***
Тауриэль ступала уверенно и твёрдо по каменному полу, преодолевая последние десятки метров до знакомой двери, на которой, казалось, эллет запомнила в мельчайших деталях искусный узор — каждый малейший завиток, каждый вырезанный на дереве цветок, каждую аккуратную и нежную линию, что покрывала поверхность. О, сколько раз Тауриэль стояла пред этой самой дверью, сомневаясь, не решаясь, пытаясь понять… Сколько раз эллет желала свернуть обратно, навсегда вычеркнув из памяти путь до королевских покоев, по которому она так часто ступала, сокрытая мраком ночи, не желая, чтобы хоть кто-то заметил её. Как вор, крадущийся по тёмному переулку и избегающий освещённых и людных улиц, так и Тауриэль ступала по направлению к королевской опочивальне, напряжённо озираясь по сторонам, словно желая убедиться в том, что никто не преследует её. Так было раньше… Может быть, десятки-сотни лет назад — когда Тауриэль ещё не понимала, что внимание и интерес короля — вовсе не наказание, не тягостное испытание и уж точно не пытка. Что руки, одно отточенное движение которых способно раз и навсегда решить судьбу любого существа — будь то враг или же союзник — могут приносить не только боль и смерть, но и наслаждение. Тогда Тауриэль была слишком далека от того, чтобы понимать, что даже неправильная и греховная близость может приносить незабываемое удовольствие, а из губ эльфа могут вылетать не только приказы, угрозы и надменные речи, но и жаркие признания и сладострастные стоны… Нет, будучи юной, неопытной и несколько наивной, Тауриэль и помыслить не смела о том, что когда-нибудь на неё обратит свой взор сам Владыка Эрин Гален. Однако это произошло, и эллет приняла его чувства, но ответить на них взаимностью так и не сумела — потому что не верила в искренность Трандуила, потому что не желала обжечься о безразличие и холодность, потому что надеялась на то, что её предназначение заключалось отнюдь не в том, чтобы быть любовницей своего короля. Теперь же было поздно что-либо менять, сворачивая на путь, что закрылся для неё раз и навсегда, а потому Тауриэль с присущими ей стойкостью, хладнокровием и решимостью исполняла возложенные на неё обязанности, суть которых заключалась в подчинении своему королю и господину. И неважно, какой именно приказ отдавал Владыка — для эллет это не имело значения. В этот же самый момент Тауриэль играла свою главную и любимую роль — Капитана королевской стражи. И теперь она должна была доложить Владыке об успешности возложенной на неё миссии, что заключалась в истреблении паучьего гнезда, расположенного близ северной границы. И задача эта казалась Тауриэль куда более непростой, чем истребление десятков огромных мерзких пауков… Однако Тауриэль, взяв себя в руки, несколько раз постучала по деревянной поверхности — выразительно и громко — опустив безразличный и спокойный взгляд в каменный пол и глубоко вдохнув. Не дождавшись ответа, эллет медленно открыла тяжёлую дверь, зайдя в залитые солнечным светом просторные покои, в которых она, казалось, запомнила всё в мельчайших подробностях, словно всю жизнь прожила в них. Взгляд Тауриэль, сосредоточенный и выразительный, в ту же секунду зацепился за величественную фигуру короля, что восседал на огромном стуле, более похожем на трон, внимательно вчитываясь в строки сжатого в его ладони листа пергамента. На едва слышный скрип двери Трандуил никак не отреагировал — словно и вовсе не услышал его или же не придал значения, посчитав, что подобная мелочь не стоит его внимания. И только когда Тауриэль коротко, но слышно кашлянула в кулак, хмурость спала с лица Орофериона, а тонких губ его коснулась почти незаметная усмешка, которая, впрочем, исчезла почти в ту же секунду. — Надеюсь, у тебя были веские причины столь бесцеремонно ворваться в мои покои, не дождавшись даже моего разрешения, — Трандуил говорил тихо и спокойно, даже не поднимая на зашедшую взгляда. Однако эллет не могла не уловить в его голосе откровенную насмешку и холодную надменность. — Прошу простить меня, Владыка, но мне показалось, что Вы пожелаете как можно скорее узнать о том, как прошла наша миссия, — склонив голову в знак почтения, произнесла Тауриэль, поймав себя на мысли, что не испытывает даже тени раскаяния. Извинилась она скорее потому, что того ожидал от неё сам Трандуил, но не более. — Безусловно, — наконец оторвав глаза от пергамента, произнёс Трандуил, сверив Тауриэль продолжительным и цепким взглядом, вынудившим её напрячься всем телом, непроизвольно расправив плечи и вздёрнув подбородок. — Надеюсь, Капитан, вам удалось справиться с возложенной на вас задачей? — сделав акцент на звании эллет, спросил Трандуил, красноречиво изогнув тёмную бровь и выразительно приподняв уголок рта. — Да, Владыка, — твёрдо проговорила Тауриэль и, секунду помедлив, продолжила. — Нам удалось отыскать паучье гнездо