Сегодня не твой день

Тсунаёши весь день был сам не свой. Точнее, его душевное равновесие пошатнулось после того, как Хибари сделал ему довольно-таки интересное предложение, от которого, естественно, у юного Босса просто не хватило смелости отказаться. Чувство, что всё очень плохо, подступилось, когда Тсуна пересёк черту, отделяющую школьный коридор и персональный кабинет Главы Дисциплинарного комитета. Последний, указав посетителю на диван, начал со вступительной речи, точно это была деловая встреча. Говорил он достаточно медленно, должно быть, ссылаясь на тугодумность и рассеянность слушателя, четко, уверенно, проговаривал каждое слово. Глаза его неотрывно следили за ёрзающим на диване Тсунаеши, белые руки, сложенные на столе, сцепились в прочный замок и оставались в таком положении до самого конца. Хибари сидел за своим столом, как обычно держа осанку, но довольно расслабленно, потому опасений, что он сейчас сорвется с места, одной рукой извлечет тонфу, как фокусник извлекает кролика из шляпы, другой схватит за воротник ничего не понимающего Тсуну и как следует разукрасит его лицо, не могло возникнуть. Казалось бы, ничего особенного, даже Кусакабе, который в тот момент учтиво оставил говоривших наедине, вряд ли о чем-либо мог догадаться, если бы был тут, а уж он знал Хибари на порядок лучше всех остальных. Вот только Гиперинтуиция Вонголы была настороже и с первых минут подсказывала своему обладателю: что-то тут явно не чисто. Тсуной овладело непонятное чувство тревоги, подозрительно спокойный тон Хибари ему не нравился. И скрыть своё волнение не получалось — взгляд его бегал по всему кабинету, старательно избегая встречи со взглядом раскосых, но, зараза, красивых серых глаз. Руки деть было некуда, поэтому Тсуна просто мял ими обивку дивана. А потом прозвучала фраза, после которой хваленая Гиперинтуиция лишний раз убедилась в том, что никогда не ошибается, и на бледном лице Тсуны застыло выражение, будто бы он увидел привидение. — Иными словами, — вещал Хибари, — я собираюсь переспать с тобой, Тсунаеши Савада. — Э-э-э?.. Но… — И намереваюсь это сделать сегодня же! — И Хибари встал, показывая, что аудиенция окончена. Тсуна ни на минуту не стал задерживаться в школе, даже не стал ждать свою постоянную компанию, чтобы вместе отправиться домой. Сославшись на неотложные дела, он стремглав помчался как можно дальше от школы. Сам прекрасно понимал, что это всё бесполезно, — куда бы он ни бежал, Хибари его достанет из-под земли и осуществит задуманное. К такому жизнь его не готовила, но он нутром чуял, что это рано или поздно должно случиться. Но, етишкин хвост, не сегодня же! Тишину комнаты нарушал тихий щёлкающий звук работающего механизма настенных часов. Бежали секунды, за ними чуть медленнее шли минуты, а уже потом тянулись часы. Тсуна лежал на своей кровати и наивно полагал, что худшее осталось позади. На кухне хлопотала с ужином мама, иногда заглядывала к нему с тем, чтобы спросить, не желает ли он отведать её только что испечённого лимонного пирога, или осведомиться, не видел ли он где миксер, который всегда лежал в кухонном шкафчике над раковиной. Не желает. Не видел. В свои юные годы Тсуна многое успел пережить, можно сказать, прошёл все круги ада, но нервную систему это всё равно не закалило как следует. Желудок немилосердно сжимало, аппетита не было. Что странно, гостей в этот день тоже не было. Никого. Не в характере Ямамото и Гокудеры никак не давать о себе знать и даже не напоминать о себе коротеньким смс-сообщением. И всё-таки, Тсуна очень сильно ошибался, когда по глупости решил, что опасность