Порядок и тепло

В первые ночи в Клубе графу плохо спалось. Ложился он поздно, ожидая, когда все, от алхимиков до прислуги разойдутся по своим комнатам, чтобы убедиться в полной безопасности и проверить как следует защиту. Обойти лаборатории, убедиться, что потушены все горелки, что весь инвентарь убран, дабы никто с утра не споткнулся об забытую случайно книгу или склянку, загасить свечи, запереть двери. Вместе с властью пришла ответственность, и ее граф прекрасно осознавал. В глухих мрачных стенах было пока непривычно, Клуб нисколько не напоминал родное поместье. Граф удивлялся, как это все его предки, вступив во владение, проводили здесь практически все свое время. Быть может, он тоже привыкнет. «Обязан привыкнуть», — шептал внутренний голос, и граф досадливо морщился. Он думал порой, что желал бы родиться в совершенно другой семье. Чтобы спокойно управлять поместьем, решать дела в королевском Совете, женится, воспитывать детей. Место в Совете у него и так было, во дворец граф являлся едва ли не каждый день, но еще у него был Клуб, от которого не откажешься. И дело было даже не в дани традициям, а в том, что граф из всего окружения не видел достойного человека, относившегося к алхимии с должным рвением и почтением. Граф ничуть не хотел, чтобы труды его предков сгинули от чьей-либо алчности и небрежности, и потому принял всю ответственность на себя. Теперь он не спал допоздна, вслушиваясь в тишину и редкие шорохи. Странные звуки не пугали, хоть смутно тревожили. Граф в Клубе был всегда напряжен, реагируя на каждое слово или движение. Он не хотел впасть в паранойю, но внимателен был предельно. Клуб был древним, темным местом, полным воспоминаний об ушедших столетиях. Отец как-то показал графу самую первую книгу, положившую начало клубной библиотеки, — единственного места в королевстве, где были собраны самые редкие и важные алхимические трактаты. Граф даже не касался хрупких страниц. Казалось, те рассыплются в пыль от одного движения. Отец, видя его напряжение, коротко рассмеялся, потрепав по волосам. «Однажды ты прочтешь и ее, — сказал он спокойно, — когда придет время». Непринужденность в отцовском голосе испугала молодого графа, как и то, с какой легкостью тот переворачивал древние листы, и ему захотелось, чтобы это время не настало никогда. Естественный страх молодого, неопытного существа перед неизведанным. Но спустя несколько лет граф, получив Клуб, стал все больше осознавать, что в его судьбе не место страху. Перед знаниями и алхимическими секретами — особенно. Оставаясь в родном доме, граф представлял на мгновение, что он живет другой жизнью. Непростой, полной работы, но свободной от тайн и магии. Но стены Клуба рушили эту хрупкую иллюзию. Граф брал себя в руки, застегивал крепче сюртук, уверенно переступая порог лаборатории. Алхимики склонялись почтительно, приветствуя главу Клуба. Граф не чувствовал торжества, лишь непомерный груз на плечах, но не мог предать древнюю науку, наследником которой являлся. Ночи в Клубе были подлинным испытанием. Граф ощущал себя стражем, даже дышал через раз. Охрана в Клубе была всегда, и несла службу исправно, но одного ее присутствия было мало. Граф лично проверял магические барьеры, чтобы не проникла ни одна враждебная сущность. Защитные заклинания, казалось, врезались в его память навечно. Не было нужды лезть каждый раз за листком, чтобы их прочитать. Обходя перед сном Клуб, граф каждый раз замечал что-то новое. Он не знал, много ли пройдет времени, прежде чем он выучит каждый закоулок. Взгляд всякий раз натыкался то на прочертившие каменную кладку царапины, то на погнутый край кованой решетки, то на въевшиеся в пол