anxiety

Чонгук до безумия устал. Устал притворяться сильным, счастливым и отнюдь не эгоистичным. Устал говорить, будто всё в порядке, когда на деле ни черта не складывается так как необходимо. Устал от не тех рук и прикосновений, после которых тошнит и желание принять горячий душ возникает каждые пять минут. - Чонгук, - тихим стоном на выдохе срывается с пухлых губ Чимина, когда пальцы младшего сжимают чересчур сильно два члена, делая резкое движение вверх. Он не помнит уже как давно они помогают друг другу снять напряжение. Сначала казалось, будто это по взаимной симпатии, но при детальном рассмотрении выяснилось, что это просто иллюзия. Попытка сбежать от одиночества и безответной, как им кажется, любви. Резкий рывок вперёд, дабы накрыть чужие губы, пытаясь приглушить посторонние звуки, всё же они не одни в общежитии. Но Пак и так понимает прекрасно, закусывает ребро ладони, прежде чем спустить в кулак младшего. Они потом вместе принимают душ, стараясь отмыться от этого липкого ощущения грязи и омерзения к самим себе, когда рядом вроде бы близкий человек, но совсем не тот. От этого бремени тяжело. Он и правда очень устал. - Хей, что за кислая мина? - Тэхён цепляет каждый раз пальцами да подбородок, смотрит пристально, пока маннэ умирает, наблюдая за вселенной в чужих глазах. Хочется блевать от этой ванили. Чон верит, что однажды это слепое обожание перерастёт во что-то иное или угаснет вовсе. Потому что чересчур сильно он любит. Любит этого гребаного Ким Тэхёна, который заставляет на губах появляться блаженную улыбку, а в груди расцветать безмерному чувству умиления. Чонгук любит съёмки, когда рядом сидит предмет его обожания, выдавая свою милую квадратную улыбку. Тогда маска непроницаемости трескается, являя миру настоящего Чон Чонгука, каждый раз на несколько мгновений. Но он ненавидит, когда Тэхён, сидя рядом, словно невзначай закидывает руку на плечо, случайно после касаясь пирсинга на соске, прокатывая его между большим и указательным пальцами. - Хён, - Чонгук всегда после смотрит пытливо, стараюсь рассмотреть в чужих глазах заинтересованность, симпатию… Да хоть что-то, а не просто игривый взгляд и вздернутые вверх брови. - Ты чего, Чонгук-а? У тебя жар? Щеки красные. Намджун осматривает привычно обеспокоенно, прикладывает ладонь ко лбу младшего. Удовлетворенно хмыкнув, списывает всё на жаркую погоду, удаляясь на кухню в поисках съестного. Ким будто испытывает выдержку Чонгука, после упархивая в чужие объятия, из-за чего зудят кулаки, от желания привнести нечто не столь идеальное в лицо «друга». А Тэхён только кусает губы, затем нервно облизывая, и следит за эмоциями маннэ, надеясь, что свои скрывает достаточно хорошо. Он видел и слышал их несколько раз с Чимином, но никогда не обсуждал это с друзьями, считая свои чувства лишними в этом тандеме. Тэхён лишь надеется, что то светлое нечто, начавшее зарождаться ещё со времён дебюта, когда он окружал младшего небывалой заботой, однажды зачахнет. Принесёт облегчение от постоянной ноющей боли в груди, которую он пытается иногда разбавить этими глупыми играми, прячась за маской 4-D человека. Ким часто ступает на тонкую грань между игрой и реальными чувствами, но каждый раз не решается её пересечь, особенно если рядом начинает маячить Чимин. Он просто тихо и позорно сбегает под бок лидера. - Наджун-хён, можно я у тебя сегодня посплю? Старший лишь довольно сгребает в объятия вокалиста, пока рядом крошится чужое сердце. Намджун хотел бы быть обделён тактом, эмоциями и быть просто добрый хёном, надежной опорой, а не чьей-то жилеткой и саксаульной игрушкой на пару раз в неделю. Хотел бы искренности, высокопарных слов… Но всякий раз, пока Тэхён осторожно целует его шею, опасаясь оставлять засосы, он немного умирает. - Можешь называть меня его именем. - Сокджин-а, - перекатывая во рту каждый слог чуть охрипшим голосом, вспоминая все глупые