и вытравить мерзких тварей из их укрытия… Всего мы убили больше дюжины пауков, однако неподалёку от их логова нам удалось отыскать несколько коконов… — Вы избавились от всех коконов? — взмахом ладони прервав речь Тауриэль, спросил Ороферион, неспешно поднимаясь со стула и медленным шагом направляясь в её сторону. — Мы сожгли их, — едва слышно сглотнув, ответила Тауриэль, возвращаясь мыслями в момент, когда она приказала нескольким стражникам спалить увесистые коконы. — Все, которые отыскали в пределах одной мили от главного гнезда, — добавила эллет, заметив тень одобрения на лице Трандуила. — Надеюсь, королевская стража не понесла потерь? — приблизившись к Тауриэль на расстояние вытянутой руки, спросил Ороферион, вынудив эллет выше вздёрнуть голову — чтобы иметь возможность смотреть ему прямо в глаза. — Нет, Милорд, среди моих воинов нет ни раненых, ни убитых, — чеканя каждое слово, произнесла Тауриэль, с явным вызовом взирая на стоящего непозволительно близко к ней эльфа, словно желая доказать ему, что её подобным не напугать и не вывести из равновесия. Однако Трандуилу подобное было и не нужно, потому что он знал, что за стержень скрывался в стоящей пред ним эллет. А потому пытаться вывести её на эмоции столь примитивным и глупым способом казалось эльфу недостойным ребячеством, не стоящим ни внимания, ни времени. И хотя внутренне Трандуил испытывал странное и необъяснимое наслаждение от того, как эллет храбрилась, демонстрируя упрямую решимость и непоколебимую уверенность, он не мог не думать о том, что без этой брони она ему нравится куда больше… — Что ж, рад был услышать столь прекрасные новости, — спустя секунды звенящего молчания, сдержанно и несколько бесцветно произнёс Трандуил, едва удержав себя от искушения протянуть руку к Тауриэль и провести ладонью по её лицу, пальцами дотронувшись до медных густых прядей. Казалось, что и сама Тауриэль смиренно и терпеливо ожидала от него подобных действий, сосредоточенно смотря в сапфировые глаза напротив. Грудь эллет равномерно вздымалась под кожаным корсетом, а пальцы невольно сжимали рукоять небольшого клинка, спрятанного в ножнах на кожаном поясе. — Полагаю, тебе необходим отдых, — наконец оторвав взгляд от лица Тауриэль, произнёс Владыка, вынудив её из последних сил сдержать готовый вырваться из груди натянутый смешок. — Да, Вы правы, Милорд, — опустив взгляд в пол и растянув губы в скупой и несколько вымученной улыбке, произнесла Тауриэль. — Тогда ты можешь быть свободна, — словно через силу проговорил Трандуил, отойдя от эллет на более приемлемое расстояние и позволив ей наконец вдохнуть полной грудью. — Будут ещё какие-нибудь приказания, Владыка? — уже возле самой двери спросила Тауриэль, поймав на себе задумчивый и изучающий взгляд сапфировых глаз. — Нет, Капитан, Вы можете быть свободны, — недолго помедлив, ответил Трандуил, затыкая внутренний голос, что отчаянно кричал: «Да! Мне нужна ты — вся, без остатка! Каждый день моей жизни я нуждаюсь в тебе». В ответ Тауриэль только кивнула… — Больше приказаний не будет… — совсем тихо, едва слышно произнёс эльф, когда уже дверь за эллет тихо захлопнулась, оставив его наедине с самим собой.***
Безусловно, она не обязана была являться в королевские покои по первому же зову Владыки лишь для того, чтобы скрашивать ему одинокие и холодные ночи. Нет, это никогда не входило в её обязанности, да и Трандуил ни разу не настаивал на подобном, давая эллет право выбора. Иллюзия свободы, которая должна была льстить Тауриэль, на деле же не приносила ей и тени удовольствия. Хотя бы потому, что она прекрасно понимала, что выбора как такого Владыка ей не давал. Он просто позволял ей те или иные вещи. Позволял самостоятельно решать, желает ли она составить ему компанию, разбавив его одиночество своим присутствием. И хотя Тауриэль понимала, что подобное действительно можно было считать свободой, правом руководствоваться собственной волей, она также осознавала, что роль королевской любовницы сильно исказила тонкую грань, что проходила между её желаниями и желаниями Владыки. И теперь уже Тауриэль трудно было понять, что она совершает по собственному желанию, руководясь сердцем, а что — по причине того, что так захотел Трандуил. Казалось, что с годами всё так исказилось, потеряв истинный смысл, что эллет, сама того не заметив, стала точным отражением желаний и прихотей своего короля. По крайней мере, подобное объяснение могло послужить хоть каким-нибудь оправданием тому, что теперь она по собственной воле шла по направлению к покоям Владыки, сокрытая полумраком пустых просторных коридоров, напряжённо озираясь по сторонам в поисках сокрытого во тьме соглядатая, готового в любой момент предстать пред ней и осудить её за совершаемое деяние. И хотя Тауриэль понимала, что никто не увидит её в столь позднее время и, тем более, не