темные пятна. У Клуба была вековая история, и каждое столетие оставило в здании свои следы. Граф пока не знал, что станет с Клубом на исходе его собственной жизни, как изменятся древние своды, и кто придет после него. Скорее всего, кто-то из его детей, — чужаков Клуб не примет. Что-то подсказывало, что о будущем нужно позаботиться уже сейчас, но граф хотел пока разобраться с управлением Клубом и его порядками сам. Ночные тени блуждали по коридорам, граф всматривался в их очертания, определяя, игра ли это света, или призраки. Но пока защита работала хорошо, и тени оставались природным явлением, хотя неподготовленного человека могли напугать. Не меньше потусторонних сущностей графа беспокоили реальные люди. Клуб был сплоченной организацией, но даже там могло вспыхнуть пламя вражды и зависти. Думая о теперь уже своих подчиненных, граф знал, что ему еще предстоит узнать их ближе. Пока же он сохранял бдительность и был неизменно вежлив, не допуская нахальства и развязности с обеих сторон. Стены Клуба хранили многое. Отец мало что рассказывал, но неспроста на нижних этажах скрывались пустые теперь камеры с крепкими решетками и засовами. В былые времена в Клубе бушевало поистине адское пламя, пламя людских страстей и раздора. Немало было выброшено гобеленов и ковров, залитых кровью. Лаборатории помнили крики жертв как несчастных случаев, так и подстроенных ловушек. Приметы кровавых времен, суровый вид стен и ночная тишина давили на графа, но тот не поддавался влиянию. Эта ночь была похожа на предыдущие. Граф осматривал коридоры, запирал двери, когда услышал в одной из лабораторий шум. Осторожно замерев, он постучал. Звуки стихли, хотя в комнате явно кто-то находился. Ничего не упало, а значит, граф не нарушил затянувшийся опыт. Он потому и не стал резко раскрывать дверь, чтобы не помешать и не стать причиной пожара или чьей-то травмы. Дверь открылась сама. На пороге стоял кто-то в привычном глухом плаще. Граф на шаг отступил, готовый обороняться, но фигура и не думала нападать. — Доброй ночи, господин граф, — услышал он незнакомый глубокий мужской голос. — Доброй, — отозвался граф степенно. — Я вам помешал? — Нисколько. Должно быть, это я нарушил ваше спокойствие, засидевшись здесь допоздна. Граф всмотрелся в лицо напротив. Мужчина казался ему знакомым, но он не мог припомнить его имени. Кажется, он присутствовал на всех сборах алхимиков. — Я подумал, что кто-то еще не закончил работу, — кивнул граф. — Вам нужна помощь? — Нет, — улыбнулся алхимик. — Опыт уже завершен. Граф оглядел лабораторию позади него, не заметив ничего подозрительного. Он все равно должен был проверить инвентарь, и потому никуда не уходил. Чувствовал граф себя одновременно спокойно и напряженно. Угрозы от мужчины напротив не исходило, излишне добродушным он не был, лишних слов не говорил, смотрел абсолютно нейтрально, чуть устало, как и сам граф. — Не буду задерживать вас, — ответил алхимик ровно, выходя из лаборатории. — Доброй ночи, — еще раз пожелал граф, не торопясь входить в комнату, дабы не попасть в незамеченную сразу ловушку. Напряжение обострилось, но виду он не подавал. — И вам, господин граф. Доброй и теплой ночи, — голос алхимика прозвучал внезапно искренне, заставив застыть на пороге. Так говорили дорогому другу, родному человеку. Таких интонаций в свой адрес граф, кажется, никогда не слышал. Он хотел было окликнуть, спросить имя, но алхимик скрылся за поворотом, словно исчез, хотя граф услышал отдаляющиеся шаги. Растерявшись, он не стал догонять, хотя прислушивался к звукам, но ничего странного не заметил. Посетовав на излишнюю впечатлительность и напряженные нервы, он заглянул в