Драгоценности

Пока Петя фотографирует Трубецкого, Кондратий кутается в халат. Для ню-фотосессии в студии, несмотря на тепловую пушку, определённо холодновато (хорошо хоть обожаемые носки взять догадались, иначе привет, простуда), но почему какой-то 30-градусный мороз должен портить их восхитительную традицию предрождественских фотосессий? В этом году почему-то не хочется уютных залов и свитеров с оленями. Кондратий долго с тоской перебирает каталоги фотостудий, когда вдруг вспоминает: – Серёж, хочу фотосессию с диадемой, которая с нашей свадьбы. Только не знаю, какую именно. – Тяжело, когда такой выбор, да? – фыркает Трубецкой, за что получает пяткой в тёплом носке по колену. Вместо того, чтобы ввязываться в перепалку, Кондратий по-кошачьи сладко потягивается и отвечает: – А, впрочем, знаешь. Я решил. Хочу только в ней. Рука Сергея, поглаживавшая его лодыжку, непроизвольно сжимается. Они пишут Пете, тот загорается идеей и внезапно вечером звонит с криком: – Драгоценности! – Что? – Кондратий от такого напора чуть не роняет трубку и ставит на громкую связь. – Ну, знаешь, балет такой есть? – Примерно… – Вот в этой стилистике! Тебе с такой диадемой - бриллианты! – А мне – рубины или изумруды? – интересуется Трубецкой. – Серёж, ты себя видел? Только жемчуг! Сергей закатывает глаза: последовательности от Пети ждать не приходится, но снимает он, конечно, как бог. И вот неделю спустя, в самый мороз, они стоят посреди полупустого зала, и Петя аккуратно подклеивает Серёже вдоль позвоночника дорожку из жемчужин. Длинное колье на шее, одна клипса и по тяжелому браслету на руке и ноге дополняют картину. Кондратий старается держать голову ровно (хотя, проверено свадьбой, диадема держится как влитая) и радуется, что в его ситуации они обошлись инопланетными узорами из блёсток по всему телу и парой тяжелых перстней. Пока Петя снимает Сергея, Кондратий не может отвести от него взгляд. Для них обоих эта фотосессия первая в таком формате, но Серёжа держится так свободно и уверенно, будто всю жизнь только и делал, что позировал перед камерами. Рука с браслетом путается в волосах, чёрные кудри потрясающе оттеняют жемчуг. Кадр. Губы сжимают ожерелье, взгляд прямо в камеру. Кадр. Спина с цепочкой мелких жемчужин. Повёрнутая голова. Взгляд в пол. Взгляд через плечо. Кадр. Кадр. Кадр. Кондратий залипает так, что даже не сразу соображает, что его зовут. – А? – Ты никак заснуть успел? – смеётся Петя. – Только если окоченеть от холода! – фыркает Рылеев, вставая с дивана и красиво (и уверенно, как он хочет надеяться) сбрасывая халат. – Кондраш. – Ну, что? – Ты это, носочки сними. Фотографировать с Петей оказывается неожиданно комфортно. В противовес своему обычному поведению, он становится непривычно чутким, мягко подсказывает, как лучше встать и повернуться, и несёт какую-то прекрасно-смешную чушь, под которую нельзя не расслабиться. А ещё Кондратий постоянно ощущает на себе обжигающе-обожающий взгляд Сергея. И для него хочется выглядеть максимально красиво. Когда Петя, наконец, решает, что достаточно сольных снимков, он зовёт Трубецкого. Тот подходит, кладёт руки Кондратию на талию, наклоняется, упираясь лбом в его лоб, и говорит: – Ты потрясающе красивый. Кондратий на секунду задыхается, впиваясь пальцами в его бёдра, но умудряется усмехнуться и ответить: – Ты себя не видел. – Вы, конечно, оба потрясающие, и я это снял, но давайте не размазывать по Кондраше блёстки раньше времени? – если бы Петя не вмешался, никто не знает, сколько они могли бы так простоять. – Прости! – Серёжа убирает руки, ладони у него теперь и правда сверкают. – …и это мы тоже снимем, – Петя щёлкает камерой. Дальше (видимо, в целях сохранения здоровья психики) Кондратий все запоминает, в основном, покадрово. Как он тянет Серёжу к себе за ожерелье (пробовали два варианта: зубами и рукой). Как Сережа губами стягивает с его пальцев тяжёлые перстни. Как прижимает ладонь к груди, прямо под его татуировкой. Как он стоит перед Кондратием на коленях и размазывает ладонью блёстки по его боку и бедру… – Кондраш, а ты царапаешься? На такой неожиданный вопрос Кондратий на пару секунд залипает. Потом отвечает: – По ситуации. А что? – Очень красиво и контрастно будет смотреться, если ты Серёже спину сейчас немного поцарапаешь. И процесс, и следы от пальцев… Можете? Кондратию кажется, что вспыхивает он сразу от щек до груди. Честно говоря, с «по ситуации» он… немного преуменьшил. Не царапается он только когда не может дотянуться. И сам считает, что такие следы смотрятся на Трубецком до неприличия красиво. Серёжа успокаивающе гладит его по бокам (теперь уже можно), притягивает ближе, давая возможность спрятать лицо у себя на шее. – Ты как? – Нормально, – Кондратий улыбается и трется кончиком носа о его ключицу. – Ты не против? – Давай, - Сергей мягко улыбается в ответ. Следы получаются потрясающе яркими. Когда они уже одеваются, Петя просматривает фотографии на камере и вздыхает: – Мне так жаль, что вас прошибает фотографироваться только раз в год. И, поверьте мне, это на стенку в гостиной не повесить. Падая в салон тёплой (слава подземным парковкам) машины, Кондратий сразу врубает отопление и, чуть не стуча зубами, говорит: – Знаешь, чего я хочу сейчас больше всего? – Лето? В тропики? Огромный стакан горячего кофе из Старбакса? – предполагает Трубецкой. – Горячую ванну. Смыть эти чертовы блёстки и отогреться. Сергей усмехается: – Прекрасно тебя понимаю! – И тебя я тоже хочу в эту ванну. Серёжа, выезжая со стоянки, косит на него глазом: – Кондраш.. – М? – Надень дома диадему. Кондратий сглатывает внезапно образовавшийся в горле комок и кивает. – Но в Старбакс давай все-таки заедем! Холодно – слов нет!