Моя Муза

На следующий день Дейдара так и не дождался увидеть директора компании, который каждый вечер приходил за вдохновением в студию. Но ещё страннее то, что многие сотрудники в этот день поднимались в его кабинет. На памяти такого никогда не было, по крайней мере, его памяти. Художник даже думал, что все должны шугаться от своего начальства, но они выходили из той комнаты наполненные улыбками. Некоторые что-то несли, а уходили с пустыми руками. Было бы ещё понятно, если это были только мужчины со стопками новой порции бумаг, но нет, в большинстве своём появлялись молодые сотрудницы. Они перед тем, как постучаться стояли у двери и говорили шёпотом себе под нос, вдыхали-выдыхали, вдыхали-выдыхали, так до бесконечности. А если с ними были их подруги, то разгоралась целая история: заводила в их кругу кидала какую-то речь, а другие прихорашивались. Короче, детский сад. Когда выходили, то лица больше походили на красные помидоры. Они то ли плачут, то ли блондин слегка туповат. Ему было интересно, но он ничего не спрашивал, так как кроме девушки с ресепшн никого не знает, а других видел так, мельком. Зачем бы это ему понадобилось в жизни? У одного человека была карточка от шестьдесят первого этажа, и он же её передавал по цепочке все желающим. Ничего не скажешь, проходной двор. Только вот одна всё-таки подошла к художнику. — Я хорошо выгляжу? — выпучила она перед ним зелёные глаза. — Более, менее… — он, как истинный джентльмен высказал правду, и к тому же сделал жест, показывая что-то среднее. — Да не слушай ты его, ничего он не понимает, — вступилась за подругу блондинка. — Вообще-то понимаю, — сказал он медленно, чтобы они расслышали, — такие уже приходили и ничего не менялось. Почему вообще такое сборище? — не выдержал. — Ты не знаешь, хотя находишься с ним почти в одном помещении? — блондинка покосилась на него, — всё, идем Сакура. — От них никакого толку, — пробубнил парень. Всё шло к вечеру, пока наконец-таки последний «гость» не посетил «хозяина». Сосредоточиться с таким проходным двором и духовно, и физически нельзя. Так и вдарить по стене хочется. Он кстати, почти так и сделал, но «неожиданно» в самую последнюю секунду отворилась злосчастная дверь, которая уже не выполняла своих обязанностей. Тсукури уже взвыть хотел, как… Всё понятно с этими простыми людишками, они выпивают твою кровь и нервы, не оставляя ничего, кроме желчи. Дейдара уже решил дождаться директора, чтобы напрямую спорить что да как. Солнце почти коснулось горизонта земли. Это время было любимым для художника, он улыбался как ребёнок, грезящий о новом дне. Новый день — понятие довольно двусмысленное, но задумываться и не хочется. Будто бы ты открываешь загадку мира. Всё равно всё решат за тебя, в то время как ты — микроскопическая частичка общества. Именно такие мысли посещали молодого гения в детстве. За него всё решали другие, пока он сам не адоптировался в знакомой среде. А сейчас всё идёт по кругу. Может быть, Тсукури решил заниматься искусством из-за того, чтобы хотя бы в своём кругу лишиться обыденности. На этом и заканчиваются размышления о смысле жизни, и в каком ты ранге. Тот самый черный силуэт, обрамлённый красной дымкой заката, прорезает расстояние между ними, оставляя какой-то незначительным метр между деревянным стулом художника. — Идём, хотя бы ты со мной отпразднуешь, — красноволосый сложил руки в карманы, а сам тоже уставился в панорамные стёкла. — А вы скажите, что сегодня за день, и я беспрекословно его отпраздную. — уставший от совершенно различных раздумий, он положил голову на спинку твёрдого стула. — Наградили сотрудничком, — бросил мужчина в пустоту, — восьмое ноября — мой день рождения. — И вправду, наградили сотрудничком, — парень хлопнул ладонью себя по лбу. — Я вас даже не поздравил, хотя… хотя всё это из-за Вас, — он распахнул