миновала. Когда за окном послышался какой-то шум, он не придал этому значения. Мало ли, что на улице происходит, это же улица, по ней ходят люди и проезжает транспорт, ей свойственно быть шумной. Потом шум повторился. Что-то сильно ударило по карнизу, и… окно в его комнату бесшумно распахнулось. Тсуна подпрыгнул на месте. На ум пришло, что кто-то позарился на их скромный дом, мало чем выделяющийся среди прочих домов, и твёрдо вознамерился обчистить его. Будь это действительно грабитель, наверное, Тсуна обрадовался бы больше. На письменный стол, что стоял прямо перед окном, ступила нога. Длинная, стройная, облаченная в черную ткань брюк, и в до блеска вычищенном ботинке. Едва Тсуна её увидел, как не без помощи той же Гиперинтуиции первая версия о грабителе сменилась другой, пострашнее. Он подался было вперед, но вовремя вспомнил, что такому противнику не ровня — доказано было давно и не один раз, да и что он ему сможет противопоставить, чем сражаться? Тсуна так и сидел на полу, раскрыв рот, наблюдал за черной фигурой на фоне алого заката и мысленно ругал себя, что не закрыл это дурацкое окно на шпингалет. — Я бы всё равно его выбил, — отрезал Хибари, словно прочитав мысли Тсуны. — Хи… Хибари-сан… — беспомощно пролепетал он, а Хибари ловко спрыгнул со стола на пол, сбросил с плеч плащ и не глядя швырнул его в сторону. Плащ встретился со спинкой стула и, перекинувшись через неё, повис. Вообще, в такой момент Хибари стоило бы напомнить, что двери придумали не для украшения фасада дома. Можно бы было сделать свой приход официальным, не таким неожиданным, как сейчас, когда Савада Тсунаеши в свои почти шестнадцать лет уже был близок к тому, чтобы заполучить инфаркт. Но Тсуна лишний раз напомнил себе, кто перед ним стоит и кто он сам. Двери придумали для созданий, что передвигаются на четырех конечностях, поедают травку, жуют жвачку, некоторые их представители цокают копытами, у некоторых есть рога и хвост с кисточкой. А вот Великие Камикоросильщики всея Намимори слишком круты для того, чтобы пользоваться входом, созданным специально для безобидных травоядных. Хищникам свойственно демонстрировать ловкость, гибкость тела и быстроту действий, а не неуклюже передвигаться по четырем направлениям. — Ну что ж, — наклонился он к Тсуне и сжал пальцами его подбородок. — Приступим. «Я попал», — заключил Тсуна, как обычно, зажмуриваясь в ожидании удара. Но вместо этого Хибари сел на кровать и коротким жестом подозвал к себе перепуганного до смерти мальчишку. Тот сглотнул слюну, встал на ноги, но запутался о них же и приземлился лицом вниз прямо у ног своего мучителя. На это Хибари лишь безразлично хмыкнул и продолжал наблюдать, как тот выпрямляется перед ним, мямлит извинения, потирая ладонью затылок, как будто только что ударился им, хотя на деле приземлился на пол вниз животом, и смущенно смотрит в пол. Какой глупый, наивный мальчишка. Когда-нибудь Хибари научит его сохранять хладнокровие и спокойствие в любой ситуации. Когда-нибудь. Вот он сел рядом. Хибари чуть не позволил себе засмеяться глядя на то, с каким напускным спокойствием Тсуна сейчас сидит, мнет собственные ладони и смотрит вперед. Он бы мог это сделать, какие проблемы пригрозить травоядному держать язык за зубами? Однако Хибари не видел в угрозах конкретно сейчас столь острой необходимости, и ему без особого труда удалось сохранить контроль над собственными эмоциями. — Ложись, — Хибари старался говорить, а не приказывать, чтобы не запугать Тсуну еще больше. Но голос по-прежнему был жёстким — сюсюкаться с мальчишкой тоже не стоило. — …это… Хибари-сан… Может, для начала