Свободная воля.

Потерянное поколение. Дети, рожденные войной, изначально обречены. Вечное ощущение пустоты и вечные попытки найти что-то утерянное с первых дней жизни. Что-то было упущено и до сих пор так и не найдено. Тяжелее ли это чувство, чем бремя слепой ярости, что несли их отцы, а теперь насильно вложенное в невинные души детей, жаждущим абсолютного иного мира. Мира, где не всё поделено на зло и добро, а между людьми есть что-то еще кроме недоверия и установки в голове: «убей или будешь убит первым». Видимо, в тот день их встречи, Бог был благосклонен: мальчики нашли общий язык и подружились. По правилам своего времени они скрывали свою фамилию, своё происхождение, скрывали всё, кроме своей души. Ах, эта первая детская дружба и осознание, что кто-то в мире также разделяет с тобой твои мысли, взгляды на жизнь и мечты. Это окрыляет и даёт веру на счастливое будущее, ведь если есть один такое человек, то, значит, кто-то еще слеп до этой вечной борьбы. Человеку нужен человек. Даже такой шумный и немного пустоголовый, как этот балбес Хаширама. Что уж тут поделать? Каждому нужен друг. Даже если это такой забияка, как Мадара. Что уж тут взять? Хаширама быстро привык к его манере общения, хоть и до сих пор ругается на него, но это не всерьез. Никто не идеален, особенно эти двое, но каждый из них помогает стать лучше другому. Их тайные встречи стали уже традицией, и даже дождь не всегда становился преградой. Ни один из них не признавался, что каждый раз бежал со всех ног к их месту, дабы поскорее увидеть заветную мутновато-серебряную гладь реки и обточенные камни подле неё, чтобы снова почувствовать то необычное спокойное чувство в душе, коего не было даже в собственном доме. Они часто соревновались с друг другом во всем, хоть это и было всё в шуточной форме, иногда Хашираме казалось, что его друг воспринимает всё слишком всерьез. Домашние мальчиков подозревали что-то неладное, но внимания особого этому не уделяли, поэтому друзья вновь и вновь встречались у знакомой подруги-реки. — Ты никогда не сможешь достичь того мастерства кидания «блинчиков», — хвалился Мадара, смотря на сидящего рядом Хашираму. Младший Сенджу терпеть долго не стал, схватил небольшой камень и как швырнул его в Мадару; тот увернулся, но камень достиг всё же чьего-то лба. Послышался недовольный тихий «ай». — Я, конечно, знала, что мальки не любят девчонок, но чтобы камнями кидаться?! Невежда! В пару метров от них стояла невысокая девочка в блеклом сером кимоно и тёрла ушибленный — по вине Хаширами — лоб. — Почему у тебя волосы розовые? — первый отозвался Мадара, пока его друг стоял весь красный подстать наступающему огненному закату. — Ты знаешь, что нельзя задавать такие некультурные вопросы людям? Откуда вы взялись, с какой-то стаи дикарей? — она всё еще держалась за лоб одной рукой, а второй уперлась в бок. Её короткие розовые волосы действительно привлекали внимания, особенно их, которые не видели ничего подобного. Сакура же их своим достоинством не считала, а наоборот — скверным напоминанием, поэтому часто отрезала их, не давая достичь даже плеча. А эти яркие зелёные глаза… Она была словно новогодняя игрушка, нежелающая так выделяться. — А вообще, — она быстро оказалась возле Хаширамы, — чем вы тут занимаетесь? Которую неделю сюда уже захаживаете, — в её голосе была добродушно-невинная хитрость, словно она уже совсем забыла о столкновении её лба и камня. — Ты-ты заанами следдила? — выпалил Хаширама; Сакура небрежно оглянула заикающегося беднягу и переметнулась к Мадаре с тем же вопросом. — Мы тут тренируемся, — спокойно и гордо ответил Мадара, чувствуя некий стыд за друг, — а ты тут что забыла? — Я сюда хожу цветов для сухоцветов набрать и вид на закат сюда хороший открывается, — она так влюбленно посмотрела на медленно уползающее солнце, но быстро вернулась вниманием к Учиха, будто тот прекрасный вид ей уже перестал быть интересным, — а несколько недель назад увидела вас, признаюсь, наблюдать за вами двумя оболтусами — презабавная потеха, — Мадара расценил её усмешку как насмешку. Она скорее всего была его одногодкой, но говорила и вела себя не так, как подобает девушке, даже еще столь молодой. Все женщины, что он встречал были кроткими и тихими, и уж точно никак не оскорбляли мужчин, даже еще столь молодых. Может, это она невежда? Даже с ним все женщины вели себя тихо и скромно, а тут открытая насмешка! — Это кто еще из нас тут хамит и ведёт себя некультурно? — Ты, — она