Растили перемолотое Клеили расколотое Спать ложились прямо в гроб (из тепла — в сугроб) Ледяные проруби Плачущие голуби Кровавый и немой озноб (врезать прямо в лоб)
Маленький пузатый телевизор, стоявший в дежурке центрального управления внутренних дел по Санкт-Петербургу, рябил и ревел, но всё же более менее исправно работал, пока в новостях освещали такие важные новости сегодня: — Протесты в поддержку российского оппозиционера Алексея Навального начались в январе 2021 года после его задержания российскими правоохранительными органами и размещения в интернете документального фильма-расследования Фонда борьбы с коррупцией «Дворец для Путина. История самой большой взятки» с обвинениями в коррупции в адрес российского президента Владимира Путина, — ведущая манёвренно перемещалась по студии, пока сзади нее крутили отрывки записей корреспондентов с митингов по всей стране, периодически сменяясь картинками и сюжетными вставками из документального фильма. Сейчас люди делились на три категории: одни были на митингах пытаясь отстоять своё право, честь и свободу, вторые были в роли наблюдателей, сидели дома, на работе, в компании и активно разглагольствовали о политике, при том что многие могли даже не понимать истинной сути происходящего и третий тип людей, которым было пофигу, ведь они считали себя вне политики, что само по себе дерьмо позиция. Где-то среди этих троих был и Игорь Гром. Работа кипела, помимо обычной рутины, которая меркла на фоне политических игрищ, развернувшихся по всей стране, приходилось заниматься ещё и «пакованием» людей, которые просто пришли выразить свою позицию, а в итоге попали под раздачу. — Игорь. Игорь, блин, смотри, смотри, чего творят! — Дубин, сидевший рядом с Громом, зарывшись в кипе бумаг, согнулся в три погибели, опираясь локтями на колени, рассматривая в экране смартфона чью-то прямую трансляцию прямо с митинга, что развернулся прямо на Дворцовой. — Да видел я уже это, тысячу раз видел, ты же знаешь, сценарий для всех один и тот же, — как бы грустно это ни звучало, они оба понимали, Игорь прав, — Покричат для виду, плакатики только развернут, а там дальше до первой дымовухи или ещё чего, и пошло-поехало: дубинки, омоновцы, автозак. Дубин всё это прекрасно понимал, но вот смириться с таким положением дел ему было трудно. По управлению витали шепотки, кто-то переговаривался, высказывая свои мнения, кто-то даже решил сделать пару ставок на успех данной взбучки, а кто-то только и делал, что пытался дозвониться к своим близким в надежде услышать заветное «не переживай, па, я дома», «ма, я на занятиях, да, я помню, на митинг ни ногой, да». — 23 января протестные акции прошли в 198 городах России и 95 городах за рубежом. Самая массовая акция состоялась в Москве. В ней, по разным подсчётам, приняли участие до 50 тыс. человек. Вторая по масштабу акция протеста состоялась в Санкт-Петербурге. — Димон, зырь, чё покажу, — между столами, как чёрт из табакерки выскочил Цветков, пихая Грома в плечо, даже не задумываясь над тем, что делать так, пожалуй, не стояло бы. — Костян, а ты не офигел ли часом? Грабли свои при себе держи! — Простите, товарищ майор. Дим, ну, ты смотреть будешь, не? — Костик смутился, но всё равно протянул коллеге свой смартфон, тапая по экрану. — Ты чего к Дубину докопался? Заняться нечем, или работа кончилась, так я подкину тебе щас, не парься, — Грома это всё уже откровенно достало, ведь, в обычные дни никто не пылает трепетными чувствами к рабочему процессу, а сейчас так и подавно, работа стала мёртвым грузом, а ведь разбои, нападения, кражи, бытовухи, всё это никто не отменял. — Ну, чего там у тебя, Кость? — Димка чирканул что-то на бумаге, буквально пару строк, поворачиваясь к Цветкову в полоборота, чтобы Гром не так сильно мандел о разложении рабочего процесса. — Твой обожаемый «мистер TrueTalk» был замечен на Дворцовой, прикинь? — В смысле? — переспросил Димка, посильнее натягивая на переносицу очки, даже двигается чуть ближе, чтобы уж точно ничего не упустить из поля зрения, а потом и правда замечает лицо Титова на одном из кадров новостной хроники. Эх, желтушники ведь точно раздуют из этого что-то такое страшное, липкое, скандальное до невероятных размеров, сколько раз уже такое было. Жаль, конечно, Дениса Олеговича, ведь только-только от скандала с ФСБ-шниками отмылся, а тут опять. — Это кто? — всё же встрял Гром, вставляя свои пять копеек, нависнув прямо над ребятами, уткнувшимися в телефон. — Денис Титов, создатель одной известной, перспективной социальной сети, она работает по типу полиграфа, представляешь? Димка готов был часами воспевать и восхвалять всё инновационное, новое, прогрессивное, до чего дошло человечество, в разумных пределах, конечно, но Игорю, как человеку, который на клеточном уровне буквально не любит ничего нового в своей жизни, ему было сложно. — И чего это он в Питер подался, отсюда с броневичка кричать удобней, или что? — Представляю, и чё? Он там главный борец за справедливость или так, сказочный