Красная шапочка

      Старый дом семьи Боннен был не из тех, что мог привлечь внимание проходящего мимо путника, будучи довольно старым и обветшатлым, увитый с одной стороны темными зарослями плюща, через который солнечный свет едва ли проникал в помещение, и шиповником, опоясывающим жилище по периметру, однако для самих жильцов являл собой великую ценность, несмотря на всю бедность внутреннего убранства и фасада. Когда-то семья Боннен имела свою пекарню в городе, процветавшую и пользующуюся популярностью у местных, но потом случился пожар и удача отвернулась от людей. Глава семейства бросил жену и малолетнюю дочь, польстившись на прелести молодой дочки фермера, и тем пришлось на последние гроши купить дом в пригороде, вдали от посторонних глаз и прежних воспоминаний. Прибыли от продажи выпечки, которая производилась по старому семейному рецепту, было немного, однако вскоре скромная жизнь вошла в привычку и довольство малым более не причиняло дискомфорта ни молодой женщине, ни ее маленькой дочери Пруденс, самым большим удовольствием для которой была прогулка в красивом, густом лесу, где ее окружало множество маленьких зверушек и птиц, радующих девочку своими чудесными трелями. На другом конце леса жила бабушка юной Пруденс, Беатрис, от природы нелюдимая и бирюковатая, однако между ней и внучкой всегда царила любовь и понимание, а потому та очень часто захаживала к пожилой женщине, принося ей домашнюю выпечку и вино.       Прошло не многим около десяти лет, и Пруденс из маленькой девочки превратилась в красивую молодую девушку, и все больше мать боялась выпускать дочь из дома, опасаясь беды, которая могла приключиться с ней в пути. Она-то знала, что в старом особняке Хейлов, заброшенном на многие годы, вновь поселилось это странное семейство, слухи о которых ходили не из лучших, а потому запретила дочери более гулять по лесу далеко от дома, неохотно отпуская ее в гости к родной бабушке. — Но что может со мной случится? — Недоумевала Пруденс, нахмурив лоб. — Ведь я выросла в этом лесу и до сих пор ничего дурного не произошло. Мать не отвечала дочери, лишь строго повторяя запрет, и девушка не смела ослушаться, пользуясь своей свободой лишь тогда, когда шла по дороге к бабушке и могла спокойно насладиться прогулкой в любимом лесу, даже не подозревая, что за ней каждый раз наблюдает не одна пара глаз, сопровождащих на всем пути. — Бабушка, я пришла. — Пруденс ступает на порог дома, сверкая широкой улыбкой, и достает из корзинки свежие пирожки, ароматом гвоздики и корицы наполняющих небольшое жилище. — Почему ты никогда не запираешься на засов? Ведь ты живешь одна и некому тебя защитить. — Кому нужна старая карга? — Скрипучим голосом говорит женщина. — А вот тебе следует быть аккуратнее. Из-за меня идешь такую даль… — Не говори глупостей. — Пруденс присаживается на скрипучее ложе бабушки и замечает какую-то красную материю, что свернутой лежала на одеяле. — Что это? — Это тебе. Только закончила, примерь. Накидка цвета свежей крови села как раз в пору, мягким облаком укрывая почти до самых пят, и Пруденс счастливо улыбается, закружившись в центре комнаты, накинув на темные волосы глубокий капюшон. Девушка была довольна донельзя и в тот день просидела с бабушкой дольше обычного, возвращаясь домой затемно, отвергнув предложение остаться в старой хижине на ночь. Мама была дома одна и, конечно же, волновалась за нее, а потому Пруденс спешила, ступая поношенными ботинками по засыпанной листвой тропинке, и даже не заметила, как рядом с ней появилась еще одна тень, но не человеческая, а звериная. В том краю волков не водилось, а потому девушка поначалу решила, что чья-то собака, заблудившись, следует за человеком к выходу из леса, но то была не собака, а большой черный волк, чьи глаза опасно светились красным, точно как и луна, что озаряла в ту пору небосвод. Пруденс замирает, точно окаменевшая, то ли от испуга, то ли зачарованная этим взглядом, и не может сдвинуться с места, позволяя волку приблизиться, грациозной поступью ступая ей навстречу. Животное останавливается рядом с ней, ткнувшись носом девушке между ног, отчего та инстинктивно вздрагивает, непроизвольно сжавшись. Волк урчит, трется головой о девичьи ноги, слегка прикусывая подол длинной юбки, пока наконец Пруденс не осмелевает в достаточной степени, чтобы дотронуться до звериной шерсти и провести ладонью по густому меху на загривке. — Откуда ты такой славный? — Шепчет она, улыбнувшись, когда животное принимается обнюхивать ее пальцы. — Мне пора домой, ты уж прости. Девушка медленно отходит от волка, красные глаза которого ярко светились в свете кровавой луны, и вскоре ускоряет шаг, не оборачиваясь даже тогда, когда слышит шелест листвы за спиной, знаменующий следование животного следом. Она добегает до дома, спешно затворив за собой дверь, и еще плотнее кутается в свою красную накидку, будто бы та могла защитить ее не только от гнева матери, но и того взгляда, что теперь будет преследовать ее не только наяву, но и во сне.