выпьем чаю… — неуверенно предложил Тсуна, нервно потирая шею и стараясь не встречаться с ним глазами, но когда всё же уловил на себе холодный, осуждающий, полный негодования взгляд, поспешил исправиться. — Ну или просто посидим, ведь Вы только пришли… — Ложись, — твердо повторил Хибари. По позвоночнику Тсуны пробежался холодок, как от рассыпанных крошек льда, и спорить он не стал. Как и было велено, распластался вдоль кровати, стараясь даже случайно не коснуться сидящего на краю грозу всех нарушителей. Неспокойный взгляд бегал по потолку, руки, сложенные на груди, мелко дрожали. Сейчас Хибари предстояло совершить поистине невыполнимую для себя миссию и обойтись без насилия и угроз, ведь ему не нужен забитый и затравленный партнер, который впоследствии в постели ничего, кроме бревна, из себя представлять не будет и не сможет доставить Хибари райское наслаждение. Придется на время забыть про себя и набраться терпения. Чего только не сделаешь ради того, чтобы интимная жизнь била ключом и можно было перестать одинокими тихими вечерами... Впрочем, неважно, чем занимал себя иной раз Глава Дисциплинарного комитета одинокими тихими вечерами. Цель была более чем очевидна: перестать подавлять в себе этот низменный животный инстинкт и позволить, наконец, своим внутренним демонам вырваться наружу. Самостоятельно раздевать мальчишку было, что удивительно, выше его сил, а может, просто не было желания копошиться с его застежками-пуговицами, и потому Хибари велел Тсуне расстегнуть на себе рубашку самостоятельно. Непослушные, еще и взмокшие от пота пальцы старательно вынимали пуговицы из петелек, пока что не очень успешно. Пуговицы выскальзывали, петли казались слишком маленькими, чтобы через них смог пройти маленький круглый предмет. Тсуна действовал медленно, как будто специально тянул время. Ждал, что его незваный гость уйдёт ни с чем? Терпение слишком рано начало заканчиваться, но Хибари взял себя в руки и решил помочь справиться с этой элементарной задачей: он расстегнул-таки верхние пуговицы рубашки. Оголившийся участок тела сразу накрыла ладонь, немного холодная и твердая. Тсуна невольно содрогнулся и весь покрылся мурашками, издавая какие-то нечленораздельные звуки, то ли хрипы, то ли тихие стоны. Один из вопросов, который в данный момент волновал Тсуну больше всего — это место, которое выбрал Хибари для… столь деликатного дела. Почему именно тут, в его собственном доме, когда мама может зайти в любой момент или друзья всё-таки неожиданно нагрянут к нему? Хибари разозлится, а Тсуне потом достанется от него в двойном размере за обломанное удовольствие. Должно быть, он никогда не решится осквернить стены так обожаемой школы и заняться в своем кабинете таким непотребством. Святотатство какое! Хибари ни за что на это не согласится. Тем временем пришлось-таки расстегнуть все оставшиеся пуговицы, поскольку рука, блуждающая на груди, настойчиво продвигалась вниз, но не до конца расстегнутая рубашка не позволяла скользить по телу свободно. Когда преград больше не было и Хибари неспешно водил рукой по худому бледному телу («Кожа да кости», — охарактеризовал он в уме), Тсуна странно себя повел (хотя, когда это были дни, когда он не вел себя странно?). Возможно, что Хибари переборщил с желанием пересчитать подушечками пальцев его выступающие рёбра, но Тсуна то и дело издавал сдавленные смешки, когда его боков касалась ладонь, уже успевшая стать теплой. Но никаких признаков удовольствия от прикосновений не было. Даже непохоже было, что Тсуна хоть немного расслаблен, правда, оно и неудивительно, расслабишься тут, когда тебе несколькими