***
Сегодня у Алекси сольный концерт, и оставшиеся участники группы собрались на студии поговорить о жизни: — Ну чё, Йоэль, рассказывай давай, как у вас с Маттсоном там дела? — Нико часто интересовался личной жизнью друзей. — Всё отлично, любовь и полное взаимопонимание, — улыбнулся Хокка. — Так и сюсюкаешься с ним? — ухмыльнулся Олли. — Ну, я не сюсюкаюсь. Я просто с ним нежен, забочусь о нём. Он же такой маленький и хрупкий, — Йоэль был одним из самых депрессивных и пессимистичных людей, но говоря о Каунисвеси, его лицо сияло счастливой улыбкой. — А мне вот кажется, что не всё так просто с этим парнем, — задумался Томми, — Не думаю, что если бы он на самом деле был таким неженкой, он бы заинтересовался рок-музыкой и начал общаться с нами, да и тем более начал бы встречаться с Йоэлем, — он сделал глоток пива из бутылки, — Он бы нас боялся. — Кстати, да, — поддержал гипотезу друга Матела. — Возможно, — согласился Мойланен. — Попробуй вывести его на что-нибудь пожёстче, — предложил Йоонас, — Вы достаточно давно вместе, он уже не должен тебя стесняться. — Я попробую, но я так боюсь сделать ему больно или неприятно. Во мне никогда не было таких чувств, я всегда был таким грубым и холодным, а тут, — Йоэль задумчиво смотрел в пол, — Он просто свёл меня с ума. — Да я уверен, что он не такой святоша, каким кажется, — Олли залпом опрокинул в себя банку пива. — Посмотрим, — парни залипли в телефонах.***
Через пару дней после двадцатичетырёхлетия Алекси, полностью протрезвев после состоявшейся вечеринки, Йоэль решил всё-таки выйти на разговор с младшим. — Малыыш, — он сел рядом с Каунисвеси, мирно лежащим на кровати и залипающим в телефоне. — Да? — поднял он свои детские голубые глазки на Хокка. — Я хочу поговорить с тобой, — перкуссионист насторожился, но отложил телефон и внимательным взглядом смотрел на возлюбленного. — Я недавно начал задумываться, — начал старший, — точнее меня парни натолкнули на эту мысль. Почему ты вообще с нами общаешься? Почему ты влюбился в меня? — Алекси непонимающе хлопал глазами и поджал губки, — Ты же совсем не такой, как мы. Мы хамы, грубые, эгоисты, прём напролом, бухаем и ведём себя неадекватно, — он начал нервно перебирать свои волосы, — А ты такой маленький и светлый ангелочек, милый и наивный ребёнок, который и мухи не обидит. — А что конкретно тебя не устраивает? — младший немного испугался. — Меня всё устраивает, малыш, — улыбнулся Йоэль, как бы говоря о том, что всё хорошо, — Просто я практически уверен в том, что ты не такой невинный, каким кажешься, — Хокка загадочно ухмыльнулся. — Я немного не понимаю, о чём ты, — он снова состроил невинные оленьи глазки, наивно улыбаясь, хотя на самом деле прекрасно знал, о чём говорит старший. — Ну же, — блондин притянул Алекси к себе за подбородок, — Не нужно стесняться, — вторую руку он положил на талию младшего: — Покажи мне свою тёмную сторону, малыш, — Йоэль сделал отсылку на их песню, — Я же чувствую, что ты не такой ангелочек, которого из себя строишь, — его губы были в миллиметре от губ Каунисвеси. — Ты уверен? — ухмыльнулся Каунисвеси. — Конечно, — Хокка коснулся его губ, но более требовательно, чем обычно, — Давай, покажи мне всё, что в тебе есть, — блондин хотел уже было потянуть вверх футболку младшего, как тот резко встал и вышел в другую комнату со словами: — Ты сам предложил. Через несколько секунд Маттсон вернулся в комнату, держа в руках длинную красную верёвку и плётку: — Держи, — он протянул верёвку Йоэлю, а плётку кинул на кровать. Сам он скинул с себя футболку и лёг на спину, в ожидании смотря на парня. Хокка удивленным взглядом смотрел на младшего и на верёвку. — Что? Не понимаешь, что со мной делать? — Каунисвеси стал каким-то уж слишком уверенным и смелым, каким вокалист его никогда не видел. Блондин кивнул, на что младший только слегка закатил свои голубые глаза, нагло залез к Йоэлю на колени, схватил его пальцами за подбородок и томным, настойчивым голосом сказал: — Свяжи и трахни меня, — от этой фразы член старшего мгновенно налился кровью, а по телу пробежала дрожь, — Выпори меня этой плёткой до синяков