***

      Он приходит к дому старой Беатрис поздно ночью, когда луна ярко светила в чистом звездном небе, и тотчас же понимает, что не сумеет при всем желании ступить за порог, неприятно оскалившись и сверкнув глазами полными раздражения. Рябина резала нюх, хотя сама дверь явно некогда мастерилась из дуба, в то время как старые и уже давно не столь прочные ставни на окнах были именно из злосчастного дерева, будто бы кто-то уже давно знал, от кого следует защищаться. — Кто там? — Слышится скрипучий голос изнутри, и мужчина слегка отходит назад, с внимательным прищуром глядя на покрытую листвой обветшалую крышу. — Гости. Пожилая женщина открывает дверь колеблясь, протерев передником большие очки, без которых она не могла не то что вязать, но даже свободно передвигаться по дому, и замирает в испуге. — Здравствуй, Беатрис. Мужчина галантно склоняет голову в поклоне, усмехаясь при этом насмешливо и самодовольно, однако женщина знает, что тот не сумеет пройти внутрь, а потому чувствует себя защищенной в своем пускай и старом на вид доме, где оборотням не было места. — Вот мы и встретились вновь. — Низким глубоким голосом говорит он. — Удивительно, как похожа на тебя твоя внучка. Она ведь сейчас в доме? — Ее здесь нет! — Вскрикивает старушка, прижав руки к груди. — Чего тебе нужно от Пруденс? — Значит, ее зовут Пруденс? Глаза мужчины опасно сверкнули красным, и женщина инстинктивно пятится, едва не оступившись о скатившийся на пол клубок ниток. Она не верила тому, что видела, как и не верила доселе словам дочери, будто бы семейство Хейлов вернулось в тамошние места, ведь с оборотнями должно было быть покончено, ибо она сама некогда лично о том позаботилась, но как оказалось некогда приложенные усилия не оправдали надежд — звери вернулись в пригород для мести, кровавой и беспощадной. — Не смей тронуть мою внучку, бесовское отродье! Ты не сумеешь… — Неужели? И кто же меня остановит? — Мужчина широко улыбается, оголив слегка заострившиеся зубы. — Охотников больше нет в городе. Или, быть может, мне стоит бояться тебя? — Если ты хочешь отомстить, то возьми мою жизнь, не трогай невинное дитя! — А с чего ты взяла, что я собираюсь причинить ей вред? Отнюдь. Я приметил твою внучку для себя, Беатрис, и она станет моей, поскольку в тайне она желает меня столь же сильно, как я ее. — Уж лучше смерть, чем такое проклятье… — Смерть придет, но не к ней. Ты же заплатишь сполна за то, что когда-то сделала со мной и моей семьей. Когда вдалеке слышится протяжный волчий вой, женщина резко затворяет дверь, прижавшись к ней спиной. Ее руки дрожат, а соленые слезы крупными дорожками стекают по морщинистым щекам. Она шепчет молитву, прижав руки к груди, как вдруг на крышу падает нечто крупное и тяжелое, отчего балки, подпирающие доски потолка, опасно дрожат под чьим-то весом. Дом целиком был сделан из дуба, и лишь отдельные его части изготавливались только из рябины, а потому мнимая защита рушится в тот момент, когда потолочные доски пробивает огромная когтистая лапа, полностью покрытая черной шерстью. — В пожаре погиб весь молодняк, Беатрис. — Говорит все тот же низкий голос из-за двери. — Но кое-кому все же удалось спастись. Тебе же сегодня бежать некуда. Округу наполняют душераздирающие крики, когда оборотням все же удается проникнуть внутрь хижины. В ту ночь свершилась месть, в ту ночь в дом явилась смерть. Мужчина так и не входит внутрь, отстраненно наблюдая через приоткрытое окно за тем, как чужие клыки вонзаются в испускающее последний дух тело, и кровь струится из распоротой шеи на дощатый пол. — За все приходится платить, Беатрис. — Шепчет он, глядя на мертвое тело. — За все приходится платить.