пиздодуй? — Игорь! — возмутился Дубин, снова уткнувшись в смартфон. — Или, подожди, мне стоит переживать, ещё один создатель соц сети… Может, это второй Разумовский? — Нет, этот круче! Плюсом ему в копилку то, что его уже загребли, так что, если вдруг что, его даже ловить не придётся. — Фак! А ты откуда всё знаешь, Костян? — Так это последняя новость уже минут десять как, через час-полтора только по телеку покажут. — Так, это всё конечно классно, но а работать кто будет, я? — Ну, вообще-то да, — Цветков буркнул первое, что в голову пришло, пока язык не прикусил. — Я не понял, это кто у нас тут допиздеться решил? — Игорь, а ты Юле не звонил сегодня, а то я ей пишу, пишу, она уже четвертый час не отвечает, может, её тоже упаковали где-то? — Дубин отвлекает его очень грамотно и красиво, ведь, пока Игорь немного подвисает, у Кости появилась отличная возможность улизнуть и не отхватить пиздюлин.«Молчание благородно» — проповеди вора Задушив заботой, закопали под забором Криком первородным поднимаю волны Меня правда научила лаять сквозь намордник
Словно в насмешку, в этот самый момент ещё и телефон начинает трезвонить. Гром мобильник достаёт и на экране знакомое имя улавливает. Ну не иначе, как чувствовала! — Да, — дежурным в трубку отвечает и на том конце провода голос слышит: — Игорь! — Пчелкина чувствует облегчение, когда до неё доносится голос друга, но говорит не слишком громко сама, скорее, шепотом, пытаясь осмотреться вокруг, нет ли кого. Пока что вроде пусто, но даже здесь слышно, как людей на соседних улицах упаковывают, безо всяких разбирательств и исключений. Юле сегодня никак не хочется оказаться на их месте, — Хорошо, что ты ответил, я уже думала, вконец связь осточертела… Игорь бы поспорил насчёт проблем со связью, вспоминая Цветкова с его молниеносной новостью, но на этот счёт даже вставить ничего не успевает. — Слушай, ты бы не мог приехать за мной? — А ты где вообще? — Если честно, то практически в заднице, — плохи дела, да, как никогда. Юля не помнит раньше подобного резонанса, но не могла же она сидеть дома, когда творится такое, тем более, что материал, который она откопала, теперь послужит для ее блога в самых лучших и пикантных возможностях, если, конечно, свезёт, — И не знаю, как выбраться, а ты, по сути, в своей ментовке работаешь, можешь помочь? Игорь знает, что надеяться не на что, но всё же произносит: — Пожалуйста, скажи, что я не о том подумал. — Практика показывает, что твой ход мыслей иногда верен, Игорь Гром, — да уж, вот только сарказма им сейчас обоим не хватало, как и подлизывания, самое то, чтоб время убить, его же и так нехуй куда деть-то?.. — А я, как независимый журналист, могу пострадать, но, что хуже ещё, моя камера тоже не в безопасности. Игорь, обещаю, ты об этом материале узнаешь первым! Грому хочется материться прямо в трубку, но он себя сдерживает. Наверное, потому, что если сейчас связь с Пчелкиной оборвется, то он не сможет ей ничем помочь, а она со своей жаждой к приключениям и справедливости уж точно нарвется на каких-нибудь амбалов, и это ещё в лучшем случае. Так хотя бы без возможного срока обойдется… — Адрес, конкретный! — На площади. У театра культуры. Поторопись, а то у меня батарея садится. — Жди, — бросает, прежде чем отключиться. По хорошему, надо бы ее продинамить, может, запомнила бы, как нужно вести себя, и куда не стоит соваться, но друзья так не поступают. И Игорь бы не простил себе, если бы кинул Юлю в заведомо опасной ситуации, поэтому только взгляд Дубину посылает, который немым вопросом уже минуту задаётся, — Ты прямо Ванга, Дим. Ладно, я пошел, вернусь скоро, приду и проверю, от работы не отлынивай, — куртку свою хватает и за дверь, даже не потрудившись спокойно одеться. По пути всё сделает, незачем время терять… Большинство дорог перекрыто, транспорт ходит с перебоями, если вообще ходит, а такси сейчас просто не вызвать. Благо, можно пройтись пешком, если получится, до Иссакиевского от силы минут семь, а оттуда ещё столько же, если ускорится. А ведь ускорится и правда не мешало, хоть время то и не позднее, часов пять, максимум, но на улице уже активно сгущались сумерки, всё-таки не май месяц, да и до белых ночей ещё далеко. Как бы там не говорили, темнота — друг молодежи, сегодня она была им явно не на руку. Укутавшись посильнее в шерстяной шарф, который был ему заботливо подарен на Рождество, он насупившись, натянул на голову картуз и прибавил ходу. Юля, её нужно найти быстрее ОМОНа или космонавтов из росгвардии, иначе побитая камера будет реально самой меньшей из проблем. Господи, Пчёлкина, что же ты там такого наснимала, что тебя даже не спасёт твоя журналистская аккредитация? Юлю всю трясло. От холода и, честно говоря, от неизвестности. Она уже добрый десяток минут коротала в сквере около театра, пытаясь спрятаться от тех автозаков и толп, снующих туда-сюда по основному проспекту. Батарея уже села, на холоде это получилось быстрее, чем она ожидала, и сейчас оставалось только надеяться на чудо, которое, наверное, вот-вот