лабораторию, но и там все было в полном порядке. У графа отлегло от сердца, хотя неожиданная встреча сбила с толку. Но защитные чары оставались на месте, в лаборатории все было убрано и надежно заперто. Граф не чувствовал подозрительных запахов и признаков ловушек не нашел. Заперев лабораторию, он еще раз осмотрел коридор, дошел до поста стражи, но та сказала, что алхимик ушел в сторону спален. Граф дошел до нужного этажа, но в комнаты заглядывать не стал, чтобы не нарушить покой отдыхавших людей. В стремлении к безопасности тоже нужно было знать меру. Постояв в коридоре немного, граф вздохнул и направился к себе, думая о том, что сильнее всего был удивлен теплыми словами. Чужая искренность волновала, хотя граф сказал себе, что опасно быть таким впечатлительным. Но как же мало в его жизни было тепла, если от простого пожелания сжалось сердце? Минуя коридор, граф услышал новые голоса. Люди приглушенно шептались, то ли не желая никого разбудить, то ли быть услышанными вовсе. Граф, спрятавшись за углом, замер. — Да что ты трясешься, управляющий нас прикроет. Граф буквально вжался в стену, сливаясь с тенью. Голос был знакомым и принадлежал, если граф не ошибся, помощнику казначея. — Да мало ли, вдруг нас кто-нибудь сдаст. Второй голос он пока узнать не мог, да и это было не столь важно, как то, о чем вообще шла речь. — Кто сдаст, я что ли? — спросил помощник куда громче, чем следовало, явно раздражаясь. — Мне оно надо? — Да никому не надо, — голос неуверенно дрогнул. — Но подделывать счета… — В том месяце у тебя рука не дрожала. Граф замер, как вкопанный, почти не дыша. Он сам лично проверял прошлую отчетность, неужели не заметил. Он сильнее прислушался, ругая собственную молодость и неопытность. — Ну так в том месяце… Предыдущий хозяин был стар, не заметил. А вот молодой… — Что молодой? Он тем более не заметит. Подумаешь, закупили дешевые ингредиенты, так они все равно надежные. — Но вписали мы другую сумму. — Тебя что, грызет совесть? А раньше не грызла? — А вдруг мы нарвались на подделку? Вдруг что-то взорвется? — У нас поставщики проверенные. Тебе что, не нужна прибыль? Денег хватает? Не порти схему, делай, как сказано. — Какую схему? — тихо и холодно произнес граф, выходя из тени. Он не ошибся, за углом стоял действительно помощник казначея. Его подельник при виде хозяина побледнел и съежился. — Схему поставки ингредиентов для опытов, господин граф, — помощник был невозмутим, словно не делился пару минут назад планом финансовой махинации. — Поделитесь со мной? — граф подошел ближе, глядя прямо в лицо. Помощник держался превосходно, без тени наглости и самоуверенности, словно действительно речь шла о рабочем моменте. — Разумеется, господин граф. — Тогда прошу в мой кабинет, — граф вежливо пропустил его вперед, не поворачиваясь спиной. — И вас тоже, — он коротко взглянул на белого, как мел, подельника. Ситуация казалось абсурдной. Помощник пошел вперед, видимо, собираясь отговориться ото всех обвинений, его приспешник явно хотел сбежать, но под взглядом графа последовал за сообщником. Граф чувствовал его страх, понимая, что тот может прямо сейчас во всем признаться, что помощник может напасть, хотя граф был вооружен и подготовлен. Он подтолкнул второго мужчину, снова предупреждающе глянув. Помощник казначея шел абсолютно спокойно, не делая попыток свернуть и спрятаться. Граф молча дошел с ним до кабинета, а по пути подал знак страже, о котором с охраной условился сам. Им он пока доверял. Открывая дверь, граф думал, что ему предстоит еще больше работы. Если совершенно случайно вскрылся один обман, то сколько нечестных на руку людей работало еще в Клубе?.. Когда помощник