посмеет осудить, она всё равно чувствовала, как что-то неприятно и настойчиво щемит в груди… Вот только обращать на это внимание эллет не желала, осознавая, что наутро ей будет куда хуже, если она сейчас повернёт назад. Тело эллет почти не было сокрыто одеждой, и лишь лёгкая хлопковая рубаха, что едва скрывала красивые колени, вздымалась при каждом резком движении, обнажая бледную кожу. Однако Тауриэль не чувствовала ни скованности, ни смущения, ни страха — только сильное, почти невыносимое желание. Жажду умелых и сладостных прикосновений Владыки, его горячих и жадных поцелуев… Если бы Тауриэль попросили объяснить, чем для неё являются связь с королём и их преисполненные страсти свидания, то она бы, не задумываясь ни на секунду, ответила, что ничем иным, как потребностью, необходимостью, без которой они оба, наверное, сойдут с ума. И это было действительно так… И как бы Тауриэль не пыталась лгать самой себе, она понимала, что Владыка «отравил» её той же болезнью, что мучила и его. Он показал ей, что страсть и любовь, пусть даже и безответная, могут приносить наслаждение и телу, и душе. И Тауриэль, открыв для себя столь простую истину, стала нуждаться в Трандуиле… Теперь же, стоя возле двери, что вела в королевскую опочивальню, Тауриэль убеждала себя в том, что ничто иное, как пылкое и горячее желание, привело её вновь сюда… Не любовь, не тоска и никакие иные чувства — только потребность. Повторив сию «истину» про себя несколько раз, Тауриэль потянула медную узорную ручку вниз, медленно и неслышно открывая дверь, вынуждая полулежащего на широкой постели эльфа напрячься всем телом, вперившись в неё сосредоточенным и пронзительным взглядом, от которого по коже эллет пробежала волнительная дрожь. «Почему?..» — на считанные секунды во взгляде Трандуила отразился немой вопрос, вынудивший Тауриэль подавить короткую усмешку, лукаво и красноречиво посмотрев на него. «Потому что я так решила», — эллет едва сдержала себя от желания ответить эльфу подобным образом. Хотя в душе Тауриэль знала, что Владыка понял её и без слов. Он всегда читал её, как открытую книгу, изучая, примечая малейшие детали и тонкости. Именно поэтому он, лишь мгновения помедлив, медленно встал с постели, не отводя, однако, жадного и пронзительного взора от Тауриэль, словно пытаясь удержать её невидимыми кандалами на месте, не позволив ей покинуть его. Только не сейчас… Слишком долго он был вынужден терпеливо ждать, давя в себе собственные чувства и порывы. Пытка, которая становилась невыносимей с каждым днём, что эллет провела вдали от него, покорно исполняя отданный им же приказ. Теперь же Тауриэль была рядом с ним — стояла совсем близко, опаляя его грудь горячим дыханием — и он мог касаться её, наблюдать за ней, изучать. Необременённые сковывающими их на публике ролями и прилагающимися к ним обязанностями, они могли полностью отдаться друг другу, не заботясь вызвать общее неодобрение или же порицание. Ни на мгновение не отрывая взгляда от лица Тауриэль — от её чуть приоткрытых нежных губ — Трандуил провёл горячими ладонями по рукам эллет, от ладоней и до плеч, чувственно потерев пальцами ключицы. Мягко коснувшись подбородка Тауриэль большим пальцем, Трандуил оставил на нём горячий влажный поцелуй, принявшись аккуратно, но ощутимо посасывать нежную кожу, вынуждая эллет разомкнуть губы, издав выразительный вздох. Одной ладонью эллет непроизвольно вцепилась в плечо Орофериона, сжав его, вторую же она несильно сомкнула на шее эльфа, спутавшись пальцами в платиновых прядях. Трандуил же, оторвавшись от лица эллет, склонил голову к её шее, принявшись оставлять на ней жадные поцелуи. Эльф несильно кусал кожу, посасывая, и почти в ту же секунду проводил по ней языком, успокаивая, вынуждая почувствовать контраст между пламенем прикосновений и свежестью ночного воздуха, что настойчиво касался влажной кожи. Ловкие пальцы Владыки скользили по телу эллет, ощутимо поглаживая тёплую кожу через слой льняной ткани, обжигая даже сквозь этот барьер. Горячие и жадные поцелуи, которыми эльф осыпал шею, плечи, ключицы и лицо Тауриэль, сводили её с ума, вынуждая слышно хватать ртом воздух, прикрывая глаза. Однако даже эти прикосновения — сладостные, настойчивые, жаркие, искусные — не могли унять пламени, что опаляло Тауриэль изнутри, вынуждая изнывать от нестерпимой и одновременно желанной пытки. Эллет жаждала почувствовать губы Трандуила на своих, ощутить их вкус… Тауриэль желала, чтобы Владыка сорвал с себя маску показной сдержанности и позволил себе обнажить пред ней внутренних демонов. Однако Трандуил, подобно коварному искусителю, не отвечал на немое прошение эллет, что читалось буквально в каждом её движении — в нетерпеливом взмахе руки, в резком повороте головы, в бесстыдных прикосновениях ладоней, что беспорядочно блуждали по груди и животу эльфа, поглаживая