тыкнула в него пальцем, — и он немного, — она указала на всё еще красного Хашираму. — А он вообще в порядке у тебя? — Он мне не зверёк какой-то. — Прости, что попал в тебя камнем, — он поклонился ей и сложил руки в молитве над головой. — Хорошо, я не злюсь, — он поднял на неё глаза, и там было явное непонимание её поведения. — Ты же только что злилась, — напомнил Мадара. — Ой, кто старое помянет, — она махнула рукой. — Так, вы тут еще и камни пускаете по реке, да? Научите и меня? Меня всё равно так скучно сидеть дома, — она сделала весомый акцент на слове «так». Первое, что возникло в темноволосой голове, что она с сумасшедшего дома: так часто меняется настроение и такое странное появление, еще эти волосы розовые; второе, что возникло в его голове — у мамы такого же цвета кимоно было на её последнем дне рождения. Хаширама радостно согласился, впихнул ей в руки первый попавшийся камень и потащил её к реке. Учиха на них двоих покрутил пальцем у виска, но потом решил, что ничего плохого в том, чтобы поделиться его мастерством, нет. В первый раз сумасшедшая розоволосая девочка имени не сказала, даже во второй и третий. Их так раздражало выдумывать, как её назвать каждый раз, хоть и Мадара просто звал её «ты», но на сей раз они решили чуть ли не щипцами вытягивать из неё его, но она молчала. — Как же нам тогда тебя звать? — Как душе вашей угодно будет. — Тогда будешь красавицей, — простодушно улыбнулся Хаширама. — Как пожелаешь, — спокойно ответила Сакура, вскинув плечами. Хаширама зло посмотрел на друга, чтобы и тот что-то сказал, ибо после её ответа он немного растерялся и чувствовал себя неловко. В книгах, что он читал, дабы поладить с новой знакомой, девушки не так реагировали на комплименты. — Боже… Не знаю, что там у нас розовое… Сакура? — она резко обернулась на него. — Как лучше тебя называть дерево или сакура? — Представляешь, горшочек, — она обернулась к Хашираме, — у ёжа-то интуиция хорошая. — Кто тут ёж, а? Они с Хаширамой только посмеялись на возражения колючки. — Почему ты не хотела называться, ведь у тебя красивое имя, — поинтересовался Хаширама. — Оно глупое, разве нет? Назвать девочку с цветом волом сакуры просто Сакурой. Мать это сделала лишь бы отстали, — «мать» была выделена особой эмоциональной окраской. — Лучше если бы вы меня звали Саку. — Если тебе станет от этого лучше, — упокоил Мадара, видя, что она резко поникла, после упоминания матери. Так и всплыло её имя, хоть потом Сенджу продолжал использовать свой вариант, на что теперь Саку улыбалась ему. Сколько бы времени они не общались и не узнавали привычки друг друга лучше, Сакура всё равно казалась Мадаре странной: то резко замолчит в момент жаркой дискуссии, хотя до этого закидывала их словами, то просто начнет говорить о чём-то непонятном для них двоих; она отвлекалась на свой собственный мир внутри, пока мальчики дрались и из кожи вон лезли, чтобы показаться сильнее другого, чтобы подруга сказала, кто победитель в её глазах. Время шло, а она всё молчала о том, что нужно было им и говорила только про какие-то глупые мифы, легенды, про книги, которые прочитала. Но они ждали, терпеливо ждали. Оба знали, что этот ответ повлияет на многое, но между собой это не обсуждали. Порой она была так близка с ними, весела и так добра, а порой вела себя раздражительно отчужденно и скромно, будто они знакомы первый день. Им хотелось, чтобы она рассказала причину своего поведения, но она предательски молчала и скидывала всё на плохое настроение. Сакура игнорировала их переживания, оставляя наедине с их волнительными мыслями. Она видела в них лишь парочку оболтусом, с которыми можно провести время у реки, а не друзей, с которыми можно поделиться своими переживаниями и мечтаниями. Все их усилиями стать для неё железобетонной опорой она ломала одним лишь «всё нормально». Говорила она и правда много, рассказывала о своих увлечениях и причудах, но что было в душе и в голове парни не понимали. Единственной мечтой, которой она обмолвилась было: — О чем я мечтаю? Наверное, уйти из дома и иметь возможность путешествовать, — она тепло улыбнулась чему-то, что было не дано увидеть мальчишескому взгляду. Они сидели у привычного для них дерева и смотрели на блики солнца на зеркале реки. Каждому этому атмосфера чувствовалась по-своему прекрасна. — Но, Сакура, идёт же война, — возразил Хаширама, — небезопасно тебе отправляться в путь одной. — Да ладно вам, всё нормально, это же только