казначея вместе с подельником переступили порог, граф, зайдя следом с бесшумно вошедшими стражниками, захлопнул дверь, приготовившись слушать. Не вовремя вспомнилось пожелание доброй ночи, вызвав сухую усмешку. Но, подумал граф следом, если он сейчас выведет прохвостов на чистую воду, ночь действительно будет доброй. *** Новый месяц принес череду новых бессонных ночей. Граф почти забыл, когда в последний раз ночевал в родном поместье. Все чаще он смыкал веки в то в библиотеке, то в спальне Клуба, совсем ненадолго, чтобы дать хоть немного отдыха измотанному телу. Хотя здоровье графа было крепким, и столь тяжелая, напряженная и почти непрерывная работа не сбивала его с ног. Управляющий отговаривался, как мог, но графу удалось вывести его на чистую воду, вместе с его сообщниками. Было больно осознавать, что всего за несколько лет еще при жизни отца, в Клубе появилось множество нечестных людей, обеспокоенных лишь своей выгодой. В этот месяц графу до боли хотелось вернуться в поместье, закрывшись от всех, но так ни в коем случае нельзя поступать. Он брал себя в руки, собираясь с силами, призывая всю свою жесткость и беспристрастность. Ряды членов Клуба начинали редеть, но граф задался целью навести порядок. Клуб казался ему тесной клеткой, но граф не мог сбегать обратно в поместье, укрываясь от реальности. Он, как и прежде, проверял территорию, успокаиваясь только тогда, когда убеждался, что все действительно спят. Потому в одну из ночей, заметив в одной из лабораторий приглушенный свет, граф разом напрягся. Он тихо подошел к приоткрытой двери, прислушался, уловив только шелест одежды и страниц, и негромко постучал. Книгу, судя по звуку, отложили спустя мгновение в сторону, чуть позже дверь открылась сильнее, и граф услышал: — Добрый вечер. Он не сразу узнал голос, и, застыв на месте, рассматривал стоящую на пороге фигуру, и только потом вспомнил. Черты лица и знакомые интонации. — Все в порядке, господин граф? Тот же алхимик, что встретился ему почти такой же глухой и тревожной ночью месяц назад. И снова граф вспомнил, что видел его и вечерами, среди тех, кто остались работать в Клубе. Он замер, вглядываясь в складки потертого плаща. Алхимик был спокоен и смотрел на графа тепло. Не притворно ласково, а совершенно естественно. Граф не нашелся с ответом, сбитый с толку, но чувствовать этот взгляд было приятно. Он тряхнул волосами, дабы придти в себя, поражаясь, как сильно выбивал его из колеи любой намек на участие, на искренность и поддержку. — Да, — отозвался, наконец, граф. — Вам нужна помощь? — Нет, я просто отдыхал перед сном, — тихо ответил алхимик, явно заметив, что граф не в порядке, но продолжил смотреть все так же тепло, и только шире распахнул дверь. — Я нашел интересный трактат. Если хотите, можете взглянуть. Граф коротко выдохнул, подсознательно ища подвох. Что-то обязательно должно было пойти не так. Алхимик не приближался к нему, соблюдая приличия, но произнес так же тихо: — Это просто книга, господин граф. Если хотите, я оставлю вас с ней. Я не собираюсь нападать или причинять вам какой-либо вред. «Правда?» — чуть было не сорвалось с языка, но граф промолчал. Алхимик вышел в коридор, оставив дверь открытой. — Приятного отдыха, господин граф, — пожелал он, оставляя графа на пороге. Граф обернулся, глядя ему вслед, но не окликнул, задумавшись над сказанными словами. В прошлый раз пожелание доброй ночи обернулось раскрытием злоумышленников. Что могло принести ему новое пожелание? В лаборатории было тепло. Полумрак казался уютным, темнота в углах не пугала, напротив, ночные тени мягко окутывали стены, превращая комнату в подобие убежища. Граф снова