и ссадин, — он смотрел прямо в глаза Хокка и кусал свои губы между фразами, — Выеби так, чтобы искры из глаз пошли. Ты же такой грубый и жёсткий, хватит вести себя со мной как с несовершеннолетней девственницей. Хокка перенял инициативу на себя и повалил Алекси на кровать: — Ты свёл меня с ума, — томно выдохнул Йоэль в рот младшего, уже расправляя верёвку, чтобы сделать первый узел. Он обматывал её вокруг шеи Каунисвеси, спускаясь к лопаткам и пояснице, фиксируя плотное волокно крепкими узлами. После старший начал спускаться к ногам. Надёжно обмотав вокруг бёдер верёвку, он хотел было уже завязать узел, как вдруг услышал: — Туже, не бойся, — сказал Маттсон. Но Йоэль всё ещё немного не решался заходить так далеко, ведь для него Алекси всё ещё был невинным и непорочным ангелом: — Нет, малыш. Я могу сделать тебе больно. — Ну так сделай, блять, — он так долго скрывал все свои самые потайные желания, и сейчас ему хотелось исполнить все свои самые извращённые фантазии. — Ты уверен, малыш? — Хватит меня так называть. Я хочу быть твоей сучкой, а не малышом, — фыркнул Алекси, — Туже связывай, я же сказал, — У Хокка кружилась голова от этих слов. Ещё немного, и он потеряет контроль. Блондин крепче затянул узлы вокруг синих, рваных на коленях джинс младшего и взял плётку: — Это больно. Ты точно готов? — тормоза в голове уже потихоньку сносило, и он из последних сил спрашивал разрешение на удары. — Хокка, заглохни уже и делай то, что я прошу, — агрессивно-возбуждённый тон перкуссиониста доводил Йоэля до мурашек. Он сделал первый удар по груди младшего, на что тот отозвался громким стоном: — Даа, давай, ещё, — приятная боль пробежала по телу, — Хокка ударил ещё раз, и на теле появились красные полосы. — Ещё, — кричал Каунисвеси, тяжело дыша. Плётка приземлялась на руки, шею, грудь, оставляя следы, синяки и ссадины на выточенном, аккуратном теле, заставляя детскую белую кожу становиться ярко-красной или даже бордовой. — Скажи мне, когда остановиться, — шепнул Йоэль на ухо младшему, все ещё будучи в состоянии руководствоваться остатками своего разума и переворачивая младшего на живот. Плётка прошлась вдоль белейшей спины с заметно выпирающим позвоночником: — Даа…ах… Йоэль…ещё, — кричал Алекси, сжимая в руках покрывало, — Ударь меня… Сильнее, — просил он. Всё тело горело, пронзал адский жар, но ему было так хорошо от этих ощущений. Хотелось больше, хотелось ещё сильнее и жёстче. Хокка старался не переборщить, но и одновременно выполнял просьбы стонущего под ним парня. Даже связанный и с полосами от плётки он выглядел, как маленький и чистый ангелочек, без всяких пороков и грехов. Его хочется обнимать и целовать, а не бить плёткой и связывать. — Всё, Алекс, хватит, — блондин остановился, — У тебя уже всё тело красное, живого места нет. — Ещё! — во всё горло и с нотками рыка вскрикнул Каунисвеси. Йоэль не мог не выполнить эту просьбу, и ударил ещё три раза, после чего развязал несколько узлов, сковывающих ноги и бёдра младшего, что позволило ему снять с младшего такие мешающие и причиняющие такой дискомфорт интимным местам узкие рваные джинсы, а вместе с ними и уже намокшие от сочащейся с головки члена смазки боксеры. Алекси уже чуть приподнял бёдра, соблазняя старшего манящим видом на округлые ягодицы и уже возбуждённую розовую дырочку. Йоэль несколько раз ударил по ягодицам ладонями, а после сделал тоже самое плёткой, оставляя следы ещё и на ногах. Все ограничения в голове уже давно снесены, он делал то, чего так давно хотел в своём подсознании, и кажется, что только просьбы Алекси остановиться могут заставить его перестать наносить очередные удары и оставлять синяки, ссадины и красные полосы на таком соблазнительном теле. Каунисвеси протяжно стонал и вскрикивал от каждого удара. С его члена капала смазка, дырочка начинала пульсировать, ожидая внимания к себе, голос парня уже слегка похрипывал, но просьб остановиться так и не прозвучало. Член Хокка уже ныл в нетерпении оказаться в сладкой и нежной заднице младшего, поэтому блондин отбросил плётку и вцепился зубами в шею Алекси, наваливаясь сверху и прижимаясь твёрдо