Не наступая на линии

Теплый ветер слабо колыхал маленькие травинки, вырвавшиеся на поверхность сухой земли. Тусклый свет мерцал в окнах общежития, и слабо слышались веселые крики. Удачный выход за стену — и сразу же за алкоголь. Жан шагал по общежитию, слушая радостные тосты старших. Курсантам не наливают, нет-нет. Но он и сам ощущал радость, чего уж там. В этом чертовом мире несправедливостей и жестокости он еще помнил о том, что такое радость, и умел улыбаться. — Ой, Жан, привет. Ты случайно Сашу не видел? — столкнулся в коридоре он с Кристой. Сзади стояла Имир, как обычно, со скучающим, отстраненным и немного грозным взглядом. — Э, нет. А что такое? — Ее нет в комнате, я не знаю, где она. Уже поздно, а скоро ведь проверяющие пойдут. Я что-то переживаю за нее. Если найдешь ее, пожалуйста, передай, чтоб поторопилась. Она взволнованно убежала дальше, а Жан удивленно пожал плечами. Браус пусть и глупая, все-таки должна понимать, что это ей не простят. Хотя, конечно, это не его заботы. Тусклый свет освещал серый коридор. Местами опадала штукатурка на белые квадратные плитки кафеля. Откуда-то послышался шум: удары посуды, тихие возгласы. Хрипловатые, бессвязные. Слишком уж знакомые интонации часто дрожащего, всегда живого голоса Саши Браус. Ее худая фигура неуклюже вывалилась из комнаты, откуда доносились эти звуки, и стала недовольно и вяло ерзать на полу, не в силах подняться. Она то ли икала, то ли всхлипывала, подметая распущенными волосами тонкий слой пыли. — Саша, ты что тут делаешь? — присел Жан на корточки и тут же ощутил слабый запах алкоголя. Боже, Браус напилась? — Ой, Жан! — ее лицо буквально засветилось от счастья, она протянула к нему руки и, не дотянувшись, начала пытаться встать. Но этого у нее не получалось. Жан никогда не считал ее смешной или милой, только глупой и сумасшедшей. Да ее и так часто высмеивали все. Использовали ее глупость, чтобы отмазать себя. Жан никогда не жалел ее, хотя без жалости смотреть на нее было тяжело. Она же сама никогда не жалела себя. Или просто не понимала, глупая. — Ладно, вставай, — осторожно он поднял ее худую фигуру, невольно усмехаясь ее пьяному виду. — Там Имир с Кристой за тебя волнуются. Скоро пойдут проверяющие, тебе надо скорее в комнату. Держись за меня, пошли. И что ты вообще здесь делала? Саша крепко прижалась к его спине, обвила руками шею и хитро засмеялась, так ничего и не ответив. — Как тебя еще угораздило напиться-то? — все еще надеялся разузнать что-либо Жан. — Я нашла бутылку у старших, — шептала она ему в ухо, прерывая ответ икотой. — Опять своровала… — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал Жан. Скорее, сам себе, чем ей. Браус всегда казалась ему странной. Маленькой для всех этих монстров, воинских обязанностей и смертей. Какой-то чокнутой, на которую даже свое время тратить жалко. А сейчас… ну, просто смешно ему было. Просто хотелось наблюдать за выпившей Сашей. Не за ребенком, сумасшедшей или дурой. Да, она вмещала в себя все эти три составляющие, но ни одно не могло описать ее сполна. — Эй, Жан, как думаешь, если бы я была титаном, я бы в первую очередь съела тебя или кого-то другого? Если бы он не знал ее, подумал бы, что это что-то вроде заигрывания. А так… очередная глупость в этой странной голове. Да из нее кокетка, как… из нее же титан. — Если бы ты была титаном, ты бы вообще никого не съела, Саша. — Почему? — она обиженно надула губы. — Хочешь сказать, что меня бы убили быстро? Я же не такая слабая! Нет, конечно, ты намного сильнее меня, и ты бы меня убил, если бы я на тебя напала, но… — Нет, я думаю, что ты бы так же ела свою картошку, даже будучи титаном. Картошечница. Жан насмешливо улыбнулся, а Саша недовольно замычала и попыталась укусить его. — Эй! Не смей. Я тебе помогаю вообще-то. Вот брошу тебя здесь, и будешь спать на полу. Браус шмыгнула носом и уставилась в вычищенный до белизны кафель из квадратных плиток, слабо освещаемый лампой. — Осторожно! — резко выкрикнула она так, что Жан даже испугался и чуть не потерял равновесия. — Не наступи на линии! — Чего? — раздражился тот. — Нельзя наступать на линии, ступай только на квадратики! — Ты совсем уже? — недовольно говорил Жан и продолжал наступать на пол, как попало. — Нет! — кричала на весь коридор Саша. — А! Успокойся! Нас же услышат и выгонят ненароком! — зашипел он и твердо поставил ногу прямо в квадрат. — Ладно, ладно, не буду я наступать на эти твои линии. Только не ори! Саша довольно улыбнулась и сильнее обняла его за шею, прижавшись своей щекой к его. Он только усмехнулся такому нестандартному поведению глупой, сумасшедшей девчонки. Шагал по квадратикам, не наступая на линии, чувствовал ее дрожащее дыхание в шею. Она, кажется, всегда дрожала, когда разговаривала. Выходит, даже дыхание у нее неровное. Выходит, она всегда боялась чего-то. Жан дошел до Сашиной комнаты и постучался в дверь — тишина. Зашел внутрь — никого. Имир с Кристой все еще искали это всегда дрожащее чудо-юдо. Он положил ее на кровать, которую Саша назвала своей, и уже собирался уходить, как Браус закричала, присев на кровати. — Я хочу веселиться. К черту сон!.. Жан чертыхнулся и быстро зажал ее рот рукой. — Тише, дура! Проверяющие уже пошли наверняка. Спи давай. — Но я не хочу спать, — промямлила она. — Просто закрой глаза и уснешь сразу же. Саша надулась и начала вертеть головой. За дверью слышались шаги, Жан занервничал, сам положил ее аккуратно на кровать. Саша вначале вредничала и сопротивлялась, но потом, когда он начал медленно гладить ее по волосам, посмотрела на него, не мигая, одновременно удивленно, благодарно и грустно. Жан про себя расслабился — успокоилась, наконец. А она продолжала рассматривать его, пока не заговорила тихо-тихо. — Папа всегда так гладил меня перед сном, когда я была маленькой, — улыбнулась она и начала закрывать глаза. Ее дыхание стало мерным. Конечно, он не считал ее милой. Конечно, не ставил целей когда-нибудь еще раз вот так заставить ее дышать ровно и не бояться, не дрожать, как обычно. Ему в этом чертовом мире несправедливостей и жестокости больше делать нечего, что ли, как заботиться о сумасшедшей, глупой девушке? Дверь резко распахнулась, вернув Жана из его раздумий. На пороге стояли взволнованная Криста и зевающая Имир. — О, ты нашел ее, слава Богу! — облегченно выдохнула Криста и поблагодарила Жана. Он кивнул и поспешил к себе.