должно произойти. — Игорь! — видимо, она сказала это слишком громко, или он просто навострил уши на все звуки жизни, но Гром обернулся и секундой позже оказался втянут в объятия. Она уже замёрзла, ожидая его. Почувствовав, как тонкие пальцы сжали за плечи, Гром на мгновение обнял Пчелкину в ответ, а затем, отстранившись, вопрос задал, немало интересующий: — Ты своей головой думала вообще, когда сюда попёрлась?! — И не только головой, — Юле не привыкать отстаивать свой род занятий, хоть с Игорем у них в чём-то и разные баррикады, из-за этого камни преткновения, как этот, возникают, но есть одна общая черта, которая существенно меняет все, — Ты бы ради правды и не на такое решился! — Ради правды или сенсации? Вы ж, блогеры, все на ней помешаны! — Одно другому не мешает. — Ладно, пойдём скорее, провожу тебя домой, а то ты совсем околела тут. Камеру в рюкзак убери и документы вдруг чего выше достань, но я думаю не пригодится. — Игорь, спасибо, правда, что бы я без тебя делала, — тараторила Пчёлкина крепко сжимая его руку, будто боялась, что он убежит куда-то, или и вовсе испариться. Грому же было больно смотреть на её краснеющие уши, щеки и нос от мороза, прямо под цвет волос, поэтому он не задумываясь снял шарф, наматывая его Юльке как платок, кутая теплее со всех сил. Хорошо, что Пчёлкина жила относительно недалеко, но пешком проделывать такой марш-бросок было бы глупо, лучше спуститься в метро и проехать пару станций, может, хоть немного согреется. — Сидела бы уже в автозаке, или в каком нибудь отделении, возможно даже в моём. — Не знаю, повезло ли мне бы так, — определенно, если бы Юля попала в отдел к Игорю, ей было бы проще, но рисковать не хотелось. К тому же, камера для нее была бесценна сейчас больше, чем когда-либо, — Но ты не переживай, я тебя как следует отблагодарю! — Заманчивое предложение, собираешься рассказать, что такого накопала? — Непременно, но лучше в другом месте об этом, — даже у стен есть уши, а в их случае, у улиц. Не хватало только лишнее внимание привлечь своими разговорами и мелькающими в них фамилиями, которые сейчас на подкормке везде и у всех вертятся, — Сперва кофе тебя напою. И это было определенно лучшим решением за сегодня, просто сесть и выпить кофе, абстрагироваться и просто погреться. Добравшись до Юлькиной квартиры, они первым делом заварили кофе, достали заначку коньяка, которая осталась ещё с прошлой их посиделки, чтобы плеснуть по стопарику в этот бодрящий напиток жизни и выдохнули. Всё же, морально тяжелым выдался день, как и предыдущая неделя в целом. — Как у вас там? — решается Юлька всё же спросить, как у Грома обстоят дела на личном фронте, но в ответ получает лишь неопределенный кивок головой, а потом и вовсе отмахивается. — Лучше не спрашивай, сложно всё. — Насколько, если не секрет? — Настолько, что он снова в Москву свою умотал. С Хазиным бывало сложно, порой невыносимо, но это всё херня по сравнению с тем, как же ему было чертовски хорошо и спокойно, когда они делили вместе Игореву холостятскую, ветхую берлогу, готовили вместе ужин, смотрели сериалы, валялись в обнимку, переводили будильники друг другу хотя бы на пять минуточек, чтобы ещё хоть немножечко поспать, а теперь… Пчёлкина видела, как Игорь замыкается, черствеет, с головой бросаясь в работу, но вот какой-то здравой мысли у неё в голове пока не было, кроме той, разве что, чтобы Пете позвонить. Наверное, её вмешательство имело бы весомый результат, вот только нужно было хорошо знать Грома, чтобы понять: чужой ноги, пусть и дружественной, в своих отношениях он не потерпит. Сам разве что попросит, но это в самом крайнем случае, по типу апокалипсиса или восстания зомби. Вот и приходилось быть молчаливой свидетельницей, которая упорно не лезет туда, куда не просят, чтобы ее в виновную не переквалифицировали. С кое-кого станется! — И не звонил, — выдает Игорь и Юля понимает, что вопрос, мелькнувший секундой раннее, был задан ею же вслух, — Вообще, давай не об этом. Жду хлеба и зрелищ. — Я думала, тебе их на работе хватило, — Юля решает подшутить, может, тему на другое что-то перебросить, но не получается, потому что Игорь взгляд на камеру бросает, самый, что ни на есть, красноречивый, мол, давай-давай, делись. И хотя обещанного три года ждут, но у неё не хватит ни сил, ни времени, ни желания, чтоб так долго его динамить, плачевно всё закончится может. — Ну ладно, — Юля со стула приподнимается, чтобы дотянуться до столешницы, на которой её главная гордость располагается. — Я, конечно, исходниками светить не люблю, но, для тебя я думаю можно сделать исключение. — Да что ты говоришь? — Игорь картинно ухмыляется, в экранчик камеры всматриваясь, пока Юля не нажала на плэй. — Смотри!***
Лаять сквозь намордник Лаять сквозь намордник Пасть раскрыть до боли и кусаться сквозь намордник Лаять сквозь намордник
