ВИП-гость.

— Сможешь удовлетворить меня за пять минут, и после игры я заберу тебя с собой. В голове судорожно крутились мысли, но ни одна из них не казалась ему разумной. Убить ВИП-гостя — не вариант. Оглушить? Но полицейский не сможет сбежать, там повсюду охрана, которая не упустит возможности поинтересоваться, куда же сбегает официант. Пытаться не подчиниться? Тогда убьют его самого. Нет никакого выхода. Впервые в его жизни. Хван Джун Хо медленно опустил взгляд на уже наполовину стоящий член ВИП-а. — Как вас зовут? ВИП приподнял одну бровь, явно ощущая своё превосходство, и лениво протянул: — Ты можешь звать меня господин Хён Джун, сладкий. Ну же, давай, или ты никогда этого не делал? Хван Джун Хо не позволил ни единой эмоции отразиться на своём лице. Под пронизывающим взглядом Хён Джуна он медленно протянул руку и дотронулся до пульсирующей плоти. Хён Джун прикрыл глаза и рявкнул: — Возьми его в рот, мальчишка! Хватит мяться, моё терпение не бесконечно. Полицейский сглотнул. Ради брата. Ради свободы. Он должен это сделать, как бы мерзко ему не было. Ради того, чтобы снова вернуться домой, чтобы вернуться живым, с братом, и плевать на всё остальное. Его губы осторожно накрыли головку, но тут Хён Джун резко толкнулся ему в горло, и на глазах выступили слёзы. Хорошо, что у него слабый рвотный рефлекс. Всё произошло быстро. Пара минут резких толчков, в течение которых полицейский заботился только о том, чтобы убирать вовремя зубы, и ВИП-гость уже излился ему на лицо. — Хороший мальчик, — его губы исказились в ухмылке. — Ты, конечно, ничего ещё не умеешь, но я тебя научу, у нас будет время. А теперь… Он дотронулся до его лица и собрал пальцами своё семя. — Оближи. Глядя в глаза самому на тот момент ненавистному человеку в своей жизни, Хван Джун Хо открыл рот, куда тут же проскользнули толстые пальцы. Его замутило. Солоноватый вкус плотно осел во рту, и всё, чего сейчас хотелось — это прополоскать рот чистой водой. И помыться. Как следует пройтись грубой мочалкой по телу, смывая накопившийся за эти дни кошмар. — Это ведь был твой первый раз? Хён Джун изучающе смотрел на него, но глаза его оставались пустыми и равнодушными, словно акульи. Это был не человек. — Да. Губы ВИП-гостя растянулись в такой же равнодушной улыбке. — Знаешь, мне расхотелось идти смотреть игру. Лучше я поиграю здесь, с тобой. Сердце в панике забилось. Что ещё ему нужно, что он придумал? Но тут раздался стук в дверь, помешав уже открывшему рот гостю изложить свои мысли. — У вас всё в порядке? — О да, — Хён Джун облизнулся, не прерывая зрительный контакт. — Оставьте нас. Надежда на освобождение рухнула, лопнула, словно воздушный шар, разлетелась ошмëтками красной резины. — Раздевайся. — Господин… — Это приказ. Хван Джун Хо поднялся с колен. Гость с явной насмешкой в глазах наблюдал за тем, как он судорожно снимает одежду дрожащими руками. Расправившись наконец с трусами, Хван Джун Хо резко поднял голову, не пытаясь прикрыться руками. Он стоял, гордо вздëрнув подбородок, и с вызовом смотрел на своего мучителя. — Красивый мальчик… Полицейский замер, в то время как Хён Джун обошёл его, рассматривая юное тело со всех сторон. Шлепок по ягодицам, от которого Хван Джун Хо вздрогнул, звонким звуком разнëсся по помещению. Гость толкнул полицейского на диван, перевернул его на живот и засунул колено между ног, раздвигая их. Хван Джун Хо стиснул зубы и зажмурился, желваки заходили под кожей, но он не издал ни звука. — А ты строптивый мальчик, да? — хрипло поинтересовался гость. — Тем интереснее будет тебя сломать. Хван Джун Хо иногда терпел унижения. Для того, чтобы добиться своей должности, изредка ему нужно было просто пропускать колкие фразы мимо ушей. Делать вид, что всё это не касается его, игнорировать слухи и прямые оскорбления. И в такой ситуации он не видел лучшего выхода, чем сделать вид, что подчинился. На самом же деле внутри полыхала ярость и жажда мести, и именно это так проницательно заметил Хён Джун. Гость в это время надавил пальцем на сжавшееся колечко ануса полицейского, но проникнуть внутрь не получилось. — Сраный девственник. Не церемонясь, Хён Джун сунул палец в рот подчинëнному мужчине и смочил его слюной. — Не сопротивляйся, сладенький, вот увидишь, тебе понравится. Палец проник внутрь, и Хван Джун Хо ещё сильнее напрягся. — Ты меня раздражаешь, — прошипел гость, резко высовывая