***
Энджи вскочил со стула, будто очнувшись от глубокого сна. «Вот это да, какой яркий сон», – подумал он. Сон? И вдруг жизнь вспышками пронеслась в его сознании. И Энджи резко замер, плечи его напряглись. С прерывистым дыханием он сказал — или спросил, ни к кому конкретно не обращаясь: – Это правда? «Да, это так», – подсказал ему разум. Глаза осмотрели кабинет и остановились на механических часах на его столе. 12:24 / 18 августа 20XX года Вот тогда он подумал: «Это чертовски реально, Энджи» …И тебе лучше больше не облажаться.***
Он никогда не думал, что будет бояться вернуться домой, в свой грёбаный дом, чёрт возьми, к своей семье. Его пальцы так дико дрожали. Он слышал, как громко колотится его сердце, как у животного, пытающегося сбежать от смерти. Хорошо. Может быть, он действительно мёртв? И здесь только для того, чтобы посмотреть, что натворил, а потом отправиться в ад? (он знал, что плохой человек. Он никогда не думал, что попадёт на небеса или даже посмотрит на них. Потому что был действительно ужасен) Блядь. В конце концов, ему нужно было это сделать. Да и не похоже, что ему стоило бояться встречи со своими детьми, ведь на дворе уже полночь. Они, должно быть, уже спали. Но даже эта мысль не успокоила его сердце, ни капельки. Глубоко вздохнув, он открыл входную дверь. Медленно двинулся по коридору после того, как аккуратно оставил свою обувь в передней. Его разум опустел, он шёл к своей спальне на одной мышечной памяти. Он думал, что готов. Но, чёрт возьми, нет. Он, блядь, совсем не был готов. Там. на двуспальной кровати, лежала Рей. Рей, его любовь. Рей, та, которую он ранил. Рей, та, обещание кому он не смог сдержать. Он медленно закрыл дверь, приподнявшись на цыпочки, потому что не хотел будить Рей. Но, о Боже, помоги ему. Лицо Рей было спокойным. На её лице не было ни морщин, ни ненависти, ни ужаса. Она была как ангел, и Энджи совсем не заслуживал её. Он вообще не заслуживал Рей. Не заслуживал. Не заслуживал. Не заслуживал. И тогда он понял, что всё же сорвался. Энджи упал на колени и просто заплакал. Он плакал и плакал, закрыв лицо руками. Его сердце было переполнено чувством сожаления. Разум совсем не помогал, как в каком-то грёбаном фильме подкидывая кучу воспоминаний о том, как он причинял боль семье. И вдруг он почувствовал, как его обвила пара рук. Знакомый запах ударил ему в нос… лаванда? Запах Рей? Рей обнимала его? И от этого он заплакал ещё сильнее. Его руки теперь крепко сжимали ночную рубашку Рей. – Мне очень жаль, Рей. Я… мне так жаль! – сказал Энджи, его голос глухо звучал где-то между плечом и шеей Рей. – Я… мне очень жаль. Я тебя совсем не заслуживаю. Я-я не заслуживаю. А Рей просто стояла там, крепко держа его. Её губы шептали ему успокаивающие слова. Возможно, она думала, что Энджи, был чем-то подавлен. Однако на самом деле Энджи был сломлен. Он и других сломал тоже.***
Они обнимались, лёжа на кровати. Рей благополучно устроилась у него под рукой, обнимая его. Была ещё ночь или, может быть, раннее утро. Он не знал. Всё казалось ему как в тумане. Он не помнил, когда в последний раз так срывался. Он был не из тех, кто плачет, когда ему грустно или что-то в этом роде. Он был из тех, кто накапливал свои эмоции, одну за одной, и просто взрывался, когда их становилось слишком много. – Ты в порядке, Энджи? – спросила Рей. Её мягкий голос прервал поток его мыслей, которые в данном случае были лишними. Он посмотрел вниз, встретившись взглядом с серыми глазами Рей. Увидел беспокойство и озабоченность в её глазах. Может быть, правы были древние мудрецы, что говорили: глаза — это зеркало души. Потому что сейчас он видел это чертовски ясно. Энджи ответил на вопрос Рей простым поцелуем в лоб. Однако Рей не сдвинулась с места и снова спросила: – Я задала вопрос, так