часами ранее тоном, не терпящим возражений, сообщают о желании совокупиться в самом скором времени. Но Хибари ведь решил, что сейчас грубая сила — не лучший союзник, и действовал крайне осторожно, по крайней мере, насколько мог проявлял терпение к своему неопытному горе-любовнику, за это уже полагалось сказать ему спасибо. Желательно бы это сделать в виде какой-нибудь ответной ласки. Можно даже оральной. Ну что поделать, если Хибари пока что не усвоил повадки ласкового телёнка, который сосет двух маток? Зато учиться никогда не поздно. Сознание Хибари уже было затуманено, и температура тела поднялась. Слишком рано. Этот вечный нарушитель дисциплины только лежит и чуть содрогается от смеха. Пока все старания насмарку. Хибари убрал руку. Действовало на нервы. Маленький пакостник сейчас, похоже, забыл какое у Хибари шаткое терпение. — Над чем это ты так смеешься? — спросил Хибари, призывая своим тоном прекратить свой идиотский смех, что Тсуна и сделал. — Ни… ни над чем. Просто… щекотно. Хибари был далеко неглуп. Очень далеко. Он чувствовал, как сердце Тсуны било по грудной клетке, пока рука, которой куда привычнее было сжимать металл тонфы, блуждала по груди. Ясное дело, это было далеко не восхищение и трепетный восторг от близости со своим любимым, когда сердце готово выпрыгнуть из груди, а в животе порхают бабочки… ну и прочая-прочая-прочая ванильная чушь, которую обычно пишут в бульварных романчиках. Поэтому на смех его пробивало вовсе не из-за щекоток, а из-за нервов, которые тоже шалили. Задача усложнялась. Тогда Хибари решил попробовать подойти с другого конца. Начать с банального поцелуя, а там уж, глядишь, Тсуна и втянется и захочет большего. Он наклонился к его лицу и завладел губами, сминая в требовательном поцелуе. Ответной реакции пока не было. Тсуна, видимо, долго осознавал и свыкался с мыслью, что Хибари сейчас его целует, что делал нечасто — не слишком он любил обмениваться слюнями. Поначалу он неумело отвечал ему и, казалось, уже меньше напрягался. Но поцелуй продолжался недолго. К неудовольствию обоих, диафрагма Тсуны начала сокращаться. — Ой… ик… простите… ик… — не переставал икать Тсуна, а Хибари закрыл глаза, борясь с раздражением. Может, симулирует? Непохоже. Хибари прижал ладонь к нижней половине лица Тсуны, не позволяя дышать, а тот запаниковал и решил, что его душат. — Задержи дыхание, — велел он, и Тсуна, убрав свои руки от крепкого запястья Хибари, повиновался и прикрыл глаза. Спустя полминуты икота отступила, и теперь он мог дышать свободно. Можно было продолжать то, на чем они остановились. И, честно говоря, Хибари хотел уже поскорее перейти к делу. Он снова приник к чужим губам и старался быть не слишком грубым и настойчивым, и спустя мгновение его старания вознаградились — Тсуна решился приобнять его за шею и слегка прижать к себе. Кажется, первый шаг сделан. Теперь-то можно смело переходить к… — Ой… Хибари-сан… — внезапно прервался Тсуна. — Что? — Отпустите меня. Хибари вопросительно на него посмотрел, и Тсуна, покраснев, пояснил: — Мне нужно в уборную… срочно… — для пущей убедительности Тсуна поджал колени. — Иди, — дал свой краткий ответ Хибари после продолжительной паузы. Тсуна вприпрыжку вылетел из комнаты, а Хибари задумался — уж не собирается ли он свалить из дома? Вряд ли. Надо быть дураком без тормозов и хотя бы намёка на инстинкт самосохранения, чтобы так поступать с самим Главой Дисциплинарного комитета, прекрасно понимая, что за этим может последовать. Травоядное сейчас вернется. И в этом Хибари не ошибся. Тсунаеши не стал задерживаться и вернулся в комнату с сырыми