стоящим органом к ягодицам парня. Тот впервые за долгое время не стеснялся стонать в голос и просить большего: — Йоэль… Возьми меня, — он делал паузы между словами, ведь дышать становилось уже невозможно. Воздух в комнате стал слишком раскалённым от двух горячих тел, — Трахни меня, как последнюю сучку. Выеби меня так жёстко, как только можешь, — Хокка рывком снял уже наполовину развязанную верёвку с тела младшего: — Сначала ты мне докажешь, какая ты сучка на самом деле, — он схватил парня за волосы, спустил на пол, ставя на колени, и наклонил его к своему члену, опуская сразу почти до основания и тяжело вздыхая, почувствовав себя в глубине глотки Каунисвеси, где было так приятно влажно и тепло. Не дав привыкнуть, он начал резко и грубо вбиваться в горло перкуссиониста, не заботясь ни о чём — он сам хотел грубости и жёсткости. Йоэль предупреждал его, чтобы тот попросил остановиться, когда они только начали, но сейчас уже поздно. Хокка бы уже ни за что не прекратил, как бы его ни просили. Алекси тяжело дышал, старательно вбирая в рот член старшего, постанывал, создавая вибрации вокруг органа, и обильно смазывал его слюной для доставления большего удовольствия. Вокалист бурно излился в самую глубину горла, входя в рот до самого основания, и выстанывая уже такое привычное и родное: — Малыыш, — Каунисвеси проглотил всё до последней капли, жмуря глаза от выступивших слезинок. Отойдя от сильного оргазма, Хокка снова схватил парня за волосы, чуть запрокинул его голову и свободной рукой ударил по лицу: — Мой маленький чертёнок, — проводя пальцами по губам, он смотрел прямо в голубые глаза, в которых сейчас была не та детская невинность, а совершенная извращённая пошлость и грязь, — Повторяй за мной, — приказал Йоэль, — Я только твоя сучка. — Я только твоя сучка, — повторил Алекси, облизывая пальцы старшего, свободно гулявшие по его рту. — Ты можешь трахать меня, когда хочешь, — настойчиво сказал блондин. — Ты можешь трахать меня, когда хочешь, — послушно и преданно смотря в глаза, проговорил Каунисвеси. — Я готов отдаваться тебе полностью каждый раз, когда ты захочешь трахнуть меня, — не унимался вокалист. — Я готов отдаваться тебе полностью… — младший сделал паузу для того, чтобы глубоко вдохнуть. Воздуха категорически не хватало от жара, исходящего от тела Йоэля, и возбуждения, ведь Алекс так и не получил разрядку, — … каждый раз, когда ты захочешь трахнуть меня. — Моя дырочка всегда готова глубоко принять твой член, — Хокка даже бровью не повёл, а вот щёчки Каунисвеси всё-таки покраснели, — Повторяй! — прикрикнул вокалист, — Не смей краснеть после всей той грязи, которую ты только что сделал! — он дал младшему ещё одну пощёчину, — Моя дырочка всегда готова глубоко принять твой член. — Моя дырочка… — Алекси, хоть и думал, что он достаточно распущен для грязных разговоров, оказался совсем не готов говорить подобные вещи, но пересилил себя, — … всегда готова глубоко принять твой член, — лицо залилось краской. — Хороший мальчик, — Хокка потащил перкуссиониста на кровать, снова вцепляясь длинными пальцами в крашеные, сожженые волосы, — А теперь раздвигай ножки, — он навис сверху. Ноги Алекси затекли от долгого нахождения на коленях, и двигаться было трудно. — Ноги раздвигай, я сказал, — повысил голос Йоэль и сразу вставил внутрь парня два пальца, как только бёдра медленно раздвинулись в стороны. Каунисвеси вскрикнул, вцепляясь в плечи старшего и царапая кожу короткими ногтями, накрашенными красным лаком. — А я неплохо тебя растянул за несколько месяцев, — Хокка добавил третий палец, — Долго готовить не надо. — Давай уже, — хныкнул Маттсон, сгорая от нетерпения почувствовать большой член внутри себя, — Зачем заставлять меня разговаривать, как шлюха на трассе, если не собираешься трахнуть меня, как шлюху на трассе? — Йоэль резко вошёл по самое основание члена, от чего Алекси выгнулся и запрокинул голову с протяжным стоном. — Рот свой закрой, — ладонь вокалиста сомкнулась на шее младшего, — Я делаю с тобой то, что хочу, потому что ты принадлежишь мне, это понятно? — он сразу начал двигаться быстро и резко, потому