мечты. Перекрашу волосы в черный, словно тьма ночная, и буду меньше кидаться взору людскому, — она подмигнула. Хашираму чуть инфаркт не хватил: испортить такой прекрасный цвет волосы черной кляксой (да не в обиду Мадаре). — Ты что, — он схватил её за плечи, перепугав всех, — у тебя самый красивый цвет волос, который я когда-либо видел! Я не знаю, почему ты так и не любишь и с такой злобой срезаешь их, но это в корне неправильно, если это кто-то вбил тебе в голову, то укажи на него пальцем и ему не жить. Мадара первый раз видел своего друга таким… таким строгим и… возбужденным? Но тот взгляд, которым смотрела на него пораженная Сакура, больно уколол сердце. Так смотрела мама на папу, каждый раз, когда он говорил ей свой скупой комплимент, — приятное удивление и обожание в глазах — но чтобы Сакура так да на Хашираму. Ему хотелось думать, что ему лишь кажется, что отношение между ними двумя более теплые, чем с ним, ведь Саку лишь шутит над ним и не ведёт себя так, как с его другом-оболтусом. Может, ему всё же кажется? Этого бы хотелось. — Тогда, если я начну отращивать волосы, то стану еще краше, да? — лукаво спросила девушка. Мадара терпеть этого больше не хотел, ему ведь тоже хочется подобного внимания. Он взял короткий локон ядовито-розовых волос и сказал, что должен был сказать первым: — Ты и так безумна красива, Сакура, с короткими или длинными волосами, с этим или другим желанным тобою цветом, так что не следуй глупым указаниям этого горшка, — на его лице появилась добрая, влюбленная улыбка. Теперь недовольная и угрюмая аура исходила от Хаширамы, но казалось эту немую схватку замечают только они. — А вы сегодня чудные парни, — она потрепала их по голове. — Как вы думаете, кошки понимают наш язык? Вот моя мне иногда отвечает, хотите — верьте, хотите — нет. А еще вот солнце… И снова эти глупые и неуместные вопросы в такую-то минуту. Тогда солнце и луна для них была она. А она не желала этого осознавать. Но Сакура слишком умна, чтобы не понимать их поведение и еще более мудра, чтобы выбирать кого-то напрямую и ломать их чудную «дружбу», убить все эти беззаботные дни и оставить кого-то с несчастной первой любовью. Нет, их внимание так спасло её и ещё спасёт не раз. Они росли и менялись, как снаружи, так и внутри. Они всё так же встречались у той реки, тренировались вместе и даже Сакура иногда участвовала в боях, хоть с ней и дрались даже не в пол силы. Казалось бы, всё так же, но никто не мог отделаться от мысли, что конец близок. Конец этим закатам у реки. Все всё понимали, но молчали, не зная причины этой медленно разрастающейся трещины. Мадара стал еще холоднее, а в его взгляде прослеживалась некая жестокость. Теперь когда они сражались с Хаширамой, он воспринимал это уже не в шутку и не мог понять, откуда эта непонятная злость внутри него. Но больше всех подбавляла масло в огонь Сакура: когда она подходила и хвалила их за успехи в мастерстве сражения, а потом занималась их ранами и то, как нежно она обрабатывала раны Хаширамы и как пеклась о нём только подкармливала мерзкое ощущение владельца серебряной медальки второго места, что ужасно поедало его. Манипуляции с его ранами были более резкими и не такими трепетными. Сакура же стала медленно, но верно отдаляться от них. Она не так часто ходила на их встречи или раньше всех уходила, объясняя всё важными делами. Только Хаширама, который, кажется, со всей силы пытался удержать их дружбу, остался прежним, только более серьезным и с некой усталостью в добрых, больших глазах. Сакура сама влилась к ним, и сама решила всё это закончить одним мерзким холодным вечером осени. — Я сегодня пришла с неожиданной весточкой. — От кого? — спросил басом Мадара. Это больше не мальчик, который учил её пускать «блинчики». Она знала, что взрослеть сложно, но кто же знал, что настолько. Теперь всего лишь нужно закончить эту страницу жизни, выкинуть перо в эту чёртову реку и уйти своим путём, как должны и они. — Весточка от суровой реальности, наверное? — спросила саму себя скорее, чем их. — Я… Больше не буду приходить сюда. Я больше вообще не смогу с вами видеться. Казалось, что их боль от её слов была осязаемая. Парни молчали, смотря на неё, а она, держась с ними на ровных, смотрела на них в ответ. Если бы только они знали, как ей сейчас сложно. — Почему это, красавица? Было тяжело собрать разбросанные в голове слова в нормальное предложение, поэтому решила показать. — Только реагируйте спокойно, я достаточно уже