возбужденную плоть сквозь ткань набедренной повязки. Ощущая настойчивые и горячие прикосновения эллет, Трандуил рвано и слышно дышал, вновь и вновь впиваясь жёстким, почти болезненным поцелуем в её шею, словно желая оставить на ней как можно больше красноречивых отметин. Он видел, как жаждала эллет его поцелуев, как сгорала от желания почувствовать более тесный контакт… И эта пылкость, эта страстность возбуждали эльфа ещё больше, заставляя буквально сгорать от желания овладеть ею. Когда же Тауриэль издала тихий стон, уткнувшись в его плечо, эльф позволил себе поцеловать её — томно, жадно, пьяняще, так, словно это был последний их поцелуй… И Тауриэль, едва сдержавшись от облегчённого вздоха, ответила, сильнее впившись в столь желанные губы. Горячий язык эллет прошёлся по губе Трандуила, скользнув в его рот. И Трандуил, словно сорвавшись с цепи, сильнее сжал в своих объятиях эллет, запустив одну ладонь в водопад огненных волос, а другой ощутимо сжав её бедро, теснее прижав к своему телу. Он чувствовал, как нетерпеливо Тауриэль елозила ладонями по его груди и животу, проводя кончиками пальцев по линии косых мышц и полоске светлых волос, ощущал, как жадно и беззастенчиво её язык скользит по его губе, оставляя влажный след… И это сводило Орофериона с ума, вынуждая более явно проявлять нетерпение. Желая наконец избавиться от ставшей ненужной одежды, а если быть точнее, то её скудных остатков, Трандуил с силой дёрнул ладонями рукава рубахи эллет, обнажая пред собственным взором — алчным, пристальным, почти плотоядным — прекрасно сложенное молодое тело, что покрывало несколько давно затянувшихся порезов и один длинный шрам, тянувшийся от груди до лунки пупка. Удовлетворённо улыбнувшись, Трандуил провёл пальцами по всей длине рубца, заметив, как вздрогнула эллет от подобного прикосновения, как бы невзначай опустив взгляд в пол. Не разрывая зрительного контакта, эльф взял Тауриэль за руку, медленным шагом направившись в сторону просторного ложа, вынуждая её послушно следовать за ним, зачарованно наблюдая за каждым движением. Когда же Трандуил попросил эллет встать коленями на постель, она, не задумываясь ни на секунду, исполнила его просьбу, не отведя, однако, заинтересованного взгляда от величественной фигуры любовника. В глазах её читался откровенный вызов, заметив который эльф самодовольно и плотоядно улыбнулся и, нетерпеливо избавившись от набедренной повязки, опустился на колени совсем близко к ней — так, что их обнажённые и разгорячённые тела соприкасались… И вот они оба стояли на коленях пред друг другом — словно равные. Их тела не скрывала одежда, а эмоции и чувства не были сокрыты под ложной личиной. В этот момент король и поданная были равны друг перед другом… По крайней мере, так могло показаться на первый взгляд. И всё же рост, величие и прирождённая стать повелителя выдавали его истинное происхождение, создавая разительный контраст со стоящей совсем близко к нему эллет — подтянутой и складной, но отнюдь не высокой и не коренастой. Вот только о подобной разнице никто из них в этот момент не задумывался, охваченный пламенным и нестерпимым желанием — жаждой, что порождает греховность помыслов и поступков. Жаждой, что губит живых существ, принося им пред смертью высшее блаженство. И эльфы, поддавшиеся слепой страсти, не желали думать ни о чём постороннем в столь значимый и сокровенный для обоих момент… Их ладони бесстыдно скользили по телам друг друга — словно исследуя — чувственно поглаживая распалённую умелыми ласками кожу, покрывшуюся испариной. Трандуил беззастенчиво поглаживал бёдра эллет, как бы невзначай плотнее прижимая её к своему телу, вынуждая почувствовать его возбуждение, в то время как его алчные и горячие губы покрывали влажными поцелуями высокую грудь. Терзая языком, царапая зубами возбуждённые тёмно-розовые бутоны, Ороферион наслаждался едва сдерживаемыми стонами Тауриэль и тем, как она с силой сжимала в своих ладонях его волосы, не причиняя боли, но заставляя думать о том, что происходящее между ними — ничто иное, как схватка, смертельная дуэль… Тауриэль больше не сдерживала себя, позволяя сладострастным и выразительным стонам и вздохам срываться с её губ, подобно песне. Жадные и горячие поцелуи и ощутимые, но не болезненные укусы Владыки, которыми он осыпал высокую грудь эллет, его ладони на красивых бледных бёдрах, что чувственное и собственнически сжимали их, — всё это сводило её с ума, возбуждая и без того распалённый разум. И Тауриэль, словно нуждающийся в воде путник, тянулась к Орофериону, желая почувствовать его как можно ближе, желая стереть даже малейшие границы меж ними. Ладони эллет беспорядочно скользили по точёному телу, разжигая Трандуила всё больше, вынуждая его проявлять чуть больше нетерпения, в то время как её бедра двигались навстречу ему, опаляя… Губы Трандуила