руки в стороны, но всё ещё также говорил с отчуждённостью. — Лучше поздно, чем никогда, — Сасори приподнял плечи, — всё можно исправить. И то, я ни с кем не могу этого сделать, кроме тебя. — Почему же? Вы разве не помните, как у вас толпились? — Помню. Только это другое — что-то типо подачки. Я, конечно, принимал презенты, но только не во всех случаях. Не во всех — это, когда доходило до безумия. В разных смыслах слова. А с тобой я хоть и немного сблизилс… — в мыслях внезапно просочились несколько воспоминаний, — за некоторый срок. — Ну, вы мне ответили на вопрос. Слова я на ветер не бросаю. Они собрали свои вещи, и зашли в застеклённый лифт. Напоминает тот самый день, в котором Дейдара стал официальным сотрудником. Мужчины также спускались вниз на первый этаж, в некоторых этажах уже успел померкнуть свет, но наверное, Акасуна успел привыкнуть к такому распорядку дня. На ресепшн ту милую девушку заменяла розоволосая, на сколько парень помнит, её зовут Сакура. — До свидания, господин Акасуна, — улыбнулась она ему, когда они были близко от стола. — А почему вы вместе? — Идём пить, — безразлично кинул директор в сторону, — и больше не лезьте в чужие дела, всё равно, вы никакой выгоды не получаете. — Почему не получаю? Я могу составить вам компанию, — натянула она улыбку, взглянув на блондина, — я думаю, ваш подчинённый не будет против. — А я думаю, что мне решать, как и с кем проводить дни. Вам горем не горем надо ещё заменять Мацури. Или вам не нравится моё решение, Харуно? — Он вопросительно поднял брови. — Нет, — у неё упали глазки, и она села обратно. — До свидания. На довольно большой парковке Тсукури чувствовал себя как в лабиринте. В то время как начальник по заученной схеме вывел их обоих к чёрной легковой машине. Автомобиль выглядел, конечно же, дорого. По-другому и не могло быть, совсем. — Садись, — он указал на место рядом с пассажирским. Юношу корёжило узнать, общается ли его начальник так со всеми, как звук двигателя дал о себе знать. Сасори в этот момент хитро улыбнулся и нажал на педаль газа. Ехали они, мягко говоря, с ветерком. Водитель ради него не пытался угасить скорость, им к удивлению, не попадались красные светофоры. Ничего не мешало быстрой езде, и к тому же красноволосый профессионально вёл. Но Дейдара прямо вжался в сиденье, и что-то не давало ему нормально дышать. Когда мужчина припарковался у неизвестного кафе, они вышли из авто и направились к входу. Сам зал находился на первом этаже, но кое-что удивило блондина. Кафе было не в европейском стиле, а в японском. Всего где-то десяток котацу*, японские фонари висели на потолке, у одной стены ряд окон, и везде тонкие пергаменты со знаменитыми картинами, отделяющими столы. — Добро пожаловать, — поздоровался хозяин заведения. — О, это вы Сасори-сан. — Да. Здравствуйте, — пожал он руку. Оба гостя пришли за самый дальний стол, сев напротив друг друга. Акасуна сразу заказывает литровую бутылку саке и тарелку сырых морепродуктов, как он сказал: закусывать. — Не надо на меня так смотреть, — указал красноволосый, снимая с себя пиджак, — ты сам сказал в студии, что беспрекословно со мной отпразднуешь, не выслушав меня до конца. — в багровых глазах сверкнул огонёк. — Я же не знал, Как вы празднуете, — юноша безрезультатно оправдывался, — я никогда не пил. — Значит, с этого момента начнёшь. Не волнуйся, я не оставлю тебя здесь если ты слишком напьёшься. Просто потом не забудь сказать свой адрес, — парень сглотнул. Хозяин принёс им заказ. — Скажите, а он часто здесь бывает? — не отпустил его Дейдара. — Довольно-таки, — спокойно ответил хозяин, после чего оставил гостей одних. Но на это Акасуна только усмехнулся, подтверждая слова. — Не раскисай, — весёлым тоном сказал мужчина, совсем не внушая доверия. Попутно разлил алкоголь по рюмкам. — Первый раз выпьешь, а в