками вместо ног, того, кто полюбил его в ответ со всей жестокостью океана и лаской моря. Глупая история, нереальная сказка. Ладно, пожалуй, чуть-чуть — но небыль.