У Игоря не было желания идти домой, где его ждали только холодные и пустые стены. Работу удалось закончить только когда стрелка часов перевалила за одиннадцать, а метро в это время уже приостанавливало свою работу и добраться до дома он бы точно не успел. Идти пешком по ночному Питеру было определённо не лучшей идеей — мороз и сумерки, того и гляди, что с последними событиями и до него кто-то докопается. Гром умел постоять за себя, но калечить кого-то ему сегодня не хотелось. Поэтому выбор был очевиден: за немую договоренность с дежурным, его пропустили в КПЗ. Несколько камер были забиты основательно, митинг сделал своё, организовав, так сказать, аншлаг среди мирного населения. Игорю даже казалось, что местечка сегодня здесь не найдётся, но взгляд его упал на одну из последних камер, расположенную метрах в десяти. Только два человека, один из которых уже в отключке, смотрит десятый сон, а второй сидит, прислонившись спиной к стене и испепеляет взглядом пол, о чём-то размышляя. С тихим лязгом дверь камеры открылась и Игорь сделал шаг вперёд, позволяя конвойному закрыть на замок решётки. — Ну привет что ли, сосед, — иронично сорвалось. Вообще, Игорь не знает, зачем сказал это, но не поздороваться было бы невежливо. Тем более, что оказавшись ближе, в свете тусклого желтоватого света лампы угадывались черты лица того самого Дениса Титова, о котором он уже сегодня успел услышать. Дубин, наверное, обзавидовался бы, узнав, с кем Гром камеру разделил на ночь… — М, fine, ещё один, — бурчит в ответ Титов, косясь на Грома как-то исподлобья. Конечно, а как тут не покоситься, высокий, угрюмый, да и вообще очень непонятный тип. — Чего? — Да ничего, проходи, располагайся, — Денис честно хотел не скалится, гонор не показывать, но получалось это с переменным успехом. И на этом, конечно, спасибо, но его всё ещё бесил тот факт, что его задержали за позицию. И ладно бы задержали, хуй с ним, его бесило то, что ночевать приходилось теперь в КПЗ, потому что телефон сдох и позвонить кому-то, чтобы за ним приехали не представилась возможность. После того, как ему поставили диагноз в голове задерживалось гораздо меньше ненужной информации, поэтому ни один из номеров он так и не вспомнил наизусть. Гадство! В следующий раз нужно на бумажку хотя бы номер Кольцова что-ли записать, да с собой носить, авось, в такие ситуации будет меньше попадать. Игорь сел напротив и несколько минут они просто молчали. Гром, во первых, не знал, что ещё можно сказать до поры до времени, а во вторых, просто наблюдал. Наблюдение — гораздо более занимательная вещь, а времени у него на это предостаточно сейчас. К тому же, этот Денис сразу дал понять, что что-то зацепило. Нет, не в том плане, в каком можно было бы подумать, просто Гром уже не раз на своем профессиональном веку видал таких, как он. Обиженных на весь мир за что-то. Только вот за что? Говорят, все проблемы идут с детства и он, наверное, спорить бы с этим точно не стал, потому что как никто другой знал, как быстро счастье сменяется горем, а ранняя потеря родителей никому и никогда не пойдет на пользу. — Тебя за что приняли? — наверное, весь этот диалог напоминает что-то вроде традиции «вечер в хату», ни Денис, ни Игорь не хотели познавать его, но раз уж делать больше нечего, почему бы не перекинуться парой слов? Тем более, если язык чешется, потому что, в отличие от Грома, сам Дэн здесь просидел уже почти весь день, а этот бедолага, который дрых и сопел на всё КПЗ, уже отдыхал тут. Игорь бросил взгляд на него и припомнил, что, вроде как, этот не с митингующих, привезли его ещё несколько дней назад, за дебош какой-то. Наверное, пятнадцать суток впаяли. — За правду, — вроде как, и не врёт. Дежурному честно сказал, что влом переться куда-то, — А тебя? — А меня за то, что мусора — гандоны! — Ага, есть такие, — Грому становилось весело, как бы не заржать, да в демагогии не удариться. — А что, нет что ли? — удивился Титов, снова прислоняясь к холодной бетонно стене, — Волки позорные! Понимаешь, различие между политикой и цирком серьезнее, чем кажется. В цирке пугают, чтобы развлечь, а на митингах развлекают, вот только потом становится страшно, куда мы катимся вообще. Вот, тебя как зовут? — Игорь, — ответил Гром, протягивая руку. — Денис, — Титов чуть помедлив, всё же подал её в ответ, — Так вот, Игорь, вся эта шушера рассчитывает, что мы так и будем сидеть, хвост поджав, рамки конституционного поля соблюдая, а вот хуй там плавал! Пока мы всё это говно будем хавать и сидеть на жопе ровно, они будут творить всё так, как им вздумается, законы на право и на лево подмахивая, с мнением народа не считаясь. Так что, гондоны они штопанные, и вышестоящие и эти, — он махнул рукой, камеру взглядом окинув, — которые приказам подчиняются. — Интересно рассуждаешь, — подобные умозаключения не удивляли, разве что отчасти. Игорь знал, что все преступники одного мнения о правоохранительных органах, но здесь был случай другой. Титов же не бандит, напротив него сейчас сидит бизнесмен, который уверенно и точно продвигал свою компанию. Вон, его даже Дубин знает. А то, что сам Игорь раньше не слышал ничего — не страшно, ему подобными вещами