жадно впивались в плечи, ключицы и грудь Тауриэль, и казалось, что эльф желал покрыть всё её тело своими отметинами. С губ же его всё чаще слетали сдерживаемые и приглушённые стоны, что вторили сладострастным вздохам эллет, которая полностью отдалась умелым ласкам своего короля, позволив себе не сдерживаться. Когда же Трандуил резко и неожиданно развернул эллет спиной к себе, вынудив её опереться руками на высокую резную спинку ложа, то заметил, как она напряжённо и выразительно сглотнула, бросив смятенный взгляд через плечо на него. Эллет в ту же секунду заметила хищный и опасный огонёк, что отразился в сапфировых глазах Владыки, однако мысли о том, чтобы возразить своему королю, даже не возникло в её голове. Когда же Ороферион ощутимо надавил ладонью меж лопаток эллет, вынудив её сильнее опереться на высокую спинку, она издала слабый и тихий стон, неосознанно прикрыв глаза и распахнув губы в попытке вдохнуть как можно больше воздуха. Сказать, что от всего происходящего Тауриэль готова была буквально потерять сознание, значило не сказать ничего. В следующую секунду Тауриэль почувствовала, как горячая ладонь эльфа, очертив её скулу и линию челюсти, прошлась по груди к животу и ниже, коснувшись горячего и влажного лона. Длинные и жёсткие пальцы медленно скользнули вдоль плоти, вынудив эллет несдержанно простонать, сильнее сжав руками спинку ложа в попытке не упасть. На считанные секунды Тауриэль показалось, что Трандуил продолжит мучить её поверхностными и дразнящими ласками. Однако он, вопреки ожиданиям эллет, почти сразу прекратил свою «забаву» и, не тратя долее времени, резким и несколько грубым движением ладоней раздвинул её сильные ноги, вынуждая прогнуться в пояснице, сильнее прижавшись спиной к его сильному горячему телу. В подобном положении Тауриэль лишалась определённой свободы действий, однако её это мало заботило, так как единственным, чего она хотела в этот момент, было почувствовать Владыку в себе, ощутив его напор и силу, его пылкость и властность… И лишь одно «тревожило» эллет — невозможность смотреть в лицо Трандуила, наблюдая за тем, как тень удовольствия будет касаться точёных черт. Однако, когда Трандуил, медленно очертив влажными горячими губами дорожку поцелуев-укусов на бледной шее эллет, одним резким толчком вошёл в неё, последние крупицы здравомыслия покинули её, вынудив с силой прогнуться в спине, томно и выразительно простонав. Краем уха Тауриэль уловила низкий стон Владыки, почувствовав, как его голова опустилась на её плечо, а шёлковые платиновые пряди коснулись рук и груди. Одна ладонь Трандуила в ту же секунду опустилась на талию эллет, сильно, но не болезненно сжав кожу. Второй же эльф заскользил по животу Тауриэль к её груди и плечам, оглаживая и лаская. Когда же эльф совершил новый толчок, вплотную прижавшись разгорячённым телом к бёдрам Тауриэль, то почувствовал, как она поддалась ему навстречу. Огненноволосую голову эллет, словно в беспамятстве, откинула на плечо Владыки, прикрыв глаза и прикусив тонкую губу, почувствовав, как его губы на мгновение коснулись её щеки в нежном, почти целомудренном поцелуе, оставив невидимый огненный отпечаток. Спустя же считанные мгновения Трандуил стал совершать новые толчки — ритмичные и глубокие — более не останавливаясь и не оттягивая момент столь необходимой им обоим разрядки. Эльф приглушённо и низко стонал, буквально дёргая Тауриэль на себя, вынуждая ей отчаянно хвататься за резную спинку, поддаваясь ему навстречу. Сплелись воедино два разгорячённых сладостным пламенем тела, поблёскивая от бисеринок пота, что усеяли кожу, подобно росе. Тёплое и рваное дыхание двоих любовников слилось в одно, заполнив просторные покои стонами блаженства. Эльфы поддавались друг другу навстречу, почти безупречно отражая движения друг друга, словно танцоры, кружащиеся в страстном и полном энергии танце. Ласки и прикосновения становились всё откровеннее и увереннее, словно Трандуил желал отпечатать в памяти каждый изгиб тела лесной стражницы, каждую плавную и аккуратную линию, каждую малейшую неровность или же едва заметный изъян. И когда Тауриэль поддавалась навстречу его резким и глубоким толчкам, его жадным и настойчивым ласкам, эльф не мог более себя сдерживать. Стоны удовольствия срывались с губ Трандуила, оглашая комнату, подобно музыке… Греховной, неправильной, грубоватой, но страстной и прекрасной. И когда волна наслаждения накрыла любовников, вынудив их едва ли не синхронно простонать, Трандуил припал горячим и влажным поцелуем к виску Тауриэль, в то же мгновение почувствовав на губах солоноватый привкус. Тауриэль рвано и часто дышала, смотря затуманенным взором пред собой, пытаясь привести в порядок бешеное сердцебиение. Эллет чувствовала, как стекло по ноге вязкое семя, видела, как Владыка, помедлив несколько секунд, вышел из неё, лениво и