И всё же

      — И тут повисло неловкое молчание, — выпучив глаза, Денис пытается повторить мимику императора, — он несколько раз моргнул: «Как это, жена? А как же стихи, подвиги, вино…» — тут он наклонился ко мне и чуть ли не шёпотом сказал, — «женщины».       Софья смеётся негромко, но её смех заразителен. Она осторожна, придерживает округлый живот. Денис снова думает о том, что осенью семью Давыдовых снова ждёт пополнение.       — Опять, — добавляет он, — мои стихи несут славу впереди меня! Прямо как когда я к тебе сватался. Нет, тут, конечно, всё обошлось, я и на Кавказе, и в Польше, и вас сто раз успел повидать, но, — Давыдов разводит руками в стороны, — сам император.       После вечерней службы, они решили сделать круг у реки. Дождь наконец-то кончился, и на Верхнюю Мазу опустились свежие сумерки. Ветер шуршит в листве деревьев, между которыми виден их дом на небольшом пригорке. В зале горит свет.       — Ты скучаешь, — вздыхает Софья. Денис качает головой.       — Ну, я же вышел в отставку и даже свой боевой ус, — он чешет свою бритую щеку, — Жуковскому подарил.       — И всё же, — он видит в синеве её глаза и хитрую улыбку.       — Нет уж, польские баталии были для меня последними. Ревматизмы всякие, да и староват я стал для бивачных посиделок, пора бы и о семье подумать, — он тянется к ней, хочет поцеловать в висок, но попадает в ухо. Софья хихикает. — Вся моя война теперь за письменным столом и в моей голове. Ты и представить себе не можешь, какие там баталии иногда разгораются!       У дома свистит ветер. Он берёт её под руку, Софья накидывает на него платок. В зале растоплен камин. Она торопится на диван к огню. Денис на несколько мгновений останавливается на крыльце. Платок слегка спал с его плеч. На секунду у реки ему мерещатся огни, подобные которым он видел во тьме осени 1812. Машинально думает — партизаны. Он моргает. Нет, показалось. Давыдов качает головой и идёт к своему креслу у камина. Отдыхать.