палец. — Я хочу, чтобы твой член стоял. Даю три минуты. Начинай. Если сделаешь всё правильно, я постараюсь, чтобы тебе было не так больно. Полицейский перевернулся на спину. Он уставился в потолок и дотронулся до своего члена, привычными движениями начиная приводить его в состояние эрекции. Он представил себе свою первую любовь — девушку из старшей школы. Её длинные волосы и огромные чёрные глаза. Сформировавшуюся рано грудь и обтягивающие попу джинсы. Как он тогда мечтал о ней, как хотел быть рядом. Она была по-настоящему умна, и это заводило его даже больше, чем её внешняя красота. — Смотри на меня. Хван Джун Хо перевёл взгляд на гостя, который смотрел на него без улыбки, оценивающе и как-то пугающе. Полицейский никак не мог понять, о чем думает Хён Джун, и от этого становилось ещё страшнее. Вот так, глядя ему в глаза, Джун Хо обхватил ладонью член и начал поступательные движения вверх-вниз, не забывая поглаживать головку и уделять внимание яичкам. Когда назначенное время истекло, его член был в полной боевой готовности, а глаза затуманились, подернувшись пеленой желания, направленного на Неё. Даже смотря в голубые глаза европейца, он продолжал видеть Её. Звонкая пощëчина нарушила ход плавных мыслей. — О ком ты думаешь, маленький негодник? Хён Джун бросил на него разъярённый взгляд. Он тяжело дышал, и его ноздри раздувались от гнева, что в иной ситуации показалось бы полицейскому смешным. — О вас, господин. — Не смей мне лгать, — он прищурился. — Но на первый раз прощаю. Хён Джун вновь перевернул на живот полицейского, который не оказывал никакого сопротивления, и заставил его встать на четвереньки. И вот уже два пальца, смоченные слюной, потихоньку проникают в сжатое отверстие. По сантиметру, медленно, но верно. Это было больно. Казалось, что ещё немного, и его сфинктер порвëтся, не выдержав напряжения — а ведь это ещё даже не член. Слёзы сами собой начали выступать в уголках глаз, но Хван Джун Хо зло сморгнул их, не дав гостю насладиться видом плачущего полицейского. Сломать его? Никогда в жизни. Этот урод может делать с его телом всё, что захочет, да, но дух его не сломить ничем. Хён Джун наконец прекратил мучения, вынув пальцы из ануса полицейского, но волна облегчения прокатилась совсем ненадолго — на их смену пришёл член. Он был не слишком маленький, но и не слишком большой, среднего размера. Но достаточного, чтобы порвать мягкую слизистую. — Не бойся. Жаркий шёпот прямо в ухо, и тяжёлое потное тело нависло над ним, опаляя гнусным дыханием шею. Толчок. Крик, так и не вырвавшийся из горла, лишь плотно сжатые зубы и струйка крови из прокушенной губы. Ещё толчок. Слёзы всё-таки потекли по щекам, но гость не видел этого, потому что Хван Джун Хо своевременно уткнулся лицом в жëсткую обивку дивана. Член вошёл до конца, и Хён Джун замер, наслаждаясь ощущениями. — Ты невероятно узкий, мальчик мой, — прохрипел он. — А теперь перевернись на спину, я хочу видеть твоё прекрасное личико. Джун Хо перевернулся, надеясь, что следы слёз уже исчезли, и уставился в бесцветные равнодушные глаза европейца. — Умница. Толчок. Боль разрывает внутренности, хочется кричать и плакать, просить о помощи, но полицейский молчит, молчит и ждёт, когда наступит конец, когда его наконец отпустят, наигравшись. — Я хочу слышать тебя. Стони. На щеках выступили алые пятна. Теперь толчки и стоны чередовались. Стоит ли говорить о том, что стоны были не удовольствия, а боли? Только гость этого не замечал, пребывая в собственноручно созданном раю. Для него рай заключался в причинении боли другому человеку. Видеть унижение того, кто вынужден подчиниться. Слышать хриплые стоны. Чувствовать контроль над ситуацией и власть над человеком. — Хороший мальчик… Хван Джун Хо не знал, сколько это длилось. Он вовремя стонал, как и было приказано, подавался бедрами навстречу горячему члену, а все мысли были только о том, чтобы пережить это. И он пережил. — Теперь помой его своим ротиком. Полицейский вновь опустился на колени, чувствуя, как сперма вытекает из его отверстия и стекает вниз по внутренней стороне бёдер. Конечно, им было не до клизмы. И теперь член гостя пах фекалиями, а кое-где на нём были коричневые пятнышки. — Я сказал: бери его в рот и чисти, — железный голос проник в сознание, а тяжелая рука, покрытая седыми волосками, властным жестом притянула голову полицейского к паху гостя. Это было