другой привыкнешь, — скаламбурил он. — Кампай! Первым сделал глоток виновник торжества, сначала маленький, а потом проглотил всю жидкость. Мельком выглянул кадык. Тсукури решил не задерживаться, чтобы не показаться грубым, и пока смог выпить половину рюмки. Горячая и в то же время горькая струйка отпечаталась в горле. — Мне интересно, на сколько тебя хватит. — Судя по тому, что… — он скривил лицо, — в саке пятнадцать процентов алкоголя, и моё горло уже немного хрипит, то… я думаю выдержать подольше, — он выпил оставшуюся половину. — Не забывай закусывать, — виновник пододвинул тарелку с морепродуктами. — Хорошо, — Тсукури положил в рот гребешка. К удивлению это помогло, боль в горле смягчилась. Как только Сасори обновил рюмки, Дейдара решил сказать тост: — С днём рождения, Сасори-сама. И ещё хочу выпить за вашу беглую Музу, пусть она посещает вас почаще. Кампай, — послышался стук стекла. Оба выпили залпом, и через некоторое время блондин напрочь забыл о закуске. Он чуть заметно начал розоветь. Двигался он в медленном режиме, но и не был против. — Может, не будешь больше, — начальник сделал неуверенное выражение лица, отодвинул бутылку. — А чего вы боитесь, — оппонент опустошил рюмку и сразу поставил саке обратно, наливая себе ещё. — Я вообще не понимаю, почему вы обращаетесь ко мне на «ты», хотя в то же время говорите с уважением с другими сотрудниками. Я не понимаю, вы меня не уважаете? — у юноши потихоньку розовели щёки, а движения стали слишком ленивыми. Кончики пальцев у блондина чуть-чуть дёргались, а лицо сделалось расслабленней по сравнению с началом. Всё равно его выражение менялось с каждым сказанным предложением. — Это не из-за неуважения, — Акасуна подумал, что если он после всего не будет чего-то помнить, можно поговорить на совсем другие темы, не боясь попасть в неловкую ситуацию. — А из-за чего тогда? — Он посмотрел прямо ему в глаза, совсем не моргая, — вы тогда даже с той Сакурой разговаривали на «вы». Либо вы мне не доверяете, либо я не достоин вашего уважения, а третий вариант никак не приходит в голову. — Вот именно, это третий вариант, — красноволосый уже готовится к исходу оставшегося дня, — я не заметил, когда начал говорить с тобой так. Просто не заметил. Ты мне тогда показался человеком, внушающим доверие. И только попробуй подумать, что это из-за неуважения к тебе. Я тебя прибью. — Мне приятно это слышать, — парень не понял что сказал, — что-то хочется вспомнить прошлое. Можно? — Прошу. — Когда мне было восемь лет… — На столько в прошлое?! — Да, — Дейдара выпил рюмку прозрачной жидкости, — и вот, когда мне было восемь лет, то в детском доме воспитатели уже поняли, что я — человек творчества. Там не любили такое, и меня ограничили в правах, в то время как другие дети могли жить друг с другом вместе. Всё дошло до чердака. Поначалу я невзлюбил его, но потом полюбил всем сердцем. Вот как сейчас помню, убирался я там довольно долго, но результат в виде отдельной комнаты я принял охотно. Мне там очень нравилось жить, «в тесноте, да не в обиде» — как говориться. — Значит, с тобой кого-то поселили? — Нет. А вы волнуетесь? — Дейдара полузакрытым взглядом зырканул на мужчину, — Не парьтесь, я жил там до самого момента, когда выгоняли. Так, что дальше? А дальше я уже понимал, какое среди меня окружение и решил учиться самостоятельно. Та ситуация с учебником по адаптации меня, конечно, удивила, но надо же было что-то делать, а кроме как книг, мне ничего не давали, — юноша надул губки как дитя малое. — Хотели из меня сделать «нормального», ага щас, — теперь он стукнул по столу, — пока они следили за другими детьми, я крал белые листы и уголь. Весело ж тогда было получать за это. Но я не думал, что за это меня будут бить тупоголовые ровесники. Почему вообще начинают драку? Зачем? В таком возрасте, а становятся