***

      Пруденс выходит из дома лишь спустя практически неделю, но не потому что мать столь строго наказала дочь, а по причине иной, куда более странной, что тревожила разум своими навязчивыми образами каждый раз, как солнце садилось за горизонт. Ей виделись странные сны, где она гуляет по знакомым с детства тропам и вдруг на нее напрыгивает большой черный волк, в точности напоминающий того зверя, которого она встретила той ночью в лесу. Он валит ее в ворох листвы, прижимая к земле всем своим весом, и вот девушке кажется, что острые зубы готовы пронзить ее горло, однако вместо обещанной боли происходит нечто доселе невиданное, и волк принимается вылизывать каждый дюйм открывшейся девичьей кожи, лапами стараясь задрать юбку выше. Пруденс стыдливо отворачивается, когда зверь касается носом ее лобка, но стоит ей вновь обратить на него свой взор, как она видит уже не животное, а человека, и у этого человека кроваво-красные глаза. С каждым разом сны становились все распутнее, пока не достигли своего апогея, и вот девушка уже лежит на мягкой перине, которую доселе доводилось лишь видеть в своих мечтах, а меж ее ног, опираясь на локти по обе стороны от ее лица, находится мужчина, нависая над Пруденс и взглядом подчиняя своей воле. Всякий раз просыпаясь от некого страха и острого возбуждения, девушка еще долго не могла прийти в себя, уже опасаясь засыпать в последующую ночь, ибо каждое сновидение все более приближало ее к тому, что происходило между мужчиной и женщиной, и чего Пруденс всячески стремилась избежать с тем, чьи красные глаза были в точности как у волка из леса.       Она идет к бабушке на рассвете, собрав корзину еды, и как всегда одевает свою накидку, которая ей столь полюбилась и которую она не снимала на улице даже в теплую погоду. Это была единственная новая вещь, которая появилась у девушки за последние годы, и в ней молодая красавица была еще прекраснее и желаннее для того, кто шел за ней по пятам, ступая следом куда бы та ни следовала. Пруденс то и дело оборачивается, обеспокоенно озираясь по сторонам, но не успевает даже заметить, как впереди возникает чья-то фигура, в которую девушка почти врезается, неловко оступившись на бугристой дороге. — Осторожнее, красавица, так можно и покалечиться. Она поднимает глаза и видит перед собой того самого мужчину из своих снов, одетого богато и с лоском, однако глаза его не горят кровавым огнем, а зубы, оголившиеся в ухмылке, не такие острые, как у волка. Но это он, без всяких сомнений, и Пруденс резко отскакивает от знакомого незнакомца, будто от прокаженного. — Я напугал тебя? — Смеется мужчина, склонив голову набок. — В таком случае, прошу меня простить. — Кто вы? — Я все еще не представился? Меня зовут Питер. — С некой иронией в голосе говорит незнакомец. — Куда торопишься, Пруденс, неужели вновь к своей бабушке? Девушка распахивает глаза от удивления, еще сильнее сжав ручку корзинки, на что мужчина в ответ лишь смеется, медленно приближаясь к ней, как тот зверь в ночь кровавой луны. — Не стоит меня бояться, Пруденс. Я тебя не укушу. Если только ты сама того не захочешь. Пруденс не может пошевелиться, ватные ноги не слушаются ее, и она от страха прикрывает глаза, когда на ее щеку ложится чужая ладонь, обжигая горячим прикосновением. — Я слышу, как бешено стучит твое сердце. — Питер утыкается носом в чужие темные волосы, глубоко вдохнув запах мыла, исходящий от прядей девушки, и опускает обе руки на гибкую девичью талию, притягивая к себе. — Ты так вкусно пахнешь… Пруденс вырывается резко, будто некие высшие силы вдохнули в нее жизнь, и бросает мужчине в лицо корзинку, метнувшись стремглав по тропе. Она подбирает юбки, цепляющиеся за ветки кустарников и поваленных деревьев, и чувствует, как из глаз рекой льются горячие слезы.       