в принципе некогда интересоваться. В голове поставил галочку выспросить у Юли что-то об этом Титове, уж если кто и знал, то она. Пчелкина мимо сенсаций и знаменитостей никогда мимо не пройдёт, — Только вот мне кажется, каждый сам за себя отвечать может. Среди всех есть и гады, и нормальные люди, таких, может, меньше, но они есть. — Ни разу не видел честного мента при погонах. Хотелось сострить что-то вроде «теперь познакомился с ним», но Игорь не стал. Смысл? Может, после этого их беседа изменит свое русло, превратившись в нежеланное поле словесного боя. Ни к чему это. — А вообще, у каждого, кто говорит, как ты, есть своя причина так думать, — отчего-то ему захотелось попробовать узнать эту историю. Да, не факт, что расскажут, а с другой стороны, первому встречному всегда открыться легче как раз из-за случайности и скоротечности встречи, а риска, что повторится это ещё раз, не было. Может, утром, когда их обоих выпустят, они больше и не увидятся. А так убьют время с пользой, возможно, даже легче станет в каком-то плане. Ну, во всяком случае, исходя из психологических книг и фильмов, Игорь думал, что да, должно стать легче. — Я IT-шник, у меня фирма своя, приложения там, сайты всякие, стартапы, реклама. Мой проект, которому я уже практически десяток лет отдал — это приложение для связи, с функцией полиграфа «TrueTalk». Так вот, эти чмошники фебесовские как прочухали, что у нас наконец-то делают что-то годное, начали ко мне с предъявой лезть, слей доступ к базам, слей. Ну, а я взял и в отказ пошёл, взял и на весь мир заявил, что в сотрудничестве не заинтересован. И знаешь что? — пауза немножко затянулась, потому что к Игорю буквально только сейчас пришло осознание того, с кем он сидит и каких масштабов вообще весь этот рассказ. — Что? — Будет очень замечательно, если меня не грохнут, или под статью не подведут, если быстрее сам не сдохну. — А почему ты должен сдохнуть? — дурацкий вопрос, но, пожалуй, ожидаемый. Денис даже не удивился, услышав его, он привык об этом разговаривать. Почти как о погоде. — Все мы рано или поздно там будем, — философски так вещает, но удержаться не может. Фраза заезженная, как и вся его жизнь, на которую он оглядывался с того самого момента, как ему поставили диагноз. И отношения с матерью, и детские конфликты в школе, связанные с буллингом, и даже отношения, которые развалились при первых проблемах, всё гнилое сплошь да рядом, и только бизнес его спасал, так должен ли он просто смириться и отдать кому-то управлять им и собой? Что может быть ещё хуже того, что сейчас уже с ним творится? — А мне билет раньше времени выдали. Можно сказать, только отъехать осталось… — Проблемы? — Опухоль. Неоперабельная. Игорь поджал губы, не зная даже, что тут и скажешь. Наверное, любой нормальный человек не знал бы тоже, но не Денис. И когда у Грома только тихое «прости» вырывается, потому что, вроде как, в некрасивую тему полез, и поднял этот вопрос, как на него рукой машут. — Забей, я уже привык. И Игорь себя вспоминает. Шестнадцатилетнего пацана, который подавал документы после окончания школы, отстаивал очереди среди абитуриентов, знакомился с будущими однокурсниками и все наперебой интересовались, как он сумел пройти этот сложный морально путь в одиночку, а он рассказывал о том, что просто нет родителей, не вдаваясь в подробности. Не за чем, но и скрывать, по сути, нечего. И когда на него смотрели, наверное, так же, как он смотрел сейчас на Дениса, Игорь тоже произносил эти заученные слова. Поначалу казалось, что просто себя убеждает, а потом и правда привык. Но можно ли привыкнуть к мысли о том, что собственная смерть наступит скоро? Он не знал, не хотел знать и уж точно не пожелал бы этого никому. — Знаешь, ты хотя бы дело полезное сделал, вон, тебя все знают, приложение твоё в каждом пятом смартфоне, — Игорю хотелось ляпнуть, что теперь то можно и помирать спокойно, но осёкся, понимая, что разговор вообще не в то русло зашёл, а Титов как чувствует, усмехается, перебивает. — Честно, мне теперь эта известность-полезность нахуй не упала, переоценка ценностей, епта. Семья, оказывается, важнее, но, видимо, за меня там наверху по другому всё решили. Гром видел, как Титов приуныл, за пачку сигарет схватился, но закурить так и не получилось, зажигалки нет, да и в камере-то не положено. — Перестань, всё путём будет! — Мне Макс тоже так говорит, вот только веры в это уже нет никакой. — Друг? — Ага, бухали как-то вместе, а потом закрутилось. Здесь уже уточнять, что именно закрутилось, было не нужно. Пожалуй, эта была тема, в которой Игорь действительно мог понять Дениса на все сто процентов, разве что с Хазиным они друзьями не были. Коллегами, которые поначалу недолюбливали друг друга, а потом со стадии взаимных упрёков резко перескочили в отношения дальше дружбы. С накалом, с издевками и шутками, но в самом деле как-то обходились волнениями, израсходовав друг на друга неплохие полгода и дюжину нервной системы. — А сейчас что? — Всё сложно, — неоднозначный ответ. Потому