руками, которые он спокойно вытирал о собственные штаны. И все-таки, порой жизнь подкидывает Тсуне удивительные сюрпризы. Первый из них был свалившийся с неба малыш-киллер с невероятными способностями. И последующая за этим полоса препятствий. И казалось, что Тсуна после такого готов абсолютно ко всему, но, как выяснилось, не ожидал он услышать признание в чувствах. Первый раз в жизни. И от кого! От самого Хибари Кеи! Правда, вместо букета роз была тонфа, прижатая к горлу, да и любовный сонет изобиловал фразами об избиении до смерти, угрозами об убийстве в случае, если Тсуна начнет строить отношения с кем-то другим, причем, это будет убийство сразу двух человек. «Ты всегда будешь только моим, Савада Тсунаеши», — Хибари не спросил, а поставил Тсуну перед фактом. Такое даже в «Шоу Джерри Спрингера» не показывали. Но все же это было признание в любви! И вот, этим же днем Хибари твердо намеревался окончательно скрепить их союз, грубо говоря, поставить роспись в документе, подтверждающем его право на собственность. Хибари считал, что ему уже ничто не сможет помешать, но выяснилось, что такие мелочи, как икота или желание справить нужду, резко сбивают настрой и порядком действуют на нервы, и ты словно начинаешь с нуля. — Подойди сюда, — потребовал Хибари. Второй раз повторять не пришлось, и Тсуна, стремительно преодолев расстояние между ними, сел на кровать рядом с ним. «К черту вашу сентиментальную чушь!» — решил Хибари, хватаясь пуговицу на брюках Тсунаеши. — Хибари-сан… — встрепенулся Тсунаеши. На его щеках появился румянец. — Неужели стесняешься? — сощурил глаза Кёя. — А? А, нет… ну просто… — судорожно подбирал ответ Тсуна, ошарашенный тем, что Хибари оказался так близок к истине. — Неужели? — Ну… Дверь в комнату Тсуны с шумом открылась. — Ньяхахаха! Тебе никогда не поймать Ламбо-са-а-ана! — ребенок в костюме коровы, заливаясь смехом, вбежал в комнату. Тсуна подскочил на месте, когда следом за теленком в комнате появилась И-пин. Добром это не кончится, ведь тут сидит Хибари-сан. Тсуна поспешил выпроводить детей из комнаты, прежде чем внимание китайской девочки не переключится с Ламбо на Хибари. Пока бедолага Тсунаеши, будучи в расстегнутой рубашке, пытался выставить ни в чем не повинного ребенка за дверь, другой ребенок, очень шумный и надоедливый, старался привлечь к себе внимание одной угрюмой персоны, что восседала на кровати и проявляла полное безразличие. Чтобы кроха не навлек на себя гнев Хибари, Тсуна уже и позабыл про И-пин и бросился оттаскивать Ламбо. Это ж сколько ору-то будет, если Хибари сорвется на него. И очень зря он забыл про ученицу Фонга. Потому что в этот момент между И-пин и Хибари установился зрительный контакт. Тсуна вовремя обратил на неё внимание, пока ловил неугомонного Ламбо, и вовремя среагировал. Если бы он не схватил малютку и не бросил ее через окно, предварительно замахнувшись, неизвестно, что бы было с домом. Жестоко, но иначе дом не сохранишь в нормальном состоянии, уж сколько он натерпелся за последний год. Тсуна не переставал поражаться холодному спокойствию Хибари. Даже сейчас, в этой маленькой суматохе он сидел и ничем не выдавал своего раздражения, а эта ходячая мелочь могла вывести из себя кого угодно. Кстати о мелочи… Тсуна резко обернулся, едва услышав хлопок позади себя. Ламбо из десятилетнего будущего стоял посреди комнаты в довольно соблазнительном виде. Соблазнительном для дам. С очень плохим вкусом. Для растолстевших дам, чьи мужья крутят романы на стороне, а им ничего другого не остается, кроме как тратить свои денежки на всякую ерунду. На Ламбо был минимум одежды, если