что чувствовал, что внутри не так туго, ведь младший сильно возбуждён, да и какой это уже раз для него. — Да, — шёпотом простонал Алекси. Хокка, не прекращая движений, снова начал шлёпать Каунисвеси по уже настрадавшейся от плётки задницы. — Йоооэль, — вскрикнул перкуссионист, когда старший задел внутри чувствительную точку. Вокалист навис сверху, ускоряя темп, и начал оставлять бордовые засосы на шее Маттсона. Тот тяжело дышал и скулил под напором тела старшего, прогибался под сильными руками, которые сжимали его талию, бёдра и шею. — Кричи, кричи, сучка, — шипел Йоэль в ухо младшему, вызывая тонну мурашек, — Пусть все знают, что ты мой. Пусть все слышат, как тебя сводит с ума мой член, — он сам уже тяжело дышал, но не мог не дразнить младшего грязными фразочками, от которых тот краснеет до кончиков ушей. Алекси постанывал, утыкаясь носом в шею любимого и позволяя себе тоже оставить засос. — Кто-то возомнил себя очень взрослым и думает, что может быть более испорченным, чем я, да? — ухмылялся Хокка, проходясь одновременно членом, руками и губами по самым чувствительным местам Каунисвеси, на что тот был готов завыть в голос, желая разрядки. Из глаз младшего брызнули слёзы перевозбуждения: — Йоэль, пожалуйста, дай мне кончить, прошу, — умоляющим тоном простонал он. — Ты кончишь тогда, когда я скажу, — ладонь снова сжалась на бордовой шее младшего, на которой красовались засосы с кровоподтёками, — Маленький чертёнок, который строит из себя недотрогу. Что может быть прекрасней? — он провёл ногтями по груди Алекси, на которой всё ещё были ссадины и полосы от плётки и следы верёвки. Каунисвеси жадно хватал воздух, жмурил глаза от слёз, но при этом поддавался навстречу движениям Йоэля и глубже насаживался на член, стараясь приблизить финал. — Куда ты так торопишься? — улыбался Хокка, — Дай мне подольше насладиться твоим прекрасным телом, которое я так божественно красиво раскрасил в красный, — он проводил руками по всем частям тела, — Я так люблю твои стоны, кричи громче, — и Алекси не мог удержаться и кричал во весь голос, стонал, скулил и хныкал, умоляя быстрее дать ему кончить: — Пожалуйста… Йоэль, — на сбитом дыхании просил он. Одно только касание к его крайне возбуждённому набухшему члену могло принести ему самый сильный оргазм, на который только способен человек. — Нет, я не буду к тебе прикасаться, — Хокка оставил ещё один засос. На шее уже не было места, и пришлось спуститься к ключицам и груди, — Ты кончишь сам. Только от члена внутри. — Йоэль, пожалуйста, — протяжно заскулил Каунисвеси, но старший не выполнил его просьбу, а только сильнее начал вдалбливаться в хрупкое тело, соединяя руки Алекси у изголовья кровати и вжимая их в подушку, тем самым не оставляя Маттсону возможности самому прикоснуться к себе. Тот чуть ли не взвыл от безысходности, понимая, что перечить Йоэлю он не может. Остаётся только в сладком мучении ждать, когда пульсирующий орган заденет внутри нужную точку, которая заставит член младшего излиться на его же живот мощной струёй белой вязкой жидкости. Но вместо того, чтобы довести Каунисвеси до оргазма, в самый пик Хокка вытащил член, притом что сам ещё не кончил, и лёг на спину рядом с Алекси, косясь на парня набок: — Чёт я устал. Чё я за тебя всё делаю сегодня? Давай сам, — он положил руки за голову и с наглой ухмылкой ждал. Вздохнув и захныкав, Маттсон кое-как принял вертикальное положение, борясь с пятнами перед глазами, которые стояли перед ним в предпосылках накатывающего оргазма и, согнув колени, перекинул одну ногу через Йоэля, устраиваясь на его бёдрах. — Давай, давай. Я устал за двоих пахать. Ты же у нас больше не скромничаешь. Вперёд, всё твоё, — он показал рукой на стоящий член, который уже был настолько набухшим, что Алекси казалось, что он в него и не поместится. Но он же только что был внутри него? Значит всё должно быть нормально. Осторожно взяв член Йоэля в руку, он направил его чётко в уже растянутую и влажную от смазки дырочку, заставляя себя немного пожмурится от непривычных ощущений, ведь сверху никогда не был. Алекси медленно опускался, боясь самому