что просто никогда не бывает, уж Игорь это знал. Не с Петей… Но, вдруг, кому-то тоже так «свезло»? Денис молчит несколько минут, а потом выдавать начинает, словно исповедь. Игорь слушает внимательно, не перебивая. — Мы когда первый раз… ну… вместе, в общем, проснулись, я подумал, что крыша съехала. Оба отшутились, решили забыть. А потом походу у него башню сорвало, и он решил мне ее тоже расхуярить к чертям собачьим… По итогу влип и теперь один хер, на которого молятся, знает, чем всё закончится. В России с нетрадиционной ориентацией всё было туго, точнее с её принятием. Казалось бы, нет запретов на сексуальную ориентацию, общайся в постели хоть с крокодилом, хоть с кактусом, лишь бы по обоюдному согласию, но нет, всех обязательно должно ебать с кем ты спишь, да ещё и своё никому ненужное мнение выскажут. А если вы ещё оба майоры при исполнении, это ту мач. Игорь не стыдился своих чувств, просто не понимал, как в этой стране можно говорить открыто о том, кого ты любишь? Зачем на весь мир оглашать свои половые пристрастия? К чему эти публичные заявления, радужные флажки в окнах квартир, гей-парады? Денис этого тоже не понимал. Более того, знал на личном опыте, что подобная огласка может дать трещину в отношениях между, казалось бы, близкими людьми. С матерью у него и так была сложная ситуация, основанная на недостатке внимания и любви ещё с детства, но признание Дениса в том, что внуков можно не ждать, а вместо невестки будет в лучшем случае зять поставило под сомнение и нормальные отношения, и даже степень родства, перечеркнув наглухо всё, что было или могло быть. Уже месяц Денис никак не общался с матерью и даже на собственный день рождения не удостоился жалкой смски с известным поздравлением, которое за тебя подбирает соцсеть. Гром слушал рассказ и думал: а если бы его родители были живы, приняли бы подобный выбор или осудили бы? При жизни подобных вопросов не поднимали, рано было, да и никто не мог о таком подумать, а сейчас вроде как и поздно, потому что не с кем. — Понимаю, — это не просто слово, чтобы выразить какое-то участие в беседе. Это самая настоящая истина, пускай и только отчасти. — Тоже сталкивался с этим? — Можно сказать, что как столкнулся, так и не разомкнулись ещё. Полгода уж как… — По тебе так сразу и не скажешь, — оглядев Грома с ног до головы выдаёт Титов, всё так же пачку сигарет в руках переминая. — Может, оно и к лучшему. На этом они и заканчивают, Игорь куртку с себя снимает, чтобы укрыться на лавке, а Титов как сидел, оперевшись на стену, так глаза и прикрывает, проваливая в поверхностный, местами тревожный сон. Перед тем как отключиться, Игорь тихонько телефон достаёт, чтобы не светиться, всматриваясь в экран блокировки, на котором Петина фотография стоит, такая расслабленная, домашняя, но так и не решается сообщение отправить, гордость видимо не позволяет. Вот только Хазин тоже был не пальцем деланый, и гонора у него было не меньше, чем гордости, поэтому из московской командировки он возвращается в громовскую квартиру без предупреждения, в надежде, что его уже ждут и они наконец смогут выяснить всё вопросы, сгладив углы. Каково же было его удивление, когда он понял, что Игоря не было дома как минимум дня два. Полчаса у Пети уходит на безуспешные попытки связаться. Ещё минут сорок на дозвон дежурному, который, по всей видимости, просто снял трубку и завалился спать, чтобы не отвлекали — в уме Хазин поставил галочку набить Цветкову его бодрствующее личико, когда заявится на работу — ну, а когда удача ему улыбается, и вышеупомянутый коллега безжалостно послан на все три буквы алфавита и четыре стороны света, Хазин узнаёт дивную новость. — В КПЗ твой Гром, заночевать решил… Трубку вешают, не обходясь должной вежливостью, на которую, наверное, Петя не заслуживает, но ему пофиг. С дороги, толком не поел, не спал, в чём был, срывается. И всю дорогу до отделения строит в голове диалог, которым Грома на место поставит. Вот только все фразы, как назло, сплошная хуета, как и их отношения за последние дни. В таком же раздрае в отделение мчится из другого конца города, а точнее из Московского вокзала ещё один человек, который тоже как и Хазин не находит себе места в попытках связаться со своим отбитым айтишником, любителем животного принта. Макс Кольцов, который успел уже весь известись, сума сойти и как минимум раз десять в голосовых сообщения Титова нахуй послать, которые он не то, что не слушал, даже не просматривал, телефон-то сдох. — Валера, еб твою налево, ну как это ты не знаешь, в какое отделение его загребли? — Макс не стеснялся записывать подобного формата голосовые ни в такси, ни в ресторане, ни на работе, ни даже в постели. Дэн его чмырил за это как мог, но ведь сам же был ни разу не лучше. — Кольцов, отъебись ты от меня, прошу. Объявится Дэн, нормально всё будет, его дольше суток не продержат, а если у него с собой ещё и справка есть, так вообще должны были сразу отпустить. — Ты чё, невменяемый? Ты себя вообще слышишь? — Макс начинал