это так можно назвать, — странного вида розовые шорты с пушистым хвостиком на попе и такими же розовыми подтяжками. Сквозь густую шевелюру волос проглядывали кроличьи уши. Это бы еще куда ни шло, если бы Ламбо умудрился снять с себя белые носки на черных подтяжках. — Ламбо из десятилетнего будущего, — промямлил Тсуна. — Что это? — О-о-о, не желаете ли, чтобы я вам станцевал? — парировал тот, двигая бедрами и пробираясь поближе к Хибари. Должно быть, углядел в нём посетителя какого-нибудь дешёвенького стрип-бара. «Это плохо кончится», — обреченно вздохнул Тсуна и принялся устранять новый источник опасности спокойствию Хибари в лице Ламбо. — Я с ним разберусь, — поднялся Хибари и сжал рукой излюбленное оружие. Наивный и простодушный Ламбо тем временем вскочил на стол и зажигательно танцевал под воображаемую музыку, то и дело крутя задом и размахивая руками. — Нет! — вскричал Тсуна и преградил собою дорогу. — Потерпите, Хибари-сан, я Вас прошу, это сейчас закончится. Хибари бросил на него быстрый взгляд, а потом рукой оттолкнул в сторону, освобождая перед собой дорогу. — Прошу… — О! О! О! — восклицал Ламбо, подняв руки высоко над головой и двигая по кругу корпусом. — Вы только посмотрите на меня! Первый удар пришелся прямо по мягкому животу, отчего Ламбо согнулся и заохал от боли. Тсуне его стало жалко, но, с другой стороны, сам был виноват, думать надо было, прежде чем лезть к кому попало с предложением о приватном танце. В десятилетнем будущем Ламбо будет проклинать себя мелкого за то, что выбрал неудачный момент для телепортации во времени, пока будет объяснять наличие на своем лице и животе синяков. Один точно будет в области скулы. Она уже вся распухла и покраснела. Лишь бы ничего не было сломано и зубы оставались на месте. «Надеюсь, он на меня не слишком обидится», — обдумывал Тсуна, пока Хибари с тонфой наперевес следовал за корчащимся от боли, но продолжающим ползти червём, Ламбо. На его счастье, отведенные пять минут истекли, и вновь образованное розовое облако явило взору Хибари маленького ребенка с объемной шевелюрой на голове. — У… у… у Ламбо-сана отобрали конфеты!!! — заревел он и закрыл лицо кулачками. — Только спокойствие… — Нет-нет, Ламбо, успокойся, — Тсуна попытался взять его на руки. — Спустись к маме, она тебя угостит чем-нибудь. — Маман! — воодушевился Ламбо. — Маман угостит Ламбо-сана конфетами! — и кроха в каком-то сумасшедшем танце покинул комнату. Теперь Тсуна мог вздохнуть спокойнее. — Хибари-сан. — Тсуна обернулся к Главе Дисциплинарного Комитета. — Простите, что так получилось, — он в извиняющемся жесте низко склонил голову, тем самым показывая, что очень сожалеет. — С тех пор, как с нами живет Реборн, в нашем доме всегда шумно. — А-ра… — голос мамы в дверях заставил Тсуну опять вздрогнуть. — У нас гость. Тсу-кун, почему бы вам не спуститься и не выпить чаю? — Э-э-э… мам… — начал было объясняться Тсуна. — Видишь ли… — В этом нет необходимости, — твёрдо сказал Хибари. — Я все равно уже собрался покинуть ваш дом. — Вот как? Какая жалость. Но, может быть, ты к нам еще раз заглянешь? Хибари на это лишь как-то загадочно улыбнулся и повернулся лицом к окну. — Савада Тсунаеши, — заговорил он, продолжая смотреть в окно. — Завтра. В три часа. В кабинете Дисциплинарного Комитета. Без опозданий. — Но… — дослушивать Тсуну никто не стал. Хибари схватил плащ и по-хозяйски прошелся по письменному столу, встал на подоконник и без всяких опасений грациозно спрыгнул вниз. Тсуна, как и Нана, не сразу пришел в себя после такого эффектного ухода по-английски. — Тсу-кун, почему у тебя рубашка расстегнута?