вздохнул, осматривая лабораторию, проверяя целостность инвентаря. Успокоившись, он опустился в низкое кресло. Книга лежала прямо перед ним, раскрытая на середине. Граф, задержав взгляд на страницах, осторожно потянулся и замер, не решаясь коснуться. Он узнал один из первых трудов Парацельса, и пару минут просто сидел, затаив дыхание, вспомнив, что в библиотеке этого тома еще не было. Граф смотрел на трактат, как на чудо, даже не пытаясь угадать, где алхимик его достал. Но, как бы то ни было, книга лежала сейчас перед ним, терпеливо ожидая, когда граф возьмет ее в руки. Замкнутое пространство лаборатории словно оберегало и графа, и знания, изложенные в книге. Несколько раз глубоко вздохнув, граф взял трактат, чувствуя невероятную важность момента. Желая приятной ночи, люди обычно имели в виду хороший сон, веселье и удовольствия, но изучение старинного научного труда по-своему соответствовало этому пожеланию. Мысленно поблагодарив все еще незнакомого алхимика, граф погрузился в чтение. За дверью было тихо, в лаборатории лишь потрескивали свечи, и напряжение постепенно отпустило, не мешая графу изучать труд Парацельса. *** В городе медленно воцарялась осень. Ночи в Клубе наполнились глухим отзвуком дождевых капель, алхимики плотнее запахивали мантии, утепляясь. Совместные ужины стали сытнее, граф лично следил, чтобы повара старались на совесть. Сам граф ел мало и редко. Ему даже хватало, аппетит был плохим, но граф не заострял на этом внимания. Он был по-прежнему собран и полон сил, хотя казалось, что они кончатся в одночасье. Граф лично заключал множество договоров, не забывая непрерывную работу во дворце и обязательные совещания Совета. К себе он был требователен не меньше, чем к другим, а может, даже, и больше. Граф закупал новые книги, лично инструктировал недавно прибывших алхимиков, контролировал рабочий процесс. Кажется, он совсем перестал спать, хотя все больше привыкал к ночам в стенах Клуба. Порой он чувствовал усталость и холод, грызущее одиночество, от которого не удавалось отвлечься даже зарывшись в книги. Тогда граф резко вставал, брал фонарь и шел на обход Клуба. Его радовало, что порядок, пусть и хрупкий, постепенно приживался в Клубе. Что алхимики соблюдали режим, не изводя себя чрезмерно, а то, что граф сам не спал, это казалось нормой. Естественно ощущалось, не изматывая, как в первые ночи. Граф замечал все больше деталей, запоминал почти все потайные лестницы и ходу, нужные на случай осады. Конечно, до совершенного знания каждого закутка Клуба было далеко, ведь граф жил здесь второй месяц, и то не безвылазно. Он даже ночевал в поместье, и слуги каждый раз встречали его с искренней радостью. Он проводил с ними выходные, порой боясь, что они друг друга забудут. Все же дом оставался домом, с обитателями поместья граф был с самого детства, и ни на кого не смотрел свысока. У него не было близких родственников, многочисленные кузены являлись лишь по праздникам, но никто не хотел сближаться. Впрочем, граф не считал себя обделенным. Прохладные вежливые отношения на расстоянии были уделом многих знатных семей. Важнее было никого не опозорить. Граф все реже думал о желании жениться, завести собственную семью. Рабочие обязанности, поддержание поместья и порядок в Клубе были первостепенны. Его радовало, что стены родного дома по-прежнему сохраняли тепло. Граф проваливался в сон едва ли не сразу, оказавшись в своих покоях, и спалось ему каждый раз хорошо. Порой уезжать не хотелось. Клуб вновь казался чем-то далеким, чуждым и холодным, но граф не мог все пустить на самотек. Если он потеряет бдительность, потеряет и порядок. И потому граф, тепло попрощавшись со