ответь мне, Тодороки Энджи. Энджи улыбнулся. Это Рей, его любовь. Человек, в которого он влюбился навечно. Энджи обнял Рей, он позволил своему носу втянуть тонкий запах лаванды. Попытался немного потянуть время, потому что не знал, что ей ответить. – Я… – он запнулся. Мысли вернулись к прошлому, заставив Энджи закрыть глаза. Рей, будучи как ангел, коим она и являлась, просто поцеловала его в подбородок, пытаясь ободрить. – Мне кое-что приснилось, всё было настолько ярким, что казалось очень реальным. – Что-то плохое? – спросила Рей серебристым, чистым голосом. И Энджи так чертовски старался сдержать слёзы. Нет, он не будет плакать снова. – Настолько плохое? И грушевидная слеза упала, скользнув по его щеке прежде, чем нежная и мягкая рука Рей смахнула её. – Что тебе снилось, ммм, милый? Он не мог ответить на этот вопрос. Он не мог. Он не мог. Он не мог. Он не мог. Он мо— – Эй-эй. Энджи, милый, посмотри на меня, – мягкий голос Рей вернул его в реальность. Он открыл глаза и встретился с озабоченным взглядом серых глаз. Рука Рей снова оказалась на его щеке, вытирая упавшие слёзы. – Я здесь, Энджи. Я всегда буду здесь, рядом с тобой. Никогда не смей забывать об этом, – глаза Рей впились в его глаза, проникли в его душу, что-то ища. Может быть, ту недосказанность? Он не узнает. – Ничего страшного, если ты не скажешь мне сейчас. Но, пожалуйста, пожалуйста, расскажи кому-нибудь ещё. Я не хочу видеть, как ты страдаешь, Энджи. Это ранит меня, – глаза Рей начали наполняться слёзами, как и глаза Энджи напротив. Потому что он причинил боль Рей. Он ранил Рей. Он причинил— – Не ты ранишь меня, Энджи. Нет. Мне больно видеть, как тебе больно, – заявила Рей, обхватив ладонью лицо Энджи. – Но… Но я причинил тебе боль, Рей. Я ранил тебя! Я… – Нет-нет! – голос Рей твёрд, её глаза находят глаза Энджи. – Ты никогда не навредишь мне. Нико— – Но я сделал это! – грубо сказал Энджи. Рей чувствовала, как дрожит его тело. – Я-я сломал тебя, Рей. Я причинил тебе столько боли, – всхлипнул Энджи. – Я причинил тебе такую боль, и-и это сказалось на тебе так, что тебя отправили в психиатрическое отделение. И я-я также причинил боль нашим детям. Тойя умер… Нацу и Фуюми остались без внимания. И Шо- Наш Шото, я-я так усердно тренировал его… с тех пор, как он был ещё ребёнком. Он ребёнок… Он ребёнок, и я причинил ему такую боль. Я разрушил его детство, – сказал Энджи хриплым от слёз голосом. – Я просто… Это всё моя вина. Я разрушил нашу семью. Я-я разрушил нашу семью. Мне так жаль, Рей. Мне так жаль, – сказал Энджи напряженным, полным эмоций голосом. Он так и продолжал плакать, закрыв глаза. Он не мог заставить себя взглянуть в лицо Рей. Он причинил ей столько боли. О Боже, он причинил боль своей любви. – Энджи, любимый. Голос Рей был таким тихим, что он почти не слышал его. – Тодороки Энджи, пожалуйста, посмотри на меня. И он открыл глаза, встретившись взглядом с прекрасной Рей. – Это был всего лишь сон, Энджи. Этого ещё не случилось и никогда не случится, хорошо, любимый? И даже если бы это случилось, чего не произошло. Я прощу тебя, всегда. И лицо Энджи сморщилось от слёз. – Ты не должна… – сказал он, прежде чем Рей прервала его. – Я люблю тебя, Энджи. И так будет всегда. Голос Рей был таким искренним, что даже её глаза отражали эту искренность. Энджи сжал кулак. – Я не заслу— – Навеки, – сказала Рей твёрдым голосом. Энджи поддался, продолжая их клятву в любви: – И навсегда. Рей улыбнулась.***