***

Яркие солнечные лучи резали глаза. Было невыносимо душно. Саша слегка покачивалась в строю, совершенно не понимая речей старших. Ее слегка подташнивало, а также голова кружилась. Громкий голос капитана раздражал барабанные перепонки, врезаясь в голову отчеканенными слогами, словно тяжелыми ударами. Когда говоривший наконец замолк, разрешив солдатам разойтись, Саша вымученно вздохнула, схватившись за голову. — Что, Браус, похмелье? — немного издевательским тоном поинтересовался Жан. — Т-ты… Откуда?.. — хлопала глазами она. — Ты не помнишь? — разочарованно прищурился тот. Она робко помотала головой и начала заикаться. — Я… я ничего т-такого не д-делала вчера? Кричала, буянила, кусала за ухо, прижималась всем телом, заставляла не наступать на чертовы линии… Если короче — все нервы истрепала. Жан не то чтобы поиздеваться в отместку решил, просто немного поиграть с ней. — Ты мне в любви призналась. — Что?! — испуганно завопила Саша и тут же схватилась за голову от боли. Невнятные бормотания, быстрые моргания, дрожащие губы... Нет, Жан никогда не считал ее милой... — Как же? Я… — продолжала заикаться она, раскрасневшись и шмыгая носом. — Говорят, конечно: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», но я… Нет, не то чтобы ты мне не н-нравился, Жан. Т-ты… Ты мне нравишься, но я как-то и не думала, что могу так сказать. Я, в общем-то, вообще не… Она не оправдывалась, только дрожала сильнее обычного и лепетала что-то невнятное. А Жан улыбался, глядя на нее, на такую Сашу, запоминая каждое это невнятное слово, каждый этот дрожащий звук. Запоминал, чтобы потом не наступать на линии кафеля в общежитии. Запоминал, потому что понял, что в этом чертовом мире несправедливостей и жестокости такие глупые и сумасшедшие девушки — пожалуй, самые искренние и чистые создания.