устало упав на смятые простыни… Однако сама она не торопилась опускаться рядом с ним, продолжая бесцветно смотреть пред собой, словно и не замечая изучающего и цепкого взгляда эльфа, устремлённого на неё. И лишь спустя бесконечно долгие секунды Тауриэль позволила себе лечь рядом с Владыкой, устроив голову на его животе. Рукой эллет провела по мужской груди, аккуратно скользнув пальцами вдоль ключиц, вынудив Трандуила глубоко вздохнуть, блаженно прикрыв глаза и запустив ладонь в огненный водопад волос, принявшись медленно и лениво перебирать густые пряди. В голове эллет тут же проскользнула мысль о том, что, поступая подобным образом, она всё больше увязает в топком болоте, лишая себя возможности когда-либо выбраться из него. Ведь, не испытывая к Владыке и тени тех чувств, что он питал к ней, эллет лишь пользовалась им и его «слабостью». И от осознания подобного Тауриэль становилось не по себе… И хотя Тауриэль понимала, что не обязана любить Владыку, не обязана угождать ему, исполняя каждую его прихоть и малейший каприз, она не могла отделаться от странного чувства, что не имеет права оставить своего короля. И как бы ей не хотелось уверить себя в обратном, навсегда вычеркнув из головы мысль о том, что у неё есть долг перед Трандуилом, она продолжала в глубине души корить себя за поступки, которые считала правильными. Возможно, потому, что за долгие годы службы Тауриэль привыкла подчиняться Владыке, привыкла, что его слово для лесных эльфов — закон, нерушимый и неоспоримый. А возможно, потому, что в глубине души эллет понимала, что нужна своему королю. И осознание этого льстило гордой натуре Тауриэль, теша её самолюбие… Которое, впрочем, никогда не стояло в приоритете у стражницы, а потому никогда не туманило ей разум, вынуждая выпячивать напоказ собственные заслуги и подвиги. По крайней мере, в сей истине была уверена сама Тауриэль.***
Тауриэль не знала, что заставило её обратить свой взор на ничем непримечательного, грязного и грубого гнома, который, как она позже узнала, являлся племянником правителя гномов — Торина Дубощита. Впрочем, данные сведения не имели в глазах эллет никакого веса: ей никто не был известен из представителей древнего рода королей гор. Единственное, что Тауриэль знала, так это то, что дед Торина, Трор, некогда нанёс Владыке Трандуилу оскорбление, лишив себя союзника в лице лесного народа. О молодом же принце — Кили — Тауриэль до недавнего времени не знала ровным счётом ничего. Для неё он был всего лишь грубым и невежественным гномом, каких полным-полно… По крайней мере, именно это сумела заметить в нём Тауриэль при первой встрече, которая, по злой иронии судьбы, была отнюдь не радушной. «А ты не обыщешь меня? — произнёс тогда Кили, стоя за решёткой, вынудив Тауриэль недоумённо приподнять бровь, вопросительно посмотрев на него. — Вдруг у меня что-нибудь ценное в штанах… — добавил гном, одарив эллет лукавым и самодовольным взглядом». «Или ничего…» — усмехнувшись про себя, ответила Тауриэль, замечая, как озорство и дерзость в тёмных глазах сменяются смятением и тенью уважения. Словно не грубостью на грубость ответила она, но сказала нечто воистину мудрое и правильное. Дерзкий, слишком самоуверенный, наглый, непокорный, он привлёк Тауриэль своей простотой и искренностью. Безусловно, Кили был не благородным господином — с эльфами же он и вовсе не мог тягаться в изысканности вкуса, манерах и возвышенных речах. Однако гном был таким, каким его создала природа. И, в отличие от представителей эльфийского народа, он не пытался подавить в себе неугодные качества, не пытался подстроиться под правила и законы чуждых ему народов. И эти искренность, честность и простота вызывали в душе Тауриэль уважение к дерзкому и наглому гному. А уважение это очень быстро стало перерастать в живой интерес и симпатию. Гном говорил с ней, как с равной, рассказывая о том, что за свою непродолжительную жизнь повидал сам и что ему поведали мореплаватели и искатели приключений. Речь Кили — простая, незамысловатая — казалась Тауриэль почти что родной, а поведение его теперь не вызывало ни раздражения, ни злости, ни желания хорошенько проучить наглеца. Казалось, что за какие-то несколько часов, что гном провёл под сводами дворца Владыки Эрин Гален, Тауриэль успела проникнуться к нему симпатией. Молодой племянник Торина Дубощита понравился эллет, вынудив её испытать то, что она ни разу не испытывала прежде. То были не страсть и не похоть — нет, чувство сие являлось намного более чистым и светлым. Уважение, эмпатия, сопереживание и живой интерес — вот что чувствовала Тауриэль к молодому гному, вспоминая их разговор. Конечно, Кили не был образован и интеллигентен, как принц или же сам король, однако эллет даже нравилось, что он не был столь похож на них. Возможно, именно это и привлекло Тауриэль в нём, вынудив её пойти