После этого всё изменилось, не само по себе, но всё же. Энджи, наконец-то, стал настоящим отцом. Он проводил время со своей семьёй, создавал с ними общие воспоминания, был частью их жизни. Или, если посмотреть с другой стороны, он решил забыть о своей одержимости превосходством над Всемогущим. Потому что именно это было главной причиной каждой его ошибки. Одержимость ослепила его, и он превратился в монстра. Он молился о ещё одном шансе, и будь он проклят, если и его упустит. Поэтому дети Тодороки были очень шокированы, когда их отец, ни с того ни с сего, внезапно, посреди завтрака, спросил их: – Кто хочет сегодня пойти в зоопарк? И вдруг всё стихло, даже Рей перестала кормить Шото детским питанием и посмотрела на него. «Неужели всё настолько плохо?», – подумал Энджи. Ладно, может быть, так оно и есть. Все маленькие глазки посмотрели на Рей в поисках подтверждения. Рей только усмехнулась: – Ну что, ребята, хотите? Нацуо был тем, кто заголосил первым: – Боже мой! Да! Да! Мы хотим! – радостно крикнул Нацуо. Фуюми просто молчала, открыв рот от восторга. – Спасибо, папочка, – сказала Фуюми, стараясь быть как можно вежливее, после того, как оправилась от шокирующей новости. Хотя всё же она не смогла сдержать застенчивой улыбки. Итак, в тот день было решено, что они пойдут в зоопарк. В доме царил полный хаос, и всё из-за возбуждения и криков Нацуо (Боже мой! Зоопарк! Мы идём в зоопарк!) Кто удивил Энджи, так это Тойя. Маленькая ручка Тойи потянула его за штанину, пока он ждал, когда Рей закончит упаковывать все детские принадлежности Шото. Энджи опустил глаза, встретившись взглядом с бирюзовыми глазами Тойи. Такими же, как и его. Он присел на корточки, чтобы быть на одном уровне с глазами Тойи, и спросил: – Да, Тойя? Взгляд Тойи был неуверенным, с оттенком беспокойства и страха. Энджи нахмурил брови. – Что такое, Тойя? Ты не хочешь пойти в зоопарк? – спросил Энджи на удивление мягким голосом. Маленькие ручки Тойи сжимались и разжимались в знак беспокойства. – Ты можешь сказать мне. Я обещал, что не буду злиться. И Энджи смог увидеть решимость в глазах своего сына. Хотя по его позе всё ещё было видно, что он встревожен. – Я просто хочу спросить. Нам действительно можно пойти в зоопарк? – начал Тойя, опустив глаза. – Разве ты не занят на работе? Я обещал, что не буду закатывать истерику, если ты будешь слишком занят, чтобы пойти с нами на прогулку. Ты герой, папочка. Я не хочу стоять у тебя на пути. Я знаю, что другие будут… – слова Тойи были прерваны Энджи. – Тойя, посмотри на меня, – глаза цвета бирюзы посмотрели друг на друга. – Я знаю, что всегда занят работой Героя. Я не могу тебе обещать всего, но я точно могу пообещать тебе всегда стараться быть здесь, рядом с тобой. И ты очень важен для меня, Тойя. Ты никогда не встанешь у меня на пути. Ты мой сын, – сказал Энджи. Он положил правую руку на волосы Тойи, взъерошив мягкие красные волосы. Тойя выглядел ошеломлённым. – Правда? – спросил Тойя тихим голосом, похожим на шёпот. – Да, Тойя. И Тойя улыбнулся, так ослепительно и тепло. Энджи показалось, будто его бросили под автобус, когда маленькие, хрупкие и обожжённые руки Тойи вцепились в него, так крепко обнимая. Прим. Пер.: throw sb under the bus – пожертвовать кем-то ради собственных целей. – Большое тебе спасибо, папочка. Я люблю тебя. И Энджи улыбнулся.***
Энджи больше никогда не просил Тойю заняться тренировками. Возможно, он мог бы сделать это позже, когда тот будет в средней школе. Чтобы он мог контролировать свою причуду. Чтобы его причуда больше не причинила ему вреда. Энджи даже не усомнился в выборе Тойи, когда тот сказал им, что хочет пройти бизнес-курс в Калифорнии. За исключением безумия он действительно чувствовал себя по-настоящему гордым. Потому что Тойя был так хорош в математике, он действительно в этом преуспел. Он хотел позволить Тойе делать то, что он хотел. Потому что это была жизнь Тойи. Не Энджи. Поэтому, когда Тойя наконец окончил университет Калифорнии с чертовски хорошим результатом, Энджи не мог не почувствовать, как в его сердце расцветает гордость. Боги. Это был Тойя. Чёрт