себе причинить боль или дискомфорт. Приняв орган только наполовину, он попытался приподняться и опуститься. Хокка не выдержал и толкнулся глубже, полностью усаживая младшего на свои бёдра. Каунисвеси вскрикнул и упал вперёд на грудь блондина, вцепляясь в неё пальцами и понимая, что он абсолютно не в состоянии двигаться от такого резкого потока ощущений. — Ну и чё мы улеглись? Сам же хотел кончить. Давай, давай, — подбадривал его Йоэль. От переизбытка эмоций у перкуссиониста потекли слёзы из глаз. Он тихонько шмыгнул носом, поднялся и попытался снова начать двигаться, но даже без движений, от одного члена внутри себя, он сходил с ума. Его так накрывало этими тёплыми, разливающимися по всему телу и отдающимися дрожью в каждой клеточки чувствами. Найдя силы несколько раз подняться и опуститься на требующем более сильного внимания органе, Алекси чувствовал, что мечтает о том, чтобы никогда не кончать и вечно ощущать в себе такой влажный, приятный и тёплый член, истекающий смазкой в самое нутро младшего и так блаженно пульсирующий, доставляя нереальное чувство эйфории. Но одновременно хотелось и разрядки. От долгого сдерживания его собственный член уже начинал немного болеть, поэтому пришлось начать двигаться намного реже и быстрее, а садиться глубже и под правильным углом. В собственном теле сил было катастрофически мало, и он упирался ослабевшими руками в торс Йоэля, слегка отталкиваясь от него. Чувствуя, что кончает, Хокка потянул на себя младшего, чтобы тот лёг на него, и начал сам его насаживать на член в своём ритме, держа за молочно-белые бёдра, на которых красовались синяки от пальцев и ссадины от плётки. Старший излился внутрь любимого тела, томно вздыхая в шею младшего и вцепляясь пальцами в его волосы. От пульсации внутри Алекси тоже не сдержался и кончил, пачкая их животы и окончательно срывая голос от стонов и вскриков, через которые всё равно не мог передать всех своих эмоций, от чего вцепился ногтями в плечи Йоэля. Когда старший вытащил член, Каунисвеси почувствовал, как тёплая и приятная жидкость толчками вырывается из его дырочки и стекает по внутренней стороне бедра к ногам. Длинной рукой Хокка достал до тумбочки, в которой лежали салфетки. Вытерев их животы и член младшего, вокалист попытался снять с себя тушку полностью размякшего от пережитых ощущений парня, который не мог даже пошевелиться, неподвижно лежа на груди Йоэля. Всё-таки сумев стащить Алекси со своего тела на кровать, он снова раздвинул его ножки, вытирая всё, что вытекало из растянутой немаленьким органом дырочки, и осторожно прикоснулся к ней губами, от чего по всему телу младшего пронеслась мелкая дрожь и побежали мурашки. Погладив красные от ударов ягодицы, Хокка пошёл в кухню выкидывать использованные салфетки. — Малыыш, — с улыбкой сказал Йоэль, возвращаясь из кухни и ложась рядом с парнем. Тот только тяжело вздохнул, не пошевелив ни одной мышцей своего тела, — Ты чего там? — Алекси лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку, одна нога была согнута в колене и открывала вид на интимное место, скрывать которое не было абсолютно никакого смысла. — Я без сил, — тихо сказал Каунисвеси, но старший всё равно его услышал. — Тебе понравилось быть не таким уж невинным ангелочком? — ухмылялся Йоэль, стараясь убрать пряди чёрных волос с лица младшего, чтобы хоть немного на него посмотреть, — Намного же лучше быть развязным извращенцем, не правда ли? — Хокка широко улыбался и проводил длинными музыкальными пальцами по всё ещё раскалённому красному телу Алекси. — Мне не важно, каким быть, — из последних сил сказал перкуссионист, с трудом поворачивая шею и смотря на любимого снова по-детски невинными голубыми глазами, — И мне не важно, какой секс, грубый или нежный. Главное, чтобы с тобой, — он слегка улыбнулся, на что Йоэль потянул его на себя, снова укладывая на свою грудь, и начал поглаживать по спине и волосам, периодически спуская ладони на ягодицы и осторожно сжимая их. — Эх, маленький ты мой неугомонный дьяволёнок, — он поцеловал Каунисвеси в щёку, — Я так люблю тебя. Любым. — И я тебя, — ответил Алекси, — Любым.