всеми, возвращался в столицу. Труд Парацельса, прочитанный в ту единственно теплую и мирную Клубе ночь, открыл графу много нового. Не останавливаясь на достигнутом, граф ставил новые опыты, выводил новые формулы. Ему нравилось запираться в библиотеке, склонившись над листами бумаги. Молодые люди его возраста в долгие осенние ночи писали любовные письма, граф же составлял новые рецепты. Девушки в Клубе тоже работали, но граф не обращал на них внимания, впрочем, как и они на него. Алхимики, ученые, чародейки, — все были заняты делами, а не любовными похождениями. Граф обсуждал с ними новые формулы и заклинания, но не флиртовал, даже не думая о подобном. С девушками хорошо было поговорить на научные темы, попрактиковаться в магии, и это было прекрасно. Одиночество, подступавшее порой к графу, было иного рода. Ему хотелось, чтобы рядом был кто-то, в чьем присутствии не обязательно было говорить. Чтобы просто сесть рядом, ощущая себя цельным и полным сил. Чтобы подобное было обоюдно. Чтобы от простого присутствия холодное пространство наполнялось теплом. Иногда это желание становилось настолько острым, что на графа нападала тоска. Он боролся с ней, не давая тяжелому чувству обнажить его уязвимость. Теперь граф все чаще забывался в работе, находя в ней спасение от тоски. Новая ночь казалась еще мрачнее и глуше предыдущих. Темнота давила на плечи, пламя свечей тускнело. Граф моргал, списывая все на обман зрения. К счастью, его не клонило в сон, и он мог проверять целостность магической защиты. Барьеры крепко стояли, но казалось, что еще чуть-чуть, и какая-нибудь коварная сущность выскользнет из-за угла. Граф привычно шептал заклинания, напряженный, но не поддающийся панике. Это была очередная тяжелая ночь, которую просто следовало пережить. Он размеренно обходил коридоры клуба, держа фонарь, гасил ненужные ночью свечи во избежание пожара. Мерно дышал, осматривая углы. Там будто что-то клубилось, свернувшись, но граф проговаривал заклинания и решительно продолжал путь. Уверенность в собственных силах служила дополнительным щитом. — Доброй ночи, господин граф, — услышал он совсем рядом. Граф замер, выше подняв фонарь, крепко сжав ручку. — Я не хотел испугать вас, простите, —знакомый голос был полон тепла. — Я не боюсь, — отозвался граф тихо. Желтый свет выхватил очертания капюшона. Знакомое лицо было, как и в те далекие ночи, умиротворенным и спокойным, взгляд излучал поддержку. Граф действительно не боялся. Напряжение достигло пика, даже сейчас, когда он понял, кого перед собой видит, но паники не было. — Это хорошо, — ответил алхимик, чуть склонив голову, и протянул руку. Граф резко вздохнул от неожиданного жеста, впившись взглядом в протянутую ладонь. Фонарь чуть покачнулся, но свободная рука графа коснулась пальцев. Он сам не заметил, как потянулся вперед и, осознав, это замер. — Вам страшно? Граф тихо выдохнул: — Нет. Я удивлен, но не испуган. — Это чувствуется, господин граф, — алхимик тепло улыбнулся, не отходя и не приближаясь, но руки не убирал. Граф стоял, осознавая важность этого жеста, и темнота вокруг становилась все несущественней. — Пройдетесь со мной? Вы устали, — мягко, но без притворной учтивости произнес алхимик. — Хотите проводить меня до спальни? — ответил граф просто и ничуть не двусмысленно. Ситуация была странной, но обостренная интуиция молчала, а магического морока граф не ощущал. Иногда забота была просто заботой, безо всяких иллюзий и чьего-то внушения, подсказывало графу сердце, и потому он ждал ответа алхимика, не отводя руки. — Почему нет? — ответили ему столь же просто. — Пойдемте? И граф пошел, поравнявшись с алхимиком. Защита по-прежнему