переходить на личности, даже не замечая как начал говорить титовскими фразочками, а вот люди видели, всё видели. — Это ты меня не слышишь, Кольцов, нормально всё с ним, ты зря панику развёл. — Молись, Валера, чтобы он живой был и его нигде в толпе не затоптали на митинге и в камере не прибили, лады? А я с тобой потом сам разберусь, как это так получилось, что ты своего друга, коллегу бросил! Кольцов сбрасывает даже не дожидаясь ответа, снова шерстит чаты с друзьями, знакомыми, коллегами, кто бы мог знать где и через кого искать Дэна и бинго, неужели ему повезло. «Максим Кольцов, если не ошибаюсь?» — а вот это уже что-то новенькое. Чат пустой, и сообщение пришло всего несколько минут назад, от некой Юли. Кольцов на иконку вверху жмёт, чтоб фотку рассмотреть детальнее и ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать её. Журналистка и независимая блогерша. «Он самый, а вы, простите?..» Пока ждал ответа, у Макса какие только картинки в голове не вырисовывались. И душа, можно сказать, то ли в пятки ушла, то ли с облегчением вздохнула, когда сообщение замаячило на экране. «Юлия Пчелкина. Не знаю, говорит ли вам о чем-нибудь моё имя, но мне ваше — стопроцентно. Я пишу вам по поводу вашего знакомого, Дениса Титова.» Видимо, ответа не требовалось, короткая приписка появилась почти сразу же: «Он в отделении, где работают мои знакомые. Думаю, вам лучше поехать туда, если вы заинтересованы в том, чтобы как можно скорее вытащить его. Всего хорошего, адрес скину в течении минуты» Кольцов из сети выходит, увидев нужное направление для себя и в скором времени уже оказывается в назначенном месте. Без десяти девять они оба уже по каменной лестнице в управление поднимаются, взъерошенные, всклокоченные. На рабочих местах уже толпились люди, в дежурке снова бухте маленький телевизор где крутили новости, кипел чайник, гудела кофеварка, народ потихоньку просыпался, готовясь к тяжелому дню. — Где? — рыкнул Хазин в маленькое окошко дежурки, не дожидаясь официальных приветствий, ему это сейчас нафиг было не нужно, субординация эта грёбаная. — Доброе утро, товарищ майор, Гром в третьей, — Цветков на удивление был бодр, неужели ночью даже на вызовы не таскались? А вот от Петра Юрича бодростью даже не пахло, он был уставший, откровенно заебанный и злой. — Выпускай его давай, этого сказочного пиздодуя. Будем ему мозги на место вправлять. Петя стоит у дежурки, дожидается, как пёс верный хозяина, ну или скорее как родитель своё дитя после собрания в школе. Минуты две проходит, прежде чем Цветков докладывает, что майор Гром не изъявил желания пока появиться на люди и спрашивая, стоит ли что-то передать. Хотя, по Костиному лицу и так понятно, что опасается. Подозревает, какую реакцию ждать можно. — Он чё, вконец долбанулся? — Не могу знать, товарищ майор… Товарищ майор, вы куда? — Навестить идиота, — практически в рифму отвечает. И двери на себя дёргает, посреди коридора с камерами оказываясь. До третей доходит, можно сказать, за считанные секунды, чуть конвойного с ног не сшибая, который вел навстречу Хазину одного из задержанных. Того самого, который с Громом нынче делил камеру и ночной разговор, — Дядь, я не понял, ты не прихуел часом? — Петя? — сказать, что Игорь не ожидал увидеть здесь и сейчас Хазина, это не сказать ничего, но слова как-то сами находятся, в вопрос соединяясь, — Ты как здесь? — На своих двоих! А вот ты какого хера тут ночевал, если у тебя, скотина, хата есть и ключи от моего кабинета? С бомжами уютнее или чё, я не пойму, вип лакшери голд, Гром, по-ментовски?! — Ну, какие бомжи, Петь, я по-элитному, с айтишником камеру делил, Денис Титов создатель «ТруТок», а ты сразу бомжи, бомжи, — Игорь с лавки на ноги встаёт, куртку на себя натягивает, пока Цветков с ключами от камеры возится. — Так ты чё, мент? — с нескрываемым интересом спрашивает Титов, наблюдая со стороны за развернувшейся картиной. — Ага. Гром кивает, усмехается, кепарь на голову смущенно натягивает, а потом говорит Костику, — Титова тоже на выход давай, сколько можно тут человека держать. — Спасибо, конечно, но вы всё равно гондоны! — невозмутимо заявляет Дэн, преспокойно вышагивая на выход из камеры, пока Цветков переглядывается с ничего не понимающим Хазиным. — От гондона слышу, мистер «ТруТок»! — Гром уже заливается, фак ему показывает в ответочку, а потом ни с того, ни с сего Титов в объятия его заключает, легкие, ни к чему не обязывающие. — Я не понял, меня в городе три дня не было, а ты себе тут в камере нового кента нашёл? Не перегрелся, дядь? — Хазин в плечо его пихает, пока они по коридору идут в сторону оупэнспейса, чтобы пару бумажек подписать да кофе выпить. — Да кто тебя знает, Петь, на три дня ты уезжал, или с концами, — Грому до сих пор не по себе от мысли, что Хазин даже о сроках возвращения не удосужился проинформировать, как и вообще, обо всем остальном, — И ради чего, кстати? Или кого? — да-да, за эти три дня у Грома было множество разных мыслей. Башку бы скрутить за подобные