бугаями. Вот уже через несколько лет Я выигрывал все споры, — в нём опять проснулся азарт. Всю эту краткую предысторию о себе Сасори смотрел и дивился, что может сделать с человеком алкоголь, но можно догадаться, это лишь оболочка способностей опьяняющего напитка. Ведь, Тсукури не останавливался наливать себе до краёв рюмки, и красноволосый подумал влить в себя ещё. Акасуна и не понял, его собутыльнику нравилось своё детство, или он играет. Но мужчине точно нет. Он не знал, как живут дети в детском доме, брошенные родителями. Сам он вырос в самодостаточной семье, любящей семье. И ему ничего не мешало развиваться как человек, тем более, как человек искусства. Он хотя бы что-то узнал нового о своём первом сотруднике. — А ещё, я — гей, — как снег на голову. Акасуна поперхнулся от слишком новой информации и пытался обвинить в словах саке. — А вы думали, почему ко мне приставал Утаката? — … — Да потому что, как вы знаете он тоже гей. — ответил блондин на резкую реакцию начальника, — геи не такие жестокие, чтобы клеить нормальных мужиков. Если честно, то он мог с лёгкостью переключиться на вас, но ему противоречил ваш характер, и ещё вечно светящийся перед ним объект, которого я играл роль. Гей-радар у него работает. Ничего не скажешь, — пьянчуга закивал головой на свои же слова. Точно, ничего не скажешь. Акасуна начал пить из горлышка бутылки. От каждой новой информации ему становилось, скажем так, не очень. От мысли, что его мог соблазнить гей, хоть он и не работает с ним, было ещё хуже. А от мысли, что он подружился с другим геем, просто… непонятно. Непонятно? Вот именно, непонятно. Директору-то было наплевать на того педофила, он был безразличен к нему как к человеку и работнику. Но Дейдара — это другое дело. Вроде бы он ничего не делал, а вроде бы… Да это же сам Сасори виноват в их «столкновениях». «Почему Тсукури сразу не сказал об этом? — Хоть и резкие глотки жидкости начинали пробиваться болью в голове, но на них можно не отвлекаться, — но с другой стороны это тупой вопрос. В наше время о таком не распространяются. Я бы может не взял его на работу в таком раскладе. — Пока красноволосый размышлял, оппонент смотрел на него пустым взглядом, как будто хотел ещё что-нибудь выкинуть в его сторону. — А с какой это стати не взял бы? Да, не взял бы. Может, он лишь этого боялся, быть снова отвергнутым обществом. — Дейдара не выдержал и, предварительно положив руку на стол, упал на неё. — Он так мило спит. Так, что?!» Боль теперь отдавалась не исключительно в горле, а ударила в голову. Настолько резко, что красноволосый схватился за волосы и принялся глубоко дышать, надеясь, что это хоть маломальски ослабит мигрень. Ослабила-то ослабила, но унесла с собой здравый смысл. Дейдара сейчас походил на спящего ребёнка с малой частичкой реальности. Но не совсем, если посмотреть с другой стороны. Он выглядел притягательно, так, что хотелось присесть рядом с ним обнять покрепче, ощутить близкий запах саке. Так, что при одном виде на него можно было сделать с бессильным телом что-то иное. Так, что хотелось снять чёртову резинку, разобрав все растрепавшиеся локоны, а затем потянуть. — Парень, прошу тебя. Хоть я и девственник, но прошу тебя, не надо на до мной издеваться. — Сасори не мог думать, о чём говорит. Для него это сейчас кадр, который сможет или нет, проявиться в будущем. На самом деле он находится в настоящем бреду от выпитого ранее. И ему плевать на весь мир сейчас. В особенности сейчас. — Я же по-настоящему думал, что асексуал, — хмыкнул. После этих слов мужчина последовал примеру своего собутыльника, и отключился. Без сознания быть довольно приятно: ты ни в ком не нуждаешься, впервые можно так сладко уснуть, копаться в видениях своих тайных мыслей. Просто лежать, твёрдо зная, что всё-таки тебе кто-то поможет прийти в себя. Наверно поможет.