накричалась дома сама. Она поправила волосы за ухо, глубоко вдохнула и наконец указала пальцем на ключицу, рисуя круг. Мадара зло рыкнул, сжав руку в кулак. Всем всё было понятно. Есть в этом мире злая шутка богов и название ей — метка божественного суженого, хотя больше напоминает клеймо, которое отбирает возможность творить свою собственную судьбу. Кто-то говорит, что сам Бог выбрал тебе идеальную пару и это огромная удача, ведь не каждый человек носитель подобного подарка. Никто так и не смог дать чёткого ответа, почему эта маленькая чудаковатая печать появляется на теле, но принято считать, что от брака таких людей рождается ребёнок, что может поменять ход истории. Даже если между носителями одинаковой печати любовь не возникает яркой вспышкой, появляется бешеная привязанность и нужда в этом человеке, потому что на то воля Божья. — Всё по дебильному сценарию дешевых романов для женщин за сорок, — они впервые видели слёзы Сакуры. — Я не желаю зависеть от кого-то только из-за глупого следа от башмаков Бога, поэтому я решила уйти, ведь если печать пробудилась до совершеннолетия, значит, второй носитель рядом. — Может, это кто-то из нас? — поникло предположил Хаширама. — Но ни у одного из вас её нет, — она ласково улыбнулась, но слёзы оказались сильнее. — Нет, не лезьте меня утешать, я это не просила, — она жестоко оттолкнула руку Мадары. Она и плакать не хотела, но чувство безнадежности и забранной свободы, которую она даже еще полностью не получила, душило её, будто Господь обвёл красной нитью её шею и еще чью-то, а теперь так жестоко тянет её. Печать даже не чувствуется на теле, но Сакуре она казалась невыносимо тяжелой. — Печать появляется у каждого по-разному, — теперь Мадара надеялся увидеть под своей ключицей такую же печать, тогда бы они с Сакурой были бы вместе и никакой Хаширама не стал бы преградой. Но если печати не появится на его бледном теле, то он возненавидит её еще сильнее, чем её носительница. — Даже если это кто-то из вас, ребят, то рано или поздно, но мы еще встретимся. — Но… — Никаких «но», Хаширама, — грубо прервала его Сакура, зло посмотрев на него, — не будьте эгоистами, дайте мне полноценно побыть им. Я хочу уйти и посмотреть на мир, как я того желала с маленьких лет. Когда-то моя мать ушла, бросив меня, только из-за того, что её раздражала семейная жизнь, а чувство того, что она ничего не видела кроме орущей маленькой меня и отца, следующего за ней по пятам и не давая вдохнуть, медленно, но верно делало из неё чудовище. Я всегда злилась на неё и буду, но теперь я могу понять её. Я не хочу подобной судьбы, она не была носительницей печати, но нежеланная беременность со стороны матери, чем тебе не клеймо на всю жизнь и матери, и дитя? Если вы оба меня любите, то дадите уйти. Не заставляйте меня жалеть, что я вам всё это рассказала и показала. Не заставляйте ненавидеть вас. Начал моросить дождь. День испорчен окончательно. — Там же опасно для тебя, — Хаширама продолжал гнуть линию заботливого парня. — Мне хватит сил и способней, я же не зря стала тренироваться с вами. Ваши усилия не напрасны, а даже если умру… значит, такова судьба. Бог же сам распоряжается моей волей и жизнью, так что на всё его желание, — она подняла голову вверх, стараясь увидеть этого шутника. Мадара подошел к ней и сжал её в объятьях, будто бы давая своё добро. Никто не видел, как он активировал шаринган, стараясь запомнить каждую секунду, сжимая её в объятьях. И этот сладко-терпкий запах винограда с мятой казался ему нужнее воздуха и не хотелось отпускать, зная, что сейчас она так же обнимет Хашираму и тот так же будет гладить её по спине и вдыхать этот желанный только им аромат. — Обещай, что вернешься ко мне, — он прошептал ей на ухо, чтобы не услышал никто, кроме них: ни Хаширама, ни проявившаяся луна, жаждущая подглядеть за ними, ни Бог. — Я вернусь к вам. — Нет, не нужно к «нам», только ко мне. — Хорошо. И всё же пришлось отпустить. Хаширама, терпеливо ожидающий, обнял уже не так больно, но жадно. Всё же это конец, почему бы и не сказать что-то, что давно хотел. — Я тебя люблю, — он последовал примеру Мадары и так же сказал шепотом, чтобы тот, как и он, гадал, что было сказано в этот мрачный поздний вечер. — Как и я тебя. — Не думаю, что именно так. Они встретились в солнечную пятницу весны, когда всё только начинало расцветать, как и их дружба. А закончилось всё в холодный четверг осени, когда она забирала красоту деревьев и их любовь.