дедовские шутки и своеобразный смех старшего, отчего на устах глухая улыбка. Строить из себя сильного, почти независимого, для этого Намджуну самому нужна была точка опоры, которую он нашёл в Ким Сокджине. Расслабляясь всякий раз, когда самый старший в группе взваливал на себя часть ответственности. Как из этой точки всё перетекло в нечто большее Ким не в силах ответить, просто однажды ему приснилось, как старший целует его, затем податливо растекаясь в руках… Может, это была точка невозврата. А может, дело лежит глубже. Намджун умный, но не горит желанием копаться в себе, тем более, что Джину он не нужен. У того свет клином сошёлся на другом человеке. - Юнги, хватит сидеть допоздна в студии, ты должен иногда есть и бывать на солнце для фотосинтеза витамина D, - он тычет в рэпера своим чуть кривоватым указательным пальцем, после махая руками в жесте, словно сдаётся. Но ставит перед Мином пару контейнеров с едой. - Не хочу чтобы ты умер голодной смертью. Любовь Сокджина выражается в такой вот опеке, гиперзаботе, хоть он и старается ее дозировано распределить. Отчего-то быть застуканным и таким влюблённым не хочется. Однако хочется погрузить любимого человека в кокон, чтобы греть, даря тепло, чтобы баюкать бессонными ночами, чтобы банально быть рядом. Ведь младший вечно отгораживается от мира за четырьмя стенами, отмахиваясь от чужой заботы, как он назойливой мухи. Отчего сердце вокалиста постоянно болезненно жмёт, давит грудную клетку изнутри, натыкаясь на острые рёбра. Он взрослый, он смелый. Он бы признался, но знает, что бесполезно. От этого мир кажется беспросветным и убогим. Ведь у его объекта воздыхания есть парень. - Дурацкий, Ким Намджун, когда ты уже оглянешься вокруг. У Юнги много песен о неразделенной любви, но он из не являет миру, ведь быть крутым и будто непробиваемым удобно. Только это глупое «люблю» от Чимина на разных съёмках заставляет съеживаться, прячась за коконом безразличия постоянно. Это не всерьёз, Юнги знает. Но внутри почему-то всё равно замирает каждая клетка, прекращаясь свою жизнедеятельность на несколько секунд. Делать вид, что ненавидишь любые проявления чувств проще, чем собирать своё сердце из пепла. Когда воспоминания болезненным эхом по задворкам сознания, складываясь в совсем грустные стихи. А Чимин улыбается, являя миру глаза-полумесяцы, складывает из пальцев сердечки, жмётся к Чонгукову бедру доверчиво, оставляя каждый божий день несколько шрамов на груди Мина. - Знаешь, Хосок такой красивый, но такой чистый и правильный, что я даже не решаюсь обсуждать с ним что-то серьёзнее погоды или текста песен. Думаю, узнай он о моих тайных фантазиях на его счёт, возненавидел бы. У Пака невеселая аура при подобных мыслях о Хоупе, но глаза по-прежнему светятся от любви, которая за последние два года не перегорела, не смотря на происходящее вокруг. Он просто каждый раз на месте Чонгука представляет другое лицо. А Чон молчит, потому что знает, знает о влюбленности Хосока. О его заскоке на парочке своих закадычных друзей. Но не решается сказать, ведь это не его тайна. - Они такие, что просто «вау», понимаешь, Чонгук? - - Пьяный Хосок это что-то с чем-то. - У меня душа в пятки уходит, когда они рядом. В груди клокочет так бешено, что мне страшно. Маннэ лишь бьет себя ладонью по лицу, не понимая, почему они не могут разделить эти чувства на троих. Почему не могут познать и обрести самих себя, прекращая играть в дурацкие прятки. Почему некоторые продолжают прятаться за псевдоотношениями, а другие позорно сбегают от страха. - Может, стоит попробовать рассказать Юнги и Чимину, хён? - Чтоб меня сочли извращенцем? Я их слишком люблю, не смогу пережить, если они отвернуться. Взаимная любовь это великий дар, он обычно для двоих, а не так… Это не так. Это всё не то. Они все не те. Они все играют, не знают, насколько близко по итогу от них счастье. Будто бояться быть счастливыми.