против воли своего Владыки, ослушавшись его приказа, поступив так, как того велело пылкое сердце. — Неразумно и опрометчиво предавать доверие своего короля и народа ради беспочвенной надежды найти какого-то гнома… — произнёс Трандуил тогда в её покоях, догадавшись о том, что эллет желает сбежать, ослушавшись его слова. — Он того не стоит, — добавил эльф, и Тауриэль едва сдержала себя от очередной глупости. — Не Вам решать, кто стоит моего беспокойства, а кто — нет, — ответила Тауриэль, грозно и недовольно сверкая изумрудными глазами, словно желая испепелить стоящего пред ней эльфа на месте. — Если я пожелаю, то уйду, и Вы не сможете меня остановить… Только если свяжете и прикуёте цепи к Вашему трону, — чеканя каждое слово, проговорила эллет, вынудив Трандуила недоумевающе и поражённо воззреть на неё. — Оставшись ни с чем, оказавшись на краю пропасти, что отчаянием зовётся, ты вспомнишь свои слова и устыдишься их, — спустя бесконечно долгие секунды гнетущей и напряжённой тишины проговорил Трандуил, обведя эллет бесцветным взором, в котором она, однако заметила отголоски безмерной печали и боли. — Может быть, и пожалею… Однако я лучше поступлю так, как считаю нужным, и ошибусь, нежели пойду на поводу у Ваших желаний и навсегда останусь заложницей воли своего короля, — чувствуя, как дрожат её губы, а глаза против воли застилает солёная прозрачная пелена, произнесла Тауриэль, гордо и с вызовом взирая на Владыку. — Я так решила, и от своего решения не откажусь, — добавила тогда эллет, заметив, как на считанные мгновения во взгляде Трандуила отразились злость и негодование, которые, впрочем, вскоре исчезли без следа, потухнув, подобно слабым искрам. Ох, как было непросто Трандуилу противиться искушению подойти вплотную к эллет и, схватив её за плечи, хорошенько встряхнуть, выбив из неё хотя бы толику самонадеянности и упрямства. И лишь осознание того, что он сам насквозь пропитан гордостью, самоуверенностью, эгоизмом и самонадеянностью останавливало Орофериона от подобного шага. Эльф понимал, что Тауриэль, как бы не пыталась разуверить себя, убедив в обратном, являлась зеркальным отражением своего короля. Всё, что было присуще ему, эллет впитала в себя… Именно поэтому она стала такой. — Что ж, Капитан, кому-то необходимо всё потерять, чтобы понять, что гонялся он не за тем… — Трандуил произносил эти слова сдержанно и бесстрастно, однако Тауриэль видела, насколько тяжело ему даётся сохранять спокойствие, не позволяя урагану чувств и эмоций вырваться наружу, обрушившись на непокорную и упрямую стражницу. — Я не из тех, кто жалеет о содеянном, — уже у самой двери произнесла Тауриэль, словно желая убедить не только Владыку в своей правоте, но и себя, заставив поверить в то, что она поступает правильно. В ответ эльф неопределённо кивнул, глухо и натянуто усмехнувшись.***
Знал ли Владыка о том, что его слова станут пророческими, приобретя вес и форму? Нет, не знал… Уж точно не был уверен. Однако именно это и произошло, и теперь, стоя неподалёку от скорбящей над телом убитого гнома Тауриэль, эльф прислушивался к себе, пытаясь понять, что он чувствовал в этот момент. Сострадание ли, облегчение или же печаль и тоску… Или же, быть может, тихую радость, что чёрной густой смолой расползалась в душе, согревая сердце. Нет, уж точно не радость. Скорее потаённую зависть. Ведь эльф не сумел за столетия добиться того, что удалось юному гному за несколько часов. Своё сердце Тауриэль отдала другому — тому, кого почти не знала, тому, кто на чувства её ответить был уже не в состоянии. «Впустую потраченные силы, время и чувства, — сказал бы Трандуил эллет, не будь он столь подавлен, утомлён и сломлен». Однако неисчислимые потери, уход сына, что решил не возвращаться в отчий дом, предпочтя жизнь странствующего одиночки, и холодность и отчуждённость Тауриэль выбили Орофериона из колеи, подобно неожиданной и резкой подножке. И теперь, потеряв всё, что только было ему дорого, лишившись последних радостей жизни, Трандуил желал лишь одного — как можно быстрее возвратиться во дворец, покинув проклятые и пропитанные кровью земли, ради которых он столь отчаянно боролся, переступая через собственные амбиции, принципы и обиды. Приказав седлать коней, Трандуил неспешным и твёрдым шагом прошёл в сторону своего шатра, желая как можно скорее скрыться от любопытных взором стражников. Взгляд эльфа — тяжёлый, усталый, лишённый огня — был устремлён под ноги, а измаранная в чёрной орочей крови ладонь непроизвольно сжимала узорную рукоять клинка, однако Ороферион, казалось, и не чувствовал вовсе жёсткого металлического орнамента, что впивался в кожу, царапая её. Когда же Владыка, чуть помедлив, зашёл в шатёр, тут же отбросив клинок в сторону, то его взгляд зацепился за невысокую фигуру в тёмно-зелёной форме лесного стража… Медные густые волосы эллет