была крепкой, отчего становилось спокойнее, подозрительных шумов и шорохов не было слышно. Граф шел, освещая обоим путь. Напряжение постепенно спадало, тишина становилась мягче, не давила на сознание, как в начале ночи, превращаясь в уютное молчание на двоих. Графу дышалось легче, он не проронил ни слова, погруженный в себя и в тепло, осторожно окружившее обоих. — Спасибо, — тихо произнес граф, повернувшись к алхимику, готовый услышать что угодно, новое пожелание, но понимая, что не хочет его услышать. Что хочет просто ощущать этот момент, наслаждаясь покоем. — Не за что, — улыбнулся тот все так же тепло, но ничего не сказал, а коснулся губами губ, мягко и чувственно, так что граф, пусть удивленно, ответил. Поцелуй был глубоким, но нежным. Странным. Граф не знал имени, не знал ничего, но опустил фонарь, поддаваясь. Его не опаляла внезапная страсть, не кружило голову от безрассудного влечения. Поцелуй был простым, схожий с искренним пожеланием доброй ночи. Граф вспомнил их самую первую встречу, вспомнил тот взгляд и ощущение покоя, и продолжил отвечать. Хотелось стоять в полутьме, чувствуя уверенные объятия. Граф словно оказался в родном поместье, причем летним вечером, а не сырой осенней ночью. Целуя, граф не просто принимал, он отдавал собственное тепло. Взаимный обмен, сообщающиеся сосуды, пришло вдруг на ум. Труды Парацельса, старинные поэмы, строки формул и витки сонетов. Разомкнув объятия, но по-прежнему глядя в лицо незнакомца, граф думал, что даже если они не встретятся, то эта ночь останется в памяти талисманом, придающим сил уверенно двигаться дальше. И он думал, что желает для этого алхимика того же. Чтобы тот тоже сохранил тепло графа и это ощущение безопасности и покоя. — Пойдемте, господин граф? Позволите? — алхимик взглянул на ручку двери. Граф чуть приоткрыл губы, удивленно вздохнув, понимая, о чем тот спрашивает. — Пойдемте, — ответил он, открыв дверь спальни. — Позволю, — он улыбнулся. *** Прохлада спальни охватила целиком тело, хотя угли в камине все еще тлели, не пропуская настоящий холод. Где-то глухо стучал дождь, двигались стрелки часов, колыхались шторы. Но все это смешение звуков было неважным. Граф опустился на кровать, обнаженный, не страшась сквозняков. Напротив, прикосновение прохладного воздуха к коже обострило чувства. Его накрыло волной тепла спустя мгновение. Прикосновение горячего тела, ощущение ладоней на коже, обе руки легли на грудь. Граф смотрел на алхимика, замерев. Не двигался, даже пока не пытался коснуться, просто смотрел. Губы еще хранили тепло поцелуя, хотелось почувствовать его снова, но граф события не торопил. Пока ему достаточно было просто смотреть, глаза в глаза. Он не чувствовал чужого желания подчинить, не чувствовал своего желания обладать. Просто хотелось замереть, проживая этот момент, дыша в едином ритме. Хотелось обоюдной нежности, того самого ощущения, когда не нужно много действий и слов. Не нужно спешки и лихорадочных движений. Ладони тепло приласкали кожу. Дыхание перехватило, и граф медленно потянулся навстречу. Приподнялся, не торопясь. Ладони скользнули ниже, прошлись по талии, коснулись спины. Граф чувствовал уверенное, спокойное объятие, и эта неспешная ласка пробирала сильнее. Он потянулся вперед еще больше, плавно, осторожно, мягко коснулся губ и вновь замер, выдыхая. Ответил на поцелуй; язык разомкнул губы, и граф обнял алхимика сам, поддаваясь. Нежность смешалась со сладостью; постепенно просыпалось желание, столь непохожее на жажду сиюминутных удовольствий. Граф целовал незнакомца, отвечал незнакомцу, но чувствовал столь теплое единение, будто встретил родственную душу в мрачных стенах