возьми, его сын, твёрдо стоящий с расправленными плечами, получил награду на сцене. Он почувствовал комок в горле. Блядь, нет. Он не собирался снова плакать, и что ещё хуже, на публике. Улыбка Тойи стала самодовольной, когда он понял, что глаза его отца покраснели. Энджи пристально посмотрел на него взглядом «тебе лучше заткнуться» заставив Тойю хихикнуть. – Тойя-нии! – крикнул Шото голосом, полным возбуждения. Его крошечные ножки несли его к старшему брату. Тойя присел на корточки, позволив своему маленькому Шото обнять его, а после поднял брата, надёжно расположив руки на спине Шото. – Ты так круто смотрелся на сцене, Нии-чан! – сказал Шото мелодичным голосом. Его руки метались туда-сюда во время разговора со старшим братом, демонстрируя нетерпение. Двое других его младших сиблингов тоже подошли к нему. Фуюми обняла его и поцеловала в щеку, в то время как Нацуо просто подпрыгнул и вцепился ему в спину, как обезьянка. Они оба не раз сообщили ему, какой он крутой. Реакция его матери была другой. Он шагнул к ней, когда его братья и сестра наконец отпустили его. Её улыбка была такой мягкой, на её лице не было ни единой морщины, и всё, что он мог видеть, было счастье. Он обнял мать, уткнувшись лицом ей в шею. – Я так горжусь тобой, – сказала она тихим голосом, прежде чем он почувствовал влагу на своём плече. Он отпустил её. – Мам, пожалуйста, не плачь. Рей только рассмеялась в ответ. – Это слёзы счастья. И прежде чем я успела забыть, – она протянула ему букет гипсофил пастельных тонов. Тойя улыбнулся, глядя на мягкие тона букета. – Спасибо, мам. Мне они нравится, – он поцеловал мать в щёку. – А теперь иди к своему отцу. Бедный, он, должно быть, чувствует себя неловко. Люди не могли перестать поглядывать на него с тех пор, как мы пришли сюда, – сказала Рей, глаза её озорно блестели. – Я всё слышу, ты в курсе? – Энджи хмыкнул. – Я буквально стою рядом с тобой, – добавил он, заставив Тойю и Рей рассмеяться. Энджи с бесстрастным лицом посмотрел на них. – Давай. Давай. Дорогой, пожалуйста, перестань дуться и обними нашего сына. Прежде чем Энджи успел что-либо ответить, Тойя уже заключил его в объятия, крепко обхватив руками за спину. Энджи похлопал его по спине и прошептал сыну на ухо: – Я действительно так чертовски горжусь тобой, Тойя. Тойя не знал, что ему ответить, и просто всхлипнул. Энджи чувствовал слёзы сына на своём плече. Он чувствовал, как руки на его спине сжимаются ещё крепче. – Эй. Эй. Не плачь, – сказал Энджи, пытаясь утешить сына. Он слегка запаниковал, ища глазами Рей. Рей только хихикнула ему и одними губами произнесла: «Ты сам по себе». – Я сделал что-то не так? – спросил Энджи, надеясь, что Тойя не уловил того ужаса, что он в тот момент испытывал. – Нет. Ты не сделал ничего плохого. Я просто… я просто так чертовски счастлив в этот момент, – сказал Тойя приглушенным голосом где-то между складками костюма Энджи. Глаза Энджи расширились. – Эй! Никакой ругани, Молодой Человек. И Тойя отпустил его (заставляя Энджи скучать по теплу), пальцами быстро вытирая слёзы, что остались на его щеках. Он хихикнул и сказал: – Прости, пап, – без тени извинения в голосе. Энджи посмотрел на Рей: – Может, нам не стоит отдавать ему подарок, – он попытался сделать серьёзное лицо. Рей ответила ему лишь поднятой бровью и пристальным взглядом «ты серьёзно, Энджи?» Тойя с любопытством переводил взгляд с одного родителя на другого. – Хорошо! Ладно, хорошо. Я отдам ему, – сказал Энджи, в его голосе мелькнула капля разочарования. Он быстро бросил некий предмет Тойе, и тот рефлекторно поймал его. Когда тот раскрыл ладонь, его глаза расширились, а на лице появилось недоуменное выражение. – Серьёзно, мам? Пап? Вы дарите мне машину? – Ауди? – глаза Тойи комично расширились ещё больше, когда он увидел