беспорядочными волнами ниспадали к плечам и спине, а бледное лицо, усеянное чёрными и алыми разводами, показалось эльфу несколько болезненным. — Я думала, что мне хватит сил уйти… — после продолжительного молчания, напряжённого и звенящего, произнесла Тауриэль, подняв на Владыку преисполненный сожаления, боли и отчаяния взгляд. — Думала, что мне хватит сил покинуть Вас… Леголас предлагал мне уйти вместе с ним, просил… — эллет говорила негромко, словно стараясь сдержать готовые вырваться крики. — И знаете что? — возведя поблёскивающие от слёз глаза к небу, спросила Тауриэль, не ожидая, что Владыка снизойдёт до ответа той, что предала его доверие и любовь. Однако Трандуил ответил, негласно, но ответил, отрицательно мотнув головой. И Тауриэль показалось, что для эльфа дальнейшие слова её имели куда больший вес, нежели для неё самой. Ведь ему они могли даровать надежду — слабую, почти ничтожную — но всё же надежду… — Я отказалась, — непроизвольно хмыкнув, ответила Тауриэль, наблюдая за тем, как во взгляде Трандуила отражается тень надежды. — И отказалась не потому, что не хотела идти с ним… — произнесла эллет, на секунды остановившись, словно собираясь с духом. — Отказалась я потому, что не желала покидать Вас. Искреннее и неожиданное признание вынудило Трандуила изумлённо и недоверчиво воззреть на Тауриэль, напрягшись всем телом. Подобное не осталось незамеченным эллет, и она, опустив голову, растянула губы в неестественной и болезненной усмешке. Конечно, доверия она не заслуживала. Тем более, доверия того, кого самолично предала, не испытав даже малейших угрызений совести. Теперь же эллет желала, чтобы её простили, позволив вернуться… И хотя Тауриэль понимала, что не имеет права на подобную милость, она не могла не попытаться. — Прошу Вас, я знаю, что не имею права на подобное… Но прошу, позвольте мне возвратиться во дворец, — подняв подёрнутый слёзной пеленой взор на Владыку, произнесла Тауриэль, страшась того, что оскорблённый её предательством, он прикажет ей убираться вон. — Если понадобится, я стану Вашей слугой, покорной и безропотной… — Почему?.. — не позволив эллет договорить, задал вопрос Трандуил, не в силах долее наблюдать за тем, как ломается, подобно тонкой хворостине, Капитан королевской стражи, лишаясь последних крупиц гордости и самоуважения. — Потому что я так решила, — сглотнув подступивший к горлу ком, ответила Тауриэль, удивившись тому, насколько твёрдо и уверенно прозвучал её голос. Трандуил же, услышав ответ эллет, не смог сдержать снисходительной и одновременно печальной полуулыбки, что на секунды тронула его губы. И эльф, мгновения помедлив, жестом ладони подозвал к себе Тауриэль, указав на место подле себя. Поколебавшись считанные секунды, Тауриэль сделала несколько шагов навстречу Владыке, остановившись совсем рядом. Всё тело эллет пробирала мелкая холодная дрожь, а взгляд — взволнованный, смятенный, виноватый — скользил по каменной клади, небольшой тахте и резным стульям. И лишь на стоящего пред ней короля Тауриэль не желала поднимать взгляд, страшась, подобно маленькому ребёнку, увидеть в нём недовольство, разочарование и, что хуже всего, презрение. Возможно, так бы Тауриэль и продолжила стоять, трусливо потупив взгляд. Однако Трандуил, аккуратно и нежно коснувшись её подбородка, вынудил эллет поднять лицо, устремив на него недоверчивый и взволнованный взгляд, плотно сжав губы. — Я простил тебя ещё тогда, когда ты в спешке покинула мой дворец, — растянув губы в сдержанной улыбке, ответил Ороферион, нарушая воцарившееся между ними напряжённое молчание, каждая секунда которого, казалось, была подобна вечности. — Моя любовь к тебе слишком велика, Тауриэль, чтобы я позволил гордости и слепой обиде застлать мой разум, — задумчиво произнёс Владыка, проведя ладонью по скуле эллет, пальцами смахивая непрошеные слёзы. — Вы совершили огромную ошибку в тот день, когда позволили себе влюбиться в меня… — непроизвольно всхлипнув, тихо, почти шёпотом проговорила Тауриэль, наблюдая за тем, как лицо Трандуила озаряет снисходительная и добрая улыбка, а глаза его щурятся, позволяя едва заметной паутинке морщин расползтись по бледной коже. — Я знаю, — выразительно хмыкнув, ответил эльф, наслаждаясь теплотой и близостью стоящей рядом Тауриэль. — Однако это единственная ошибка, о которой я нисколько не жалею, — уверенно и твёрдо произнёс Ороферион, заключая эллет в свои объятия, ощущая, как она сильнее прижимается к его груди, шумно вдыхая столь родной и близкий сердцу запах — запах леса, древесины и тепла... И в этот самый момент Тауриэль, заключëнная в крепкие и одновременно нежные объятия эльфа, верит: она найдëт в себе силы двигаться вперëд, она отыщет в своём сердце любовь и нежность к Владыке, она сумеет измениться, став лучше... Потому что она так решила. Потому что это еë выбор и только еë.