Вернулись

      Длинные худые ноги крепко обвивают мою поясницу. Его движения резкие, размашистые. Мне приходится крепче прижать его к себе, чтобы случайно нам двоим не начать кататься по полу, опрокинув все вверх дном.       Мои еще не успевшие согреться руки аккуратно оглаживают его лопатки. Я честно пытался убрать их, переложить поверх фуфайки и обнимать так, но он не позволил и лишь с еще большей силой стал льнуть ко мне.       Его руки наоборот горячие. Они всегда горячие. Он утверждает, что это у него все при виде меня горит. Шутливо или всерьез — я, наверное, никогда не узнаю. Я же отвечаю, что это просто кровь хорошо бегает, все-таки молодой еще совсем.       Он держится за мою шею и целует быстро-быстро куда придется: веки, брови, лоб, скулы, уголки губ, нос. Ощущение, что он скорее просто тыкается губами, чем целует, но мне и так нравится. Он отстраняется от меня (всего на пару мгновений), откидывает свою голову назад и совсем уж ребячески, по-идиотски смеется. А потом снова приподает к моему лицу и восклицает игриво:       — Вернулись! Вернулись!       И улыбается так ярко-ярко.       — Конечно, вернулся. Как будто я мог куда-то уйти! — отвечаю я, стараясь сделать свой тон более недовольным.       — Могли! Конечно, могли. И хотели! Я уверен, хотели. Но вернулись! Вернулись.       И снова перебирает мои волосы на затылке, и снова улыбается, как одурелый, и снова прижимается ко мне, будто только я один и нужен ему во всем белом свете. А мне неловко. Неловко, что он вот так легко раскусил меня, прочитал, как открытую книгу. Я ведь хотел. Действительно хотел уйти. И собирался. А потом вспомнил его горящие огнем глаза, вспомнил лучезарную улыбку и не смог. Просто не смог уйти. И, наверное, уже никогда не смогу.       — Глупости говоришь, Ливерий. Ничего я не хотел и не мог. Мне хорошо тут. С тобой, — выдыхаю я ему в плечо и буквально каждой клеточкой своего тела чувствую, как он замирает, кажется, даже переставая дышать.       Он поднимает мое лицо, заглядывает в глаза (проникновенно так и даже будто бы немного тоскливо) и уж слишком серьезно спрашивает:       — Не уйдешь?       Глядя в эти бездонные глаза, я не могу солгать.       — Не уйду, — так же серьезно шепчу я.       Он выжидает минуту, дает мне шанс, будто я еще могу передумать, а затем приникает своими губами к моим. Я совсем не против.