отвратительно. Отвратительнее, чем всё, через что когда-либо ему приходилось проходить. Но он это сделал. Ради брата. Давай, ты сможешь, Хван Джун Хо, ты сильный. Правда ведь? Хён Джун запахнул свой халат. — Ты можешь одеваться, сладенький. Но не думаешь же ты, что я тебя просто так отпущу? Теперь ты всегда будешь рядом со мной, не отойдëшь ни на шаг. *** Хван Ин Хо наблюдал. Он стоял рядом с остальными ВИП-гостями, увлечённо обсуждающими игру, и изредка стрелял глазами в сторону пустующего дивана ВИП-а номер четыре. Десять минут назад упомянутый выше гость ушёл в приватную комнату и увлёк за собой официанта. Гостям было позволено практически всё, и, зная четвёртого, Ин Хо не удивился подобному поступку. Ведущий познакомился с четвёртым ещё в реальной жизни, когда они случайно пересеклись на вечеринке в честь победителя игры. Хён Джун тогда показал себя во всей красе — он много выпил и утробно хохотал, пытаясь облапать какого-то юнца. Все знали — Хён Джун любил мальчиков — юных, непокорных и миловидных. Он любил их ломать. Завлекать сказками о деньгах и счастье, а потом насиловать, выбивая из глаз слёзы, а из горла — крики. Опускать их на самое дно и не давать подняться. Хён Джун откровенно скучал со всем своим богатством, потому и пытался скрасить время поступками, за которые любого другого упекли бы за решетку. Пожалуй, он один из первых во всей компании понял, что счастье не в деньгах. Что счастья нет вообще. Для четвёртого есть только дорогое вино, изредка дорожка кокаина, элегантная одежда и мальчики. И насилие. Когда человек чувствует себя безнаказанным, он творит то, о чём раньше не смел и подумать. Руки развязаны, и некому сдерживать твои животные порывы, и ты пытаешься прогнать скуку и скрасить время чем-то запретным, сладким и тягучим, словно кровь. Хён Джун любил и кровь — когда очередной мальчик ему надоедал, он легко мог продолжить развлекаться, выбивая зубы, раздирая кожу, царапая и кусая бледное тело, давно уже покорное и сломанное. Хён Джун любил забирать сердце и давить его, вгрызаться в душу и топтать любые светлые чувства, оставляя под конец лишь вялое существо вместо человека. И потому Ин Хо решил ещё раз проверить, всё ли в порядке с его официантом. В конце концов, сейчас людей лучше не терять — особенно, когда где-то рядом бродит чёртов полицейский. Наверняка такой же, как его брат — принципиальный и омерзительно справедливый. Ин Хо решительными шагами двинулся по направлению к приватной комнате. *** Уже одетый Хван Джун Хо медленно поднял взгляд на своего мучителя, и вдруг от вида его старого лица, его глубоко посаженных таких мерзких водянистых глаз, его тонких, искривляющихся в пошлой ухмылке губ, полицейского перемкнуло. Что-то внутри щëлкнуло, и разум заволокло кровавой дымкой. Пистолет уже в руке, но тут дверь распахивается, и врывается он — главный. Чёрная маска летит на пол, и взору полицейского открывается лицо брата. — Стой, не стреляй в него! Родной мой… Так вот как? Значит, ты за этим стоишь, значит, спасать тебя не от кого, значит, ты сам уже принял решение, а я… А я ради тебя, знаешь, что перетерпел? Теперь уже все равно. Выстрел. Тело гостя падает на пол. Ещё выстрел, и ещё. Предсмертные судороги, и кровь везде — на полу, на стенах, теперь и на руках. Наплевать. Пусть. Он как будто что-то понял после этого. Несправедливость мира, в котором все они живут. Предательство близкого человека, бессмысленные жертвы, на которые приходится идти. Значит, вот оно как. Кривая ухмылка на лице, испуганное лицо брата, переводящего взгляд с гостя на полицейского. Нарушил я твои планы, родной? Ну, ничего. На мне жизнь отыгралась уже, да и ещё не раз отыграется. Брат надевает маску, и всё происходит, как в замедленной съёмке — врываются эти розовые костюмчики, уносят тело, а он стоит и смотрит, не в силах отвести взгляд. И только дуло автомата, приставленное ко лбу, приводит в чувство. — Прости. И Хван Джун Хо тоже падает на пол, а на лице его застыла навечно гримаса шока и боли — не физической, но душевной. — Прощай, брат, — равнодушно говорит ведущий. — Зря ты это сделал. Он разворачивается и уходит, подав знак работникам убрать труп. Они все здесь такие — равнодушные. Им чуждо что-то человеческое, тёплое. Любовь, дружба. Для них есть только вечная скука и удовольствие в насилии. А Хван Джун Хо был не таким, за что и поплатился. Навсегда.