Клуба. Ладони гладили спину, и граф касался, мягко лаская, лопаток и позвонков. Его поддерживали, одновременно притягивая крепче. Граф был не против, согреваясь под ласками. Ладони прошлись снизу доверху, и он застонал чуть слышно. Новый поцелуй был еще глубже, граф слегка развел ноги, чтобы было удобнее полулежать, не размыкая объятий. Он чуть прогибался под руками, раскрывая сильнее губы. Ни единая мысль не отвлекала, не перебивала нараставшее удовольствие. Граф подался бедрами вверх, прижимаясь к паху, чувствуя возбуждение. Простонал громче, когда пальцы, соскользнув со спины, обхватили, свели вместе члены, ладонь двинулась, и граф поймал чужой стон. Чуть отклонился назад, чувствуя, как к шее прижались губы. Горячий поцелуй возбудил еще больше, но граф по-прежнему не торопился, двигая бедрами плавно. Он сам тихо и глубоко стонал, прикрывая глаза, лаская руками спину. Обоюдная ласка была медленной и столь чувственной, что хотелось просто наслаждаться, забыв обо всем. Граф хорошо ощущал, как пальцы двигаются в плавном, но горячем ритме, подавался в ладонь, приподнимая бедра. Развел ноги шире в какой-то момент, но не предлагая себя бесстыдно, а просто давая волю желанию. Сдерживаться становилось труднее. Алхимик целовал его шею чаще, ласкал языком, но не прикусывал кожу. Зато целовал ключицы, оставляя влажные следы, и это ощущалось так томительно и остро, что граф стонал глубже. Ласкающая ладонь разжалась, алхимик сам застонал, чуть сдвинувшись, и принялся гладить бедра графа обеими руками. Граф прикусил губы, ощущая новый прилив удовольствия, улыбнулся, поддаваясь желанию целиком. Горячие губы касались бедер, поцелую оседали на внутренней стороне, побуждая почти захлебываться стоном. Граф запрокинул голову, давая ленте соскользнуть, освобождая волосы. Граф чувствовал себя открытым, но не уязвимым. Вместе с желанием его наполняло тепло. Он принял в себя смазанные маслом пальцы, постепенно впуская их сильнее. Почти забытое ощущение было острым, но, разогретое желанием тело не чувствовало боли, к тому же, ласка была осторожной. Граф стонал, двигая бедрами чаще, захлебываясь ощущениями. Отвечал на новые поцелуи, выгибаясь. Почти вскрикнул в момент проникновения, вцепившись в плечи, и тут же услышал: — Вам больно? В почти синем взгляде мелькнуло беспокойство. — Нет, — ответил граф тут же, — мне хорошо, — он искренне улыбнулся. — Еще? — Еще, — граф заметил ответную улыбку, тут же выгнувшись от толчка. — Да, еще, — отозвался граф жарко, прижимаясь к животу любовника возбужденным членом, и целуя сам, глубоко, с удовольствием, вбирая ответный стон. От отдавался и принимал, подставляясь по руки. Кажется, спину оцарапали крепкие ногти, но это было нестрашно. Граф окунался в тепло с головой, окунался в желание, сжимая ногами бедра. И это был не просто страстный порыв, это было слияние, полное такой нужной обоим нежности. — Кто ты? — прошептал граф, чувствуя, что готов излиться. — Как мне с тобой хорошо? Как твое имя? Он вгляделся в лицо любовника, неотрывно смотря на губы. Кажется, те разомкнулись, произнося что-то знакомое, непостижимое и удивительное, но тут же он услышал теплый глубокий, как во все их, пусть редкие встречи, голос: — Вольфганг Забериск. Граф улыбнулся, глубже насаживаясь и изливаясь: — Вольфганг… Как мне тепло с тобой. Он обнял любовника крепче, чувствуя его семя в себе. Тот поцеловал его сразу, усиливая это тепло. — Как и мне с тобой, Джон. И граф, услышав не официальное обращение, а родное имя, прижался к нему всем телом, чувствуя, что они друг друга нашли. Холодной напряженной, почти жестокой осенью, в стенах Клуба, в котором обоим стало безгранично тепло.