логотип на ключе от машины. – Это идея твоего отца, – объяснила Рей. – Но почему всё-таки «Ауди»? Не перебор ли? Рей посмотрела на своего сына, как будто он сказал что-то нелепое. – Он пытался купить тебе другую, подороже. Я не помню название марки. Как там было? Маз- что-то там, вроде? – Ты хотел купить мне Мазду? Пап! – В свою защиту скажу, что её характеристики были действительно классными. И дизайн был таким элегантным и современным. И— Рей прервала речь Энджи. – Он всегда говорил, что это я вас испортила, ребята. А на самом деле это всё он, – закатила глаза Рей. Энджи только нервно усмехнулся, положив руку на шею. За секунду до того, как Тойя обнял его и Рей одновременно. – Большое вам спасибо, мам, пап. Я действительно чертовски люблю вас, ребята. – .........Молодой человек!***
Была полночь. Холодный ветер гулял по округе, и его сопровождал лишь маленький и тусклый свет в коридоре, выходящем в сад посреди участка. Он мог видеть гортензию и лилии Рей. Там также были и орхидеи, и очень большое и тенистое дерево посреди цветов. Рядом с деревом стоял деревянный стол для пикника, который он сам сделал. Он улыбнулся, детям действительно полюбился этот столик. – Пап? Энджи напрягся, прежде чем его разум распознал голос Тойи. Тойя..? Он посмотрел на источник бестелесного голоса. Посреди коридора стоял Тойя в чёрной рубашке в тон серым спортивным штанам. Брови Энджи нахмурились. – Что ты здесь делаешь посреди ночи, Молодой Человек? – спросил он своего сына. – Я мог бы спросить то же самое, – мгновенно ответил Тойя, прежде чем осознать свой проступок и закрыть рот рукой. – Упс. Прости, пап. Энджи лишь улыбнулся, махнув рукой Тойе, приглашая сына сесть рядом с ним. И Тойя медленно подошёл к своему отцу, легко ступая по полу, чтобы не издать громких звуков, которые могли бы разбудить его мать или братьев и сестру. Он сел рядом с отцом, свесив ноги вниз. Они сидели там, рядом друг с другом. Тишина окутала их. – Пап, – сказал Тойя таким мягким голосом, что Энджи чуть не пропустил это мимо ушей. Ключевое слово: почти. Энджи посмотрел на своего сына, приподняв правую бровь, хотя Тойя этого и не видел. Его взгляд был направлен вниз, на его ноги, руки сжимались и разжимались. Признаки беспокойства Тойи. – Да, Тойя? Он видел, что Тойя изо всех сил пытается что-то сказать, и это заставляло его волноваться. Энджи положил руку на плечо Тойи, давая понять сыну, что он был — есть рядом. – Ты можешь рассказать мне всё, что тебя беспокоит, Тойя. Я выслушаю. Я буду здесь ради тебя, – сказал Энджи мягким голосом, пытаясь успокоить своего старшего сына. – Я люблю тебя, сынок. И этого хватило, чтобы Тойя сорвался. Он рыдал, уткнувшись лицом в колени отца. Энджи позволил своему сыну поплакать, дал ему снять всё напряжение, что в нём сидело. Его рука мягко похлопала сына по спине чтобы сын знал, что он рядом, что он здесь ради него. Что Энджи поддерживает его. Это заняло несколько мгновений, но Тойя медленно перестал плакать. Теперь его голова лежала на плече отца. Герой номер два, Старатель. Его первый герой, Тодороки Энджи, его отец. – Я… мне нужно тебе кое-что сказать, папа, – начал Тойя. – Хорошо. У Тойи перехватило дыхание. – Пожалуйста, не сходи с ума. Не сердись на меня, пожалуйста, – сказал Тойя хриплым от слёз голосом. Энджи похлопал сына по плечу и сказал: – Я никогда не буду злиться на тебя, Тойя. Ты мой сын. А насчёт того, кто сошёл с ума, я не уверен. Я не могу обещать, что не сойду с ума, всё зависит от того, что ты хочешь мне сказать. – Я-я, – заикаясь, пробормотал Тойя. С глубоким вздохом, всё ещё дрожа, Тойя спросил его: – Ты помнишь, несколько лет назад, когда я учился в средней школе, я вернулся очень поздно, за что меня посадили под домашний арест на месяц? Энджи кивнул. – Конечно, я