предположения! — Командировка, параноик. — Знаешь, Петь, харе с меня этих выяснений, — у Игоря, как ни странно, слишком хорошее сегодня утром настроение, чтобы портить его, — Прямым текстом давай и по существу… — Вообще, я думал, ты не глухой, дядь, когда на совещании сидели. Прокопенко ж говорил, что придется ехать, дела решать в Москве. — Стоп, Петь. Он не говорил, что придется ехать лично тебе, — Гром не менее колким взглядом отвечает и тоном. Пока ещё в своем уме и твердой памяти, соображает, — А ты смылся, и чё мне думать прикажешь? — Ну явно не «Переночую-ка в КПЗ», это вверх всего, дядь! — А я думал, низ. — Посрались и посрались, чё теперь, разбегаться предлагаешь? — Я предлагаю? — Гром натурально диву даётся, глаза свои светло голубые округлив, резко останавливается, от неожиданности Титов ему в спину влетает. — Потише, гайз, давайте вы где-нибудь в другом месте отношения выясните, — Денис не душнила, просто в гостишку уж больно хочется и таблетками закинуться, а то ещё чуток и таращить его будет совсем не по детски, а они тут семейные мелодрамы развели. — Нет, блядь, я! — Хазин вскидывается, дышит тяжело, изо всех сил приступ агрессии сдерживает, чтобы не врезать Грому по лицу его ахуевшему. Не обращая внимание на потихоньку оживающий отдел, коллег, которые шныряют туда-сюда Петя за грудки Игоря хватает, пока за спиной не слышится громкое: — Я тебя, блядь, ещё раз спрашиваю, Титов Денис Олегович где? — Макс! Кольцов вконец думал, что свихнётся. Башкой тронется, потому что волнение не давало покоя, а тут ещё и этот дежурный, как наказание за какие-то неведомые грехи, тупит при каждой фразе. Дурачка врубает, а под конец Максового терпения и вовсе заявляет, что информация о задержанных распространяется только родственникам. Поэтому, когда со стороны где-то его имя раздается, Кольцов уверен, что это прояснение чего-то лучшего. — Наконец-то, Дэн, я уж думал, тебя упекли по самое не балуйся! — А его и упекли, — Гром в разговор встревает, чтобы хоть как-то от Пети и его колючего взгляда отвлечься, а Хазин, откровенно говоря, не понимает, какого хера вообще они здесь стоят рядом с ними, — Хорошо, что не все мусора — гандоны. — Херово, если среди них ещё и истерички, — ну вот, получите и распишитесь, пять копеек от Петра Юрьевича. И кто сказал, что генеральский сынок смолчит в сторонке? — Когда не надо, у тебя рот открывается, а как по делу, так всё, потеря голоса! — Я тебе сейчас всеку, ты же нарываешься, блядь, всё время, то тебе не так, это. Как тебя любить вообще можно, конченного такого? — Петя уже даже по сторонам не смотрит, мандит на Игоря, даже людей вокруг не стесняет, а Гром терпит и терпит, как терпила. — Ну ты же как-то любишь? — Люблю. — Милова такая, мать честная, вы ещё тут поцелуйтесь, ну, — Макс встрянет крайне не вовремя, да так, что ему Дэн рукой под рёбра тычет, мол, рот закрой, чего ты всё портишь. Кофемашина уже давно выплюнула бодрящий напиток в чашки, которые они успели поставить, но вот до кофе дело так и не дошло. Семейные мелодрамы и правда развернулись не на шутку с демонстрацией на весь отдел, пока Петя всё же не одернул Грома, гаркнув строгое «дома поговорим».***
— Кость, а тебе не кажется, что они пиздец как похожи? — спрашивает Зайцева тормоша Цветкова в дежурке, пока он другому лейтенанту смену сдаёт. — Кто? — переспрашивает он, по сторонам озираясь. — Ну как, вон, Хазин с Громом и Титов с журналистом своим, как его, Концов! — Ксюша кофе сёрбает, глаз не отводя, общие черты высматривает. — Кольцов, — поправляет её Костик и сам вперёд засматривается, сравнивает что-то, а потом нагло берет и с Ксюхиной чашки кофе надпивает. — Да, какая разница, ну, посмотри! — И правда есть что-то общее. Пока они рассуждают на вольную тему, к тому моменту на пузатом телевизоре снова начинается очередной выпуск новостей, где журналистка освещает события минувшего дня, рассказывает о итогах первых митингов прокатившихся по стране. — Вторая волна протестов пройдёт 31 января — 121 акция в России и 65 за рубежом. 2 февраля будут проведены акции протеста перед зданием Московского городского суда, где проходило заседание по делу Алексея Навального, в ходе которого условное наказание по делу «Ив Роше» было заменено на реальный срок. После окончания судебного заседания стихийные акции в Москве, Санкт-Петербурге и во многих других городах России сопровождались массовыми задержаниями. В ходе протестов было задержано несколько тысяч человек, среди них были актёры, блогеры, журналисты и политики. Известный блогер Юлия Пчёлкина выпустила на своём канале компрометирующее видео «Молчание — знак согласия?», которое за сутки посмотрели более 5 миллионов человек. Заведено несколько уголовных дел против участников акций, в том числе и на Дениса Титова, создателя социальной сети «TrueTalk». Число задержанных стало рекордным за последние годы.Мы бы не грешили Но давно решили Все за тех, кто на цепи (совесть оцепил) Старая легенда: Кай вонзает Герде Нож и просит: «Потерпи» («смерть не торопи»)