Она не успевает пробежать и половины той дороги, что вела к более редкому лесу, где за холмом находился дом ее бабушки; ее берут в кольцо сильные руки, повалив в ворох свежеопавшей листвы, и крепкое мужское тело наваливается сверху, придавливая к земле и не позволяя пошевелиться. Пруденс поднимает глаза, чтобы увидеть до ужаса знакомый кроваво-красный взгляд, ощущая острое прикосновение когтей к своему телу. — Пожалуйста, не надо! Ответом ей служит лишь недовольный рык, пугающий и глубокий, а острые клыки опасно клацают у тонкой шеи, призывая покориться уготованной судьбе. Пруденс лежит, содрогаясь от парализующего страха, закусив губу и отвернувшись, когда мужчина ведет когтями дорожку от самого горла девушки до задравшейся выше колен юбки, задирая ее еще выше и скользнув пальцами между нежных бедер. — Такая молодая, — шепчет зверь, лизнув языком маленькую ложбинку между девичьих грудей, — и такая невинная. — Нет, нет! Дорогой сердцу подарок — красная накидка — трещит под напором острых когтей, а следом до середины бедра разрывается и юбка. Мужчина, лежащий между девичьих ног, утыкается ей в изгиб шеи, аккуратно прихватив кожу зубами, пока его рука медленно исследовала маленькую грудь несчастной, когтистой пятерней лаская и слегка сжимая. — Ты будешь моей, только моей… Пруденс начинает извиваться и пытаться вырваться, когда тот, кто представился Питером, спускает с себя брюки, пытаясь устроиться удобнее, но подобное сопротивление лишь усугубляет ситуацию, злит, заставляет причинить ненужную боль.       В ее снах мужчина всегда был нежен и ласков; он подолгу ласкал тело девушки, ведя языком по груди, вбирая затвердевшие от возбуждения соски в рот, отчего Пруденс таяла в чужих объятиях, хотя мысленно и сопротивлялась тому, что в тайне признавала удовольствием. Ее таинственный любовник порой спускался ниже, покрывая впалый живот чередой жарких поцелуев, пока не достигал интимного места девушки, и тогда умело истомлял ее игрой юркого языка, вторгаясь им во влажное лоно, отчего девушка невольно запускала пальцы в чужие волосы, притягивая искусителя ближе. Но никогда, ни в одном ее сне он не был так жесток, и никогда еще то тайное действо, которым Пруденс не по своей воле, но по сокрытому согласию придавалась с ним в своих снах, не доходило до самого главного, а сейчас казалось, что дороги назад уже не будет.       Она кричит и дергается, царапая чужую грудь, когда мужчина резко входит в нее без подготовки, одним размашистым толчком проникая в еще неподготовленное тело. Он движется в ней вначале медленно, но вскоре ускоряется, ритмичными, рваными движениями бедер заполняя девушку изнутри. Из ее глаз вновь рвутся слезы, но уже не от страха, а от боли, которая пульсировала внизу живота и разливалась по всему телу с каждым новым толчком. Красные глаза буквально пожирают, с жадным вожделением глядя на заплаканное лицо, а острые когти до крови царапают бедра, не давая двинуться с места. Пруденс делает последнюю попытку вырваться и в этот момент инстинктивно сжимается внутри, будто бы то могло хотя бы как-то облегчить ее участь, как вдруг мужчина издает по-настоящему звериный рык, и его лицо теряет последние остатки человечности. Девушка начинает ощущать странное чувство внутри своего тела, будто бы что-то расширялось в ее лоне, и движения Питера становятся еще более грубыми, резкими, звериными, причиняя больше боли и дискомфорта.       Он изливается в ее тело с гортанными ревом, последним толчком войдя в Пруденс до конца, а вместе с тем вонзает острые клыки в хрупкую девичью шею, прикрыв глаза от воистину великого наслаждения. Девушка не двигается, когда все закончилось, и ее взгляд постепенно начинает тускнеть. Она уже не чувствует ни боли, ни горя, не реагирует, когда зверь проникает языком ей в рот, ласково, как и в ее снах, прикусывая полные губы, пока наконец не наступает момент, когда холод острыми нитями опутывает засыпающее тело, погружая в сладостную дрему. — Скоро мы будем вместе, моя красавица. — Говорит Питер ей на ухо, лизнув ушную раковину девушки, и осторожно покинув ее лоно. — Скоро ты вернешься ко мне. Он берет Пруденс на руки, завернув в кроваво-красную накидку, и несет в сторону своего дома, даже не подозревая о том, что не каждому человеку дано пережить укус оборотня, и что однажды умерев девушка более никогда не вернется в мир живых, так и оставив после себя лишь вкус собственной крови на чужих устах.