помню. Ты до смерти напугал меня и свою мать. Мы думали, что тебя похитили, знаешь ли, – сказал Энджи, вылавливая это воспоминание. Он всё ещё помнил окаменение, которое испытал в тот день. Он думал, что никогда больше не увидит своего сына. Он подумал— Его мысль была прервана, когда Тойя продолжил: – В тот день я пытался покончить с собой, – сказал он на одном дыхании. Энджи почувствовал, как его сердцебиение участилось. Его сын пытался покончить с собой. Его сын пытался убить себя. Его сын пытался убить— – Я сидел на выступе крыши моей школы. Он прекрасен, ты знаешь? Мир вокруг. Огни на домах были действительно красивыми, как будто на кадрах из фильма, – сказал Тойя почти шёпотом. – И это заставило меня задуматься, увижу ли я это когда-нибудь снова, если умру? Я подумал о твоей и маминой реакции на свою смерть. Я подумал о Нацу, Фуюми и Шо. Я обещал Шо сводить его в парк. Я не мог нарушить обещание, данное Шо. Ему было бы грустно, а я не хочу, чтобы он грустил… Я не хочу, чтобы кто-либо из вас грустил, – закончил Тойя. Энджи попытался сдержать слёзы. Но, чёрт возьми, нет. Слеза скатилась по его щеке. Энджи поменял их положение. Он положил обе руки на плечи сына, встретившись взглядом с его опухшими красными глазами. – Почему, Тойя? – спросил он. Это был простой вопрос, но почему-то у Энджи возникло ощущение, что ответ разобьёт его сердце на части. – Я-я думал, что ты разочаровался во мне. Да. Теперь это официально. Сердце Энджи было разбито вдребезги. – Я думал, что тебе было стыдно за меня, ведь я не мог должным образом контролировать своё пламя. Я-я подумал, что если я исчезну из твоей жизни… Я-я подумал, что так будет лучше. Лучшее решение в твоей— Энджи прервал речь Тойи. – Тойя… Пожалуйста, н-не говори ничего подобного, – заикаясь, пробормотал Энджи. Он чувствовал, что теряет самого себя. Как Тойя мог так думать? Энджи никогда бы не оправился от самоубийства Тойи, если бы тот его когда-нибудь бы совершил. Энджи мог бы покончить и с собой. – Тойя, послушай меня. Нет, Молодой Человек, посмотри на меня, – сказал Энджи твёрдым голосом. Тойя сделал, как сказал отец: он посмотрел ему в глаза. И он увидел сломленного отца, пытающегося взять себя в руки ради своего сына. – Ты мой сын, Тойя. Я так сильно тебя люблю. Ты — моё сокровище. Я бы никогда — никогда не стал бы стыдиться тебя. Я горжусь тобой, Тойя. Пожалуйста, никогда больше так не делай, умоляю тебя, пожалуйста. Я не уверен, что смогу жить дальше, если ты убьёшь себя— Тойя бросился к отцу, обнимая его так крепко, как только может. – Мне жаль. Прости. Мне очень жаль, – всхлипнул Тойя. И Энджи тоже заплакал. – Прости… Я… Это моя вина. Энджи отпустил сына, его голос дрожал: – Пожалуйста, не надо, Тойя. Никогда больше даже не смей пытаться это сделать. Пожалуйста. Ес-если ты когда-нибудь снова почувствуешь то же самое, пожалуйста, скажи мне. Поговори со мной. Или мы можем найти тебе психолога, если хочешь. Тойя слегка улыбнулся. – Я никогда больше так не сделаю, папа. Я обещаю. И Тойя сладко уснул, положив голову на колени отца. Энджи так и сидел там, поглаживая рукой красные волосы своего сына.***
– Почему ты не улыбнулся, Шо? Тебе не нравится подарок? – растерянно спросил Энджи. Он подарил ему статуэтку Всемогущего, которую его сын так хотел на свой день рождения. Даже другие Тодороки были сбиты с толку. Брови Шото нахмурились, и на его лице появилось серьёзное выражение. – Я-я не могу улыбаться, – заявил Шото. – Почему Шо? – тихо спросила Рей. – Мои друзья сказали, что если я улыбнусь, люди могут умереть. Теперь на лицах каждого Тодороки было написано замешательство. Шото продолжил и сказал: – Она сказала, что, если я ещё раз улыбнусь ей, она умрёт. На мгновение воцарилась тишина, а после в доме Тодороки разразился смех.